Бухта Магнолия. Магия, чистая и злая

2. Будь я умнее, мне не пришлось бы, может, умирать. Люсьен

Улица вертелась волчком. Или кружились только дома?

Люсьен со стоном опустился на землю у какой-то стены. Все тело болело – живот, лицо и нос – неужто сломан? Люсьен закрыл глаза и прижался затылком к прохладному фасаду. Черт, все продолжало вращаться, даже когда глаза у него были закрыты.

Ему надо было как-то взять себя в руки, чтобы двинуться домой. Или хотя бы подальше от этой улицы, пока та драчунья с разноцветными волосами или ее чокнутый приятель не вышли и не увидели его здесь. Пятнадцати секунд оказалось маловато, чтобы раствориться в воздухе, особенно когда мир так сильно шатало, как сейчас.

Чем дольше Люсьен размышлял о произошедшем в баре, тем больше сомневался, уж не галлюцинацией ли все это было. Он и раньше слышал, что «Серебряный дым» может вызывать безумные видения. Не галлюцинацией ли была стычка в баре? Но лучше было не думать об этом, потому что чем больше Люсьен напрягал мозги, тем быстрее запутывались его мысли.

Что за проклятье! Будь он умнее, принял бы приглашение Лин и отправился бы с ней и ее подтанцовкой праздновать в Альмацен. Тогда бы он сейчас был либо с Лин на танцполе, либо в кровати – уткнувшимся в ее сладкие телеса. Но он, придурок, вместо этого в одиночку забрался аж в северную часть страны.

Разумеется, Люсьену приходилось слышать истории о кланах, которые держали этот регион Бухты Магнолия в ежовых рукавицах, так что в их кварталы не смели соваться даже особисты из 131-го отделения. Но он не думал, что попадется в лапы бойцам кланов. Тем более не собирался погибать от их рук только из-за того, что случайно толкнул одну из их неприкасаемых девиц.

А хуже всего было то, что они прибрали к рукам его порошок. Единственную причину, почему он вообще здесь очутился, и его надежный шанс пережить следующие месяцы. Если бы Люсьен объяснил драчунье с разноцветными волосами, что речь идет о жизни и смерти, она бы ему поверила? Вероятно, нет, а если бы и поверила, ей было бы плевать.

В голове все завертелось так быстро, что ему стало дурно. Его вырвало. После того как содержимое желудка оказалось на асфальте, Люсьен почувствовал себя немного лучше. Было противно, конечно, но уже легче.

– Черт, – выдохнул он. Может, лучше было бы остаться здесь и заснуть прямо на улице? Поспать всего пару часов, чтобы набраться сил и дойти до ближайшей станции подземки. Спать. Спа-а-ать. Это звучало так соблазнительно.

Но даже в пьяном, полусознательном состоянии Люсьен понимал, что идея была рискованная. Он с трудом поднялся на ноги и глубоко вдохнул, чтобы остановить вращение улицы. Или хотя бы заставить ее двигаться помедленнее. Но улица не оказала ему такой любезности.

Он осторожно переставлял одну ногу за другой, держась за стенку. Но не успел уйти далеко, так как дорогу ему преградили. Люсьен, моргая, поднял голову.

– Послушай… – начал он, но осекся.

Перед ним стоял именно тот темноволосый парень с холодным взглядом, который побил его в баре. Этот… как бишь его называла та девушка с разноцветными волосами?.. Наэль? Тотчас сердце Люсьена ушло в пятки. Но все-таки какую-то пользу приносит страх: в голове сразу прояснилось. Не до полной трезвости, но хотя бы до способности соображать.

– Ты как, в порядке? – поинтересовался Наэль. В голосе слышались нотки искренней тревоги. Кажется, даже глаза незнакомца потеплели.

Но рассчитывать на жалость было нельзя, и, чего бы ни хотел от Люсьена этот парень, это не могло кончиться ничем хорошим.

– Мне надо домой. Я исчезну, так и быть. Я тебя больше не побеспокою. – И Люсьен умиротворяюще поднял руки.

– Визитная карточка, откуда она у тебя? – спросил Наэль.

Люсьен не сразу сообразил, о чем идет речь.

– Которая от «Талантливых решений»? – спросил он. – У меня еще есть, если тебе надо.

Он обшарил карманы, но там было пусто. Черт. Люсьен мог бы поклясться, что у него оставалась еще хотя бы одна лишняя визитка.

– Что бы они тебе ни обещали, не ходи туда, – отозвался парень.

– Э-э?

– Твоя жизнь дороже того, что они могут тебе предложить.

Люсьен не имел ни малейшего понятия, о чем говорил Наэль. И тем не менее кивнул:

– Спасибо. Э-эм… Спокойной ночи.

Про себя Люсьен молился, чтобы парень просто позволил ему уйти, но тот по-прежнему преграждал путь.

– Я не хочу скандала, – пояснил Люсьен. Это прозвучало жалко. Что ж, он себя и чувствовал беспомощным слюнтяем.

– Согласен. Поэтому я дам тебе совет.

Люсьен улыбнулся или хотя бы попытался изобразить подобие улыбки. Однако нос его собеседника прыгал и вертелся у него перед глазами, как улица совсем недавно, и это затрудняло дело.

– Ты ведь болен, так? – спросил чужак.

– Что?

Шок от этого вопроса на мгновение вытеснил страх Люсьена. Не может быть! Невидимые постороннему взгляду… Или… Или?! Люсьен лихорадочно задрал рукав футболки, но кожа выглядела вполне нормально.

– Откуда? Как?.. Я имею в виду…

– Я не знаю, что из того, что я сейчас скажу, ты вспомнишь завтра утром, – продолжил Наэль. – Но тем не менее слушай. Порошок, который ты купил, это надувательство. Он даст тебе пару часов приподнятого состояния, а больше ничего. Если тебе по-настоящему нужна помощь, тебе не помогут ни «Серебряный дым», ни люди из «Талантливых решений».

– А что тогда мне делать, по твоему мнению? – вырвалось у Люсьена. Как будто этот безумный незнакомец действительно мог ему помочь. Все были бессильны.

Наэль пристально посмотрел на Люсьена:

– Купи себе свинью.

– Что?

– Купи свинью и иди в город Крепостная Стена. Спроси там маму Лакуар. Если кто и поможет тебе, так только она.

Свинью? Город Крепостная Стена? Он знал, что на юго-западе Бухты Магнолия, на главном острове, стояли двенадцать тесно примыкающих одна к другой жилых высоток, чьи фасады за десятилетия срослись и превратились в сплошную стену. Это был настоящий город Крепостная Стена. Жильцы этих домов существовали обособленно и еще более изолированно, чем жители трущоб в кварталах кланов. И что там делать Люсьену, а главное, для чего ему свинья? Все это не складывалось у него в голове.

Но пока Люсьен собирался задать вопросы и выяснить, что означают странные слова незнакомца, тот исчез. Осталась лишь пустая, кренящаяся и идущая по кругу улица. А потом еще бесконечно (как казалось) долгий путь Люсьена домой, в постель.

3. Мне не нужно сердце. Кари

Вернувшись к фамильному имению, Кари ощутила тяжелый запах плодов личи и сахарной ваты. Ворота стояли открытыми, так что были видны магнолии, окаймляющие въезд. Что-то здесь было не так.

Из-за одного из деревьев выступила тень. И тотчас Харуо заслонил собой Кари и распахнул руки ограждающим жестом. Но тут же опустил их, увидев самку ягуара. Зверь двигался пластично, навострив уши и устремив пронзительный взгляд на Кари и ее свиту. Медленно поднялся на задние лапы. Потом по его шкуре прошла волна дрожи, и в следующий момент ягуар исчез, а на его месте стояла молодая женщина со смуглой кожей и длинными косами, в которые были вплетены драгоценные камни. Генджи и Харуо потупились, но Файола улыбнулась, как будто не осознавала – или ей это было совершенно безразлично, – что она стоит перед ними нагая.

– Привет, дочь, – сказала Файола сахарным голосом. И только теперь Кари поняла, что очутилась в ловушке.

Файола была второй женой Дайширо и его новой гордостью. Потому что, в отличие от Кари, могла свободно менять человеческий облик на звериный. Дайширо взял ее в жены два года назад. Это был знак мира между ним и Заларо, вождем клана Когтей, который контролировал север Бухты Магнолия, север Пенинсулы, вместе со Скарабеями и таинственным кланом Опалов.

Тогда Файоле было восемнадцать лет и она была дикой, как хищная кошка. Кари надеялась, что они станут подругами. Ей очень пригодился бы в этом доме кто-то, кому можно было доверять.

Однако мир между кланами Немеа и Заларо продержался приблизительно столько же, сколько наигранное дружелюбие Файолы по отношению к Кари. За несколько недель она вжилась в новую роль супруги и наслаждалась могуществом и роскошью. В ее присутствии была только одна хорошая сторона: благодаря Файоле Кари усвоила, что Чичико, первая жена Дайширо, была вовсе не так ужасна. По крайней мере, теперь было с чем сравнить.

– Что тут происходит? – спросила Кари.

– К тебе гости. – Файола улыбнулась так широко, что обнажились острые клыки. – Идем!

Повернувшись, еще на ходу она превратилась обратно в ягуара.

Кари, Харуо и Генджи последовали за ней внутрь поместья по подъездной дороге. В конце коридора из магнолий виднелась вилла Немеа, роскошное трехэтажное здание в стиле старинных дворцов. Белый фасад украшала лепнина, окаймляющая окна, балконы с филигранными решетками обвивали каменные драконы, черепица на кровле с изогнутыми краями.

У основания лестницы, ведущей на виллу, в тени юлани, белой магнолии, стоял Дайширо. Одет он был, как всегда, в скромный темно-серый костюм. Руки сцепил за спиной. По обе стороны застыли его телохранители. А перед ним, простирая руки и касаясь лбом земли, стоял на коленях мужчина. Знак полной покорности.

Кари замерла на месте. Сердце заколотилось. От простертого перед Дайширо мужчины исходил страх – такой, какой она в последний раз улавливала очень давно, задолго до того, как научилась различать запахи.

Дайширо подал ей знак подойти ближе. Она переставляла ноги словно в трансе. И чем ближе подходила, тем отчетливее воспринимала трепет и шелест белых цветов магнолии, свисавших с веток переливающимися гроздьями и уже покрывшихся первыми перышками. Бывали такие сортовые магнолии, юлани, на которых вылуплялись бабочки, мотыльки или стрекозы. В саду у Дайширо был один особенно редкий экземпляр, из почек которого вылетали колибри.

Тень этого особенного дерева была одним из любимых уголков Кари, одним из немногих мест в имении, которые наполняли ее восхищением вместо недоверия, и шорох перистых лепестков цветков магнолии обещал ей легкость – почти свободу. Но не сегодня.

Сегодня казалось, будто эта тень легла на плечи Кари тяжелым покровом, а музыка цветов перебивалась жалобными стенаниями мужчины у ее ног. Его лица Кари не видела, да и не хотела видеть.

– Я умоляю вас, дон Немеа, исполните единственную мольбу старика. Это была ошибка, самая большая ошибка в моей жизни, и я…

– Молчать, – приказал Дайширо, и мужчина тотчас затих.

Отзвук его слов продолжал плясать в мыслях Кари. Она так давно не слышала этот голос, что была уверена, что забыла его. Но тотчас узнала голос ее настоящего отца.

– Ты не меня должен просить, а Кари. Взгляни на нее, на свою дочь, – потребовал Дайширо. – Расскажи ей, почему ты здесь.

Нет… Кари силилась сохранять безучастное выражение лица. Она должна казаться сильной, хотя ей впору было закричать. Изо всех сил она сдерживала внутреннюю дрожь.

Десять лет.

Столько времени прошло с тех пор, как она видела отца в последний раз.

Десять лет с того дня, когда им даже не позволили как следует проститься. Обняться.

И за все это время отец ни разу не дал о себе знать. Ни разу не навестил. Не позвонил. Не написал. Ни одной короткой весточки. Ничего.

И теперь?

Зачем ты здесь?

Отец осторожно принял сидячее положение и поднял голову. Казалось, он постарел лет на сто. Кожа посерела и истончилась, глаза, которые когда-то напоминали Кари о просторах весеннего неба, теперь показались ей дождевыми лужицами.

– Кари, – прошептал он, и она…

Она не могла сделать вдох.

В попытке успокоить сердцебиение она запрокинула голову и уставилась в крону дерева. Ветки белой магнолии гнулись под тяжестью цветов. Кари различила отдельные перышки, поблескивающие, словно ожившие драгоценные камни.

– Мне очень жаль. Мне нестерпимо жаль! Что мы с тобой сделали… – Его голос сорвался. Он всхлипывал.

Скажи что-нибудь. Сделай что-нибудь. Дыши, Кари. Дыши.

Но она не могла.

– Расскажи ей, зачем ты пришел, – снова потребовал Дайширо.

– Я могу оплатить наши долги. Я уже сказал дону Немеа, не так ли? – И он бросил на Дайширо умоляющий взгляд.

Тот объяснил:

– Твой отец, кажется, думает, что ты пленница у меня в доме. Он хочет тебя выкупить. Деньгами, которых у него еще нет.

Отец Кари согнулся в поклоне, простер руки и ударился лбом об асфальт:

– Я клянусь всем, что мне дорого, я принесу деньги. Завтра же! Я принесу их вам!

– Допустим, я тебе поверю, – ответил Дайширо. Однако его взгляд был устремлен не на отца Кари, а на нее саму. Холодная дрожь пробежала по ее спине. – Допустим, у тебя хватит денег, чтобы они перевесили утрату моей райской птички. Но в итоге все равно это будет ее решение, она поступит так, как захочет.

– Прошу тебя, Кари… – взмолился отец, не поднимая глаз, по-прежнему уткнувшись в землю лбом. – Пожалуйста, вернись домой.

Кари должна была что-то ответить. Нельзя просто так стоять у всех на глазах, но она словно окаменела. Ну же. Кари. Давай! Дыши. Скажи что-нибудь!

– Ну, Кари? Как ты хочешь поступить? Выбор за тобой.

Выбор за ней. Какие манящие, но опасные слова! Ведь никакого выбора у нее никогда не было. Ничто в доме Немеа не происходило спонтанно или по велению души. Вот и теперь, душераздирающая сцена – всего лишь очередная проверка Кари на преданность, и если она сломается, не выдержит испытания, то меньше всего можно было ожидать, что Дайширо отпустит ее с отцом.

Файола в облике ягуара ластилась к ногам Дайширо и мурлыкала. Она тоже знала, что это тест. Наверное, уже представляла себе, что она сделает с Кари, если та провалит экзамен.

Но Кари не даст им шанса. Она точно знала, чего от нее ожидает Дайширо. Какие слова она должна произнести, чтобы заслужить доверие. Даже если это разобьет сердце ее отцу. Все равно это будет лучше, чем позволить Файоле растерзать ему грудь клыками. Какая-то глубинная частичка Кари, которую она научилась подавлять еще в одиннадцать лет, рыдала, стенала, билась в конвульсиях. Она вытеснила из себя эту бесполезную Кари и произнесла:

– Мой дом здесь.

Дрожь пробежала по его телу. Отец поднял голову, чтобы поймать взгляд Кари, и в дождевых лужицах его глаз она увидела то, что больно укололо ее в грудь. В то место, где колотился иссохший маленький комочек плоти, который когда-то был ее настоящим сердцем. Она почувствовала, как будто от сердца откололся еще один кусочек, чтобы оно стало еще крохотнее, еще несчастнее.

Ну и ладно. Кари сумеет выжить без сердца. Потому что иметь его означало проявить слабость, а в доме Немеа слабость была равносильна смерти.

– Иди домой, – приказала она отцу, вложив в свой тон весь накопленный за годы разлуки холод. Пусть думает, что она говорит всерьез. Иначе – если он снова явится сюда – Дайширо уже не будет так милостив, как сегодня. – Уходи. И никогда не возвращайся.

4. Сострадание к людям – моя самая большая слабость. Наэль

Кари и два ее телохранителя уже исчезли из вида, когда Наэль наконец добрался до виллы Немеа. Он ругал себя за то, что потерял много времени с этим Люсьеном. Как говорила его сестра Зора, способность чувствовать сострадание – сильная сторона его характера, но сам он периодически спрашивал себя, не слабость ли это.

Жители квартала Скарабеев, как известно, относились к посторонним с недоверием, но, несмотря на сложности, Наэль с помощью подкупа собрал кое-какие сведения о человеке, возглавляющем этот клан, – о доне Дайширо Немеа, ценителе искусств и коллекционере, славившемся стратегической ловкостью, преданностью свиты и еще больше, чем всем остальным, жестокостью. Дон Немеа был человеком, которого охраняли так надежно, что очутиться вблизи него и остаться в живых было позволительно разве что высшим правителям государства. Но люди из его свиты были куда доступнее, и, когда Наэль услышал, что одна из дочерей Дайширо приходит в некоторые заведения получать дань за крышевание, ему стало понятно, как действовать.