Чужое лицо

– Это мой первый бой, – как бы в оправдание сказал рядовой.

– У меня тоже.

Этот бой показал, что они не просто командир и подчиненный, теперь они оба из братства, имя которому Французский Иностранный легион. Почти половина отряда полегла в этом столкновении. Очевидно, именно там Икар потерял страх и стал настоящим бойцом, до последнего сражающимся на своих позициях.

Тем временем стычки следовали одна за другой. Днем было относительно спокойно, а ночью налетали повстанцы. В ответ «леопарды» атаковали их схроны. Однажды контрразведка получила от пленных данные об одной крупной базе Фронта национального освобождения Алжира. С пленными ни та ни другая сторона особенно не церемонились. Приемы из арсенала гитлеровских СС пришлись очень кстати и иногда были очень изощренными. Местные действовали проще: вспарывали легионерам животы и вешали их на пальмах, а если времени было мало, просто перерезали горло…

На основании информации батальон совершил пеший ночной марш-бросок и на рассвете стремительно атаковал базу алжирцев. Моджахеды дрались отчаянно, но сила была на стороне легионеров. В палатки и постройки летели гранаты, а следом все заливалось свинцовым ливнем из автоматов. Ивон не отставал от других: взрывал, стрелял, уклонялся и снова стрелял. Вообще среди парашютистов трусов не было, за этим жестко следили капралы и никакой жалости не испытывали, тут же вершили скорую расправу с молчаливого согласия офицеров. Было захвачено много трофеев и несколько пленных. Половину из них, в назидание оставшимся, тут же пристрелили, оставшихся крепко избили и связанными бросили возле стенки уцелевшего барака до прихода офицера контрразведки. Внимание Ивона привлек молодой парень, не очень похожий на араба, больше на европейца. Он стойко сносил побои и отчаянно ругался по-французски. Ивон подошел поближе, и на сердце у него похолодело: этого он боялся больше всего. Он знал, что в рядах алжирцев сражаются советские советники, и вот сейчас перед ним сидел Пашка Ломтев. Ломоть учился на два курса старше на том же французском отделении и так же занимался в секции бокса. Тренер часто ставил их в пару…

Сейчас избитый Пашка полусидел-полулежал перед ним. Он тоже узнал Ирека и отворачивал лицо, как бы стремясь показать – «отойди, дурак, не выдавай себя». Что мог сделать рядовой легионер для пленного, которого ждали неминуемые пытки и смерть. Но Икар не мог просто так бросить боевого товарища, и у него мгновенно созрел дерзкий план. Воспользовавшись тем, что на них никто не обращает особого внимания – многие легионеры рыскали в поисках трофеев, то есть грабили, – он достал бельгийский тесак, присел на корточки перед пленным и приставил острый штык-нож к его горлу:

– Сколько вас было? Говори, сволочь алжирская!

И дальше в том же духе, злобно перемежая вопросы ругательствами. При этом он размахивал острым тесаком так энергично, что случайно перерубил веревки на руках пленного.

– Дай мне в морду, – прошипел Ивон по-русски, чтобы рядом сидящие не поняли их разговор. – За углом стоят дромадеры. Сможешь верхом на верблюде?

– Легко, – улыбнулся разбитыми губами Пашка и тут же сильным тычком отбросил спасителя, а сам пружинисто рванул за угол.

– Держи, уйдет! – заорал Ирек, а сам специально перекрыл линию огня для других, не давая легионерам прицелиться. Очередь из его автомата ушла поверх головы беглеца, а тот уже успел скрыться за углом – вдали поднималась пыль от бешено скачущего верблюда. Беглецу пальнули пару раз вслед, но догонять никто не стал.

– Горох! – донесся до Ирека возглас беглеца. Только он знал, что это значит. Дорохова приятели из института военных переводчиков часто называли коротко: Горох…

По Алжиру прокатилась волна взрывов в магазинах, кафе, барах – там, где обычно собираются французы. Эту тактику местные революционеры Фронта национального освобождения громко назвали «Битва за Алжир». Взрывали они не только французов, но и тех местных, кто им помогал или сочувствовал, тех, кто работал на европейцев или получал от них социальную помощь, кто курил, употреблял алкоголь, ходил в кино, держал дома собак, отправлял детей в открытые французскими властями школы. Для осуществления таких терактов использовали молодых девушек-мусульманок, которые делали яркий макияж, надевали европейскую одежду и, не вызывая ни у кого подозрений, оставляли сумки со взрывчаткой на автобусных остановках, в уличных кафе или в барах на пляже, а сами уходили, так как самоубийцами они не были. Полиция и контрразведка не справлялись с ежедневными взрывами, и тогда жандармские функции перебросили на армию и Иностранный легион. Начались повальные облавы, обыски, аресты, пытки…

В один из таких дней их усиленный патруль под командованием лейтенанта Анри Бертрана получил приказ проверить кафе недалеко от центра города. Там, по данным агентуры, планировалось проведение террористического акта. Надо было блокировать квартал, оцепить кафе, перекрыть в нем выходы и входы и проверить посетителей. Тщательное изучение документов у всех пойманных, профилактический обыск подозрительных, досмотр всех сумок, портфелей, любых вещей, где можно спрятать бомбу. Кафе, точнее, небольшой бар располагался на длинной узкой улочке, где двое могут с трудом разойтись, не задев друг друга. Патруль шел, рассредоточившись, чтобы не попасть всем сразу под одну очередь из автомата или под гранату. В последний момент Ивон успел заметить, как из окна второго этажа вместо головы показался ствол автомата, и успел отпрыгнуть под защиту стены. А лейтенант не успел и получил очередь в грудь. Тут же, спереди и сзади, из подъездов выскочили несколько человек и открыли плотный огонь по патрульным. Легионеры были как на ладони, и сразу погибли трое. Впереди за небольшим выступом залег немец-капрал и короткими очередями заставил отойти нападающих. Ивон оттащил к стене раненого лейтенанта и фактически прикрыл его своим телом. Он перекрывал противоположный конец улочки и очередями заставил врагов спрятаться. Теперь узкая улочка оказалась выгодна «леопардам». Обойти их нельзя, атаковать в лоб – самоубийственно. Самое опасное – это стрелок с верхнего этажа. Залегшие на тротуаре бойцы были для него легкой мишенью, а им стрелять лежа вверх было затруднительно. Боевику достаточно было сбросить из окна гранату, и осколки напрямую или рикошетом от каменных стен посекут обороняющихся. Всех спас грек, за которого вступился Ивон в учебке. Он вскочил на ноги, подбежал к месту напротив окна и аккуратно забросил внутрь гранату. Бросать надо было прицельно, иначе отскочившая от стены граната могла накрыть самих военных. Он попал. Грохнул взрыв, из окна повалил черный дым. Но за это время грека прошили из автомата, и он сразу умер.

– Как там лейтенант? – спросил капрал, перезаряжая автомат.

– Ранен, ему нужна помощь. – О том, что его самого зацепило в бок и на камуфляже постепенно увеличивалось кровавое пятно, Ивон пока умолчал.

– Стрельбу уже наверняка услышали другие патрули, надо немного продержаться, Дюваль, – спокойным тоном проговорил капрал. Он был опытным бойцом и хотел поддержать новичка.

– Я держусь, – постарался таким же спокойным тоном ответить Ивон и тут же дал очередь по высунувшемуся алжирцу.

– Дюваль, ты не в претензии, что я лежу к тебе задом? – Капралу сложно было оборачиваться, чтобы проверить, жив ли еще его напарник, поэтому он затеял эту перекличку.

– Капрал, пока я жив, можешь за свой тощий зад не беспокоиться. Я не подпущу к нему ни одного алжирца.

Немец удовлетворенно захохотал. Неожиданно стрельба стихла, и из проулка выскочили два армейских джипа… На один сразу погрузили раненых и отправили в расположение части к врачам. После перевязки Ивона и лейтенанта перевезли в аэропорт и оттуда военно-транспортным самолетом в Марсель, в военный госпиталь Иностранного легиона имени Альфонса Лаверана.

Рана оказалась не столь опасной, однако Ивон потерял много крови. Лейтенант находился в худшем состоянии, но прогноз врачей был положительный.

При первой же возможности Икар позвонил Камелии, сообщил о своем состоянии.

Встревоженная девушка передала сообщение в Москву и запросила разрешения на встречу с ним в госпитале. Через день Центр прислал разрешение – в целях закрепления легенды с женихом. В конце сообщения была приписка с соболезнованиями: от сердечного приступа скончался отец Камелии.

Эта новость ошеломила девушку. Любящая дочь была очень привязана к отцу. Она должна была быть рядом с семьей в такой момент, но профессия не позволяла. Теперь все тяготы лягут на плечи матери и младшей сестры. Камелия находилась в подавленном состоянии. Хозяйка пекарни, видя, в каком Аннет расстройстве, сочла ее переживания за тревогу о женихе и отпустила на три дня.

Уже утром девушка отправилась в госпиталь. На удивление быстро ей разрешили повидать Дюваля.

Вообще в госпитале отношение к раненым легионерам было почти спартанское, без навязчивой опеки. Провели операцию, зашили, перевязали, назначили курс лечения и предоставили самому себе. Лежишь ты или гуляешь – это твое дело.

Молодые люди встретились в парке. Ивон очень обрадовался приезду девушки, но, увидев ее печальный вид, болезненно воспринял это на свой счет: в дурацкой, много раз стиранной пижаме, плохо ходит, пахнет лекарствами. Хорош жених! От этих мыслей он поневоле напрягся.

Камелия уловила этот холодок, но ей самой было не до того, она переживала свое горе, с которым, конечно, не стала делиться с напарником.

– Центр просил узнать, насколько серьезное ранение. Возможна из-за него досрочная демобилизация? – сразу начала она с главного.

– Центр, – печально усмехнулся Икар. – Нет, не тяжелое. Пулевое сквозное ранение в правом боку и осколочное левого предплечья. Врачи сказали, что через неделю отправят в команду выздоравливающих. Особых ограничений нет, но откомандируют на месячную переподготовку связистом, как изначально и предполагалось. Так что можешь сообщить, что все идет по плану.

– Досрочно комиссоваться не получится? Может, можно что-то симулировать?

– Здесь опытные врачи, их не проведешь. Я уже думал об этом. На всякий случай рассказал им, что у меня контузия от взрыва гранаты. Якобы приступы головокружения, тошнота, боли, но симптомов точно не знаю. Они пригласили гражданского специалиста – невролога. Тетка строгая, все осмотрела, заставила меня делать упражнения, обстукала молоточком и заявила, что здоров.

– Это хорошо, что ты настоял на контузии. Я запрошу у наших, что можно предпринять. Как зовут врачиху, запомнил?

– Фамилия сложная, а зовут мадам Лариса.

Аннет, желая показать свою заботу и симпатию, крепко взяла Ивона под руку. Она надеялась, что этот жест растопит лед между ними. Но ее попытка сближения обернулась неожиданной болью: Ивон, раненный как раз в этот бок, вздрогнул от невольного прикосновения девушки, и его лицо исказилось гримасой боли. Стиснув зубы, он попытался скрыть свои чувства, но его глаза на мгновение потемнели. Камелия, неправильно истолковав его реакцию, отдернула руку, как от раскаленного железа. Ее взгляд стал настороженным, лицо побледнело. Она почувствовала, что сделала что-то неправильное, неприятное Ивону и между ними вырастает невидимая стена. Руки девушки задрожали, и она сделала шаг назад. Ивон посмотрел на нее с легким недоумением, не понимая, что произошло. Его рана опять напомнила о себе, и он снова стиснул зубы от боли. Но, вместо того чтобы показать свою слабость, он лишь слегка прищурился, скрывая свои чувства за маской холодного равнодушия. Холодок в их отношениях стал еще ощутимее. Эти моменты недопонимания были особенно болезненными для обоих, но каждый из них боялся сделать шаг навстречу, опасаясь снова оказаться отвергнутым.

– Тебя надолго отпустили? – прервал затянувшуюся неловкую паузу Ивон.

– На три дня. Руководство считает, что нам надо укреплять легенду жениха и невесты. – Аннет вздохнула, вспомнив об отце. – Правда, не знаю, что из этого получится.

– Надо – значит, надо, им виднее. – Ее вздох он снова воспринял на свой счет. – Завтра приходи после обеда, я договорюсь, прогуляемся немного. А сейчас извини, мне надо на процедуры.

Они довольно прохладно расстались. Конечно, ни на какие процедуры ему не надо было, просто он не знал, как себя вести с Аннет…

Обладая деятельным характером и немалым упорством, Камелия отправилась в регистратуру, чтобы выяснить информацию по мадам Ларисе. Она посчитала, что здесь может быть возможность досрочного выхода со службы. Фамилия врача была Любарская. Лариса Любарская. Аннет не поленилась и съездила в больницу, где работала врач, собрала уточняющую информацию для запроса в Центр.

Любарская жила одиноко. Ее муж и сын погибли во время войны от рук немцев. Она была прекрасным специалистом, с которым считались. Пациенты и коллеги ее уважали.

В двадцатые и тридцатые годы советская разведка уделяла очень большое внимание русской эмиграции во Франции. Это была довольно мощная, многочисленная антисоветская сила, большой резерв для террористической и диверсионной деятельности против Советской России. Многочисленные эмигрантские организации находились под неусыпным контролем и учетом советской разведки. Камелия предполагала, что в архивах КГБ найдутся сведения о Любарской, которые можно будет использовать для вербовки.

На следующий день Аннет ахнула от удивления, увидев Ивона. Ее ждал подтянутый молодой человек в парадной форме легионера. Белое круглое кепи, зеленые, с красной бахромой, эполеты на светлой рубашке с зеленым же галстуком, светлые брюки, заправленные в высокие, начищенные до блеска ботинки, широкий синий пояс вокруг талии, затянутый ремнем. Все это создавало особый шик. Кроме того, у него на груди висели две экзотичные, на ее взгляд, медали. Довершали вид белые перчатки.

У девушки даже дух захватило от восторга. Она взяла спутника под руку:

– Куда пойдем, мой герой?

– Ты же сказала, что надо укреплять легенду, значит, пойдем делать первую памятную фотографию.

– Я не так празднично одета, как ты, – тут же всполошилась она.

– Оставь это для свадебного фото, – небрежно бросил Ивон. Это был безотказный прием, от которого любая девушка замолкала от восторга.

– Дай посмотреть, что это за медали у тебя, – взяло верх женское любопытство.

– Мы же на людях, веди себя прилично! – Икару было приятно восхищение спутницы, но положение обязывало его быть строгим.

– Ну, хоть расскажи, за что получил, – не унималась Аннет.

– Тот, который на красно-белой ленточке с бронзовой звездочкой, это крест «За воинскую доблесть» – дали за спасение жизни командира. Нас с лейтенантом вместе ранили.

– Ты прикрыл его от пуль врагов своим телом! – восторженно воскликнула девушка.

Икар смущенно заулыбался:

– Что-то вроде этого. А вторая на красно-бело-голубой ленточке – это памятная медаль за операции по обеспечению безопасности и правопорядка в Северной Африке. Видишь, на ней золотистая планка «Алжир».

– За оборону или за взятие? – съязвила Аннет. У ее отца были медали «За оборону Москвы» и «За взятие Вены».

– За участие.

Они зашли в открытое фотоателье и сделали фото на память. Потом до самого вечера гуляли по городу, весело болтали, перекусили в кафе и, довольные, расстались у ворот госпиталя.

На следующий день Аннет вернулась к работе, а Икару предстояло долечиваться. Неловкость первой встречи прошла без следа. Молодые люди теперь с нетерпением ждали следующую встречу…

Лейтенант тоже постепенно шел на поправку. Ивон иногда навещал его. Они были одного возраста, и оказалось, что у них нашлись общие интересы. Офицер был удивлен начитанностью и широким кругозором легионера.

Палаты для офицеров отличались повышенной комфортностью. В них размещали по одному, редко по два пациента. В один из дней дверь распахнулась, на пороге появились двое. Женщина сразу бросилась к раненому, и Ивон догадался, что это его родители. Он вскочил со стула и вытянулся по стойке смирно: перед ним стоял полковник французской армии.

– Отец, – подал голос лейтенант, – это мой солдат Ивон Дюваль, он спас мне жизнь.

– Это его воинский долг, – спокойно ответил полковник.

– Разрешите идти, господин полковник? – Икар почувствовал себя лишним и поспешил оставить родителей наедине с сыном.

– Идите, – кивнул офицер.

Ивон вышел в сад и расположился на лавочке. Скоро предстояла выписка – и опять в часть, надо успеть насладиться отдыхом. В Алжире не расслабишься, в любой момент может прилететь пуля или граната – партизаны регулярно совершали дерзкие вылазки.

Через полчаса посетители покинули госпиталь. Полковник заметил Ивона, что-то сказал жене и направился в его сторону. Как и положено, легионер встал по стойке смирно при приближении старшего офицера.

– Дюваль, я сам воевал и знаю, что такое война. Как отец хочу поблагодарить вас за сына. – Он протянул руку и добавил: – Думаю, вряд ли, но если вам понадобится моя помощь, можете обращаться.

Полковник достал визитную карточку. На картонном квадратике, выполненном в строгом стиле, было указано, что полковник Бертран служит в тыловой службе при Генеральном штабе французской армии. Многочисленные орденские планки говорили, что он не все время был в интендантах.

– Благодарю, господин полковник.

Мужчины отдали друг другу честь и разошлись.