Бухта Магнолия. Магия, чистая и злая

7. Жареная лапша всегда помогает. Наэль

Наэль мчался по переулкам квартала Скарабеев, которые в это время были практически безлюдны, если не считать нескольких спящих бездомных. Он не давал себе передышки и чуть сбавил темп лишь на минутку – чтобы украсть майку с чужой бельевой веревки. И только когда добежал до станции подземной железной дороги на северной границе Нефритового рынка, по которой из Пенинсулы по туннелю на остров Магнолия регулярно отправлялись поезда, только тогда парень остановился, чтобы перевести дух.

Перед станцией цвело дерево магнолии. Наэль отломил одну ветку с тремя пышными розовыми цветами – подарок для сестры Зоры. Она любила все растения, но магнолии особенно. Пока Наэль ждал поезда на станции, постоянно оглядывался. На перроне он был один, но ситуация могла быстро измениться. Наконец подошел поезд, и нигде не было видно ни одного бойца-скарабея. Кажется, ему действительно удалось уйти живым с виллы Немеа. И все это благодаря Кари.

Кари, в бледно-лиловых глазах которой он прочитал так много спрятанной боли и гнева. Даже теперь, вспоминая ее взгляд, он почувствовал боль в груди.

Кари, отца которой он оставил там, на вилле Немеа.

Его желудок судорожно сжался. Из-за воспоминаний об отце Кари, но еще потому, что в своих собственных расследованиях Наэль все еще не продвинулся ни на шаг.

Когда командир подразделения спросил Наэля, решится ли он на разведку в кварталы кланов, тот готов был ликовать. Сколько лет приходилось работать в зачистке, и наконец-то ему светило повышение! Он вступил в «Горящую лилию» три года назад, хорошо зная, сколько зла таится внутри этого синдиката, и не ведая, когда ему удастся подняться повыше в иерархии рангов. Еще маленьким мальчиком он на собственной шкуре узнал жестокость «лилий» и поклялся им отомстить. «Когда-нибудь, – так он пообещал себе и своей сестре на руинах их дома, – я заставлю людей „Лилии“, и прежде всего их лидера, сгореть на работе, в прямом смысле».

Однако о мести можно будет говорить, лишь когда Наэль узнает, кто стоит во главе синдиката. До сих пор получить эти сведения было невозможно, потому что главной заповедью «Горящей лилии» был обет молчания. Все члены получали свой номер. Ни имена, ни личные данные не упоминались. Наэль был номером 87, и, хотя уже довольно давно работал на «Горящую лилию», он до сих пор знал в лицо лишь дюжину соратников и только половину из них – по имени. В том, что он даже не догадывался, кого ему нужно будет поджечь, когда придет час, крылась горькая ирония. Ведь выяснить это он мог, лишь исправно продолжая выполнять для «Лилии» грязную работу и бесконечно доказывая свою преданность синдикату.

Порученное Наэлю расследование дела о пропаже людей было единственным шансом выслужиться и приблизиться к центру «Лилии». Задание было трудным, но выполнимым. Уже несколько недель кто-то совершал безобразия в кварталах кланов, и оттуда исчезали люди – без ведома «Горящей лилии», которая обычно контролировала канализацию жизненной энергии. Заказы исполнялись неряшливо, почти всегда оставляя явные следы. Как будто преступник нарочно хотел, чтобы исчезновение его жертвы было замечено. Халтурщик – такой вывод сделал Наэль и был уверен, что благодаря своему опыту чистильщика за короткий срок сможет разоблачить преступника. После трех недель неустанной оперативно-следственной работы у него зародились сомнения. За это время он усвоил только две вещи.

Первое: все исчезновения происходили из квартала, контролируемого кланом Скарабеев. Это означало либо то, что преступник жил там, либо что его действия были целенаправленной атакой на клан. У Дайширо Немеа было много врагов, в первую очередь из соседних кланов Опалов и Когтей. Может, они и стояли за всем этим? В кварталах Немеа поговаривали о некоем безликом демоне, чудовище без души, который творил бесчинства туманными ночами и грабил людей. Наэль тоже ловил себя на том, что думал о преступнике как о безликом демоне. Тем не менее он верил, что за демоническими деяниями стоит человек.

Второе: исчезнувшие не были привилегированными членами клана, они были обычными людьми. Продавщицы или официанты, девушки по вызову или нищие, то есть по сути никто, – между ними не просматривалось никакой связи. Значит, безликий демон преследовал не определенных людей. Если и был кто-то, способный прочитать возможный узор в этих как бы произвольных преступлениях, то лишь сам дон Немеа, который лучше любого другого жителя знал свой квартал, своих людей, а главное – своих врагов. Однако он был неприкасаем и недосягаем.

Наэль сунул в уши наушники и на остаток пути отключился под громкую техномузыку, надеясь, что ритм на короткое время заглушит его громкие мысли. На станции Рейтон Наэль вышел наверх, в город, и зашагал к своей квартире, которая находилась в современном высотном здании из стекла и бетона в финансовом квартале. Район Рейтон был одним из семи городских кварталов острова Магнолия. Он находился на северо-востоке главного острова и был – как центр банков и бизнеса – самым чистым и современным районом, где громоздились здания футуристического вида. Как и большинство «лилий», Наэль жил на острове в служебной квартире, которую оплачивал синдикат. Она находилась на двадцать четвертом этаже, и оттуда открывался такой вид, за который можно было и убить. Через большие, во всю стену, окна Наэль любовался ошеломляющей панорамой, позволяющей разглядеть городской ландшафт вплоть до канала, который служил границей между главным островом Магнолия и северными, повернутыми к материку частями города. Лишь стеклянная стена отделяла его от огней Нефритового рынка на другой стороне канала, и от лодок, которые плясали над водой, и от небесных джонок, паривших в воздухе, словно величественные драконы.

Обстановка в квартире была минималистская. Ну хорошо, сестра Зора подобрала бы другие слова для описания его квартиры. Пустая и одинокая, например. Белые стены окружали просторное жилое пространство, в котором стояли белый диван, белый стол и белый стеллаж. Одна дверь вела в спальню Наэля с широкой белой кроватью, вторая – в ванную комнату с современной отделкой. Зора считала, что квартиру следовало бы украсить – например, добавить немного цвета, – но поскольку Наэль там почти не бывал и никогда не принимал гостей, то считал это пустым расточительством. Единственной обжитой частью квартиры и единственным местом, где он чувствовал себя по-настоящему дома, была кухня. Туда он теперь и направился.

Наэль поставил на плиту кастрюлю, чтобы вскипятить воду, подготовил яичную лапшу и достал из холодильника овощи: капусту, морковь и зеленый лук. Была уже середина ночи, и в висках у него стучало от усталости, но он был слишком взвинчен, чтобы спать. Сейчас если он в чем и был уверен, так только в том, что не важно, каким был день, жареная лапша всегда поможет ему почувствовать себя лучше. Он не мог бы сказать точно, в чем было дело. То ли во вкусе, напоминавшем ему о городе Крепостная Стена, то ли в потрескивании раскаленной широкой китайской сковороды на плите, то ли в теплоте, которая разливалась в сытом желудке. Может быть, значение имело все вышеперечисленное одновременно. По крайней мере, уже сейчас, нарезая капусту мелкой соломкой, он заметил, как спадает его эмоциональное и физическое напряжение. Ушла тяжесть с плеч, и в затылке больше не стучало.

Он измельчил остальные овощи и все бросил в сковороду, как вдруг поле его зрения размылось. Лишь на короткий миг, а потом снова все прояснилось, однако примечательная расфокусировка осталась, – мысли Наэля тоже как будто накрыло туманом. Он уже испытывал нечто подобное, знал точно, что произошло.

Кто-то сейчас должен был исчезнуть!

Наэль лихорадочно перебирал в мыслях имена всех своих близких. Зора. Мама Лакуар. Тамби. Куан. Это был тот самый список имен, который Наэль повторял мысленно всякий раз, когда на него накатывал колдовской туман забвения, и каждый раз он снова боялся, что одно из имен выпадет из памяти.

Имя – и вместе с ним личность, которая его носила. Человек, навсегда вычеркнутый из списков живущих.

Впрочем, на этот раз все имена были на месте. Тогда кто же это мог быть? Может, кто-нибудь, кого он встречал сегодня в квартале Немеа? Люсьен! Очень подходящая кандидатура; по крайней мере, при себе у него была визитная карточка «Талантливых решений». Но все-таки его лицо всплыло в воспоминаниях Наэля свежезапечатленным. А тем временем туман становится все плотнее.

А кто же еще был там сегодня? Старик, которому он хотел помочь, отец Ка… Ка?.. Проклятье! Сосредоточься, Наэль! Ка… Кар… Кари!

Вот чье имя он едва восстановил по памяти. Так это же была она…

Наэль выудил мобильник из кармана брюк и нажал на кнопку короткого набора. После двух гудков ответила Зора.

– Привет, брат! Как дела? Звонишь, потому что тебе нужна компания для вечеринки? – Она засмеялась.

– Ты должна сохранить для меня одно имя! – завопил он, не тратя времени на приветствия, и ее смех резко оборвался.

– Секунду, – без тени улыбки отреагировала она.

В трубке послышалось позвякивание бокалов и шорохи. Пока он ждал, его губы беззвучно произносили имя Кари. Снова и снова. Ему нельзя было забыть это имя, пока сестра не запечатлит имя при помощи колдовства. Потому что если Наэль его забудет, если обволакивающий туман съест воспоминания, то не только Кари будет навсегда потеряна, но и знание, что она когда-либо существовала.

Кари Немеа. Кари Немеа. Кари. Кари. Кари.

Кажется, прошла вечность, пока сестра ответила.

– Готова, – подтвердила она.

Наэль выкрикнул в трубку:

– Кари Немеа!

Зора что-то пробормотала, магическую формулу, запечатлевающую воспоминания о потерянном человеке на крылышке мотылька. К ее шепоту примешивалось какое-то шуршание.

– Что ты знаешь о ней еще?

– Член клана Скарабеев. Приемная дочь дона Немеа. Еще пару часов тому назад она находилась на вилле Немеа.

При упоминании дона сестра шумно втянула воздух.

– Дальше, – потребовала она.

– Эмм…

– Как она выглядит? Сколько ей лет?

– Чуть за двадцать, может быть. У нее длинные волосы цвета лепестков магнолии. Большие светлые глаза. И голос у нее…

– Да? – поторапливала его Зора, но он осекся.

– Голос… Я не знаю…

– Ну ладно. Вспомнишь еще что-нибудь? О чем вы говорили? Что вы делали?

– О чем говорили… – Наэль сглотнул. – Я был в ее комнате на вилле.

– Ты был где?! – вырвалось у сестры.

– Да, я там был, потому что… Ну, бойцы-скарабеи меня схватили, потому что… – Почему? Что произошло перед тем, как бойцы его поймали? Он уже не помнил, проклятье! – Одного звали Генджи, второго Харуо, и… Там еще был ягуар! Жена Немеа. Она провела меня в дом, чтобы… Я больше не знаю, все в тумане.

– Итак, Кари, должно быть, была там, – сделала вывод Зора. – Что еще?

Да, что еще? Наэль ломал голову. На заднем плане послышалось шипение, на кухне подгорала лапша.

– Больше ничего, – прошептал он.

Все остальное проглотил туман забвения. Если быть честным, Наэль теперь даже не знал, для чего он позвонил сестре. И вообще, зачем он схватил мобильник? Кто там на другом конце провода?

Он отложил телефон и снял сковороду с плиты. Лапша и нарезанные овощи почернели. Наэль выругался. Что же он такой забывчивый?! Он открыл крышку контейнера для биомусора и соскреб со сковороды сгоревшую еду. При этом его взгляд упал на ветку магнолии, которую он отложил на кухонную стойку. Зора обрадуется, когда он принесет ей цветы. Надо ее непременно навестить. Они не виделись уже больше недели и все это время не созванивались. Если бы не поздний час, Наэль сразу бы ей позвонил. Завтра, завтра же он это сделает, и Зора его отругает, что он ее совсем забыл. И будет права. Наэль не мог вспомнить, когда они в последний раз говорили по телефону.

8. Надеть маску – значит снять свое лицо. Зора

– Наэль? Ты говоришь со мной?

Зора прижимала мобильник к уху, из трубки доносились шипение, стук металлических кастрюль или сковородок, отдаленные проклятия брата. Она подождала еще несколько секунд и со вздохом нажала «отбой».

Завтра она ему расскажет об этом звонке. Расскажет в деталях о девушке, имя которой он ни за что на свете не хотел забыть, хотя оно стерлось из памяти в тот же момент, как было произнесено.

Потерял. Проиграл туману.

Единственный свидетель их разговора, мотылек сиреневого окраса, порхал в нескольких миллиметрах над ладонью Зоры. Крохотные буквы покрывали его филигранные крылышки; невооруженным глазом эти буквы было не различить, но они были бесценны, так как сохраняли обломки воспоминаний, которые Зора спасла от тумана: Кари Немеа. Клан Скарабеев. Разноцветные волосы.

Слова такие же нежные и летучие, как лепестки на весеннем ветру. Даже теперь Зора чувствовала, как туман пытается вырвать клочки воспоминаний, однако ее черная магия удерживала их крепко. Зора шептала заклинания, а мотылек тем временем все быстрее трепетал в дыму от магической палочки. Магия была невидимой, и все же Зоре казалось, что она различает ее в виде едва уловимых нитей; эти нити навеки запечатлевали на крылышках мотылька ее слова.

Мотылек вздрогнул, прежде чем подняться в воздух и упорхнуть. Не очень далеко, лишь до потолка, на котором висели в дреме многочисленные мотыльки. Этих бабочек Зора выращивала сама, и насекомые были связаны с ее магией. Среди бесчисленных дрожащих крыльев она пыталась различить те, на которых запечатлела воспоминания. Между тем их было уже двадцать или тридцать – с именами на крылышках, – и каждый по отдельности означал конец чьего-то существования. Странная пустота распространялась внутри Зоры, когда она разглядывала хрупкие порхающие веера. Так много заколдованных воспоминаний. Так много утраченных жизней.

Тем больше причин спасать жизни, прошептал бестелесный голос у нее в голове. Зоре был знаком этот гортанный тон, очаровательно хриплый и грозный одновременно, который, стоило лишь сомкнуть веки, немедленно создавал в воображении образ обворожительной искусительницы и оголодавшего демона. Голос, который мог быть тысячелетним и в то же время голосом ребенка. Лишь один человек на свете мог так звучать. Лишь одна колдунья так звучала.

Бери-ка ноги в руки, девочка, ты опаздываешь, прошелестел голос мамы Лакуар в мыслях Зоры уже более отчетливо.

– Ах, простите, – пробормотала Зора.

Она всегда опаздывала. Даже тогда, когда являлась на полчаса раньше. У мамы Лакуар было сверхчеловеческое чутье и умение заранее предугадывать прибытие клиентов. Она ожидала от своих учениц, что они будут являться точно к каждой из этих незапланированных встреч, причем уже полностью подготовленными. Втайне Зора была убеждена, что ее наставница умеет заглядывать в будущее, хотя мама Лакуар никогда этого не подтверждала. Самой же ей очень не хватало этого дара…

Она потуже запахнула на груди фолиар, традиционное одеяние магов, и закрепила его широким поясом из блестящего красного шелка. Фолиар представлял собой всего лишь длинный кусок благородного бархата, обернутый вокруг тела в несколько слоев. Его наружная сторона была черной, расшитой тонким узором, похожим на волны, колючим вьюном, перышками и крохотными драгоценными камешками. Но надо было внимательно присмотреться, чтобы различить все детали. Издали фолиар Зоры казался черным, такой бездонной черноты, как будто она заглотила все до единой искры света.

Ткань ниспадала с плеч Зоры на спину волнами, как занавес в театре, что обнажало серебристо-блестящую подкладку. Наэль как-то сказал, что элегантные складки напоминают крылышки мотыльков. Зоре это сравнение понравилось. Как будто она сама становилась одним из своих творений, как только облачалась в этот наряд.

Ее кудри были строго зачесаны назад и спрятаны под белым париком, в локоны которого были вкраплены жемчужины цвета капелек крови и висящие колокольчики. Весь этот маскарад был необходим для ее превращения в костяную колдунью.

Обычно ей требовалось время на процедуру обряжения в фолиар и парик – как на превращение гусеницы в мотылька. Самой важной деталью, которая завершала ее метаморфозу, была белая маска, скрывающая все лицо, за исключением двух прорезей для глаз. Крошечный кроваво-красный рот красовался на белизне дерева, как вишня, а на лбу маски выступали еще два серых пятна в форме бровей.

Зора задерживала дыхание, надевая ритуальную маску, и в этот момент ей самой казалось, что она отказывается от своей личности без остатка.

Надеть маску означало снять собственное лицо. Теперь она уже была не зажигательная Зора, молодая женщина, любившая ходить на танцы. Зора, младшая сестренка, ответственность за жизнь которой Наэль чувствовал до сих пор. Зора, девочка, мечтавшая покинуть город Крепостная Стена и в то же время боявшаяся внешнего мира за его пределами.

Нет. Теперь от всего этого не оставалось и следа.

Она завершила преображение, превратившись из девушки в колдунью, из себя самой – в нечто другое. Нечто более могущественное. Нечто более холодное. И когда Зора посмотрела в зеркало, она уже не увидела там человека. Она улыбнулась под маской – и из зеркала на нее глянуло неподвижное лицо.