За Уральским камнем. Книга 2. Братья Шорины

Но у Вульфа были и свои изделия, в частности фитильные бомбы. Преимущественно оболочка вылепливалась из глины и отжигалась в печи, начинялась порохом и мелкими металлическими обрезками. Иногда оболочка изготавливалась из металлических полос, на которых предварительно наносилась насечка. Такие несли страшный урон врагу и приберегались для особых случаев. Вульф не только научился их мастерски изготавливать, но и во многом преуспел. Особенно в их метании. Малые бомбы пускали из обычного лука. Но прежде чуть нагревали наконечник стрелы и втыкали его в специальное отверстие бомбы, что залита древесной смолой. Остыв, смола крепко держала бомбу на острие. Та в виде пирамидки, небольшая, но летела, насколько позволял лук, а вреда наносила много, как небольшая пушка.

С метанием больших бомб были определенные трудности. Но вот незадача! Только Вульф начал постигать истину, как подоспела поездка в Сибирь. Изучив работы китайских и итальянских древних ученых, ему удалось изготовить «адово пламя», что не взрывалось, как порох, а горело так, что никакой ветер не мог его задуть. Если поместить то пламя в медную трубку, получалась огненная стрела. Вульф назвал ее греческой. Но беда была в том, что Вульф не мог заставить ее лететь туда, куда требуется. Греческая стрела вычерчивала самые замысловатые фигуры в воздухе, но падала не по воле оружейника Вульфа. Оперение, наподобие стрелы, немного помогало, но часто просто сгорало. Швед, наблюдая за полетом греческих стрел, заметил, что чем выше скорость, тем устойчивее летит по направлению стрела.

«Что же! – решил он. – Разберемся с этим в Сибири. Там поболее простору, чем на Москве, и попов поменее, а то, как пустишь греческую стрелу, так тебя сразу как колдуна на костер тащат».

К приходу господ все было готово. Оружие для себя и князя Петра выбрано одинаково, но и званию было уделено должное внимание. То, что предназначалось для молодого князя, отличалось особым убранством. Золоченое зерцало, сабли, украшенные каменьями, должны подчеркивать высокий титул хозяина.

Казалось, князю Петру предстоит веселое увлекательное путешествие. Но почему же лик князя часто задумчив и не весел? Виной тому еще одно дело, что поручено ему в приказе Казанского дворца. Дело тайное, и касалось оно большого государева задания, что выполнял воевода Яков Игнатьевич Хрипунов. Пожалуй, мало, кому в Сибири довелось выполнять столь тяжелое дело.

Дмитрий Иванович Черкасский в последнюю встречу перед отбытием в Сибирь был взволнован, как никогда, и поделился с Петром тяжелой думой:

– Воевода Яков Хрипунов взялся добровольно сыскать для государя серебряную руду. Но дело то может оказаться невыполнимым.

Сильно много у него будет врагов. Следуй за ним и тайно веди сыск. Будет потом возможность сообщишь государю правду. Если догонишь воеводу Якова Игнатьевича, будь с ним рядом советником и помощником, передашь, что от меня, он поймет. Более сказать не могу, сам ничего не ведаю. В дороге все узнаешь.

6

Князь Петр удалился в березовую рощу, что окружала их усадьбу. Сюда он часто уединялся еще с детства. Эта особенность Петра долгое время беспокоила близких ему людей, но, в конце концов те привыкли, и стали относиться к ней терпимо, как к небольшой, юношеской блажи. Но причина этой привычки была серьезней, хотя суть ее многие годы оставалась неведома и Петру.

С малых лет его беспокоили видения, а позже стали его радостью и тайной. Первое время они были случайны, но маленький Петруша научился их вызывать по своей воле. В них он созерцал далекие восточные страны и был участником этих видений. События происходили помимо его воли, но каким-то образом не противоречили его желаниям. Как он выяснил позже у заморских купцов, то был богатейший город Самарканд. Белоснежный дворец, с голубым потолком, зеленые стены, мозаичные украшения, арабские письмена на стенах. В тех видениях это было его домом.

Он видел, но не слышал. Солнце было там жарким и грело круглый год. Дыни, арбузы, виноград, что большая на Руси редкость, и по карману только боярам, росли там в изобилии и были доступны любому бедняку. В этих видениях Петр познавал и таинства любви. Танцующие восточные красавицы, которые обучали его телесной любви, ощущались как реалии. Восточные мудрецы учили его наукам о звездах, математике, и хоть Петра это мало интересовало, однако неведомым образом он познавал и эти премудрости.

Петр растянулся всем телом на мягкой траве, долго смотрел в небо, а потом, почувствовав сонное томление, закрыл глаза. Вот он поднимается по бесконечной лестнице под купол мечети. Звездочет в остроконечной шапке рассказывает о небесных светилах. Время от времени Петр заглядывает в телескоп. Созвездия, что ему видны, совсем другие, чем здесь, в Москве. С полным безразличием, но тем не менее терпеливо переносит он данное видение, предвкушая, что поздно вечером, когда он удалится в опочивальню, видения будут более приятными.

Пожалуй, его реальная жизнь была намного более интересной и захватывающей. Сражения с врагами Руси – основное его дело. Кровь закипает в жилах, мышцы не знают усталости, дружба и взаимопомощь таковы, что дружина как одно целое. Ничто нельзя сравнить с радостью победы! Вражеский град – на разграбление, пир победителей, чтобы залить огонь вражды и ненависти к врагу. Военные трофеи – это не только оружие и драгоценности, но и пленные: мужики, что станут твоими невольниками, пока не замирятся вражеские стороны, и бабы, которыми будешь распоряжаться по своему разумению.

Видения посещали князя Петра довольно часто, с детского возраста. Теперь, после признаний крестного, он понял, что они начались после разлуки с братом, и то, что он видит, не что иное, как жизнь родного брата близнеца.

Петр открыл глаза. Голубое бездонное небо. Белые облака самых причудливых форм медленно двигались по небосводу. Его охватило двойственное ощущение – легкости от летящих облаков и тяжести расслабленного тела, словно прикованного к земле.

«Сомнений нет! У меня есть брат, и он живет в Самарканде! – подумал Петр. – В видениях я вижу его жизнь, его же глазами, понимаю и ощущаю окружающее его разумом. То не грех, то дар Божий. С помощью видений я смогу отыскать брата. Было бы здорово, если и он видит меня, князя Черкасского, и непременно Вульфа».

Петра охватило чувство радости. Поездка в Сибирь казалась подарком судьбы. У него есть брат, тайна видений раскрыта. Это не болезнь и не шутки дьявола. Предстоит встреча с братом, они вместе найдут родителей, все это будет, и достаточно скоро.

7

Город Самарканд. То же время.

Святилище Касыма ибн Аббаса, что красиво расположилось на склоне холма в северной части Самарканда, давно стало местом захоронения эмиров и крупных вельмож. Сегодня возле недавно возведенного мавзолея шла подготовка к захоронению. Дервиши и нищие с утра крутились неподалеку. Не каждый день умирают счастливцы, которым судьба обеспечила покровительство могущественного святого Касыма ибн Аббаса, двоюродного брата Магомета. Говорят, что этот святой первым принес веру в Самарканд.

– Турай-ад-Дин! Ты мудрый человек, и не случайно в этот обеденный час, вместо того чтобы наслаждаться зеленым чаем в тени раскидистой чинары, находишься здесь, – обратился скромный дервиш по имени Шахрухали к уважаемому имаму в белоснежной чалме.

– О, сегодня великий день! Правоверный Абдель ибн Арабшах покинул нас и отправляется к Аллаху. Сегодня до захода солнца проводим его в последний путь. Аллах еще ни одному человеку не давал вечной жизни.

– Это тот бывший визирь покойного шаха Мухаммед Ад Дина, чей дворец стоит в долине за этим священным холмом, – уточнил дервиш.

– Да, именно этого правоверного человека сегодня мы провожаем. Аллах настолько милостив, что послал ему сына, который утолил жажду умирающего, дав ему священный глоток сока граната.

Их неторопливая и содержательная беседа была прервана шумом шагов людской толпы. Приближалась похоронная процессия. Суетясь без дела, громко разговаривая, большая группа мужчин несла погребальные носилки. В них, закрытый крышкой, окутанный саваном, лежал покойный Абдель ибн Арабшах.

Носилки поставили на землю рядом с приготовленным захоронением. Приблизившись к носилкам, имам прочитал молитву, длинную по времени, но короткую по содержанию.

– Из нее мы сотворили вас, и в нее мы возвращаем вас, и из нее изведем вас в другой раз.

Далее в той же суете тело покойного было помещено в ярму, а точнее, на полку внутри нее. Наконец все закончилось: ярма зарыта, молчаливые слезы женщин, молитвы близких. Надо заметить, что близких людей оказалось мало. Видимо, правоверный Абдель ибн Арабшах слишком долго жил на бренной земле, братья и сестры давно в садах Аллаха, а детей дано не было. Но, тем не менее похороны прошли незаурядно. Чуть в сторонке, за имамом, рядом с нянькой Азизой, стоял молодой человек. Он сразу привлек всеобщее внимание и не терял его до самого конца церемонии.

– Вы только посмотрите, уважаемый Турай-ад-Дин! – воскликнул вездесущий дервиш. – Молодой человек, что стоит рядом с могилой, не читает Коран, не одаряет покойного молитвой, он по всем признакам неверный. Куда смотрит великий Аллах!?

– Это родной племянник Абделя. Он крещен неверными и наполовину Русич. Его нянька Азиза – достойная мусульманка, вырвала мальчика из рук неверных и надеется образумить его. Это не просто юноша, это прямой потомок властителя семи созвездий, величайшего воителя Амира Тимура.

8

Покойный Абдель ибн Арабшах прожил долгую и достойную жизнь. За годы службы, а особо, будучи в должности визиря у ныне тоже покойного шаха Мухаммед Ад Дина, он скопил огромные богатства, о которых ходили разные слухи в славном городе Самарканде. Но, несмотря на все добродетели этого уважаемого правоверного, Аллах не дал ему детей. Единственным близким человеком была горячо любимая сестра Анна. Ее судьба была неизвестна. Уехав в Сибирь в качестве невесты князя Игичея, что княжил над белогорскими остяками, она исчезла из поля зрения. Редкие от нее послания содержали, как правило, совершенно странные просьбы. То китайскую фарфоровую посуду просит, то пушки, то кишмиш, финики, вино, наемников для личной охраны, а о себе – практически ничего. Приезд ее сына Тимура, то есть родного племянника, вселил надежду Абделю ибн Арабшаху, что ему перед смертью доведется увидеться с сестрой. Но она словно растворилась в этих холодных сибирских просторах. Так и не дождавшись сестры, он покинул грешный мир, передав все свое состояние племяннику Тимуру.

Из Сибири мальчика привезла нянька Азиза. С годами ее религиозность росла, и она стала ревностной пособницей имама по имени Турай-ад-Дин.

Турай-Ака был достойным сыном Востока, но выбрал себе путь не торговца, а ученого. Астрономия, математика, языки – это те науки, что он знал в совершенстве помимо Корана.

– Прежде всего, – внушал мальчику наставник, – надо познакомиться с величием города Самарканда и всего того, что создал твой великий предок Амир Тимур.

Мечети с минаретами, что располагались по всему городу, поражали своими размерами и изящными формами, вызывая восторг и интерес маленького Тимура.

Как-то беседуя с мальчиком о великих караванных путях и далеких странах, Турай ад Дин упомянул о Сибири:

– В старые времена Сибирского ханства был северный караванный путь до города Искер. Туда везли зерно, изделия ремесленников, ткани, а оттуда привозили драгоценные меха. Этот путь приносил сказочные прибыли. Но времена меняются. И дело не в том, что там сейчас русские. Хан Кучум держал Великую степь в покорности, его воины охраняли караваны. А сейчас некому усмирить ее. Орды башкир, калмыков, ногайцев, киргизов свободно кочуют по Великой степи. Эти дикие народы не дают караванам ходу, грабят и убивают наших купцов. Никто не осмеливается идти на север.

Неожиданно это взволновало и вызвало повышенный интерес ученика. С тех пор, к глубокому разочарованию имама, тема Руси и Сибири стала для Тимура единственно интересной. Дядюшка, нянька Азиза, Турай-Ака были этим глубоко опечалены. У мальчика русская кровь взяла верх, но это не повлияло на их любовь к Тимуру.

– На все воля Аллаха, – рассудили близкие и перестали принуждать мальчика, вернее, уже юношу.

У Тимура были детские воспоминания, но очень слабые. Попытки заставить няньку Азизу рассказать подробности ничего не давали. Та либо отмалчивалась, либо ссылалась на старость и плохую память. Ложась спать, оставаясь один, он пытался вспомнить детство, родину. Неожиданно для себя в такие моменты он стал входить в состояние транса и переноситься в далекую Русь.

9

Сегодня Тимур похоронил своего дядю Абдель ибн Арабшаха. Он любил его по-своему, и у них были если не доверительные, то вполне теплые отношения. Сейчас он бродил по дворцу, чувствуя на себя взгляды слуг, няньки Азизы и имама Турай-ад-Дина. Многие годы знакомые ему люди вдруг стали смотреть на него совершенно по другому. Раньше добрые, приветливые, улыбчивые взгляды вдруг стали услужливыми, внимательными и даже подобострастными.

Оставшись наедине с Турай ад Дином, Тимур спросил:

– Что случилось, учитель? Все изменились ко мне! Я сделал, что то не так или обидел кого?

– Нет, все просто идет согласно завещанию Абдель Аки. Ты его единственный наследник и теперь господин над всеми нами. Все рабы, наложницы, слуги принадлежат тебе. Сейчас все ждут твои повеления, господин.

Это сообщение удивило Тимура, почему-то обрадовало и вызвало еще много новых, незнакомых чувств. Теперь он должен, как владыка и хозяин дворца, расположиться в покоях дядюшки и пользоваться всеми услугами его гарема, брадобреев, банщиков и прочих слуг.

Если говорить о гареме, то покойный дядюшка, убедившись в молодые годы, что Аллах не дал ему возможность иметь детей, жен в привычном понимании не имел. Но тем не менее такой высокопоставленный вельможа гарем имел весьма многочисленный. Ведь с точки зрения страсти и желаний у него все было в порядке. К старости, конечно, пыл слегка упал, но появились старческие причуды. Например, согреться в прохладную зимнюю ночь среди обнаженных тел юных дев, танцы Востока, пение, просто общение с прелестницами, когда их смех и озорство ласкает слух и глаз старика.

Уважаемый Абдель Ака, надо заметить, был большим поклонником женской красоты, и нет-нет наведывался на невольничий рынок городов Самарканда, Бухары, да и Хорезма. Сюда купцы привозили невольников со всех сторон света, а красивые девушки были особым товаром. Восточные вельможи ценили их очень высоко, бывали такие торги между ними, что город приходил в трепет, ведь обладание красивейшей наложницей было делом престижа и даже чести, как самым большим алмазом, изумрудом или редкостным жеребцом.

По воле Аллаха незадолго до смерти Абдель ибн Арабшах посетил самаркандский невольничий рынок. Конечно, не случайно: ведь весь город только и говорил о караване из страны крымских татар, что вчера вечером вошел в Самарканд через ворота Чорсу.

Крым, пожалуй, одно из последних государств, живущее в основном за счет воинской добычи, которую составлял угнанный скот и человеческий полон. В его столице – Бахчисарае – самый большой невольничий рынок. Не счесть, сколько русских, украинских, польских людей прошли через него и были увезены купцами в далекие страны.

Самаркандским купцам из далекого Крыма через степи и пустыни выгодно везти только очень ценный товар. Вот и везут полонянок – красивейших из красивейших. Дорогой товар берегут пуще глаза, лелеют, чтобы предложить его в лучшем виде.

Абдель Ака в тот памятный день был поражен одной русской полонянкой. Светлые волосы, голубые глаза, чуть смуглая кожа, высокая, грациозная, она стояла на крепких длинных ногах, возвышаясь на полголовы среди остальных девушек. От ее чуть прикрытого обнаженного тела веяло и силой, и нежностью одновременно.

Многое в облике русской девушки противоречило условным понятиям красоты, что устоялись на Востоке, но у Абдель ибн Арабшаха кровь закипела, как в молодые годы. Не торгуясь, он выложил за русскую полонянку нужную сумму и отправил в носилках домой. Вскорости он захворал и оказался в садах Аллаха. Но в его гареме процесс шел своей чередой. Девушку обучали языку, правильно носить восточные наряды, танцевать, делать массаж, ухаживать за господином и многому другому.

10

Тимур уже был далеко не юноша. На Востоке, да и на Руси двадцать один год для мужчины – возраст воина и мужа. Поэтому неудивительно, что, узнав о своем новом положении господина, воспитанный как самаркандский вельможа, он проявил в первую очередь интерес к гарему, куда ранее вход был закрыт.

По его приказу явился старший евнух и, отбивая низкие поклоны, проявляя удивительную для тучного тела резвость, пропел высоким голосом:

– О господин мой! Сегодня для твоего верного слуги самый счастливый день. Среди мудрейших мыслей и важнейших дел у тебя нашлось мгновение вспомнить о недостойном рабе. Твой лучезарный взор коснулся меня, одарив высокой честью. Спешу рассказать тебе, что в твоем саду, который ты мне доверил сохранять и лелеять, по-прежнему свежо и уютно. Но дивные розы и хризантемы в тоске и печали. Им невыносима жизнь без тебя. Твое безразличие может повредить их красоту. Если не любоваться розой, она может увянуть!

– Тебя, кажется, зовут Курбан? – спросил Тимур, разглядывая евнуха с легкой брезгливостью.

– Лучезарный Тимур ибн Абдельшах помнит имя презренного раба. Поистине Аллах милостив ко мне, – взвизгнул восторженно евнух.

– Скажи мне, Курбан, а велик ли мой горем? Сколько там девушек моего возраста и моложе?

– Просвещенный Тимурхан, наверно, знает, что розы в его саду, чьи бутоны только раскрываются в ожидании господина, составят для него не один букет и не будут утомлять повторением многие месяцы. Но к чему эти скучные разговоры? Пускай господин прикажет, и красивейшие девушки закружатся перед ним в танце, и та, что понравится больше остальных, омоет ему ноги перед сном.

– Сегодня для этого подходящий вечер. Ступай, Курбан, и постарайся угодить своему господину.

Вечером состоялось представление гарема. То зрелище не для слабых. Тимур, обложенный со всех сторон подушками, восседал, а точнее, возлежал на персидском ковре в центре просторного зала. Нежные тона мрамора, штор настраивали на отдых и покой. Рядом стоял низкий достархан, искусно изготовленный из огромного яза, покрытый китайским лаком и инкрустированный самоцветами. Он сплошь был заставлен фруктами и сладостями. В ожидании зрелищ Тимур лениво покуривал кальян.

Звучала музыка и пение, но парчовый занавес скрывал исполнителей. Придворный музыкант Бола Бахши со своими учениками исполнял старинные дастаны – то были сказания о походах Амира Тимура, властелина семи созвездий.

Звуки дутара, гиджака, танбура, бубна сливались в единое звучание, и слышалось то шуршание листвы, то горное эхо, то журчание воды.

Звучит дутар,

Печалится, смеется,

И вижу я —

То ночь и степь,

То солнце

И выжженные зноем Небеса,

А то вдруг слышу Птичьи голоса.

Кальян и вино кружили голову. Заиграла танцевальная музыка. Девушки по очереди стали входить в зал и, кружась в восточном танце, двигаться вокруг господина, со всех сторон показывая свои достоинства и прелести. Открытые лица светились улыбками и страстными взглядами. Гибкое тело, чуть прикрытое тончайшим шелком, будоражило кровь. Этот калейдоскоп красавиц кружил голову сильнее любого вина. Насладившись танцем и красотой очередной наложницы, Тимур делал знак, и девушка присаживалась к достархану. Вскоре у просторного достархана стало тесно, девушкам пришлось устраиваться, где придется.

– Этот евнух глупее осла! – начал сердиться Тимур. – Такое количество девушек надо было принимать в саду!

Но тут вошла последняя наложница. Эта девушка сразу привлекла внимание молодого господина. Особым мастерством восточного танца она не владела, но ее грация была удивительной. Сила, гибкость, нежность, благородство объединились в этой наложнице. Светлые волосы прихвачены венком из фиалок, те изумительно сочетались с голубыми глазами. Эти глаза смотрели на Тимура не испуганно, не страстно или заигрывающе, тот взгляд был добрым, спокойным и задумчивым. Он, отложив кальян, не отрываясь, смотрел на наложницу. Тимур ощутил к ней что-то неуловимо родное и близкое. Господин не подавал знака, и девушка продолжала кружиться в танце. Ее движения пополнились новыми фигурами, а танец плавно стал совершенно другим и незнакомым. То был танец ее матери и бабушки. Наблюдая это исполнение странного танца, ни у кого не возникло сомнения, что это совершенство, и даже не вызвало удивления, как чужая музыка соединилась с чужим танцем.

Тимур завороженно смотрел на девушку, та продолжала кружиться в танце легко и привычно. На родине, на молодежных игрищах, она была первой. Всю ночь напролет могла танцевать, не чувствуя усталости.

Курбан оказался не таким глупым, и на этот раз сумел угодить хозяину. Все это время он тайно наблюдал за происходящим, и когда Тимур любовался варварским танцем, сумел незаметно вывести из зала всех остальных девушек.

– Дальше пускай сами разбираются! – решил евнух и удалился в гарем вместе с наложницами.

11

Город Москва. То же время.

Служанка Софья, крепостная девка князя Черкасского, среди бела дня прибиралась в палатах. Вот уже битый час, как скребет и подметает полы, все крутится около двери князя Петра. Там опочивальня молодого князя, и он сейчас один, видимо, решил отдохнуть, а может, и захворал.

Сильно глянулся он Софье, сохла по нему девка. Сейчас она представляла, как Петр, раскинув обнаженные сильные руки, спит у себя на кровати. Непреодолимое желание увидеть это заставило девку приоткрыть дверь и заглянуть в спальню. То, что она увидела, соответствовало ее воображению.

Полюбовавшись на спящего Петра, она уже хотела прикрыть дверь, как услышала его стон, тихий, но очень волнительный.

«Неужели князь Петр захворал? – подумала Софья. – А вдруг у него жар и ему немощно?»

Это уже был серьезный повод, чтобы зайти в опочивальню, что она незамедлительно и сделала, причем не забыв прикрыть за собой дверь.

Петр продолжал постанывать во сне и что-то невнятно бормотать. Все признаки хвори налицо, и Софья, присев на край кровати, приложила руку ко лбу князя.

«Жара вроде нет», – подумала девка и, не сдержавшись, погладила плечо Петра.

Тот перестал стонать и затих. Софья, чтобы продлить мгновение, продолжала сидеть у изголовья, держа руку на груди князя. Тот явно спал, но дыхание было прерывистым. Бесстыдные фантазии бурно терзали хорошенькую головку. Петр пошевелился, но глаза продолжали быть закрытыми. Он обнял девушку и привлек к себе. Ее фантазии неожиданно стали воплощаться в реальность. Молодой князь действовал подсознательно. Софья не сопротивлялась, полностью отдавшись мужским ласкам.

Бессознательная, но полноценная страсть продолжалась до тех пор, пока не насытились молодые тела. Князь затих. Девке надо бы сейчас убежать, скрыться, да куда там! Руки князя продолжали удерживать ее в объятиях. Так они и перешли в реальность.

Князь выходил из транса. Видения на этот раз превзошли все ожидания. Он видел гарем, танцующих наложниц, а затем любовная страсть, безумная, чувственная и осязаемая.

Петр открыл глаза. Прямо на него в упор смотрело миловидное существо, лежащее на одной подушке с ним. Полуобнаженное тело девушки покоилось в его объятиях. Глаза ее широко открыты, взгляд удивленный и испуганный.

– Ты кто? – спросил Петр, еще не осознав случившееся. – Я, княжич, ваша горничная девка, Софья.

– А как сюда попала?

– В хоромах подметала, полы скребла, а тут вы стонете. Я помочь хотела, – произнесла Софья и заплакала.

– Да не реви ты! Что уж теперь! – сказал князь, успокаивая девку, потом улыбнулся и добавил: – Давай беги отсюда.

12

Город Самарканд. То же время.

Наступило утро, улеглись страсти. Утомленная ласками наложница спала. Это не танцы отплясывать, тут другая подготовка нужна. Тимур сидел рядом и любовался дивчиной.

«Диво дивное! – думал он. – Кто она? Как ее имя? Словом ведь не успели обмолвиться!»

Видимо, он произнес вслух, и, услышав господина, наложница проснулась, села рядом с Тимуром и произнесла:

– Меня зовут Оксана. Я русская, боярская дочь. Родом из города Суздаля. Когда налетели татары, я с подругами собирала землянику. Захлестнули нас арканами и кинули в седла. Батюшка и брат были недалеко, но не успели прийти на помощь.

– А ты была в Москве? – спросил Тимур.

– Да, ездили в Москву на ярмарку, а нынче на Масленицу. Ох уж весело было! Куклы, скоморохи, а какие там пряники!

– А я тоже русский, только наполовину. Мой отец русский князь.

– Значит, ты русский! У нас считается по отцу! А говоришь по-нашему очень плохо, хуже татарина.