Огонь и пепел

Черт! Всё не то. Всё не то. Всё не то… Неужели всё не то?

С чего вдруг я пришел к такому выводу? Бессонница. Всему виной она. Нет, нужно успокоиться и постараться заснуть.

Прошло уже восемь лет с момента дебюта нашей группы. Но что сейчас происходит? Опустошение? Творческий кризис? Мы добились всего, чего хотели, и даже больше. Босс нами доволен. Еще бы! Столько прибыли приносят его подопечные, одна наша группа только чего стоит. Я рад за нас. Мы молодцы.

Но я? Что со мной не так? Мне нужен отдых. Я просто устал. Нужно развеяться…

Я пришел на прослушивание в агентство, когда мне было пятнадцать. Особо не надеялся, что пройду. Но попробовать хотел – по голове все равно никто бы не дал, а к критике я отношусь нормально. Во всяком случае, так я считал тогда.

Сейчас мне двадцать пять… Уже двадцать пять, черт возьми! Чувствую себя стариком, у которого нет никаких эмоций. Надеюсь, это мне только кажется из-за усталости.

Тогда, на прослушивании, я познакомился с Джунгом и Минджуном. Парни были братьями-близнецами. У обоих была особенность – разный цвет глаз, гетерохромия. Было интересно на них смотреть: один глаз карий, другой – серый. Веселые, открытые, оба читали рэп и классно танцевали. Им было по шестнадцать, как они сказали, день рождения у них был за пару дней до прослушивания, но их это особо не волновало. Они были

настроены на результат.

А меня зовут Юджун, но друзей я просил называть меня Джу.

И вот мое прослушивание. В нем было три этапа: хореография, пение и сочинение песни за определенное время. На самом прослушивании присутствовал директор Пак Сон Ким. Он был известной личностью в индустрии развлечений. Начинал как певец, получил популярность, а дальше начал делать больше: маленькая звукозаписывающая студия и небольшой зал для хореографии, который сначала сдавался в аренду, а потом он предложил хореографам стать членами его команды. Так и появилось агентство «КиК».

И вот… я стоял перед ним как двоешник перед учителем, смотрел на него и думал, что он мне скажет за всё, что я показал. Откажет ли? Нет, не должен был. Я показал себя хорошо. Долго он смотрел на меня. Но… не говоря лишних слов, сказал, что я в команде. Без объяснений. Без длинных ярких речей. Просто: «Ты в команде».

Я был рад. Очень. Было сложно… но я прошел. Часть пути была пройдена.

С близнецами всё было куда дольше. Одного хвалил, другого ругал. Но в итоге оба прошли.

Конечно, вот продолжение:

Джунг и Минджун… тогда, в день прослушивания, они казались двумя вихрями энергии. После вердикта директора они набросились на меня с объятиями, крича что-то про «теперь мы команда!». Их энтузиазм был заразителен. В тот момент я чувствовал себя частью

чего-то большого, чего-то нового и захватывающего.

Сейчас, восемь лет спустя, лежа в темноте своей слишком тихой и слишком большой квартиры, я ловил себя на мысли, что тот вихрь давно утих. Остался лишь ровный, предсказуемый шум рутины. Тренировки, запись в студии, съемки, выступления. Всё отлажено до автоматизма. Мы стали хорошо смазанной машиной, и я был одним из ее винтиков. Безупречным, но… заменяемым.

С тоской я повернулся на другой бок, глядя на свет фонарей, пробивавшийся сквозь щели между шторами. Может, дело не в усталости? Может, дело во мне? Я вспомнил, как сегодня на репетиции мы отрабатывали новый танец. Джунг, как всегда, выкладывался на все сто, его движения были резкими, наполненными страстью. Минджун ловил каждое слово хореографа, его разноцветные глаза горели сосредоточенностью. А я… я просто правильно делал все движения. Без огня. Без той искры, что заставляет зрителя не дышать.

«Джу, с тобой всё в порядке?» – спросил меня после репетиции Минджун, положив руку на плечо. Его серый глаз смотрел с беспокойством, карий – пытался просканировать мое настроение.

«Просто устал»,– буркнул я в ответ, отводя взгляд. Я не смог признаться даже им. Даже тем, с кем прошел через всё. Стыдно. Как можно жаловаться на жизнь, о которой миллионы могут только мечтать?

Директор Пак… он до сих пор смотрит на меня тем же пронизывающим взглядом, что и на прослушивании. Иногда мне кажется, он видит эту пустоту во мне. Но он

ничего не говорит. Бизнес есть бизнес. Пока группа приносит доход, пока контракты исполняются, всё в порядке.

Я сел на кровати и провел рукой по лицу. Нет, так нельзя. Завтра у нас выходной. Все разъедутся по своим делам. Джунг поедет к родителям, Минджун – на какую-то выставку. А я… а я останусь здесь. В этой тишине. И сойду с ума.

Решение пришло внезапно, почти инстинктивно. Нужно куда-то сорваться. Прямо сейчас. Не завтра, не послезавтра. Сейчас, пока ночь еще не кончилась и город не погрузился в дневную суету.

Я встал, подошел к шкафу и начал натягивать первую попавшуюся темную одежду – черные джинсы, черную толстовку с капюшоном. Ключи, кошелек, маска на лицо – стандартный набор для того, чтобы остаться незамеченным. Я не хотел быть «Юджуном из группы». Сегодня я хотел быть просто Джу. Никем.

Выйдя на улицу, я вдохнул прохладный ночной воздух. Город спал, но его ритм все еще ощущался – редкие машины, далекий гул ночной жизни. Я не стал вызывать такси, просто пошел вперед, без цели, куда глаза глядят.

Я шел по пустынным улицам, и в голове снова всплывали обрывки воспоминаний. Наша первая победа на музыкальном шоу. Как мы тогда плакали, все

втроем, не скрывая эмоций. Первый большой стадион. Как я тогда боялся, что мой голос дрогнет от волнения.

А что сейчас? Сейчас я выхожу на сцену и вижу море светящихся палочек, слышу рев толпы. Но это словно происходит не со мной. Я смотрю на это словно через толстое стекло.

Я не знаю, сколько времени я бродил, но в конце концов я оказался в старом районе, недалеко от того самого здания, где когда-то располагалась первая студия директора Пака. Тот маленький зал для хореографии. Район изменился, но это здание стояло все тем же, потемневшим от времени и дождей.

И тут я увидел свет. В окне на первом этаже, в том самом зале, горел свет. Это было странно. В столь поздний час. Я замедлил шаг, потом остановился напротив, затаившись в тени подъезда.

И сквозь стекло я увидел его. Директора Пака. Он был один. И он… танцевал. Не та сложная, отточенная хореография, которую мы отрабатываем с нашим учителем, а что-то старое, из его прошлого, что-то на грани брейк-данса и старого школьного хип-хопа. Его движения были неидеальными, где-то даже скованными, но в них была та самая искра. Та самая wow энергия, страсть, которую я в себе больше не чувствовал.

Он танцевал для себя. В пустом зале, глубокой ночью. Просто потому, что не мог не танцевать.

Я замер, не в силах отвести взгляд. И в этот момент наш взгляды встретились через окно. Он не остановился. Он продолжил двигаться, его взгляд был направлен прямо на меня, спрятавшегося в тени. Он улыбнулся. Не той деловой, одобрительной улыбкой, которую я видел на совещаниях, а какой-то другой, понимающей и… грустной.

Затем он сделал движение рукой, короткий жест, который можно было истолковать и как «уходи», и как «заходи».

Мое сердце заколотилось. Бежать? Или сделать шаг навстречу? Шаг назад, к истокам, к тому самому месту, где всё началось?

Шаг навстречу. Ноги сами понесли меня вперед, к знакомой двери, облупившаяся краска на которой казалась теперь не признаком запустения, а шрамами, хранящими память. Дверь была не заперта. Скрипнув, она впустила меня в прошлое.

Воздух внутри был густым и пыльным, пахнущим старым деревом пола, потом и чем-то неуловимо творческим – запах, который не смогли вытеснить годы и новейшие технологии наших студий. Директор Пак не прекращал движение, лишь кивнул мне, продолжая свой танец под неслышную мне музыку. Он был погружен в

себя, в ритм, который слышал только он.

Я стоял у стены, чувствуя себя лишним, мальчишкой, нарушившим чужое уединение. Но когда он наконец остановился, опершись руками о колени и отдышиваясь, в его глазах не было упрека.

– Знакомое место, да, Юджун? – его голос прозвучал глухо в пустом зале.

– Да, сонбэ-ним, – автоматически ответил я.

– Оставь эти церемонии. Сейчас мы не директор и артист. Сейчас мы два танцора в четыре утра. – Он выпрямился и прошел к старому проигрывателю в углу. Скрипнула виниловая пластинка, и зал наполнили мягкие, джазовые аккорды старого R&B. – Иногда нужно возвращаться туда, где начал. Чтобы вспомнить, зачем ты вообще начал.

Он посмотрел на меня, и его взгляд был тем же пронизывающим взглядом, но сейчас в нем не было оценки. Было понимание.

–Горишь? – спросил он просто.

Я не нашел сил солгать. Я молча кивнул, глядя в пол.

– И слава Богу, – неожиданно сказал он. Я поднял на него глаза. – Страшно, когда горит плохой артист. Но еще страшнее, когда не горит хороший. Ты думаешь, я не

видел? Видел. Ждал, когда ты сам ко мне придешь. Или не придешь. И сломаешься.

Он подошел ко мне ближе.

–Ты достиг вершины, которую себе наметил. А новую – не построил. Тебе скучно. Ты не видишь цели. Ты исполнил все свои мечты и не придумал новых. Так?

Слова били точно в цель. Я снова мог только кивнуть.

– Знаешь, что мне помогло, когда я чувствовал то же самое? – Он указал на проигрыватель. – Я начал все с нуля. Но не в карьере. В голове. Я забыл, что я – Пак Сон Ким, глава агентства. Я стал тем самым парнем, который танцевал здесь, потому что не мог не танцевать. Без планов, без контрактов. Просто потому, что музыка просила его двигаться.

Он выдержал паузу, давая мне понять.

–Твои братья… Джунг и Минджун… у них еще горят глаза. Они еще карабкаются. А ты уже на вершине. И тебе одиноко. Тебе не за кем тянуться. Значит, нужно тянуться за собой. За тем парнем, который пришел на прослушивание и боялся лишь одного – что ему скажут «нет».

Он повернулся и снова начал двигаться, закрыв глаза, отдавшись музыке.

Я остался стоять. Его слова висели в воздухе,

смешиваясь с пылью и музыкой. «Тянуться за тем парнем…» А что он сделал бы на моем месте? Тот пятнадцатилетний Джу, у которого не было ничего, кроме жажды доказать, что он может.

И тогда я сделал шаг. Еще один. Отбросил капюшон. Сбросил маску. Я встал в центр зала, в то самое место, где, как мне казалось, я когда-то оставил часть своей души. И я начал танцевать. Не танец из нашего последнего клипа. Не идеально отточенные движения. Я начал двигаться так, как чувствовал. Неуклюже, срываясь, иногда забывая связки. Но я чувствовал каждую мышцу. Каждый нерв. Я танцевал свою усталость, свое опустошение, свою злость и свою растерянность.

Я танцевал, пока не упал на пол, запыхавшийся, с бешено колотящимся сердцем. Пот стекал с моего лба, смешиваясь с пылью на старом дереве.

Директор Пак стоял над мной и улыбался. По-настоящему.

–Вот и все, – сказал он. – Ты нашел его. Теперь запомни дорогу.

На обратном пути, когда первые лучи солнца начали золотить крыши небоскребов, я зашел в круглосуточный магазин. Я купил блокнот и толстый черный маркер. Дома, за чашкой кофе, я открыл его на первой странице и написал три слова – первые три строчки для новой,

своей, ни на что не похожей цели.

А через час пришло сообщение от Минджуна: «Джу, ты где? Завтрак? Джунг жарит блинчики, говорит, по-маминому рецепту».

Я улыбнулся и написал в ответ: «Уже бегу. Есть о чем поговорить».

Впервые за долгие месяцы я не просто произносил эти слова. Я верил в них. Пустота внутри еще не исчезла, но в ней появилась маленькая, едва теплящаяся искра. И этого было достаточно, чтобы начать путь обратно – к себе.

Блинчики по-маминому рецепту от Джунга были, как всегда, слегка подгоревшими по краям, но невероятно вкусными. Мы сидели на огромном диване в их гостиной, заваленной музыкальным оборудованием и одеждой, и завтракали прямо с кофейного столика.

– И что, он просто танцевал там один, в два часа ночи? – недоверчиво хмыкнул Джунг, засовывая в рот целый блин. – Старик, а еще энергии хоть отбавляй.

– Он не «просто танцевал», – мягко поправил его Минджун, внимательно глядя на меня своим разным глазами. – Он тебе помог, да?

Я отложил вилку и откинулся на спинку дивана.

–Не то чтобы помог… Скорее, дал пинка. Но того пинка, которого мне не хватало. Он сказал, что я достиг своей вершины и не построил новую.

Близнецы переглянулись. В их молчании не было ни осуждения, ни удивления. Было понимание.

– Мы тоже это заметили, – тихо сказал Минджун. – Ты последние месяцы как будто на автопилоте. Идеально, но… без души.

– Да ладно вам, ныть как старухи, – встрял Джунг, но беззлобно. Он хлопнул меня по колену. – Главное, что ты вернулся. А новую вершину мы придумаем! – Его глаза загорелись. – Может, нам свой лейбл замутить? Или мировое турне такое, чтобы все ахнули? Или…

– Или можно начать с малого, – я перебил его, и оба уставились на меня с удивлением. Я редко перебивал. Я достал из кармана помятый блокнот и положил его на стол. – Я сегодня ночью… написал пару строчек. Не для группы. Для себя.

Наступила тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов. Джунг и Минджун смотрели то на блокнот, то на меня.

– Покажешь? – наконец спросил Минджун.

Я какое-то время молчал, затем медленно открыл

блокнот на первой странице и повернул его к ним. Там не было законченного текста, лишь обрывки фраз, вырванные из самого нутра: «Пыль на полу старой студии…», «Искра, что я в себе задул…», «Страшно не упасть, а не захотеть подняться…».

Джунг свистнул.

–Глубокая тема. Без банальностей. Мне нравится.

– Это… сыро, – осторожно сказал Минджун, но в его глазах читался интерес. – Но в этом есть энергия. Та, которой тебе не хватало.

– Я не знаю, что с этим делать, – признался я. – Но я хочу это развить. Хочу писать не то, что от нас ждут, а то, что сейчас во мне.

Джунг внезапно вскочил с дивана.

–Так подожди! – Он схватил гитару, прислоненную к стене. – У меня вот тут на днях такой мотивчик родился… Совсем не в нашем стиле, я его откладывал. – Он наиграл несколько меланхоличных, переливающихся аккордов. Они странным, но идеальным образом ложились на ритм моих слов. – Слышишь?

Я слушал. И впервые за долгое время почувствовал не тревогу, а жгучее, щекочущее нервы нетерпение.

– Слышу, – сказал я, и мои губы растянулись в улыбке,

настоящей, невымученной. – Я слышу.

Минджун, не говоря ни слова, встал и направился к своему ноутбуку.

–У меня есть парочка битов… экспериментальных. Может, попробуем свести это все? Просто для себя. Как в старые дни, когда мы собирались тут и репетировали до утра, просто потому что не могли остановиться.

В его словах не было сомнений или скепсиса. Было предложение. Рука, протянутая мне навстречу не как коллеге по группе, а как брату.

Вот оно. Не глобальная цель, не новая вершина в виде мирового господства. А вот это. Три человека в гостиной, объединенные не контрактом и не расписанием, а искрой. Искрой, которую я думал, что навсегда похоронил под грузом славы и рутины.

– Да, – сказал я, чувствуя, как тяжелый камень на душе начинает крошиться. – Давайте попробуем. Просто для себя.

И пока Джунг наигрывал свои грустные аккорды, а Минджун скрупулезно подбирал звуки, я взял блокнот и снова начал писать. Уже не о пустоте. А о том, как первый луч солнца находит дорогу в самой густой тьме. Путь обратно к себе только начинался. Но я наконец-то сделал первый шаг. И на этот раз – не один.

Часы пролетели незаметно, растворившись в звуках гитарных переборов Джунга, мерцании экрана ноутбука Минджуна и шелесте страниц моего блокнота. Воздух в гостиной стал густым и заряженным творчеством, пахнущим кофе, пылью от старого дивана и едва уловимой магией созидания.

– Подожди, подожди, – Минджун поднял руку, заставляя Джунга замолчать на пол-аккорда. Его пальцы затанцевали по клавиатуре, вылавливая из хаоса звуков рождающийся бит. – Я тут немного сэмплировал твой вокал, Джу, тот, что ты напевал полчаса назад. Послушай.

Из колонок полился приглушенный, рассеянный ритм, на фоне которого мой собственный голос, искаженный и пропущенный через фильтры, звучал как эхо из другого измерения. Это было странно, непривычно и… гениально.

– Черт, – выдохнул Джунг, широко улыбаясь. – Это же совсем не то, что мы обычно делаем. Это мрачновато. Глубоко.

– Это честно, – тихо добавил Минджун, не отрывая взгляда от экрана. Его разноцветные глаза отражали мерцающие волны звуковой дорожки.

И тогда что-то щелкнуло. Не только во мне, но и в них. Мы перестали быть группой «КиК», отрабатывающей

следующий хит. Мы стали тремя музыкантами, одержимыми одной идеей. Джунг предлагал все более дерзкие гитарные партии, я вписывал в рождающуюся структуру новые строчки, вычеркивая старые, а Минджун, наш неутомимый звукоинженер и битмейкер, сплетал все это в единое, дышащее полотно.

В какой-то момент я встал и начал двигаться, отбивая ритм каблуком о пол, ища телесное воплощение для этой новой, рождающейся в муках музыки. Это не был танец в привычном понимании. Это было нечто угловатое, порывистое, но абсолютно искреннее.

– Вот! – крикнул Джунг, подхватив мой ритм на гитаре. – Вот это – оно! Лови волну, Джу!

Мы работали до тех пор, пока за окном не стемнело снова. На столе догорали свечи, зажженные для атмосферы, а пустые кофейные чашки стояли немыми свидетелями нашего творческого марафона.

И наконец наступила тишина. Не та, давящая тишина моей квартиры, а насыщенная, полная тишина после свершения. Минджун нажал кнопку «сохранить».

На экране ноутбука красовался аудио-файл с названием «DEMO_1».

– Ну что, – Джунг с облегчением рухнул на диван, закинув ноги на спинку. – Мы только что или совершили

революцию, или нагородили ужасную дичь.

– Не знаю, – честно сказал я, чувствувая прилив адреналина. – Но я не чувствовал себя так… живым – уже много лет.

Минджун перевел взгляд с экрана на меня.

–Это только начало, Джу. Мы можем не выпускать это вообще. Можем переработать. А можем… – он многозначительно замолчал.

– Можем показать Пак-сонбэ-ниму, – закончил я за него.

Внезапно поступил звонок на телефон Джунга. Он взглянул на экран и поднял брови.

–Говорите о Наследном Принце… Это сонбэ.

Мы замерли. Джунг включил громкую связь.

–Да, сонбэ-ним?

– Вы трое, кажется, сегодня очень продуктивно провели время, – раздался спокойный голос директора Пака. – Датчики шума в вашей квартире, Минджун, зафиксировали непривычно высокую активность. И я не слышал в этом отчета о запланированной работе.

Я глубоко вздохнул и посмотрел на своих друзей. Джунг пожал плечами, мол, «делись, не бойся». Минджун кивнул.

– Сонбэ-ним, – начал я, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Мы… экспериментировали. У нас получился один демо-трек. Он… другой.

На той стороне провода повисла пауза.

–Пришлите мне, – наконец сказал директор Пак. – Никому ничего не обещаю. Но я хочу это услышать.

Минджун отправил файл. Следующие пятнадцать минут были самыми долгими в нашей жизни. Мы молча сидели втроем, не в силах даже смотреть друг на друга.

Затем телефон завибрировал. Сообщение.

Я медленно открыл его. От директора Пака. Там не было длинного текста. Лишь три слова:

«Наконец-то. Это – вы.»

Я прочитал сообщение вслух. И в тот самый миг тяжесть, которую я таскал в себе все эти месяцы, окончательно рухнула, сменившись странным, новым чувством – не беспечным счастьем, а глубоким, выстраданным удовлетворением. Это было начало. Наше настоящее, взрослое, осознанное начало.

Джунг громко рассмеялся и потянулся за гитарой.

–Ну что, парни, – сказал он, и в его глазах плясали чертики. – Готовы к настоящей работе?

Я взял в руки свой блокнот. Он был уже не символом отчаяния, а картой к новой, неизведанной территории.

– Больше, чем когда-либо, – ответил я. И это была чистая правда.

Следующие несколько недель пролетели в совершенно новом ритме. Наша студия превратилась в лабораторию безумных экспериментов. Воздух был насыщен не просто трудом, а одержимостью. Мы не просто готовили новый альбом – мы открывали заново самих себя.

Директор Пак, получив наше демо, не стал нас торопить. Напротив, он оградил нас от всего: от репетиций по графику, от съемок, от светских мероприятий. «Дайте им дышать», – сказал он нашему менеджеру. И мы дышали – полной грудью, захлебываясь этой новой свободой.

Работа над песней, которую мы в шутку назвали «Пыль и Искры», стала нашим главным фокусом. Но она была лишь трамплином. Каждая найденная в ней звуковая текстура, каждая строчка рождала новые идеи.

– А если мы здесь добавим не гитару, а… цитру? – как-то раз предложил Минджун, склонившись над миди-клавиатурой.

–Цитру? – Джунг скептически хмыкнул, но уже тянулся к ноутбуку, чтобы найти нужный семпл. – Ну, давай попробуем. Будет звучать дерьмово – вырежем.

Она звучала не дерьмово. Она звучала как прорыв. Струнный, звенящий звук придал мрачноватому биту неожиданную, почти мистическую глубину.

Я в это время сидел в углу, за своим блокнотом. Тематика текстов постепенно смещалась. От отчаяния и пустоты – к поиску, к попытке понять, кто ты, когда с тебя снимают все ярлыки, когда ты не «идол», не «звезда», а просто человек с его страхами и сомнениями.

– Послушай это, – я протянул листок Минджуну. Там были строчки: «Мое отражение в зеркале гримерки / Говорит на языке, что я уже не помню / Кричит беззвучно, просит хлеба и зрелищ / А я приклеил улыбку, будто пластырь».

Минджун прочитал, и его лицо стало серьезным.

–Это сильно, Джу. Болезненно. Но сильно. – Он перевел взгляд на меня. – Ты уверен, что хочешь это обнародовать? Это… очень личное.

– Именно поэтому и хочу, – ответил я. – Если не сейчас, то когда?

Директор Пак периодически наведывался в студию. Он не давал указаний. Он садился на диван, слушал последние наработки, задавал несколько вопросов. «Что вы хотите, чтобы слушатель почувствовал в этом месте?», «Эта нота – она от страха или от гнева?». Он

заставлял нас не просто делать музыку, а рефлексировать над ней.

Как-то вечером, после одного из таких визитов, он остался со мной наедине.

–Ты стал другим, – констатировал он, попивая зеленый чай. – Не только ты. Все вы. Раньше вы были идеальным механизмом. Сейчас вы… живой организм. Со своими шрамами и своим дыханием.

– Это хорошо? – спросил я, уже зная ответ.

– Это опасно, – поправил он. – Искренность всегда опасна. Она отталкивает одних и притягивает других без возможности компромисса. Коммерция любит предсказуемость. А вы теперь – непредсказуемы. – Он поставил чашку. – Но именно так и рождается искусство, а не продукт. Я создавал агентство «КиК» не для производства продуктов.

Через два месяца у нас был готов материал для мини-альбома. Всего пять треков, но каждая песня была частью одной истории – истории падения, поиска и медленного, мучительного собирания себя по кусочкам.

Наступил день, когда мы должны были представить готовый материал совету лейбла. Мы стояли за дверью переговорной, где сидели топ-менеджеры, маркетологи и продюсеры.

Джунг нервно теребил край своей косухи.

–Они это не примут. Скажут, что это «не наш формат», что мы отпугнем фанбазу.

– А у нас есть фанбаза? – спросил Минджун с тихой иронией. – Или у нас есть аудитория, которая ждет от нас всегда одного и того же?

– Неважно, – сказал я, и мои собственные слова удивили меня своей уверенностью. – Важно, что это – мы. Настоящие. Если мы не выпустим это сейчас, мы никогда этого не сделаем.

Дверь открылась, и нас пригласили внутрь. Воздух в комнате был густым и настороженным. Мы сели. Директор Пак сидел во главе стола, его лицо было невозмутимо.

– Включайте, – просто сказал он.

Зазвучала первая песня. Тот самый трек, «Пыль и Искры». Я смотрел на лица людей в комнате. Я видел недоумение, легкий шок, попытки найти в этом хоть что-то коммерческое. Я видел, как один из продюсеров скептически хмурился.

Песня закончилась. В комнате повисла тягостная пауза.

Первым нарушил молчание самый старший из менеджеров.