Похоронное бюро Леди Нованштайн

Улица, наполненная заведениями для знати, была на удивление пустынной. Все, что касалось отдыха, располагалось внутри зданий, а люди только лишь дождались экипаж у дверей, не считая нужным ступать дальше ковровой дорожки. Поэтому редко можно было встретить намерено прогуливающихся аристократов, стаптывающих ноги по неровной тротуарной дорожке.

Лилит выглядывает из-за угла, всматриваясь в затемненный закуток. Угол обзора был до того слабым, что ей пришлось стянуть с себя вуалетку, чтобы разглядеть силуэт, разложившийся на земле, пока она не распахнула в ужасе глаза, завидев молодую девушку, лежащая в неестественной позе. Для Нованштайн не нужно было подбираться ближе, чтобы догадаться об очередной жертве, выставленная напоказ горожанам, и она раскрывает губы, выдавив из себя непомерной силы визг.

Дворовые кошки, засевшие в мусорных баках, закрепленные за ресторанами, испуганно зашипели, а некоторые вовсе сбросились с крышек, шумно повалив большую часть отходов. Этот шум мог донестись до соседнего квартала, собственно, как и визг Лилит, которому она долгое время обучалась у своей подруги.

Рассчитывая на то, что Гельмут уже отужинал, она еще немного держит высокую тональность, не слыша даже ржание мимо пробегающих кобыл, как силуэт приятеля показался из темноты, усмирив ее голосовые связки. А вместе с ним и большая часть знати, отдыхавшая поблизости, высунулась из окон, в то время как рабочие взволнованно выбрались наружу, обступив этот переулок с одной стороны.

Дрожащая рука Лилит указывает вглубь закоулка. Некоторые пытаются разглядеть что-то немыслимое, другие же упиваются разговорами, пока Гельмут опасливо делает несколько шагов вперед, присаживаясь на колено.

Не прошло и минуты, как он констатирует:

– Мертва. – Графиня кратко кивает, наблюдая за округой. – Позвоните в Мюнбурговский отдел по правопорядку и вызовите следователя Зорге!

– Я готова выступить свидетелем, – отзывается Нованштайн, наблюдая за тем, как лакей из ресторана, в котором они ужинали, судорожно набирает номер местного управления в телефонной будке на углу улицы.

– Лилит, – хрипит Гельмут, подзывая ее жестом руки, – взгляни на это.

Она подбирается ближе и сужает глаза, наклоняясь так, чтобы точнее разглядеть то, на что указывает Зюле. А его находка была более, чем просто занимательной.

– Отметины. – Говорит она, наблюдая за тем, как губы ее приятеля сжимаются в линию, вовсе стираясь с лица.

Кровоподтеки, нервными разводами обступившие рваную рану, такую же, которую она видела на всех тех девушках, которых провожала в последний путь, до нелепости походили друг на друга. И у Лилит больше не было сомнений, что за этим стоял один и тот же нелюдь, надевший маску человека.

Дрожащие пальцы Зюле накрывают глаза убитой, в ужасе смотревшей в небо, а после спускаются к волосам, аккуратно прикрывая ранение. Нованштайн же рыщет внутри сумки, надеясь найти старую камеру, но он останавливает ее жестом руки, не предоставив возможности продолжить.

– Как только Зорге приедет, я отправлю тебя домой.

– О чем ты? – непонимающе отзывается Лилит, разведя руками.

– Мне кажется, это предупреждение.

Губы Нованштайн раскрываются, чтобы выдавить из себя отрицание, пока она не разбивается о факты, вымученно выложенные после сегодняшней встречи с Гельмутом.

Если это был не прямой намек на то, чтобы она оставила это дело, то Лилит просто понятия не имела, что вообще могло значить происходящее. И вместо того, чтобы оспорить решение Зюле, она покорно кивает, глядя на то, как он вынимает ленту из внутреннего кармана пиджака.

Зорге приехал спустя несколько минут в компании нескольких местных следователей, оставляя тех в помощь Гельмуту, и Лилит кивает ему на прощание, садясь в экипаж бывшего сослуживца.

– Хотелось бы мне встретиться с вами при лучших обстоятельствах, следователь Нованштайн, – вымученно бросает Зорге, пряча напряженное выражение лица за натянутой улыбкой.

– Я больше не следователь, Зорге, – отвечает она, подперев подбородок рукой, – как и ты больше не мой протеже.

Тот лишь кивает, глядя на проплывающий пейзаж за окном. Они молчат. Вечер стоил раздумий и перед выходом из экипажа Лилит оглядывается, не доходя до двери бюро.

Взгляд Зорге непонимающе останавливается на ее силуэте, пытаясь считать с нее информацию, но у того было не так много опыта, чтобы угадать ее мысли. И она вынимает из сумочки машинописную визитку, через раскрытое окно вкладывая ее в ладонь своего бывшего протеже.

– Похоронное бюро Нованштайн будет радо содействию. Приходите в удобное для вас время.

Карета дергается, ржание лошадей больше не раздражает ее своим присутствием и Зорге снова выглядывает из окна, глядя на то, как силуэт Лилит проскользнул внутрь помещения, скрывшись в мрачных стенах своего похоронного бюро.

2

За несколько дней отсутствия в похоронном бюро она успела даже привыкнуть к особняку Рози, расположившийся загородом. Здесь было особенно тесно в понимании Лилит, а все из-за извечно беспокоящихся маркизов Пик, ставшие еще заботливее после смерти главы семейства Нованштайн. К тому времени юная графиня стала для них словно дочка, пускай ее присутствию и без того были безгранично рады.

Для Лилит же ранняя потеря родителей не была потерей вовсе, пускай смерть и оказалась внезапной. Еще несколькими годами ранее она лишилась матери от затяжной болезни, когда нечто подобное скосило и отца, сгоревший за полгода. Она лишь жалела, что была поглощена работой, никогда не выделяя время для возвращения в отчий дом, но и это теперь оказалось всего лишь прошлым.

Ее собственное фамильное поместье стало больше походить на загон для скота. Находиться в нем было на редкость тяжко, отовсюду веет печальными воспоминаниями, а слуги подбирают слова, лишь бы не навредить своей госпоже. Именно по этой причине она наносит столь редкие визиты в особняк Нованштайн, предпочитая ему поместье Пик, расположившееся в другой стороне от графства.

Неспешный променад на территории понемногу желтеющего сада был глотком свежего воздуха. Хотя бы здесь она могла избавить себя от суматохи города, слушая прелестный голос Рози, медом вливающийся в уши с каждым новым словом. Не зря она была одной из самых желанных певиц этого времени, а Нованштайн могла слушать ее не проронив ни морринга.

Густо посаженные розы в клумбах, отцветающими головками смотрят в небо, завлекая к себе непринужденные взгляды подруг. Рози касается до лепестков одними кончиками пальцев, причмокнув, на что Лилит лишь мягко улыбнулась, уводя взгляд в поднебесье. То, насколько Пик походила на эти вычурные цветы, было и без лишних слов ясно.

Ее подруга любила носить многослойные платья, тщательно подбирая к ним многоуровневый подъюбник, из-за чего она казалась в разы больше, чем есть. А также множество рюш, усеянные по подолу, издали делали ее силуэт одутловатым. Из-за этого наряд Лилит невооруженным взглядом дешевел на фоне Рози, пускай мастер, приложивший руку к их выходному платью, был одним и тем же.

– Сколько тебя помню, а ты всегда носила этот фасон, – с ноткой сентиментальности протянула Нованштайн, в кои-то веки расплескав по плечам вьющиеся волосы.

Ластящиеся на свету пряди ее волос красиво переливались, напоминая разрастающийся огонек в жаровне, и Рози невольно задержала на них свой взгляд, хмыкнув.

– Уж лучше пусть во мне видят дурнушку, – загнусавила Пик, обмахиваясь веером, – нежели затейницу интриг и скандалов.

– О, ты и без этого маскарада хороша в масках! – протестует Лилит, сделав шаг навстречу к подруге, что та заробела, распахнув и без того широкие глазки.

Светлый покров ресниц Рози задрожал от внезапности, и она залилась кристальным смехом, шутливо ударив сложенным веером по плечу Нованштайн. Нелепое платье неудобно дернулось с очередным порывом ветра и ее потянуло бы в сторону, если бы графиня не придерживала ее за запястья, заулыбавшись.

Щеки маркизы надулись из-за волнения, скрепленные лентой кудри удрали за ветряным порывом, разрушив выходную прическу, и показалось, что следом взлетят и рюши, повиснув на первой ветви. Середина осени встречала подруг с беспокойством. И пусть только вид одной Нованштайн передавал вой природы, нарумяненное лицо Рози во всей красе кричало о похолодании.

– Я хотела поговорить с тобой, – взволнованно обращается к ней Лилит, ведя маркизу под руку к скамье.

Тон извечно серьезной Нованштайн был для леди Пик откровением. Уж слишком редко она выражала потребность заботы о ком-либо, приехав без предупреждения, планомерно отложив встречу с клиентами.

– В Мюнбурге что-то случилось, раз уж Гельмут нанес визит?

Лилит помогает ей приподнять железный каркас, чтобы Рози как можно удобней устроилась на скамье, но тот был на редкость тугим в обращении. Для маркизы это было последней каплей, и она дернула его вниз, от негодования запустив пошатывающуюся конструкцию куда-то в сторону.

В конечно счете мягкая улыбка сошла с лица Нованштайн, наводя переживания.

– Еще одна дебютантка была найдена несколько дней назад на ресторанной улице.

– Какой ужас! – воскликнула Рози, натянув на лоб тонкие светлые брови. – Это уже какая по счету?

– Третья. – Трагично отвечает Лилит, сложив на груди руки. – Гельмут предположил, что некто делает мне предупреждение.

Рози в возмущении смахивает кудри на спину, хмурясь, и обхватывает свои локти, надеясь согреться. Лилит обреченно вздыхает, стягивая с себя увесистую накидку, накрывая оголенные плечи подруги, и та благодарно кивает, теснее запахнувшись, чтобы сохранившееся тепло Нованштайн не исчезло бесследно.

– Тебе? – наконец, переспрашивает она. – Отчего же?

– С моим приездом в столице все стихло, а дознаватели и рады такому исходу.

– Да уж, – вздыхает Рози, постукивая веером по деревянной балке, – но при чем здесь я?

– Ты моя подруга, – говорит Нованштайн, напряженно глядя в горизонт, – а, значит, можешь стать одной из жертв, если все так, как предполагает Гельмут.

– Вот дела! – ахает она, вскинув руками. – А тебе не опасно расхаживать по городу?

Та пожимает плечами, поднявшись на ноги.

Встревоженное лицо Рози обводит хладнокровное выражение Лилит, явно не тронутое посторонними переживаниями. Она всегда была такой отстраненной, если дело касалось личного благополучия.

– Мне больше некого защищать, а у тебя подрастает сестра.

– А как же я? – не унимается Пик, взмыв на ноги следом. – Ты мне как сестра!

Она кладет на ее плечи руки, прикрыв глаза от приятного момента встречи. То, как она любила Рози, не передать словами.

– Ради этого я и прошу тебя не выходить без эскорта в город, понимаешь? – подмечает Лилит, наклонив голову в сторону. – Засим я откланиваюсь.

3

К вечеру следующего дня похоронное бюро, брошенное на целую неделю, встречало еще и личную служанку Нованштайн, в красках посвященная в детали новой работы. Для Лилит это было необходимостью, впрочем, как и то, чтобы раз в месяц навещать свои земли, оценивая убытки и упадок. Благо нанятая экономка еще со времен жизни ее отца была добросовестной женщиной, ведущая книгу учета за время отсутствия хозяйки. Пообещав им вернуться как можно скорее, Лилит уже вовсю принимала вечернюю поставку цветов, наполняя опустевшие вазы новыми сортами.

Мрачность помещения сказывалось на ее настроении, которое и без того оставляло желать лучшего. А уж плещущиеся тусклые огоньки за витриной ее бюро наводили тоску и необъятный ужас, из-за чего после ухода фермера она закрыла агентство на ключ, больше не ожидая никаких гостей.

Служанка приятно дополняла это место. Во всяком случае, напряжение от одинокой жизни стихло, сделав все возможное для небольшого исцеления. Нельзя было только докладывать об истинном положении дел Рози и Гельмуту, которые до сих пор считают, что она работает исключительно из надобности, остальное время проводя в родовом имении.

Увлеченно украшая похоронные венки последними деталями, она не сразу услышала стук в дверь. Ее прислужница Грета уже стояла у замочной скважины, дожидаясь дозволения хозяйки.

– Похоронное бюро закрыто! – кричит с другого конца комнаты Лилит, в общих очертаниях видя незнакомца в оконной раме входной двери.

– Графиня Нованштайн, – обращается к ней старческий голос, – я от своего господина! Он навещал вас несколько недель назад!

– Не припоминаю ника..

Она так и смолкает, нахмурившись в привычном для себя скепсисе, пока не кивает Грете, послушно открывшая замок.

Невысокий пожилой мужчина стряхивал с себя мелкие дождевые капли, осевшие на дорогостоящем фраке, и Лилит признает кабошон, запонками устроившийся на манжетах. У того господина, которого она уже успела позабыть, был такой же галстук в стиле бохо, резным украшением поблескивающий в свете дня.

– Ваш господин не представился, – строго отзывается Лилит, жестом руки приглашая присесть посетителя, но тот отказался, стянув с головы шляпу.

– Прошу простить его за дерзость, графиня, – кланяется он, – он не смог найти с вами встречи.

Задвинув небольшую лестницу обратно под полочку, она вернулась за справочное бюро, вынимая плетеную корзинку для писем, не найдя никакого обращения угловатым почерком аристократа. И все же она взяла в руки примитивную шкатулку без крышки, поставив на круглый столик в центре зала.

– Можете взглянуть – здесь последние письма, скопившиеся за две недели моего отсутствия. – Оповещает она, завидев, как Грета уже стояла в проеме, держа в руках поднос с разлитым по чашкам чаем. – Во всяком случае, я оставляла на витрине записку, что в ближайшее время меня не будет в Мюнбурге. – Разводит руками Лилит.

Пожилой мажордом, отвечающий за благополучие своих господ, понимающе кивнул, и вынуждено сел в предложенное кресло. Нованштайн последовала за ним, устроившись напротив.

Рука, облаченная в перчатку, утопилась в конвертах, вынимая каждый на расстоянии. В конечном счете, он сдался, достав из кармана фрака пенсе, но даже с ним не нашлось ничего похожего на почерк его господина. Тогда Лилит жестом указала на стынущий чай, слыша, как дождь за окном усилился.

– Вы пришли по срочному делу? – интересуется девушка, зажигая несколько свечей, стоящих у столика на канделябре.

– Понимаю, что побеспокоил вас, – начинает издалека он, – просто мой господин переживал, что единственное в герцогстве похоронное бюро закроется.

На лице Лилит проскользнула хмурость, и как некстати сегодня на ней не было вуалетки.

Отставив чашку, она поднялась на ноги, слышно отойдя к витрине. Пускай ее агентство располагалась не в центре города, она прекрасно была осведомлена в том, что не возьмись она за дело отца, в Мюнбурге продолжило работать порядка два похоронного бюро со своей клиентурой и спецификой.

– Вы ставите меня в неудобное положение, – отвечает Нованштайн, продолжая очерчивать взглядом дождевые разводы на стекле, – ведь всем прекрасно известно о более именитых фирмах, открывшихся сравнительно недавно.

– Не поймите неправильно! – возражает мужчина, в мирном жесте выставив перед собой руки. – Я говорю это только лишь потому, что такого бюро, как ваше, стоит еще потрудиться сыскать. Особенно в Мюнбурге.

Она усмехается, оглядевшись через плечо. Надежда в печальном взгляде старика не сулила для нее ничего хорошего. Во всяком случае, Лилит знала, что богатеям доверять не следовало.

Обогнув столик, она вернулась за стойку, вынув визитку, и положила ее перед незваным гостем.

– Для меня очень важно обговорить вопрос с клиентом, сэр..

– Доллер, графиня.

– Сэр Доллер. – Прибавляет она, сузив глаза. – Как бы хорошо слуги не знали своего господа, для меня важна личная встреча.

– К-конечно, – взволнованно закивал мужчина, утирая пот платком с висков, – я понимаю, о чем вы, графиня.

– Передайте ему, что я буду ждать его звонка.

Тот поднялся на ноги и перед тем, как покинуть бюро, он замер, держа в руках дверную ручку.

Лилит встревожено выгнулась, поправляя выбившиеся из низкого пучка волосы.

– Простите мне мою дерзость, графиня, я хотел обратиться к вам за просьбой личного характера. – И он сложил перед собой руки в немощную позу, точно сомневаясь, что она станет слушать дальше. – Я понимаю, что вы не занимаетесь похоронными церемониями слуг, но..

– Сэр Доллер, – прерывает его Лилит, хмурясь, – мое бюро оказывает поддержку, невзирая на статус и титул, и если у вас имеются вопросы в организации прощания для ваших близких, то я примусь за это дело.

– Понимаете, моя внучка смертельно больна и мне кажется, что скоро наступит судный день.

Гром за витриной карикатурно ворвался внутрь помещения, всколыхнув свечи. Искусственный свет опасно пританцовывал, едва вырисовывая их силуэты среди сумерек, и что-то неспокойное разрасталось в груди, заставив ободряюще положить свою руку на его плечо.

Гримаса скорби выбилась наружу, и старик спрятался за козырьком шляпы, боясь выглянуть из-за него на свет. Лилит не должна сопереживать тем, кто приходит к ней за услугой, но порой еще не очерствелое сердце вздрагивает, стоит только взглянуть в лица, потерявших своих дорогих и любимых.

– В таком случае я прощаюсь с вами, сэр Доллер, – тихо говорит Нованштайн, – искренне надеясь, что последнее, в чем вы будете нуждаться – это мои услуги.

Слабый всхлип, ударившийся об стенки плотного цилиндра, заставил ее поджать губы. Старик простоял так еще какое-то время, пока к полуночи не стих дождь, позволив ему без сожаления покинуть похоронное бюро леди Нованштайн, всем сердцем надеющаяся, что это будет их последняя запланированная им встреча.

Грета стояла у лестницы, сдерживая слезы. Когда-то давно ее дочь хоронил отец Лилит, устроив день прощания для безродной женщины, убитой горем. И когда служанка приходила в тот день в бюро, говоря, что лекари не обещают никаких хороших прогнозов, граф Нованштайн просил больше не приходить Грету в его агентство, чтобы не наклепать несчастий из места, напитанное смертью.

В углу комнаты стояла метла. Лилит помнила, как отец прогонял ею суеверия, берущие начало из ритуальных услуг, ведь все, кто говорят о смерти, в конечном счете, приносят ее домой. Граф Нованштайн верил, что если притянуть ссор туда, где ему место, человека будет преследовать удача. Именно по этой причине она схватила черенок, впервые в жизни надеясь, что малолетняя внучка незнакомого для нее мажордома никогда не окажется в одном из представленных здесь макинтошей.

Тонкие прутья метлы проходятся по входному коврику, забирая ссор, принесенный сэром Доллером, и Грета подставляет совок, подбирая все до крошки.

– Сбрось это в печь, – просит Лилит, вернув метлу на место.

Та кланяется, удаляясь в приемную на втором этаже, а девушка гасит свечи в зале, наконец, сбросив перчатки в грязную корзину для белья.

У суеверий было свое предзнаменование, и каждый выбирал, стоило ли верить в беды, если дорогу пересекла черная кошка, но порой, чтобы от души отлегло, достаточно было отвести предрассудки, выполнив свой ритуал по обходу беды. И сколько бы Лилит не верила в предрассудки каждого владельца ритуального бюро, сегодня ей особенно сильно хотелось довериться им, ведь то, что дочь Греты прожила после того случая еще десять лет – чудо, никак иначе.

4

Рози не была в похоронном бюро Нованштайн еще с академии, когда Лилит возвращалась в отчий дом на каникулы, а Пик наносила визит в Мюнбург, потому что соскучилась по подруге. И вот, спустя пять лет, она сидит в зале, украшения которого внушают необъятный ужас, если проводить здесь все свое свободное время.

Наконец, на маркизе Пик больше не было кричащего платья, от которого она отказывалась, если стоило выходить в свет по делам. Но Лилит знала, что если этим вечером некто организует бал, Рози сменит наряд на кричащее недоразумение, вновь строя глазки молодым наследникам ради интриги.

– Тебе, безусловно, идут похоронные венки и гробы, Лилит, – протягивает Пик, передавая шляпу с перьями Грете, – но ты не думала сделать обстановку менее… тяжелой?

С уст Нованштайн соскользнула улыбка, и она берет со стойки резную свечу в виде черепа, покрутив ее перед лицом Рози.

– Боже, – недовольно морщится она, не желая прикасаться к сомнительным атрибутам этого бюро, – ты действительно находишь в этом что-то красивое?

– Чудовищно красивое, Рози, – отвечает Лилит, притворно ухмыльнувшись, – ровно, как и твои платья, приготовленные на особенные вечера.

– Да, у них с твоими декорациями есть нечто общее, только свои наряды я отношу к потехе. – Говорит девушка, разглядывая ногти.

– Интересно было бы взглянуть на лица свиты Кропп, которая всякий раз насмехается над тобой, стоит только пажу огласить твой приезд. – В насмешке протягивает Лилит, ставя восковой череп на видное место. – Готова поспорить на несколько моррингов, что у нее отвиснет челюсть, когда ты придешь в чем-то подобном, – она указывает на коктейльное платье подруги, хмыкая на ее прекрасные формы.

Та отмахивается, состроив безразличное выражение лица.

– Ты ведь знаешь, что это только навлечет лишний интерес, а я и без того завидная невеста среди знати. – А после она с прищуром ухмыляется, притянув к себе Лилит за руку. – Вот мы и добрались до дел сердечных: скажи мне, Мюллер уже оставил попытки добиться твоей руки?

Стоило только вспомнить это ненавистное лицо, как Нованштайн вся скривилась, унимая тошноту, перекатившаяся на языке безвкусной вязью. Если бы не она не знала Рози, то с точностью сочла бы, что та пытается задеть ее.

Устало выдохнув, Лилит прикладывает ко лбу руку, чувствуя неясное недомогание. Так происходило всякий раз, если подлец Мюллер находился где-то поблизости.

– Мне кажется, для Мюллера не существует отказа, – морщится Нованштайн, влив в стакан воды валерьянку, припрятанная за стойкой.

– Почему бы не найти того, кто бы помог тебе избавиться от него? – интересуется Пик, положив подбородок на ладонь руки. – Неужели больше никто не проявлял к тебе интерес?

– Ты помнишь, когда в последний раз я посещала светские мероприятия?

– Стоит начать, – кивает она с очевидным выражением лица.

Для Рози в этом не было ничего необычного, только вот Лилит никогда не была заложницей светских утех. Все свое время она посвящала работе и приходила на балы только лишь по личному приглашению короля. Обычно ее роль была проста: сопровождение герцогского отпрыска, в последствии увязавшийся за ней хвостом.

Вздохнув, она усаживается против Рози, пытаясь представить ее в качестве жены какого-нибудь местного толстосума, но картинка так и не вырисовывается.

– Ты когда-нибудь думала о том, чтобы пойти под венец? – интересуется Лилит, приложив указательный палец к виску.

Этот вопрос заметно напряг ее. Плечи молодой маркизы ссутулились, она обхватила себя за локти и тяжело вздохнула, явно вспоминая что-то.

– Ты ведь знаешь, – отмахивается она.

– Ты все о Гельмуте? – бросает Нованштайн, видя, как та сдержано кивнула.

Звенящая тишина была отягощающей. В особенности в этом месте, в котором и без того не было уголка для веселья.

– Я понимаю, что он никогда не видел во мне ту самую, – отчаянно прибавляет Рози, поджав губы, – но в глубине души я надеялась, что все изменится.

– Прости, – говорит Лилит, взглядом очерчивая понурое лицо подруги, – мне не следовало притрагиваться к этой теме.

– Нет, – мотает головой Пик, дрожащей рукой поправляя подкрашенные ресницы, – во всяком случае, мы обе знали, что до идиота Зюле мои чувства дошли бы только к старости. – Нервно отзывается она, криво улыбнувшись.

Лилит оставляет ответ при себе, сдержано кивнув, и сцепляет перед собой пальцы рук в замок. Ей было жаль Рози, и вместе с тем она откровенно не понимала, почему та так и не призналась ему после последнего в ее жизни столичного бала перед тем, как присягнувшая на титул маркизы Пик не покинула Моррер, теснее обосновавшись на территориях своего фамильного поместья.

В любом случае, то были дела тех двоих, и она просто не имела права вмешиваться в их отношения.

Прикрыв отяжелевшие веки на полсекунды, Нованштайн представляет, как этот долгий день подходит к своего логическому завершения в ванной комнате второго этажа, прилежно подготовленная перед сном Гретой, как телефонный звонок вытравляет из нее сонливость, заставив подняться на ноги. Этот день никогда не закончится, догадывается она, из-под рыжих ресниц взглянув на свою задумчивую подругу, которую редко можно застать в таком состоянии.

– Похоронное бюро Нованштайн слушает, – монотонно отзывается Лилит, накручивая на палец пружинку.

– Добрый день, графиня Нованштайн, – слышится знакомый сиплый голос, заставивший ее прорезать лоб морщинами, – вас беспокоит господин сэра Доллера.

Лилит ворчливо скривила губы, раскрывая журнал записей на ближайшую неделю, надеясь отказать ему в приеме.