Анна Александер: королева огня

© Алана К. Соломо, 2025

ISBN 978-5-0067-4973-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1.

Необычные образы

– Какой дивный дом! Чей он, папа? – прозвучал звонкий вопрос девятилетней Анны.

Глава семьи вздрогнул, словно от удара, осознав свою оплошность. Он ускорил шаг, стараясь поскорее увести дочь от дома, мимо которого они проходили впервые.

– Папа, почему мы так спешим? Ведь мы вышли на прогулку, пока мама хлопочет над обедом! – не унималась девочка.

Мучимый тревогой, мужчина торопился покинуть это чудное место. Досада на собственную беспечность терзала его. Ярость клокотала внутри. Когда от дома осталась лишь верхушка крыши, а размытый отблеск окон ещё мерцал вдали, он резко остановился и огляделся. Мысль о том, что их могли увидеть, не давала покоя. Но превыше всего сейчас – посеять в душе Анны такой страх, чтобы само воспоминание об этом месте обращало её в бегство.

Переходя дорогу между тихими улочками, освещёнными фонарями, девочка заметила пару глаз, наблюдавших из окна того самого дома. Их синеватый блеск и манящая красота заворожили её. И пусть она не знала, кто был в окне, от дома веяло теплом, от которого она невольно улыбнулась.

– Папа, ну почему ты не отвечаешь? – вновь спросила Анна.

В этот миг спокойный и уравновешенный мужчина преобразился в холодного, жесткого зверя. Глаза его метали молнии. Едва сдержавшись, он грубо дёрнул дочь за руку, так что от неожиданности у неё приоткрылся рот.

– Слушай, Анна, наша прогулка здесь – огромная ошибка! Ты же знаешь, мы так не ходим! Умоляю, больше здесь не появляйся! Ни с друзьями, ни тем более одна. В этом доме давно никто не живёт, и неизвестно, кто мог его занять, пока он ветшает! – отрезал Герман с яростью.

– Хорошо, папа. Если ты просишь, я так и сделаю, – ответила девочка.

– И ещё, ни слова маме о том, что мы здесь были. Она тебя отругает! Ты же знаешь, её нужно слушаться? – добавил он, помолчав.

Девочка кивнула, а мужчина ещё долго прокручивал в голове опасную ситуацию, в которую сам себя поставил.

– Какой же я невнимательный! Жена мне этого не простит, если узнает! Главное, чтобы Анна молчала, а я сам ничего не скажу! – бормотал он себе под нос так громко, что девочка то и дело заглядывала ему в лицо.

Воспоминание об этом дне отпечаталось в моей памяти, словно фотография, и спустя годы внезапно всплыло. Как же я тогда мечтала увидеть силуэт в окне, того, кто за нами наблюдал! И почему нельзя было ходить возле того дома? Что за тепло таилось за его стенами, которое я чувствовала на расстоянии!?

С годами интерес к этому дому не угас, а лишь разгорелся. Находясь вдалеке, я всегда украдкой поглядывала в его сторону, надеясь увидеть кого-нибудь рядом, и с тех пор все мои мысли были связаны с тем строением.

В четырнадцать лет, совсем юная, я увлеклась психологией, развивала интуицию и много времени проводила за книгами. Чтение было для меня истинным наслаждением. Жажда познания была безграничной. Я мечтала стать всезнающей, чтобы в нужный момент ответить на любой вопрос!

Единственным человеком, разделявшим мою страсть к знаниям, являлась моя верная подруга Лина, моя опора и крепость. Ведь настоящих друзей всегда немного.

Лина была нежной и хрупкой, а я, задиристая девчонка с разбитыми коленками, чаще всего заставляла её волноваться. Она запрещала мне играть с другими детьми, зная, что кто-нибудь из них непременно расплачется.

– Не подходите к ней, она вредная! – говорила она соседским детям, зная мой буйный нрав.

Человек с чистой душой, ангельским взглядом и мягким голосом, она никогда не возмущалась, не ругалась и не кричала, разве что на меня, предчувствуя, что кому-нибудь из наглых мальчишек скоро достанется.

– Ох, и получишь ты когда-нибудь от такого же задиры, как и сама! – говорила она мне.

Но странно, я никогда не получала отпора. Вся наша детвора остерегалась меня и боялась даже проходить мимо.

В юном возрасте я познала многое. В четырнадцать лет я узнала, что такое потеря, что такое боль. Единственный человек, который меня понимал, уходил, и я чувствовала это так остро, что сама начала растворяться в её горе. У Лины обнаружили тяжёлую болезнь, которая сокращала её жизнь с огромной скоростью.

Физическая боль отступает, когда уходят эмоции. Мы не властны над этими процессами.

Чаще всего я подходила к её дому и, прислушиваясь, не слышно ли плача, тихонько открывала металлическую дверь, навешенную на два прочных замка, и неторопливо ступала по скрипучим половицам. В полной тишине я входила в её комнату, обставленную со вкусом, где всегда были: свежие цветы, занавешенные окна, кремовые обои, сливавшиеся с уютным интерьером. Мягкая мебель придавала лёгкость, а люстра и комод с хрустальным шаром, внутри которого таилась зима и Рождество, не давили своей массивностью. Комната была обставлена просто, казалась раем для девочки, страдающей от недуга.

В последнее время надежда на выздоровление Лины стала угасать, словно догорающая свеча в непроглядной ночи, и в один из дней у порога её дома меня встретила старшая сестра Лины. Она дрожала от горя, и слёзы градом катились из её глаз. Вот тогда я поняла, что о новых сказках моя подруга больше никогда не узнает.

Потеря человека, вокруг которого вращаются твои мысли, – тяжёлое испытание для любого возраста. Сердце покрывается пеленой грусти, а затем становится ещё хуже. Со временем понимаешь, что чем раньше отпустишь мысль об уходе близкого человека, тем легче. Ведь если жить с потерей, она может никогда не отпустить, и ты станешь пленником негативной энергии и тёмных мыслей. Ушедших нужно отпускать с лёгкостью, ведь вы ещё встретитесь, в другой форме и в другом измерении.

Я была приемной дочерью, тихой тенью в доме родителей, послушной, но с огоньком своенравия в характере. Моя любовь к родителям была чиста, как первый весенний цветок, и она расцветала с каждым их взглядом, с каждым словом, каждым вздохом. Их привязанность ко мне также росла год от года, и моя любовь крепла, словно корни древнего дерева, проникая глубоко в сердце.

Жизнь, подаренная мне семьёй, была прекрасна, они окружали меня заботой и вниманием, помогали расти и формироваться, взращивая личность, которую готовили к будущему.

О своих настоящих родителях я не знала ничего. Сколько бессонных ночей я провела, пытаясь понять, что могло заставить их отказаться от меня? Где была та черта, за которой я становилась «ненужной»? Но, вероятно, эта тайна навсегда останется неразгаданной. Годы стирали остроту желания встретиться с ними, оставляя лишь слабый отголосок любопытства.

– Мама, а ты знала моих родителей? – спросила я однажды, и лицо женщины застыло на мгновение в маске изумления.

Тогда я не придала этому вопросу значения. Но спустя время вопрос был задан и отцу. В отличие от матери, он не растерялся и ответил, что видел их лишь однажды!

– К чему эти вопросы, Анна? Раньше тебя это не интересовало, – спросил Герман.

Смущение коснулось моих щёк. Неожиданное чувство вины кольнуло сердце, хотя было непонятно, в чём же я провинилась.

– Мне просто интересно, что это за люди, которые предают… – ответила я, глядя отцу в глаза.

Герман и Сания переглянулись, и неприятный холодок пробежал по спине. Где-то в глубине их встревоженных сердец они поняли, к чему ведёт разговор их дочь, но предпочли отмолчаться, переведя тему.

– Мы видели их мельком, всего один раз. А потом они исчезли из нашей жизни, и мы стали счастливы. Так что, милая, не думай об этом. Это прошлое, туда нет дороги. Мы счастливы втроём, разве нет? – спросила Сания.

Анна кивнула, ощущая, как в голове эхом отдается вопрос, не находя ответа.

– Почему именно тогда я увидела тени за окном? – спросила я тогда вслух.

Они сделали вид, будто не слышат моего вопроса. Ведь все вопросы, касающиеся прошлого, не имели для них значения.

Я продолжала смотреть на родителей, но мысли мои блуждали где-то далеко. Сания и Герман наблюдали за мной, видя, как ребёнок превращается во взрослого, задающего неудобные вопросы человека.

– Мне немного страшно за Анну. Она ведь наша дочь, и… ты знаешь, она сильна в своих… – начала Сания, но не успела закончить.

– Лучше оставить всё как есть, Сания. Молчи и не вызывай подозрений! – оборвал её Герман.

– Нужно посоветоваться с главным. Может, есть возможность вернуть нас в… – она снова осеклась.

– Когда ты перестанешь накликать беду?! Сиди тихо, пока Анна не дошла до правды! Если она узнает, кто мы такие, нам всем не поздоровится! – громко повысил голос Герман.

– Кто дал ей эти фигурки, Герман? – тихо прошептала Сания.

Герман пожал плечами, молча отрицая свою причастность, и направился к выходу. Его мысли были собраны, взгляд – сосредоточен. Он не хотел вмешиваться в дела Сании, но и пускать ситуацию на самотёк также не мог, зная её импульсивность.

Наши взгляды с ней в мгновение встретились. Я, словно потерянная, собирала свою картину, делая вид, что не интересуюсь их разговором. Но каждое слово, каждое движение не ускользало от моего внимания. Желание узнать хоть что-то о своих настоящих родителях было огромным.

– Анна, подойди, пожалуйста! – вдруг попросила Сания.

Я послушно поднялась и подошла к ней. Герман, почти у самой двери, замер. Он предчувствовал, что разговор может принять неприятный оборот, и решил дождаться его окончания.

– Не злись на нас, Анна. Мы желаем тебе только добра и ничего от тебя не скрываем, кроме… – Сания запнулась, словно подбирая слова.

Зрачки Германа на мгновение вытянулись в горизонтальные щели. Чувствуя, что Сания может всё испортить, он стремительно подошел к нам.

– Девочки, может, прогуляемся? – предложил Герман, явно сбитый с толку.

В его глазах вспыхнули четыре черных зрачка, их блеск был нестерпим. Желание затуманить мой разум, заставить меня всё забыть, нарастало в нём с каждой секундой.

– Подожди, отец. Я хочу выслушать её. Ей ведь есть что рассказать, правда, мама? – спросила я, на мгновение взглянув отцу в глаза.

Герман, вне себя от ярости, покрылся испариной. Он понимал, что если не исправит ситуацию, все его усилия по сохранению семьи будут напрасны. Сжав кулак до хруста костей, он медленно закатил глаза, и, когда открыл их, я испугалась, словно передо мной был монстр. С недоверием уставившись на него, я спросила:

– Отец, что с твоими глазами?

И тут же я провалилась в темноту.

Прошло около часа, прежде чем я очнулась. Сон был недолгим, но в голове царил туман, тяжёлые мысли мешали смотреть на ситуацию глазами подростка. Я смутно помнила, что произошло, почему уснула посреди дня, не помнила ни разговора с родителями, ни странных глаз отца… Я забыла всё, что происходило некоторое время назад, а проснувшись, не встретила дома ни Германа, ни Сании. Единственное, чего мне хотелось, – это пройтись по весенней улице, вдохнуть аромат цветущей сирени, искупаться в лучах солнца, чтобы развеять свою рассеянность, а возможно, прояснить ситуацию, в которой я оказалась, ту ситуацию, о которой, возможно, я и не догадывалась.

Глава 2.

Странные существа

Анна шла вверх по дороге, извилистой, словно речной поток, прорезающий узкие улочки тихой деревушки Миххау. Навстречу, чуть согнувшись под бременем лет, двигался старик, чьё лицо было испещрено морщинами, словно карта прожитых лет. Из его уст вырывались тихие обрывки мелодии, казалось, забытой временем песни. Двигался он с той уверенностью и невозмутимостью, что присуща скорее юноше, нежели старику. В руках у него была небольшая коробочка, которую он перебрасывал из ладони в ладонь, словно играя в кости с самой судьбой.

Незаметно для себя, словно зачарованная, Анна очутилась у дома. Разум её был тих и безмятежен, словно гладь чудного озера.

Вынырнув из потока мыслей, бурливших в сознании, она обнаружила себя стоящей перед ним – домом, притягивающим, словно магнит.

Слова не могли передать странную смесь чувств, обуревавших её. Сердце колотилось, словно пойманная в клетку птица, дыхание стало прерывистым. Она всегда ощущала, что этот дом пропитан магией, как и его давние обитатели. Даже в самый хмурый день, в разгар снежной бури или лютого мороза, от него исходило тепло, дарящее ей силы и наполняющее жизненной энергией. Не зря ноги сами привели её сюда, по пути, отклоняющемуся от привычного маршрута.

Тепло, струившееся от стен, густо увитых изумрудного цвета плющом, было до боли знакомым, словно за ними скрывалось что-то родное и близкое. Ни один лист не шелестел, создавая ощущение уединенности, будто она оказалась в сердце густой чащи. Деревья окружали дом со всех сторон, скрывая его от посторонних глаз. Сквозь их переплетение пробивались робкие лучи солнца. Не было ни единого облачка, и это безветрие казалось зловещим. За доли секунды перед глазами пронеслась вся её жизнь. Прищурившись, она различила вдали группу людей, о чём-то оживленно беседующих. В воздухе витал сладкий аромат сирени. Сознание было чистым, что поначалу пугало Анну, ведь именно здесь, у этого дома, с ней всегда происходили странные вещи.

Каждый её выход из дома, будь то на учебу или обычная прогулка, заканчивался тем, что она оказывалась здесь, и все её чувства и ощущения менялись в корне.

Она грезила этим домом, не зная причины этого желания, но знала, что входить внутрь нельзя. Днями и ночами мечтала вдохнуть запах старой мебели, ощутить аромат цветов, посаженных чужими руками, полежать на траве в его тенистом саду.

Что-то необъяснимое началось с тех пор, как отец по ошибке свернул не туда и они оказались возле этого дома. С тех пор она не могла найти покоя или сосредоточиться ни на чём более важном, чем этот чужой, обветшавший дом.

– Есть в жизни место для событий, где всё случается тогда, когда ты больше всего этого желаешь, но совсем не ждёшь. Это закон вселенной, закон притяжения. Назови это магией или волшебством – решать тебе, но как бы ты это ни назвала, оно неизменно исполнит твоё желание, – сказал ей однажды учитель астрономии.

И если быть откровенными, то наша жизнь и есть самое настоящее чудо.

Анна торопливо свернула с тропы, запретной для неё родительским наказом. В сердце поселился холодок предчувствия: если хоть один любопытный глаз заприметит её крадущейся тенью у стен проклятого дома, гнев родителей обрушится на неё с неумолимой силой стихии.

Тот день врезался в память ослепительным осколком волшебства, сотканным из нереальности и грёз. После прогулки время словно рассыпалось на мириады мгновений, ускользающих от осознания. Она не помнила ни дороги назад, ни событий, оставивших след в этот завороженный день, словно кто-то вычеркнул эти моменты из её памяти, щелкнув пальцами. Единственное, что она запомнила, – это глаза, смотревшие на неё из окна, глаза, полные доброты и тепла.

– Отчего же мир так устроен? – вопрошала она Лину, и в голосе звучала неподдельная боль. – Сколько красоты гибнет в тени, лишь бы однажды блеснуть в лучах чужого признания, соответствовать навязанным идеалам, возвыситься над другими или, наоборот, униженно склониться. Неужели нельзя просто жить, излучая доброту, находя счастье в простых радостях, не гоняясь за призрачными тенями совершенства?

– Возможно, придет время, когда на эти вопросы ответят люди, более мудрые, чем мы сейчас, ведь мир меняется к лучшему. А пока, ищи в этом прекрасном мире только хорошее, – отвечала Лина.

Так я и жила в предвкушении счастливой жизни и прекрасных моментов, которые мне ещё предстояло узнать и увидеть.

Что же до родителей Анны, Сания и Герман спешно собирались в поездку. Они торопились, словно вихрь пронеслись по дому и вылетели за дверь, не успев толком поговорить с дочерью.

– Не забудь покормить кота, завтра вечером будем! – успела крикнуть Сания дочери, которая удивленно смотрела им вслед, приоткрыв рот.

В тот момент девушка стояла со стаканом молока в руках. Недоумевая, Анна смотрела на уезжающих родителей, не понимая, что происходит.

– Вот бы с кем-нибудь поговорить… Мне и вправду не с кем поговорить, – прошептала Анна, как только захлопнулась входная дверь.

Выражение её лица было измученным, ведь подростку было трудно признать, что она совсем одна в этом огромном мире. Она с грустью вспоминала Лину, которая, вероятно, сейчас счастливо восседала на троне рядом с ангелами.

Прошло время, и Анна постепенно перестала терзать себя одиночеством. Скорее всего, она даже полюбила его, ведь с собой нужно жить в гармонии. Девушка нашла в себе силы побороть страх остаться без общения, и после всего пережитого её ждал приятный сюрприз. Она знала, что есть множество занятий, дарующих покой и уму, и телу… но…

Однажды, когда солнечный свет лениво проникал в её комнату, тишину разорвал странный звук, донесшийся из зала. Сначала ей почудилось, что это соседи, зашедшие на огонёк и окликающие своих домашних, но голосов не было. Лишь тишина, нарушаемая скрипом старого паркета под невидимыми шагами, и необъяснимая пустота, словно дом затаил дыхание, ожидая чего-то, призрачный шорох, словно дыхание ночи, и странный, приглушенный стук, будто огромная, хищная кошка крадётся из угла в угол в неутолимой жажде, долетали до слуха.

Спустившись на первый этаж, Анна замерла, пораженная нежданным гостем. У самых её ног, приподнявшись на задних лапках, стоял бельчонок. Его коготки тихонько цокали по паркету, а из горла вырывался необычный, почти жалобный писк. Анна, забыв обо всём, решила проводить лесного зверька обратно домой, но поймать его оказалось задачей не из лёгких. После трёх головокружительных кругов вокруг дома, её внимание привлекло странное поведение бельчонка. В его движениях читалась не столько испуг, сколько отчаянный голод. Мысль о том, чем бы накормить маленькое существо, прочно завладела её сердцем.

– Ну и что же мне с тобой делать, а самое главное, чем накормить? – спросила она своего нового друга и удивилась тому, что пытается говорить с диким животным.

– Хотелось бы березового сока, Анна! – пропищал он.

– Сейчас, мама! – последовал её неосознанный ответ.

Остановившись, Анна поняла, что в комнате происходит что-то странное.

– Сейчас я накормлю тебя, и ты убежишь к себе домой, так? – проговорила она, и глаза её расширились от удивления.

– Конечно, госпожа Анна! – снова прошипел бельчонок, меняясь в облике.

Она посмотрела на него со страхом. Ведь такое увидишь не каждый день, а уж тем более – наяву!

В мгновение ока его глаза округлились, уши и нос приобрели человеческие черты, лапки вытянулись в руки, а туловище стало мужским. Бельчонок превратился в человека, которого она никогда раньше не видела.

– Я слуга господина, который послал меня к вам, просил передать это письмо, – и, сунув руку в карман, чем-то зашуршал.

Через несколько секунд он протянул ей белый лист бумаги, сложенный в несколько раз.

Она стояла как статуя, не в силах вымолвить ни слова. Его же движения были быстрыми, от которых голова кружилась, словно глобус.

– Вот, нашел кое-что ещё для вас! – проговорил странный спутник и протянул ей небольшой карандаш, похожий на обычную деревянную палочку.

– Какой же это карандаш? – прошептала она, держа в руках легкую палочку.

– Ознакомьтесь с этим письмом и дайте ответ господину, он в нетерпении, – пропищал бельчонок, сверкнув глазками. – И поторопитесь, время – золото, и оно очень ценно для меня!

Анна пребывала в оцепенении, разум отказывался складывать происходящее в связную картину. Он возник словно из ниоткуда, и в каждом его слове чувствовалась такая непоколебимая серьёзность, что отрицать её было невозможно. Неверие сковало её, казалось, что это нереальность, дурной сон, и главное – почему именно с ней?

Развернув бумагу, она прочитала следующее:

Госпожа Анна, молю, поспешите! Сердце деревни нашей хранит тихий аквариум на улице Каралиоха ∞. Время – зыбкий песок, не ждите ни мгновения! И.Л.

– Что значит этот непонятный адрес? И вообще, такого адреса нет в нашей деревне, видимо, ваш хозяин что-то перепутал? – проговорила она.

Бельчонок усмехнулся, и тут же мелкая дрожь пронзила его. Снова начались причудливые метаморфозы. Он, то вытягивался вверх, словно юное деревце, то расплывался в воздухе, становясь почти неуловимым призраком, то издавал странные, неземные звуки, похожие на шёпот ветра в пустой трубе…

– Прошу поторопиться, мне нужно доставить ответ как можно скорее, это очень важно! – ответил он миллионами странных голосов, слившихся в один непонятный гул.

Я подняла руку, и карандаш, словно пойманная птица, забился в пальцах. Едва сдержав дрожь, испугавшись непривычной живости, я почувствовала, как грифельный наконечник, словно крохотная искра, обжег кожу. И тут, повинуясь неведомому наитию, он пустился в пляс по бумаге, и перо, словно одержимое, выводило причудливые знаки. Мгновение – и под инициалами И.Л., проступил лаконичный ответ: «Хорошо».

Внезапный луч солнца выхватил из тени лицо моего гостя, и передо мной, как ни в чем не бывало, стоял всё тот же бельчонок, явно довольный произведенным эффектом. Он немного помедлил, затем кивнул в сторону двери, давая понять, что мне пора следовать за ним.

Словно пущенная стрела, он сорвался с места, оставив меня глотать пыль его стремительного бега. Отбросив скромность, я бросилась следом, как дитя, завороженное пляской ускользающего мячика. Вскоре мы оказались у скромного земляного холмика, едва различимого в зеленой траве луга – тайны, прикрытой пологом обыденности.

Горка, возвышавшаяся над ровной травой всего на три с четвертью локтя, напоминала скорее муравейник, чем вход в жилище. Крошечная дверь и окошко, каждое не выше локтя, никак не вязались с образом таинственного места, описанного в письме И.Л.

Отсутствие ручки на этой миниатюрной дверце, словно приговор, развеяло последнюю дымку надежды на таящиеся за ней чудеса.

– И как же мне теперь попасть внутрь? Тут ведь и ручки-то нет, – пробормотала я вслух, с недоумением глядя на бельчонка.

В ответ зверек лишь указал лапкой на дверь, сам же остался стоять поодаль, словно не решаясь войти первым или просто уступая дорогу.

– Неужели ты оставишь меня одну? – с мольбой во взгляде, прошептала я, глядя на бельчонка.

– Не бойтесь, госпожа, вас ждут уже довольно давно! – прозвучал неожиданный ответ, и бельчонок, стремительно развернувшись, скрылся в луговой траве.

Собрав волю в кулак, с горьким привкусом страха на языке, я распахнула дверь, словно бросилась в ледяную воду.

Открывшееся зрелище поразило воображение. Комнатка оказалась такой крошечной, что скорее напоминала нору крота. Крошечные окошки пропускали скупой солнечный свет, а огромная, несоразмерная помещению люстра с множеством маленьких свечей излучала мягкое, волшебное сияние, похожее на россыпь светлячков. Золоченые часы с кукушкой, бежевые стены и картины, украшавшие их, создавали атмосферу уюта и таинственности. Чувствовалось, что над созданием данной комнатки трудилась утонченная и невероятно внимательная к деталям натура. Не смотря на скромный выбор предметов и красок, гармоничное сочетание тонов и сдержанная меблировка наполняли это странное место особенной атмосферой.

Особенно выделялось полотно с изображением рыцаря на черном коне. Казалось, он живой, его взгляд был устремлен прямо на меня. Внезапно всадник словно узнал меня, соскочил с коня и склонился в глубоком поклоне, как в старинных преданиях. От изумления я перестала моргать, успев лишь пролепетать, что в этом нет необходимости.

– Должно быть, вы меня с кем-то спутали! – пролепетала я, ощущая, как багровый румянец полыхает на щеках, словно выдавая с головой перед этим невозмутимым рыцарем.

Прошло ещё несколько томительных мгновений, и всадник уже восседал на коне, как будто и не покидал седла.

И тогда я задалась вопросом: что вообще происходит? Почему ко мне обращаются на «вы» и оказывают такие почести, словно я особа королевских кровей?

Пока я зачарованно блуждала взглядом по диковинному убранству комнаты, слух мой уловил издалека приглушенный рокот, будто где-то низвергался невидимый водопад. Неужели это лишь игра воображения? Забыв об осмотре, я замерла, настороженно прислушиваясь, пытаясь уловить ускользающие отзвуки стихии.

– Какой аквариум, а тем более водопад… в этой тесной клетушке? – вырвалось у меня почти беззвучно.

Несмотря на тесноту, мне все же удалось оглядеться, хотя и с некоторым трудом. Сделав несколько робких шагов на манящий звук, предвкушая за резной дверью обещанный аквариум, я натолкнулась на миниатюрный хрустальный умывальник. Из его широкого крана, словно бросая вызов гравитации, медленно струилась вода… вверх! Лучи света, робко пробиравшиеся сквозь витражное оконце и отражавшиеся от граней старинной люстры, рассыпались мириадами искр на восходящих струях, создавая иллюзию волшебного танца. Казалось, вода, повинуясь незримой музыке, исполняла свой весенний ритуал. Завороженная этим дивным зрелищем, я уже готова была, пританцовывая, устремиться на поиски аквариума, но внезапно опомнилась, привлеченная странностью крана, и замерла в нерешительности.