Закон бессмертных

– Ай! Какого черта ты творишь? – Я попыталась вырваться, но хватка у Кэнина была стальная. Он и бровью не повел. – Пусти меня, псих! Что за хрень ты задумал?

– Подожди, – велел Кэнин, чуть встряхнув мою руку. Я заскрипела зубами, и тут вампир показал на мое запястье: – Смотри.

Вид у руки был кошмарный, она вся была залита кровью. Я могла различить рану – прямой глубокий разрез, почти до кости. Психованный вампир. Но пока я, тяжело дыша, смотрела, рана начала залечиваться, затягиваться, из красной превращаться в розовую – пока не остался лишь еле заметный бледный шрам. А потом исчез и он.

Я изумленно уставилась на Кэнина, и он отпустил мою руку.

– Нас очень трудно убить, – пояснил он. – Мы сильнее людей, быстрее людей и излечиваемся почти от любых ран. Потому мы идеальные хищники, но предупреждаю – мы не неуязвимы. Огонь наносит нам ущерб, как и любая обширная травма. Самые сильные вампиры не спасутся от разорвавшейся под их ногами бомбы. А вот пули, ножи, дубинки, мечи – все это приносит боль, но, как правило, не убивает. Хотя… – он коснулся моей груди, – …вогнанный в сердце деревянный кол не убьет вампира на месте, но парализует и, скорее всего, погрузит в спячку. Это крайняя мера, на которую идет наш организм, чтобы выжить, – он отключается, и ты вынужден спать, иногда десятилетиями, пока снова не сможешь вернуться к жизни. – Кэнин убрал руку. – Есть лишь два верных способа уничтожить вампира – обезглавить его или сжечь дотла. Поняла?

– Хочешь убить вампира – целься в голову, – пробормотала я. – Поняла. – Боль ушла, и внутри у меня засвербело, хотя я хотела узнать еще кое-что. – Но почему у меня вообще идет кровь? – задумалась я, взглянув на Кэнина. – А сердце у меня бьется? Я думала… я думала, что умерла.

– Ты и умерла.

Я ухмыльнулась:

– Как-то медленно смерть наступает.

На лице Кэнина не дрогнул ни один мускул.

– Ты все еще думаешь как человек, – сказал он. – Слушай меня, Эллисон, и усвой это хорошенько. Люди воспринимают смерть как нечто черно-белое – ты либо жив, либо нет. Но между этими полюсами – между жизнью, смертью и вечностью – есть узкая серая зона, о которой люди ничего не знают. В ней обитаем мы, вампиры, бешеные и другие, таинственные древние создания, которые еще сохранились в этом мире. Люди не могут понять нас потому, что живут по иным законам.

– Кажется, я все равно не понимаю.

– Сердце у нас не бьется, – продолжил мой наставник, слегка коснувшись своей груди. – Тебе интересно, как кровь бежит по твоим сосудам, верно? Она не бежит. У тебя нет крови. Во всяком случае, своей. Кровь – это твоя еда и твое питье, и она точно так же поглощается твоим организмом. Кровь – источник нашей силы. Благодаря ей мы живем, благодаря ей залечиваем раны. Чем дольше мы обходимся без нее, тем больше теряем человеческий облик и превращаемся в холодные, пустые изнутри ходячие трупы, каковыми нас считают люди.

Я смотрела на Кэнина, выискивая какие-либо признаки того, что он не человек. Кожа у него была бледная, глаза – пустые, но на труп он не походил. Если не приглядываться, сложно было догадаться, что он вампир.

– Что с нами происходит, если мы не… хм… не пьем кровь? – спросила я, почувствовав, как кольнуло в животе. – Мы можем умереть с голоду?

– Мы уже мертвы, – ответил Кэнин все тем же бесящим меня невозмутимым тоном. – Так что – нет. Но если долго пробудешь без человеческой крови, начнешь терять рассудок. Твое тело будет сохнуть, пока ты не превратишься в ходячую оболочку, подобие бешеного. И ты станешь нападать на любое живое существо, какое увидишь, потому что Голод возьмет верх. К тому же, поскольку у твоего организма не останется резервов, любая несмертельная рана способна будет погрузить тебя в спячку на неопределенный срок.

– А ты не мог все это мне рассказать, не распарывая мою руку?

– Мог. – Кэнин пожал плечами без малейших признаков сожаления. – Но я планировал другой урок. Как ты себя чувствуешь?

– Есть ужасно хочется.

В животе свербело все мучительней, тело отчаянно требовало пищи. Я с тоской вспомнила о когда-то полном, а теперь пустом кровяном мешке на полу. И успела задуматься, не осталось ли там сколько-то капель, которые можно высосать, – но тут поняла, о чем размышляю, и пришла в ужас.

Кэнин кивнул:

– И это цена за нашу силу. Твое тело излечится почти от любой раны, но на это уйдут его резервы. Взгляни на свою руку.

Я взглянула и ахнула. Моя кожа, особенно там, где ее разрезал Кэнин, была белой как мел, явно бледнее, чем раньше, и холодной. Мертвая плоть. Обескровленная плоть. Вздрогнув, я отвела глаза и поняла, что вампир улыбается.

– Если ты вскоре не поешь, то впадешь в кровавое безумие, и кто-нибудь умрет, – заявил он. – Чем серьезней рана, тем больше крови требуется, чтобы возместить ущерб. Если долго не кормиться, результат будет такой же. И именно поэтому вампиры не привязываются к людям и вообще к кому-либо. Однажды, Эллисон Сикимото, ты убьешь человека. Случайно или сознательно и намеренно. Это неизбежно. Вопрос не в том, случится ли это, а в том, когда это случится. Ты понимаешь?

– Ага, – пробормотала я. – Ясно.

Кэнин устремил на меня свои бездонные черные глаза.

– Усвой это как следует, – тихо сказал он. – Теперь же тебе следует научиться самому важному, что должен уметь вампир, – кормиться.

Я сглотнула.

– А у тебя нет еще пакетов?

Кэнин усмехнулся.

– Тот пакет я раздобыл на неделе у одного из охранников во время сдачи. Обычно я так не поступаю, но сразу после пробуждения тебе требовалась кровь. Но мы с тобой не городские вампиры, у которых есть рабы, домашние и «винные» погреба. Если ты хочешь есть, придется делать все по старинке. Я покажу, что я имею в виду. Следуй за мной.

– Куда мы идем? – спросила я, когда он открыл дверь и мы оказались в длинном узком коридоре. Некогда белая краска облезала со стен, под ногами хрустело стекло. Через каждые несколько ярдов встречались двери, за ними были комнаты с обломками кроватей и стульев и странных незнакомых мне машин. В одном дверном проходе лежало причудливое кресло с колесами, покрытое пылью и паутиной. Я вдруг поняла, что отлично вижу в темном коридоре, хотя никакого света тут нет и должна бы царить кромешная тьма. Кэнин обернулся ко мне и улыбнулся.

– Мы идем на охоту.

Повернув за угол, мы вышли из коридора в помещение, похожее на старую приемную – посреди комнаты стоял еще один большой деревянный стол. Над ним на стене висели тусклые золотые буквы, большинство – перекошенные или сломанные, так что прочесть ничего было нельзя. Были и таблички поменьше – на стенах и на входах в коридоры, их тоже было не разобрать. По плиточному полу были рассыпаны осколки, листы бумаги и мусор – каждый шаг сопровождался хрустом.

– Что это за место? – спросила я Кэнина. Мой голос гулко отразился от стен, а стоящая здесь тишина словно давила на меня. Вампир долго молчал.

– Когда-то, – тихо сказал он, ведя меня через комнату, – это был подземный этаж больницы. Одной из крупнейших и самых известных в городе. Здесь не только лечили пациентов – здесь работала команда ученых, исследователей, изучавших болезни и разрабатывавших новые лекарства. Конечно, когда появился Красный вирус, больница переполнилась – справиться с потоком пациентов было невозможно. Здесь умерло много людей, – он бросил взгляд на стол, глаза у него затуманились. – Но потом много людей умерло везде.

– Если ты пытаешься меня запугать, то прими мои поздравления, у тебя получилось. Так как мы отсюда выберемся?

Кэнин остановился у большой квадратной дыры в стене и указал на нее. Заглянув внутрь, я увидела глубокую шахту, ведущую наверх, в темноту, откуда свешивались толстые металлические тросы.

– Ты шутишь, да? – Мой голос отдался в шахте эхом.

– Лестница обвалилась, – невозмутимо ответил Кэнин. – Ни войти, ни выйти. Придется воспользоваться лифтовой шахтой.

Лифтовой шахтой? Нахмурившись, я оглянулась на него.

– Я однозначно не смогу туда забраться.

– Ты больше не человек, – прищурился Кэнин. – Ты стала сильнее, бесконечно выносливее, и ты можешь то, на что люди неспособны. Если от этого тебе будет легче, я полезу сразу за тобой.

Я посмотрела на лифтовую шахту и пожала плечами.

– Ладно, – пробормотала я и потянулась к тросам. – Но если я упаду, надеюсь, ты меня поймаешь.

Ухватившись покрепче, я подтянулась.

К моему удивлению, тело оторвалось от земли, словно ничего не весило. Перебирая руками, я карабкалась вверх, чувствуя волнение, какого не испытывала никогда. Кожу не царапало, мышцы не болели, даже дыхание не учащалось. Я могла бы вечно так лезть.

Я замерла. Я не дышала. Вообще. Мой пульс не учащался, сердце не колотилось… потому что я была не жива. Я была мертва. Я никогда не повзрослею, никогда не изменюсь. Я – мертвец-паразит, пьющий чужую кровь ради продолжения своего существования.

– Проблемы? – прозвучал снизу глубокий нетерпеливый голос Кэнина.

Я встряхнулась. Пустая лифтовая шахта – не лучшее место для откровений.

– Все хорошо, – ответила я и вновь принялась карабкаться. Разберусь со всем позже, а прямо сейчас мой мертвый желудок умирал от голода. Казалось очень странным, что сердце, легкие и прочие органы не работают, но мозг и желудок продолжают функционировать. А может, они и не функционировали – я не знала. Вампирский мир был для меня пока сплошной загадкой.

Когда, настороженно озираясь, я выбралась из шахты, в лицо мне ударил холодный ветер.

Когда-то здесь было здание. Вокруг я видела остатки стальных балок и брусьев, в высокой желтой траве лежали обломки примерно половины стены. Штукатурка потемнела и облупилась, по заросшему травой полу были раскиданы едва заметные обгоревшие обломки мебели – кроватей, матрасов, стульев. Шахта, из которой мы вылезли, здесь являла собой лишь темную дыру, прячущуюся среди камней и сорняков. Увидеть ее можно было, только подойдя вплотную, – и легко было не заметить зияющую пропасть, свалиться туда и сломать спину.

– Что здесь случилось? – прошептала я, осматривая развалины.

– Пожар, – ответил Кэнин и зашагал по пустоши. Двигался он быстро, я еле за ним поспевала. – Он начался на первом этаже больницы. Огонь быстро вышел из-под контроля и уничтожил здание и почти всех, кто находился внутри. Только подземные этажи… уцелели.

– Ты там был, когда все случилось?

Кэнин не ответил. Покинув больничные руины, мы пересекли участок, где природа задушила все, до чего смогла дотянуться своими желтовато-зелеными лапами. Она пробивалась сквозь некогда ровную поверхность парковки, обвивала хозяйственные постройки, скрывая их под покровом вьюнков и сорняков. Когда мы дошли до конца пустыря и оглянулись, остатки больницы едва виднелись сквозь растительность.

На улицах Периферии было темно. По небу катились облака, закрывая луну и звезды. Однако я все видела ясно и даже более того – я точно знала, который сейчас час и сколько осталось до рассвета. Я ощущала в воздухе кровь, послевкусие от жара теплокровных млекопитающих. Был час ночи, самые отважные люди давно уже заперли двери перед лицом тьмы, и я умирала от голода.

– Сюда, – шепнул Кэнин и скользнул в сумрак.

Я не стала спорить и последовала за ним в длинный темный проулок, смутно осознавая, что здесь что-то изменилось, но что именно, понять я не могла.

И тут до меня дошло. Запахи. Всю свою жизнь я вдыхала запахи Периферии: мусор, отходы, аромат плесени, гниения и разложения. Больше я их не чувствовала. Возможно потому, что обоняние и дыхание тесно связаны. Другие мои чувства обострились: я слышала, как скребется в норе мышь в десятке ярдов отсюда. Я ощущала ветер на руках, холодный и зябкий, хотя гусиной кожи, как раньше, уже не было. Но когда мы миновали древнюю Свалку, я разобрала, как жужжат мухи, как копошатся черви в мертвом теле – хотелось надеяться, теле животного, – но все равно не ощутила никаких запахов.

Когда я сообщила об этом Кэнину, он мрачно хохотнул.

– Ты можешь принюхаться, если хочешь, – сказал он, огибая кучу кровельных досок, некогда служивших кому-то крышей. – Нужно лишь сделать сознательное усилие и вдохнуть. Для тебя это больше не естественный процесс, потому что дышать тебе уже не нужно. Помни об этом, если возникнет необходимость смешаться с толпой. Люди обычно ненаблюдательны, но даже они поймут, что что-то не так, если ты не будешь дышать.

Я вдохнула и ощутила гнилую вонь от Свалки. И уловила в ветре кое-что еще – кровь. А потом увидела пятно краски на осыпающейся стене – череп с парой красных крыльев – и поняла, где мы.

– Мы на территории банды, – сказала я в ужасе. – Это знак Кровавых ангелов.

– Да, – спокойно ответил Кэнин.

Я едва подавила инстинктивный порыв броситься прочь, нырнуть в ближайший переулок и побежать домой. Вампиры были не единственными хищниками на улицах города. И падальщики были не единственными, кто спорил за территорию на Периферии. Многие Неотмеченные были всего лишь ворами, кучками ребят, пытающихся выжить, но встречались и другие, более опасные группировки. Губители, Красные черепа, Кровавые ангелы – вот лишь некоторые из «других» банд, облюбовавших определенные части Периферии. В этом мире был всего один закон – тот, что требовал подчиняться Господам, а Господ не волновало, если среди скотины иногда возникала грызня. Только попадись в руки одолеваемым скукой и голодом бандитам, и повезет, если тебя просто убьют. Мне доводилось слышать истории о бандах, которые свежевали и съедали нарушителя границ, сперва хорошенько с ним «повеселившись». Городские легенды, не более, – но откуда мне было знать, что это неправда? Потому-то заходить на незнакомую территорию было в лучшем случае плохой, а в худшем – самоубийственной затеей. Я знала, где на Периферии тусуются банды, и избегала этих мест, как чумы.

А теперь мы стояли прямо на их земле.

Я бросила взгляд на вампира рядом.

– Ты же знаешь, они нас убьют за то, что мы сюда явились.

Он кивнул:

– На это я и рассчитываю.

– Ты ведь в курсе, что они едят людей?

Кэнин остановился, устремил на меня свои черные глаза.

– Так же, как и я, – невозмутимо сказал он. – И так же, как теперь и ты.

Мне стало слегка дурно. Ну да, разумеется.

Запах крови усиливался, и я уже различала знакомые звуки драки: ругань, вопли, стук кулаков и ботинок по телу. Мы свернули за угол и оказались на задворках каких-то строений, на участке, окруженном сетчатой изгородью, осколками стекла и ржавыми машинами. Кирпичные и металлические стены были покрыты граффити, по периметру горели, испуская густой удушливый дым, несколько железных бочек.

В центре арены несколько головорезов в похожих обносках сгрудились вокруг скорчившегося на земле человека. Он свернулся в позе эмбриона, прикрывая руками голову, а нападавшие выходили из круга по двое-трое – пнуть его или двинуть кулаком. Рядом лежал другой человек, пугающе неподвижный, с изуродованным до неузнаваемости лицом. У меня внутри все скрутило от вида сломанного носа и устремленных в пустоту глаз. Но тут моих ноздрей достиг сильнейший запах крови, и не успела я осознать, что делаю, как издала низкий рык.

Бандиты слишком громко хохотали и были слишком увлечены своей забавой и не замечали нас, но Кэнин продолжал идти вперед. Невозмутимо, словно вышел на ночную прогулку, он бесшумно приблизился к кольцу людей. Мы могли проскочить мимо них и исчезнуть в ночи, но, поравнявшись с головорезами – они все еще нас не замечали, – Кэнин нарочно пнул разбитую бутылку. Та покатилась и зазвенела.

Кровавые ангелы обернулись.

– Доброй ночи, – сказал Кэнин, добродушно кивнув.

Он пошел дальше – как я заметила, уже медленнее. Я тихо последовала за ним, стараясь не привлекать внимания, надеясь, что банда отпустит нас без проблем.

Но другая я – странная, чужая, голодная я – смотрела на людей с надеждой, ждала, что они попытаются нас остановить.

Ее желание сбылось. Приглушенно ругаясь, все бандиты разом встали на нашем пути. Кэнин остановился и невозмутимо посмотрел на выступившего вперед головореза с идущим поперек бледного глаза шрамом. Головорез покачал головой.

– Вот это да, – усмехнулся он, переводя взгляд с Кэнина на меня. – У нас удачная ночка, да, ребят?

Кэнин молчал. Интересно, он боялся говорить, чтобы они не догадались, кто он, – не хотел спугнуть добычу?

– Гляньте, аж рот открыть боится, – отовсюду раздался глумливый смех. – Слышь, домашний, надо было раньше думать, пока на нашу территорию не зашел. – Парень со шрамом шагнул вперед, позади ободряюще улюлюкали и матерились остальные. – Ну чо, снимай штаны, мы тебя в задницу твою белую поцелуем. Ты ж этого хочешь, домашний? – выплюнул он последнее слово и перевел взгляд на меня, ухмылка его сделалась мерзкой: – Или, пожалуй, лучше приберечь это для сладкой азиаточки. У нас тут в шлюхах недостаток имеется, да, ребят?

Я оскалилась, чувствуя, как задирается верхняя губа.

– Если твои поганые губы хотя бы в футе от меня окажутся, я их с корнем вырву, – рявкнула я.

Бандиты заржали и сгрудились теснее.

– Ух ты, боевая какая! – ухмыльнулся парень со шрамом. – Надеюсь, тебя надолго хватит. Ты ж не против поделиться, домашний?

– Пожалуйста, – ответил Кэнин и отодвинулся от меня.

Я в изумлении на него уставилась, а парень со шрамом и его банда похабно загоготали.

– Домашний со страху в штаны наделал!

– Вот это реальный мужик, за девку прячется!

– Ну спасибочки, домашний, – сказал парень со шрамом, и лицо его расплылось в поистине зловещей ухмылке. – Я так тронут, что на этот раз тебя отпущу. Спасибо за азиаточку! Мы постараемся ее не попортить, в смысле сразу.

– Ты что делаешь? – прошипела я, ошеломленная предательством. Головорезы, ухмыляясь, двинулись вперед, и я попятилась, не выпуская их из виду, но кидая взгляды на вампира. – А как насчет «учебы», «подготовки» и всего такого? Ты что, собираешься сейчас отдать меня им на растерзание?

– Ты неправильно понимаешь, кто тут хищник, а кто жертва, – тихо, так что слышала лишь я, сказал вампир. Я хотела огрызнуться в ответ, но приближающиеся бандиты представляли собой более серьезную проблему. От животной похоти в их глазах мне стало дурно, и я почувствовала, как в горле закипает рычание. – Сейчас ты увидишь, в каком месте пищевой цепочки находишься.

– Кэнин! Черт тебя подери, что мне делать?

Пожав плечами, Кэнин прислонился к стене.

– Постарайся никого не убить.

Головорезы бросились вперед. Один из них обхватил меня за талию и попытался повалить на землю. Я тут же напряглась, зашипела, покрепче уперлась ногами и толкнула его со всей силы.

Парень отлетел прочь, словно ничего не весил, и врезался в капот стоящей в двадцати футах машины. Я опешила, но тут на меня с воем бросился другой головорез, целя кулаком в лицо.

Я рефлекторно вскинула руку и почувствовала, как мясистый кулак, к удивлению нас обоих, врезается в мою ладонь. Бандит попытался отдернуть руку, но я крепко стиснула пальцы, чувствуя, как хрустят и ломаются под ними кости, и резко вывернула кисть. С оглушительным треском запястье парня сломалось, и он заорал.

Еще двое Кровавых ангелов кинулись на меня с двух сторон. Они двигались медленно, словно сквозь воду – по крайней мере, так мне казалось. Я легко отклонилась от первого удара и пнула головореза по колену, почувствовав, как оно ломается под моей ступней. Дернувшись, парень рухнул на землю. Его приятель замахнулся на меня свинцовой трубой – я схватила ее, вырвала у него из рук и наотмашь ударила парня ей по лицу.

В воздухе повис запах хлынувшей из щеки бандита крови, и что-то внутри меня отозвалось. С рыком я бросилась на него, чувствуя, как из десен вырываются клыки.

Ночь разорвал звук выстрела, и что-то крошечное посвистело мимо моей головы. Я почувствовала, как поднятый им ветер взъерошил мне волосы, и стремительно пригнулась, шипя и скалясь. Парень со шрамом, направлявший на меня дымящееся дуло пистолета, вытаращил глаза, изо рта у него потоком полились бранные слова.

– Вампир! – выпалил он между яростными ругательствами. – Твою же мать! Твою мать! Уйди от меня! Уйди!

Он прицелился, а я уже собралась броситься на свою жертву и вонзить клыки ей в горло. Но внезапно парень со шрамом, беспомощно брыкаясь, оказался в воздухе – Кэнин схватил его легко, точно котенка, вырвал пистолет и швырнул бандита об стену. Зрелище размозженной о кирпич головы Кровавого ангела притупило мою дикую, бешеную ярость, заставило меня протрезветь. Освободившись от жажды крови, от всепоглощающего Голода, я в ужасе и изумлении огляделась вокруг. На земле лежали пятеро человек – стонущие, изломанные, истекающие кровью. По моей вине. Я бросила взгляд на Кэнина – тот почти с отвращением отшвырнул пистолет и, увидев, что я иду к нему, поднял бровь.

– Ты знал, – тихо сказала я, глядя на одного из полуобморочных Кровавых ангелов. – Ты знал, чтó я сделаю, потому и дал им на меня напасть. – Кэнин не ответил, и я вдруг поняла, что меня не трясет ни от страха, ни от прилива адреналина, ни от чего. Сердце было спокойно и неподвижно. Я уставилась на Кэнина, охваченная яростью из-за того, как он меня использовал. – Я могла бы убить их всех.

– Сколько раз тебе повторять? – ответил Кэнин, пристально глядя на меня сверху вниз. – Ты теперь вампир. Ты больше не человек. Люди для тебя – овцы, а ты волк, ты сильнее, быстрее, злее любого из них. Они – еда, Эллисон Сикимото. И демон в глубине твоей души всегда будет считать их едой.

Я посмотрела на лежащего ничком у стены парня со шрамом. Его лоб рассекала глубокая рана, вокруг которой уже расползался огромный багровый синяк. Он стонал и пытался встать – но вновь бессильно падал.

– Так почему ты не убил его? – спросила я.

Взгляд Кэнина сделался холодным. Он развернулся, тяжело ступая, подошел к главарю бандитов, схватил за шиворот, подтащил ко мне и бросил к моим ногам.

– Пей, – приказал он стальным голосом. – Но помни: возьмешь слишком много – убьешь донора. Возьмешь слишком мало – вскоре придется кормиться снова. Если тебе важно не высасывать людей досуха, найди золотую середину. Обычно достаточно пяти-шести глотков.

Я посмотрела на главаря бандитов и вздрогнула от отвращения. Растерзать пакет с кровью – это одно, но укусить в шею живого, теплого человека? Пару мгновений назад, обуреваемая яростью и Голодом, я была более чем готова это сделать, но сейчас ощущала лишь тошноту.

Кэнин все смотрел на меня.

– Ты сделаешь это или доведешь себе голоданием до безумия и убьешь кого-нибудь, – спокойно сказал он. – Это – основа жизни вампира, наша главная первобытная потребность. Теперь… – одной рукой он поставил головореза на ноги, а другой ухватил его за волосы и запрокинул ему голову, обнажая горло, – …пей.

Я нехотя сделала шаг вперед. Человек стонал и пытался отгородиться руками, но я легко их оттолкнула и склонилась над ямкой в основании его шеи. Мои клыки удлинились, и, вдохнув, я ощутила, как под кожей у парня струится теплая кровь. Нос и рот затопило крепким запахом жизни. Не успев даже подумать о том, что я делаю, я подалась вперед и укусила изо всех сил.

Кровавый ангел хватал ртом воздух и дергался, слабо дрожа. В рот потекло теплое, густое, крепкое, терпкое. Я зарычала громче, и моя жертва издала придушенный крик. Я чувствовала, как жар распространяется по телу, наполняет меня силой, властью. Это опьяняло. Это было… невозможно описать. Это было благословение, чистое и простое. Почти в трансе я закрыла глаза, поглощенная желанием получить больше, больше…

Кто-то схватил меня за волосы, оттащил от жертвы, разрывая нашу связь. Рыкнув, я попыталась снова броситься вперед, но рука преградила мне путь, оттолкнула меня. Головорез бесчувственным тюком лежал на земле. Снова зарычав, я попыталась добраться до него, освободиться от сдерживающей меня хватки.

– Довольно, – властно приказал Кэнин и с силой встряхнул меня. Голова мотнулась, как у тряпичной куклы, на мгновение мне стало тошно. – Довольно, Эллисон, – повторил он, когда ясность зрения постепенно вернулась, – еще глоток, и ты его убьешь.

В изумлении я отпрянула. Голод медленно отступал, а вместе с ним – ярость и безумие. Я в ужасе смотрела на распростертого на земле Кровавого ангела. Он был бледен, едва дышал, две крошечные раны на горле сочились алым. Я чуть не убила его. Опять. Если бы Кэнин не остановил меня, я бы высосала его досуха. От отвращения к себе у меня скрутило живот. При всей моей ненависти к вампирам, при всем нежелании быть как они я оказалась не лучше самого паршивого уличного кровососа.

– Запечатай рану, – велел Кэнин, указав на главаря бандитов. Голос у него был холодный, равнодушный. – Закончи то, что начала.

Я хотела было спросить, как это сделать, но вдруг поняла. Наклонившись, я прижала язык к двум ранкам на шее парня и почувствовала, как они закрываются. Даже в этот момент я могла ощутить, как медленно течет под кожей кровь, и пришлось призвать на помощь всю силу воли, чтобы не укусить бандита во второй раз.