Похоронное бюро Леди Нованштайн

Глава 2. «Штефан»

1

Для Лилит было обычным делом вести разговоры с малознакомыми людьми. Во всяком случае, это была непосредственная часть ее работы, магическим образом перешедшая в рутину.

Пятница подкралась незаметно. Она так ждала весточки от Гельмута в надежде, что эта нежеланная встреча оборвется, но тот не послал даже обещанной телеграммы, решив отрезать ее от мрачного криминального мира, с которым она работала целых пять лет без продуха. Это решение Зюле воспринималось Нованштайн в штыки, из-за чего с середины недели она ходила сама не своя, ожидая хотя бы одного поступления с насущной темой. Но с того дня, как они обнаружили обескровленное тело дебютантки, к ней не поступало запросов об организации похорон для молодых девушек. Конечно, затишье не могло не радовать, только все знают, что затишье бывает перед бурей.

Напольные часы утробно шумели из скучного зала, напоминая о приближении встречи. Сильнее усложняло то, что она так и не оговорила точный час, в который настойчивый незнакомец должен наведаться в ее агентство, из-за чего она самолично вырыла себе могилу. И только Лилит расслабилась, решив, что их раут срывается, как истошный звон колокольчиков заставляет ее напрячься, в раздражении пройдя в зал.

– Добрый вечер, графиня Нованштайн.

Тот самый широкоплечий мужчина с притягательным взглядом встречал ее с ароматным букетом лилий, явно посчитав, что это ее любимый сорт цветов. Но она бы не была Нованштайн, если бы с легкомысленной улыбкой приняла его скромное подношение, с распростертыми объятиями пригласив в приемную для своих посетителей. Отчего-то она не питала к нему нежных чувств.

Молча взяв букет в свои руки, она не глядя передает его Грете, в поклоне уходящая в комнату с камином, пока Лилит вытягивает руку к столику, только лишь намекая ему занять место.

Человек, назвавший себя «Штефаном», обладал особенной аурой. Он обаятельно улыбнулся, стянув с себя головной убор, и устроился в кресле, бесцеремонно глядя на владелицу бюро.

– Добрый вечер, сэр, – наконец, приветствует его Лилит в мягком реверансе.

– Вы не в духе? – подмечает он с прищуром.

Ее резкий прищур затерялся в тесноте кружева, мягко упавшее на глаза, и она едва слышно хмыкает, усаживаясь ровно против него. Тесное платье было не помехой – Лилит закидывает ногу на ногу, изредка колыша воздух голенью.

От нее не укрылось то, как он в один момент заострил внимание на ярко-красной подошве ее туфель, смиренно уведя его обратно к ее лицу. Но графиня уже успела натянуть на себя полное нахальства лицо, будто бы честь и достоинство было растоптано в клочья.

– Отнюдь, – отнекивается она, поправив вуалетку, – немного недомогаю. Надеюсь, вас это не побеспокоит.

– Безусловно, нет. – Моментально отвечает он, мягко натянув бледноватого оттенка губы в скромную улыбку. – Прошу простить мне излишнюю любопытность, но у вас траур?

Лилит наклоняет голову в сторону с заметным скепсисом от услышанного и складывает на груди руки.

– С моей работой каждый день – траур.

– Вы правы, – кивает он, – прошу простить мою недальновидность.

– Так, – вздыхает она, придвинув к себе каталоги и журнал, – давайте приступим к повестке нашей встречи.

Грета, искусно поставившая на столик чашки с чаем, подает раскрытый футляр своей госпоже, из которого она вынимает угловатые очки, надевая их на переносицу. Мужчина следил за каждым ее действием, намертво сцепив перед собой руки. Слишком уж очевиден был этот интерес личного характера, потому Лилит отчаянно делала вид, что не замечает ни единого томного взора.

В этом она была мастерицей: вести беседу так, будто ничего не случилось вовсе.

– Перво-наперво мне хотелось уточнить: почему ваш выбор пал именно на бюро Нованштайн? – интересуется она, оценочным взглядом проходя по щедро выкрашенным страницам каталога. – С момента нашей встречи прошло три недели и, как я могу предположить, ваш вопрос не столь срочный, как могло показаться изначально.

Тот неторопливо прикасается к чашке, понемногу иссушая содержимое с заметным отвращением. На это Лилит отчаянно не обращает внимания, продолжая буравить взглядом страницы, лишь бы не провоцировать его на посторонние разговоры.

Слышится пустой лязг чашки, ударившейся об блюдце, и Грета выходит из тени комнаты, вливая еще. Увиденное краем глаза заставило Нованштайн заулыбаться, точно служанка читала ее как открытую книгу – уж слишком весело было наблюдать за тем, как брови его карикатурно дергались, стоило только добраться до чайного сбора, осадком засевший на дне. Все даже встало на свои места, ведь такая травянка нравилась исключительно низшему классу людей и тем, кто не брезговал разделить чайничек с прислугой, чтобы разнообразить свои вкусовые предпочтения.

Мужчина, возможно, снобом и не являлся, но и не скрывал, что по душе этот отвар ему не был, хотя тягал по капле, явно завторив неторопливым движениям владелицы бюро.

– Все так, как вы и сказали, – соглашается он, отставив чашку, – тем не менее, мне бы хотелось согласовать с вами излишки.

– Я правильно понимаю, что это всего лишь подготовка к возможному инциденту? – непонимающе хмурится Лилит, наконец, подняв на него строгий взгляд.

Мужчина подается к ней, выгибая шею так, что она ощущает его горячее дыхание на лице. От этого противоестетсвенного жара невольно забилось ее сердце, и она отпрянула, поджав губы.

– Вы все правильно поняли, графиня.

Ее глаза вновь сужаются. От Нованштайн не отстает чувство, что мужчина играет с ней, заведомо зная, в какой стороне находится тупик, из-за чего она стягивает с себя вуалетку, воочию открываясь нахальному посетителю.

Чай в ее чашке до сих пор стыл, его же чашка давно опустела, показывая прилипшие ко дну взбухшие чаинки. Ей нравились загадки с детства. Головоломки и остросюжетные романы скрашивали ее день, как дочери хозяина ритуальных услуг, из развлечений обычно имевшая арсенал лягушек для препарирования да лакированные макинтоши, в которых удачно выходило прятаться от Рози, если та просила сыграть в прятки. Только вот стоило ей по-настоящему притронуться к реальным делам, то больше никогда не становилось весело, ведь от этих головоломок чаще всего ее навещала мигрень.

Читать людей было в разы сложнее, а когда перед ней находился равный по интеллекту человек, становилось неимоверно душно от одной мысли, что он оказывался на шаг впереди. В догонялках Лилит никогда не была сильна – для этого у нее всегда был Зорге.

– Что же, будь по-вашему, – в очередной раз соглашается она, придвинув ближе к нему каталог, – кому вы хотите устроить поминальную церемонию?

– Я предпочел бы сохранять анонимность вплоть до деталей.

– Как тогда прикажете работать с вами?

Он сцепляет перед собой руки, наклонив голову в сторону. Его белокурые локоны спадают на глаза, весьма кстати пряча вездесущий взгляд, едва не пришивший ее к одному креслу на месте. Лилит невольно сглатывает, принимая как можно более умиротворенную позу, ощутив, как мыс его туфель дотрагивается до ее.

До сих пор было не ясно, чего он добивался, но Нованштайн только лишь усмехнулась, в пылу стратегического взрыва облизнувшись на очередную его дерзость. Было в нем что-то от поганца Мюллера.

– Я бы хотел устроить процессию в католическом соборе Мюнбурга, – бросает он, разведя руками, – в главном зале, используемый для мессы.

Услышанное заявление было хоть какой-то отправной точкой в их встрече. Это хотя бы давало ей право судить о его состоянии, явно способное потягаться с наследством тошного для нее поклонника.

– Нуждаетесь ли вы в пробной церемонии? – интересуется Лилит, уже записывая мелким почерком услышанные от него детали, чтобы не потерять ни одну идею, которая способна возникнуть в голове за время ее планирования предстоящего прощания.

– Если вы сможете организовать все в кратчайшие сроки, то я был бы признателен, графиня. – Протягивает «Штефан», деликатно прослеживая за каждой ее лаконичной записью.

– Тогда вы доверяете мне выбор пьедестала, украшений, цветов и?..

Он простодушно кивает на каждую ее фразу, будто бы это не играло совершенно никакой разницы, как она бесцеременно подает ему расписку, придвигая чернильницу. Следовало догадаться, что эта сторона вопроса мало его интересовала.

– Поставьте дату и подпись в конце контракта.

Тот не торопится брать в руки перо, продолжительным взглядом оценивая ее непоколебимо серьезное выражение лица. В раздражении она вкладывает ему в ладонь гусиное перо, подталкивая к правому краю кончик, и он в едва выраженной усмешке оставляет размашистую подпись, неторопливо отставляя от себя документы, глядя на то, как Лилит холерично притягивает их к себе, чтобы вкрадчиво изучить составленную накануне расписку еще раз.

– Графиня, – необычайно томно обращается он к ней, завидев, с каким недоверчивым лицом она подняла к нему взгляд, – как вы смотрите на то, чтобы провести эти выходные в моей компании? – безобидно интересуется он. – Безусловно, все в рамках закона.

– Вы приглашаете меня на свидание? – хмурится она, собирая документы воедино.

– Можете считать это свиданием или деловой встречей, – пожимает плечами «Штефан», поднимаясь на ноги, – во всяком случае, вам следует изучить клиента прежде, чем выполнить его заказ, верно?

Нованштайн поднимается вслед за ним, едва не хватая его за запястье, вовремя осекаясь собственной невнимательности. И он оборачивается, замерев возле двери.

– Можно я задам вам нескромный вопрос?

Ее губы недоверчиво поджимаются, выдавая то, насколько напряженной она была в его присутствии.

– Верите ли вы в городскую легенду о вампирах?

Хладнокровие, плещущееся в ее зрачках, не выдавало то, через что ей пришлось пройти как следователю. Во всяком случае, она предельно четко знала, перед кем ей было позволительно обсуждать это щепетильное дело.

И только она была готова ответить, как «Штефан» говорит:

– Расслабьтесь, – просит он, – во всяком случае, бояться нечего тому, кто ни во что не верит. Верно, графиня?

– Безусловно. – Сдавленно отвечает она, выдавив скромную улыбку.

– Я заеду за вами в два часа дня, – предупреждает мужчина, толкнув дверь, – к тому времени будьте готовы.

Стоило двери за ним закрыться, как она судорожно переворачивает табличку, одним рывком пряча витрину за полотном. К тому времени Грета закрыла дверь на два замка, взволнованно глядя на госпожу.

– Как ты считаешь, – обращается к ней Лилит, глядя в одну точку, – следует ли нам обзавестись оберегами от вампиров?

– Только если те существуют, моя леди, – отвечает Грета, поджав губы.

В это мгновение сама Лилит не знала чему верить, но то, что он предупредил ее о чем-то, так и не выходило из ее головы.

2

Невооруженным взглядом было понятно, что Лилит так и не сомкнула глаз этой ночью. Каждый шорох с улицы сопровождался тревожными мыслями, а ведь она никогда не была из пугливых. И стоило только солнечным лучам пробраться в комнату, как она с тревогой поднялась, напоровшись на смехотворное время на циферблате – десять утра субботы.

Поздняя осень надвигалась на город совсем уж незаметно, но теперь то, насколько грустным казалось утро, не могло не печалить, из-за чего Лилит сильнее обычного ощущала эту потребность в кофеине, лишь бы не клевать носом во время сомнительного променада средь бела дня. Хотя предстоящий день едва ли можно будет назвать светлым, потому что никогда прежде она не соглашалась на подобного рода авантюры: поддаться уговорам малознакомого аристократа, чтобы совершить незамысловатый экскурс по центру этого неприметного городка.

И самое время глумливо продолжало перекатываться так, словно близится долгожданная встреча, из-за которой она просто не может перевести дух, как Нованштайн уже сидела перед туалетным столиком, ожидая, когда Грета завершит приготовления, нежно водя кисточкой по коже. Будто бы все так и располагало к заветному часу.

– Вы уверены, что следует доверять ему, моя леди? – обеспокоено интересуется женщина, сомкнув на переносице поредевшие брови.

Лилит вздыхает, не ведая, что ответить. Во всяком случае, она множество раз оказывалась в опасности, потому совсем едва ли могла расценивать его как угрозу.

– Если я не вернусь к назначенному часу воскресенья, смело звони маркизам Пик.

– Прошу вас, будьте начеку.

Устало кивнув, Нованштайн, наконец, раскрывает глаза, без особенного восхищения глядя в зеркало.

Причины усталости были успешно скрыты под хорошим слоем пудры, только вот покрасневшие белки глаз выдавали ее с потрохами. На это ей оставалось только лишь пожать плечами, накинув поверх скромного платья легкий платок, надеясь, что тот укроет ее от ненастья в этот вынужденный на встречу день.

Спустившись вниз, она стянула со стойки расшитую жемчугом сумочку, не сразу отметив, что Грета развесила несколько головок чеснока на входе в бюро, явно тревожась после вчерашнего посетителя. Лилит лишь устало вздыхает, оборачиваясь к служанке, как та в поклоне провожает ее, уже расположившись в зале.

Одутловатые тучи, пересекающие весь Мюнбург, заставляли прятать зевок в ладони руки, пока сомнительный новый знакомый не потревожил ее гудком автомобиля.

«Штефан» владел совсем новеньким авто, ни в какое сравнение не идущее с металлолом Гельмута, из-за чего Лилит невольно скривилась своим горьким мыслям.

– Добрый день, графиня Нованштайн! – слышится хрипловатый голос мужчины за ее спиной, как Лилит находит в себе силы сдержать нервную улыбку, стоило только разглядеть его на удивление скрытный наряд, прячущий за собой любой участок его бледной кожи.

Подав ей руку, чтобы помочь спуститься на дорогу, она лишь вздернула подбородок, обойдя его с другой стороны. В ответ он усмехнулся, легким движением пригласив ее занять место в салоне.

Та не стала возражать и еще больше испытывать его, потому спустя несколько секунд он уже заводил мотор, не сводя взгляда с дороги.

Шляпа, прячущая его от солнца, все так и покоилась на голове, собственно, как и плотный плащ с вздернутым воротником, из-за чего у нее так и чесались руки, чтобы пригладить эту взъерошенную ткань обратно.

– Надеюсь, у вас имеется план, – протягивает Нованштайн, сложив на груди руки от неприкаянных мыслей.

Тот сдержано улыбнулся, натянув на глаза козырек, стоило лучику света пробраться внутрь их обшитого велюром салона. Лилит же наблюдала за ним краем глаза, совсем не имея возможности расслабиться, пускай и не происходило совершенно ничего из ряда вон происходящего. Было все как раз наоборот и именно это немного выводило ее из привычного равновесия.

– В противном случае вы оставите меня при первой же остановке? – интересуется он.

– Как знать. – Пожимает плечами она, хмурясь.

И все же что-то было не так. Дело даже не в том, что она отправилась с незнакомцем любоваться красотами города. Сама обстановка внутри автомобиля была для нее чуждой, из-за чего она не спускала взгляда с бокового зеркала заднего вида, не унимаясь своему предчувствию.

Где-то вдалеке еле проглядывала старая вывеска ее бюро, вот-вот скроющаяся за первым поворотом, а люди вокруг неспешно передвигались по своим делам, едва поднимая взгляда выше тротуара. С недавних пор в Мюнбурге стало все больше открываться новых лавочек, но вот ближайших агентств ритуальных услуг на окраине города нельзя было даже сыскать. Возможно, для кого-то бюро Нованштайн имело идеальное расположение, только вот для самой хозяйки бюро это казалось крайне неудобным, потому что большая часть ближайших поминальных мест находилось далеко от ее конторы. Но и в этом мог быть свой шарм, ведь ближайшие фермерские угодья находились настолько близко, что их владельцы с радостью поставляли для Лилит все, что она только не попросит.

Но для нее такой расклад был более, чем удачен, ведь она не просто так оказалась в Мюнбурге, переняв семейное дело.

– Для начала отправимся в собор, – осведомляет ее он, заворачивая на знакомую для нее улочку, – вы ведь не против?

Она оглядывает его с долей поверхностного раздражения, явно показывая то, насколько очевидным казалось ее присутствие здесь и сейчас.

– Была бы против, меня бы здесь не было.

В свою очередь на ее ответ он ухмыльнулся, откинув зеркало на водительском месте, чтобы в очередной раз огородить себя от бьющего света. Она с долей интереса оглядела пустой кармашек, поборовшись с желанием оттянуть свое, пока естественно не вынимает из сумочки помаду, вытягивая руку к козырьку.

Пальцы мужчины мягко притронулись к ее запястью. Сам он легко улыбнулся, прикрыв глаза. В это мгновение они стояли на перекрестке, внимая регулировщику в центре дороги.

– Графиня, вы можете воспользоваться боковым зеркалом, – мягко предлагает он ей, наклонив голову в сторону.

– Не кажется ли вам, что это не удобно?

– Прошу прощения, но все зеркала с козырьков были сняты.

– Гляжу, у вас очень чувствительные к солнцу глаза, – хмыкает Лилит, вынув свое зеркальце из кармана, одним движением руки подкрасив губы темной помадой.

Он надавливает на педаль газа, понемногу набирая скорость, в то время как Нованштайн с долей скепсиса оглядывала его профиль, давно расквитавшись с макияжем.

Лисий прищур из без того хитрого выражения лица девушки для него был откровенной находкой. Только вот «Штефан» совсем не показывал своего интереса, искоса одаривая ее мягким взором. В один из таких разов она натянула на лоб левую бровь, всем своим видом показывая очередное сомнение, закравшееся в голове.

– И все же я вижу, что вы не доверяете мне. – Озвучивает он свое наблюдение, продолжив глядеть на дорогу.

Взгляд Лилит скользит по его ледяному профилю, будто бы сточенный из камня. Было в нем что-то неземное и удивительно далекое.

– Как бы вы себя чувствовали на моем месте? – интересуется она, сузив глаза. – Из нас двоих вы – самая подозрительная персона.

– И как много в вашей жизни встречалось подобных мне?

– Предостаточно. – Строго отрезает она, хмыкнув.

Центр Мюнбурга давно реконструировали, потому едва ли Лилит что-то помнила о старом городе, стоило только очертить взглядом новомодные улочки, к которым со всей точностью приложил свою золотую руку Мюллер, пытаясь сделать все возможное, чтобы вся столичная знать понемногу перебиралась сюда для отдыха. Но вот что совсем не изменилось, так это святилище, точно являющееся сердцем этого города. Шпиль собора был виден даже с улицы, на которой располагалось ее бюро. Но так близко она не подбиралась к нему еще ни разу, если только не брать во внимание достаточно давнюю поминальную службу, организованная ее отцом для одного зажитого градостроителя.

Подобравшись еще ближе, она могла с предельной точностью оглядеть святилище даже со стороны дороги, учитывая то, на какой возвышанности находилось древнее здание, которому был не один десяток лет. Готический фасад, украшенный мрачными фигурами горгулий, стражами посаженные при входе в таинственную молельню, внушало редкое восхищение. У Лилит невольно сперло дыхание от такого зрелища, а когда машина остановилась, она не могла дождаться, когда дверь раскроется, чтобы выпустить ее навстречу этому виду.

Кажется, ее знакомый разделял с ней чувства, не заставив долго ждать, как они оба уже преодолели нескончаемую лестницу, ведущая к фундаментальному строению, и замерли прямо перед резными дверьми, возведенные в метра три высотой.

– Удивительно!.. – протягивает Лилит, не сводя взгляда с тонкой работы мастера.

Резные детали, высеченные по периметру входных дверей, пробуждали трепет внутри. Подушечки ее пальцев утопают в утонченных изгибах, медленно огибая каждый тупик, вырисовывающий незамысловатую паутину. От увиденного перед глазами невольно возникают картины далекого прошлого, несмоненной готики и колорит древних усыпальниц, разброшенных по всему городу.

«Штефан» не торопил ее. И даже когда люди выходили со службы, подставляясь под полуденные солнечные лучи, сумевшие проступить сквозь грязные тучи, он продолжал смотреть ровно на Лилит, едва способная оторвать взгляд от развернувшегося полотна обычной дубовой двери.

– Этот собор сконструирован задолго до становления Мюнбурга, – рассказывает мужчина, глядя на то, как ее силуэт оттаял, стоило только ей заметить с какой нервозностью он оттянул манжеты плаща на показавшиеся участки кожи, – оттого он и выглядит настолько притягательно, потому что ничего подобного в этом городе больше и не встретить.

Она мягко кивает, зацепившись взглядом за раскаленный солнечный диск, не скоро омрачившийся кроваво-розовым разводом, и отходит ко входу, учтиво позволяя пропустить себя первой. В это время тучи нагнали озорное светило, вновь накрыв за своим полотном осенний Мюнбург, напоминая о приходе заморозков.

Стоило им ступить на выложенную ковром дорогу, как в нос ударил окуренный аромат, концентрированным дурманом повисший где-то над куполом в центре зала, и если только приглядеться, то можно заметить едва видимую глазу завесу, простилающаяся прямо над макушкой. Лилит без стеснения подходит к канделябрам, вдыхая натертый смолой воск, и глядит на своего компаньона, заметно расслабившийся, как только они оказались внутри собора.

– В давние времена здесь проходили тайные церемонии, которые, по слухам, отгоняли нечистый дух от города. А теперь священнослужители окуривают храм только из-за традиции. – Говорит мужчина, взглядом окидывая душистые свечи. – В то же время это место хранило в себе много атрибутов для изгнания вампиров, потому вы можете наблюдать не только серебряную утварь, но и фрески с изображением кровопийц, лишенных самого дорогого. Например, эта.

– Вы увлекаетесь историей архитектуры? – изумленно интересуется она, переводя взгляд вслед за его рукой, глядя на витражную картину, до сих пор хранящая свой первозданный блеск.

Мрачные этюды, запечатленные в трагичном сюжете, смягчили цвета, украсившие собой стеклянную роспись. И только лишь скорбящий силуэт мужчины, склонившийся над безжизненным телом любимой, сквозил отчаянием и беспокойством. Если навострить зрение, то можно запечатлеть несколько темных точек, померкшим бельмом засевшие на девичьей шее, потому не трудно догадаться, кто явился смертью для этой дамы, ушедшей в объятьях вампира.

От нее не утаивается то, с каким гнетом «Штефан» очерчивает взглядом витражные окна, будто бы совсем не имея желание глядеть дальше. И она скользит вдоль стены, рассматривая и изображения кровавых кубков на застолье нечистых, и серебрящийся кинжал, оттененный голубым цветом стекла, и последний кровавый поцелуй, отпечатавшийся острыми клыками на шее неизвестной. Трагичность полотна была передана даже лучше, чем на настоящих картинах, потому она даже не сомневалась, что здесь найдется нечто, что будет способно одним лишь прикосновением испепелить затесавшегося бессмертного среди смертных.

Конец ознакомительного фрагмента.