Папа-лётчик

Уход на разворот

У водителя Камалова, даже лоб взмок от напряжения. Он суетливо крутил обтянутый дерматином руль старенького "ПАЗика". В городе царил ад кромешный – час пик на дорогах и множество людей на остановках. Ржавый автобус, набитый как банка шпрот, дёргался в пробке, словно раненый зверь. Камалов, не переставая бормотать проклятия, на ходу отсчитывал сдачу хмурому пассажиру в поношенной куртке. У того, как назло, не оказалось ничего, кроме смятой тысячной купюры. Вот и приходилось Камалову, разрываясь между дорогой и обязанностями кассира, кидать быстрые взгляды то на плотный поток машин, то на купюры и россыпь монет в пыльном лотке. То резко дергал руль, уклоняясь от наглого таксиста, то дрожащими пальцами старательно отсчитывал мелочь.

В салоне, заполненном почти под завязку, люди теснились в проходе, по выражению одной возмущённой бабульки "как сельди в бочке". Локти, сумки и недовольные взгляды – всё смешалось в душном пространстве. Вяло толкались, сдержанно злились, вдыхая спертый воздух, пропитанный запахом дешевого парфюма, пота и бензина. Кто-то, не стесняясь окружающих, трещал по телефону о своих, явно не терпящих отлагательств, проблемах. Ко всей этой и без того невыносимой суете добавился ещё и пронзительный звонок старенького телефона, дребезжащего в кармане у Камалова. Глянул на дисплей, там высветилось ненавистное "Тёща Татьяна". Камалов вздохнул, предчувствуя бурю и принял звонок.

– Что-то срочное? – осторожно спросил он, пытаясь одновременно направить автобус на более свободную соседнюю полосу и не выронить телефон.

– Конечно, срочное! – рявкнула тёща раздраженно, голос звенел в ухе, словно комариный писк. – Ты идиот, Камалов! Совсем мозгов нет?!

– Что случилось? Чего ругаетесь? – Камалов поморщился, чувствуя, как по лицу стекает капля пота.

– Ты зачем сыну разобранный самолетик купил? Идиотина!

– Какой разобранный самолетик?

– Да этот, который склеивают… в коробке, с кучей мелких деталек… – Тёща задыхалась от возмущения.

– А! Модель что ли? Ну да. Что там не так? Тёмка просил давно.

– Всё, у тебя всё не так! – Голос тёщи взлетел на визгливую ноту.

– Чего? Тёмка же их любит. Истребитель, вроде, новой модели, красивый такой…

– Ты для собственного сына истребитель! – Тёща, казалось, вот-вот лопнет от злости. – Ты истребляешь его, уничтожаешь прям…

– Да в чём дело то, Татьяна Ивановна? Объясните толком!

– Он тут сидел, клеил, сопел, надышался клея этого вонючего. Кашлять опять начал, как старый туберкулёзник. Упал, и ударился головой об стол! И самолёт этот недоделанный раскурочил! Детальки теперь по всей квартире рассыпаны, ходить невозможно – втыкаются!

– Это ладно. Тёмка как?

– Ревёт вот сидит, скулит, как зверёк раненый. Слышь? А всё ты! Понимать же надо, что нельзя такие хрупкие фиговины ему давать!

Слыша это, Камалов сник, ссутулился, словно под тяжестью навалившегося груза. Да ещё и пассажир в потёртой кепке, до этого молча буравивший его взглядом, встал со своего кресла и подошёл с претензией, перекрывая истеричный голос тёщи:

– Вы мне десять рублей недодали! Я сдачу внимательно считаю!

Хотя Камалов был уверен, что отсчитал сдачу правильно, спорить сейчас не было ни времени, ни сил. Сдавленно вздохнув, он молча выудил из своего самодельного поролонового "лотка" с мелочью десятирублёвую монету и протянул её пассажиру, продолжая краем уха слушать истерику тёщи в телефонной трубке. Попробовал её успокоить:

– Ну ладно, Татьяна Ивановна, это ерунда. Вечером приеду, посмотрим…

– Да ничё не ерунда! Теперь у Тёмки приступ, кашляет он уже давно, а эта дурацкая "скорая" всё никак не едет! Вези нас в больницу! Прямо сейчас!

– Прямо сейчас?

– Ну а когда? Подождёшь, пока сын помрёт что ли? Жену не уберег, дочку мою, царствие ей небесное. Теперь ещё и сына извести хочешь?!

– Я на рейсе. У меня полный салон.

– И что? Это тебе важнее, чем сын?!

– Если сейчас сойду с маршрута, как долг отдавать будем? На что жить будем?

– Ты достал меня, Камалов! Ничё ты не можешь! Только ныть!

– Ладно, ладно, сейчас приеду… – обреченно пробормотал Камалов. Он бросил трубку, затормозил на очередной остановке, чуть не сбив спешащую на пешеходном переходе тётушку, и повернулся к пассажирам, чувствуя, как внутри все сжимается от отчаяния. – Я очень извиняюсь, люди добрые, но дальше машина не идёт. Произошли непредвиденные обстоятельства. Пересядьте, пожалуйста, на следующую.

– Какую следующую? Я на работу опаздываю! У меня совещание важное! – завопил мужчина в деловом костюме, злобно зыркая на водителя.

– Ну нельзя же так! Мы все спешим! – поддержала его полная женщина с огромной сумкой в клетку.

– Сломалось что-то у вас? Может, быстро почините? Мы подождём, если недолго… – робко предложила студентка с книжкой в руках.

И всё в таком же духе. Камалов и сам готов был заплакать с обиды и бессилия, но просто молча начал отсчитывать деньги, стараясь не смотреть в глаза разгневанным пассажирам. Пассажиры, постепенно прекращавшие бухтеть и возмущаться, с тяжелыми вздохами потянулись на выход. Каждый ждал, когда Камалов, с каменным лицом и трясущимися руками, отсчитает нужное количество монет и вернёт деньги за несостоявшуюся поездку. Когда все, наконец, вышли, он поспешно развернул автобус и помчался домой, молясь про себя, чтобы с сыном всё было в порядке.

Забежав в квартиру, пахнущую лекарствами и ацетоновым клеем, Камалов, не раздеваясь, схватил восьмилетнего сына на руки и вместе с ворчащей тёщей помчался в ближайшую больницу.

Когда высадил тёщу и испуганного Тёмку возле приемного покоя, Камалов поспешил вернуться на маршрут, чувствуя себя выжатым лимоном. Быстро вырулил на городскую улицу и, не успев толком перевести дух, начал притормаживать возле остановки, вглядываясь в лица ожидающих пассажиров. Тут пришёл ещё один звонок, от Вазгеныча, который просто добил, словно контрольный выстрел в голову:

– Щас же верни машину! Понял?! Увольняю тебя, к чертовой матери!

– Да я же… Я сына в больницу…

– Ты понял меня? Прямо сейчас езжай "на базу" и сдавай машину Петровичу. И чтоб духу твоего там больше не было!

– Я же нормально работал! Я всегда вовремя…

– Чего? Какой нормально? То проспал, то заболел, то в ДТП попал, козёл… Поносы-золотухи у тебя каждый раз, как смена, так трагедия… Долг вернёшь в течение недели, не дольше! Иначе, на себя пеняй… – В трубке раздался угрожающий щелчок, и затем – короткие гудки.

Глубоко вздохнув, Камалов, с мокрыми глазами, развернул автобус в сторону окраины города, чтобы сдать машину сменщику, Петровичу. Ехать было тяжело, словно его догнало нечто тяжёлое, цепкое, давящее и безжалостное, от чего он так долго и старательно убегал. Будто давно уже, одна за другой, падали подкошенные костяшки домино – одна другой больше. Они падали и падали, грохотали где-то за его спиной, всё громче и громче, всё ближе и ближе… и вот догнали. Словно сейчас на него свалилась последняя, огромная и тяжёлая плита.

Неподъёмный груз

Лечащий врач Гулимов спешил на обход – его белый халат небрежно застегнут на одну пуговицу, шапочка на голове чуть съехала набок, а в глазах читалась усталость от бесконечных смен. Поэтому заговорил торопливо, словно зачитывал заранее заученный текст, объяснил кратко, без лишних деталей:

– У вашего мальчика рефлюкс – врожденный порок желудка. Проще говоря, клапан между желудком и пищеводом работает неправильно. Из-за этого пища, вместо того чтобы перевариваться, возвращается обратно через пищевод, попадает в дыхательные пути. От этого рвота, и мучительный кашель, и другие, не менее приятные, симптомы. Что с вами делать, мы сейчас решаем. Ситуация непростая, деликатная, возможно, понадобится хирургическая операция, – Доктор на секунду замолчал, внимательно взглянув на встревоженного Камалова. Перевёл взгляд на Татьяну и удивился её злорадной ухмылке. – Женщина, вы улыбаетесь что ли? Впервые вижу такую реакцию!

– А мне уж всё равно… Смирилась уже… Хорошего не жду… – пробубнила Татьяна бессвязно, отводя взгляд. Её лицо раскраснелось, зрачки сузились, и разило от неё дешёвым портвейном, с примесью запаха копчёной колбасы.

Доктору сразу стало всё понятно. Он устало вздохнул и, выходя из палаты, бросил через плечо:

– Пока мальчика оставим здесь. Сделаем анализы, посовещаемся с коллегами. Попозже скажу вам, что решили. До свидания.

Гулимов ушёл, а Камалов и Татьяна присели в больничном коридоре, пытались собраться с мыслями. Тёщу развезло ещё сильнее, и язык её развязался:

– Вот всё-тки лох ты по жизни, Камалов… Чтоб тебя черти драли…

– При чем тут я?! – огрызнулся Камалов. Бессильная злость клокотала в нём. – Сын болеет, о ребёнке надо думать!

– Из-за тебя и болеет! Я, как чувствовала, дочери говорила, чтоб не шла за тебя. И дохляк, и нищеброд… Говорила ей, но вот не послушала, дурёха! Мать плохого не посоветует! Но нет, не послушала… И сын от тебя получился "бракованный", хилый, болезный…

– Ну, она тоже… в беременности не очень строго себя держала… – Камалов сглотнул, пожалев о сказанном. Он знал, что сейчас начнётся.

– Ах ты, гадёныш! Как у тебя только язык повернулся, сволочь?! – Татьяна вскочила с кушетки, ткнув Камалова пальцем в грудь. – Дочь моя здоровая была! Крепкая, кровь с молоком! Это ты её довёл! Загубил!

– Ну не начинайте это опять! – взмолился Камалов, закрывая лицо руками. – Не здесь же!

– А где начинать? Когда начинать? Ты дальше как жить собираешься, паразит? Чем сына кормить будешь, обормот? Денег нет, работы то нет! Опять у меня просить будешь, нахлебник?!

Тяжёлыми шагами, словно вколачивая сваи, тёща пошла по коридору прочь. Свернув на лестницу, с силой хлопнула дверью, так, что посыпалась штукатурка. А ссутулившийся Камалов остался сидеть в коридоре, словно придавленный плитой, и опустив глаза в пол, в пахнувший хлоркой потёртый линолеум.

Поменял руль на штурвал

Прошли две томительные недели. Тёща, как забрала из захламленной квартиры свои немногочисленные вещи, так больше и не появлялась. Лишь изредка присылала Камалову SMS-ки с ругательствами и проклятиями.

Пересилив себя, Камалов сумел устроиться на новую работу, снова водителем. На этот раз повезло, взяли в водоканал. И в назначенный день, сжав зубы, он поехал за сыном в больницу на служебной спецмашине, старенькой и ржавой автоцистерне. КамАЗ хоть и выглядел непрезентабельно, замызганный и обшарпанный, с выцветшей краской и ржавыми разводами, но бегал резво и особо не капризничал, только сильно пованивал соляркой.

В больнице сказали, что пока решено с операцией повременить, и можно на днях забрать мальчика домой. Но, глядя поверх оправы, доктор Гулимов предупредил, что консервативная терапия почти не даёт видимого результата – скорее всего, в ближайшем будущем придётся назначать хирургическое вмешательство. Он вручил Камалову длинный список лекарств и перечислил требования по строгой диете, которую необходимо соблюдать.

По дороге к больнице, в кабине автоцистерны Камалов всё придумывал, что сказать сыну про исчезновение Татьяны, как объяснить Тёмке, куда делась его любимая бабуля. Приедут домой, а там пусто, тихо и неуютно. Еда только из полуфабрикатов – нехорошо для Тёмки, ему нужна особая диета, овощи, фрукты, кашки всякие. Камалов настроился на то, что придётся соврать сыну. Например, что тёща устроилась на новую работу и уехала на вахту, далеко на север. Трудно будет объяснить, почему там нет связи, почему она не звонит. Но, в принципе, возможно – там же север, суровый край. Дескать, рвутся обледеневшие провода и от сильного ветра ломаются радиоантенны, вот и нет связи.

Когда они с Тёмкой вышли из больницы и направились на пыльную стоянку автомобилей, уставленную рядами легковушек, мальчик с удивлением рассматривал грузовик-водовозку. И ошарашил вопросом:

– Пап, ты теперь какашки возишь?

– Почему ты так решил? – Камалов нахмурился, чувствуя обиду. – Нет, это не ассенизаторская. Воду вожу. Питьевую воду, для людей. – Камалов открыл тяжелую дверцу автоцистерны, помог сыну залезть внутрь высокой кабины. Тёмка с трудом взобрался по шершавым ступенькам.

Видя сильное разочарование на бледном лице сына, Камалов почему-то выпалил, сам не зная зачем:

– Вообще-то это для маскировки.

– Какой маскировки? – удивился Тёма, разглядывая грязные приборы на приборной панели.

– На самом деле я езжу на ней на аэродром… – Камалов подмигнул сыну, пытаясь придать своему голосу таинственности.

И правда, Камалов сегодня, перед тем как заехать за сыном в больницу, ездил в авиационную часть. Отвёз воду в гарнизонную столовую. Что-то там у них сломалось в системе водоснабжения, и вызвали гражданскую автоцистерну. Пока ехал по территории аэродрома, Камалов даже увидел стоявшие вдали, за колючей проволокой, военные самолеты, сверкающие на солнце.

Видя сомнения в глазах сына, Камалов поспешил добавить, придумывая на ходу небылицы:

– Только ты никому не говори, ладно? Это секрет. Некоторые вещи никто не должен знать и надо маскироваться, чтобы враги не догадались. Вот я езжу на этой машине на аэродром, а там пересаживаюсь…

– На что? – Тёма с любопытством взглянул на отца.

– Что на что?

– На что пересаживаешься, когда на аэродром приезжаешь?

– Так это… – Камалов замялся, лихорадочно соображая. – На самолёт… на истребитель пересаживаюсь…

– В истребителях не бывает пассажиров! – возразил Тёма, он ведь немножко разбирался в авиации. – Там только пилоты.

– Так вот, я как раз-таки пилот, – гордо заявил Камалов, расправляя плечи.

– Реально? – глаза Тёмки загорелись.

– Да, тайком подъезжаю на водовозке, чтобы никто не заметил, а потом пересаживаюсь и летаю! Спасаю Родину! – Камалов весело подмигнул сыну.

Камалов обрадовался – он наконец-то нашел, чем заинтересовать сына, чем отвлечь его от болезни и от тоски по бабушке. Он знал, что слабый и вялый Тёма, как ни странно, мечтал о всяких мощных штуках и о больших скоростях. Даже когда отец давал пацану посидеть на водительском месте старенькой маршрутки – держась за обшарпанный руль, Тёма представлял себя сидящим за штурвалом настоящего самолёта. Играл он не в шофёра, а в отважного лётчика, представляя, что перед ним приборная панель скоростного истребителя, устремлённого ввысь.

Духоподъёмность как необходимость

Как Камалов ни старался наверстать упущенное и организовать сыну правильную диету, как ни пытался обеспечить ему полноценный уход, чтобы заменить собой рано покинувшую этот мир маму и сбежавшую тёщу, у него не получалось. Деньги утекали сквозь пальцы, сил и времени катастрофически не хватало, а мальчику становилось всё хуже и хуже. Тёмка чах на глазах, словно комнатное растение, которое перестали поливать.

В один из промозглых осенних дней, когда серые тучи висели над городом, словно слежавшиеся комки грязной ваты из старого матраса, доктор вызвал Камалова в свой кабинет и сообщил печальную новость: операцию всё-таки необходимо делать, откладывать больше нельзя.

– У мальчика рецидивирующее воспаление лёгких, состояние ухудшается с каждым днём, – голос доктора Гулимова звучал спокойно и буднично, и оттого пугал ещё сильнее. – Его жизнь сейчас под угрозой. Надо оперировать, и как можно скорее.

Доктор замолчал, внимательно изучая медицинскую карту Тёмы, а затем добавил, глядя Камалову прямо в глаза:

– И даже после операции нет никакой гарантии, что мальчику станет лучше. Он очень слаб физически. И его моральное состояние хуже некуда. У него совсем нет желания бороться. К сожалению, хороший исход маловероятен. Риск очень велик.

Камалов опустился на стул, словно подкошенный. Холодный пот выступил на лбу. В голове гудело, как в растревоженном улье:

– Неужели настроение так важно?

К счастью, врач оказался не только хорошим специалистом по хирургии, но и неплохим психологом. Он подсказал Камалову, что в такой сложной ситуации всё-таки можно попробовать сделать, посоветовал отцу, как можно морально подготовить сына к предстоящей операции:

– Можете не сомневаться. Точно вам говорю. Я и в окопах людей бинтовал, и в реанимации откачивал, – начал доктор, откинувшись на спинку кресла. – Там всякого навидался, многих почти с того света вернули. И вот какой вывод для себя сделал: важен правильный психологический настрой. Даже в самых тяжёлых, казалось бы, безнадёжных случаях выживают те, кто сильно хочет жить, у кого есть ради чего жить.

– Так сын же будет под общим наркозом, под анестезией, – растерянно пробормотал Камалов. – Какие там желания, когда он будет без сознания?

– Даже в полной "отключке", в состоянии искусственной комы, важен этот самый позитив по жизни, накопленный раньше, – объяснил доктор. – То, насколько человек хочет жить, не умом, а всем нутром, каждой клеточкой своего тела… Хорошо будет, если сможете пробудить у пацана оптимизм, вселить в него сильную жажду жизни. Ещё неделя у вас есть. Пока мы его готовим к операции, сдаём анализы, проводим обследования, придумайте что-нибудь, чтобы морально поддержать ребёнка.

Отец, словно зомби, поплёлся в палату, про себя кумекая, что бы такое предпринять, чем бы порадовать сына. Пока он молча выкладывал на прикроватную тумбочку скудный набор привезённых продуктов – банку персикового компота, пачку галетного печенья и пару румяных яблок, сын сам неожиданно начал озвучивать свои желания:

– Лимонад и шоколадки снова не принёс? – обиженно протянул Тёма.

– Так нельзя же тебе! Врачи запретили! Никак нельзя… Да и не во вкусняшках счастье, Тём, – вздохнул Камалов.

– А в чём? – тихо спросил мальчик.

– Правильный вопрос Тёмка задаёшь! Философский даже! – Камалов попытался приободрить сына, но голос его звучал неуверенно.

– Какой? Что значит философский?

– В смысле мудрый, жизненный вопрос… Вот скажи, есть у тебя сейчас что-то такое, чего ты очень-очень сильно хочешь? Чтобы настроение у тебя поднялось сильно-сильно, чтобы улыбка до ушей?

– Конечно! – быстрым и уверенным, нежданно энергичным ответом мальчик буквально ошарашил отца. – Хочу полетать в истребителе! В настоящем! Ну, хотя бы просто посидеть в кабине!

Камалов замер, не зная, что ответить. Эта просьба, эта мечта казалась ему совершенно невыполнимой. Где он, простой водитель водовозки, для своего больного сына найдёт настоящий истребитель?

Вроде бы замаячила надежда – к Камалову в коридоре больницы подошла молодая женщина с бейджиком на груди, на котором было написано "Волонтёр".

– Мы тут волонтёрим. С удовольствием поможем вашему мальчику. – Участливо сказала она.

– Как? – Камалов недоверчиво посмотрел на неё.

– Мы готовы организовать, чтобы к вашему сыну пришла какая-нибудь знаменитость, – предложила добрая женщина. – Можем, например, позвать известного актёра, который играл лётчика в фильме. Какие фильмы про лётчиков нравятся вашему сыну, из тех, что недавно выходили? «Лётчик», «Время первых», «Небо»? Можем прямо главного героя зазвать! Представляете, как ваш мальчик от этого воспрянет духом! Будет на волне оптимизма перед операцией! Мы всё организуем, договоримся, это не проблема.

Камалов, воодушевленный этой идеей, тут же вернулся в палату и предложил это сыну, но тот совсем не зажёгся, лишь скривился и отвернулся к окну.

– Не хочу, – буркнул он.

– Почему? Это же здорово! – удивился Камалов. – Ты же сам мечтал увидеть настоящего лётчика!

– Актёр не настоящий лётчик! – презрительно фыркнул Тёма. – Он только притворяется, а на самом деле пилотировать не умеет.

Нырок под радарами

Понимая, что волонтёры ничем помочь не могут, Камалов попробовал действовать сам, на свой страх и риск. Собравшись с духом, он позвонил военным, обратился к аэродромному начальству, надеясь на чудо. Но там, как и следовало ожидать, получил жёсткий и категорический отказ.

– На оборонный объект, к боевым самолётам? Это совершенно исключено! Нельзя, конечно! Даже не просите! – отрезал строгий голос военного в трубке. – У нас скоро московская проверка, инспекция из самого Министерства обороны, нам сейчас вообще не до чего. Какие там детские экскурсии, не до этих ваших развлечений!

Совсем приуныв, ломая голову над безысходной ситуацией, Камалов отправился в очередной рейс. Он давно уже толком не спал, от усталости и тяжёлых мыслей погрузился в какое-то обречённое и безразличное, почти оцепенелое состояние – рулил на автомате, как лунатик. И тут случилась оказия. Пока ещё не удача, но её проблеск – снова ему выдали задание заехать в воинскую часть, доставить питьевую воду в гарнизонную столовую. Заправив цистерну чистой, прозрачной водой из артезианской скважины, он по знакомой уже дороге направился к военной базе.

Не сразу проехал через контрольно-пропускной пункт. Дежурный сержант Сыстеров, загорелый парень с хитрым прищуром, внимательно всматривался в сопроводительные бумаги и, на всякий случай, задал уточняющий вопрос:

– Гражданский. И зачем вы к нам пожаловали?

– Говорят, снова авария в вашей столовой, – буднично ответил Камалов. – Вода нужна. Нельзя же служивых без обеда оставить.

– Это да, тогда был бы подрыв боеготовности, – улыбнулся Сыстеров, обнажив крепкие зубы. – Проезжайте…

Пока шла медленная перекачка воды из цистерны в огромные баки для варки пищи, Камалов в подсобном помещении столовой познакомился и разговорился со старшей по столовой – Людмилой. Спокойная такая отзывчивая женщина, с мягкими чертами лица и открытым взглядом, да ещё и симпатичная, хоть и не девочка уже, и в потёртом халате, и нервничающая из-за задержки с обедом.

Пользуясь случаем, Камалов начал расспросил Людмилу про особенности приготовления диетических блюд. Объяснил, что его сыну нужны особые диеты – нельзя жирного, жареного и кислого, и разного другого, всего и не перечислишь. Непонятно вообще, чем его кормить, что ему готовить, чтобы не навредить? Впечатлённая его заботливостью, сердобольная Людмила без колебаний продиктовала ему свой номер телефона, чтобы звонил в любое время, если снова растеряется на кухне и не будет знать, что приготовить ребёнку.

Разговор затянулся, время летело незаметно, и Камалову уезжать совсем не хотелось. У него внутри словно плотину прорвало, выложил новой знакомой всё про своё горемычное житьё-бытьё. И про несбыточную мечту сына, как на духу, рассказал. А она, добрая душа, прониклась его печальной историей и сразу же начала предлагать свои варианты, как можно помочь мальчику:

– Чего тут невозможного-то? – пожала плечами Людмила. – Вон эти самолёты, они же совсем близко. Можно и в кабину залезть, если уж так сильно надо, если он так сильно мечтает об этом.

– Что, правда можно? – не поверил своим ушам Камалов.

– Ну, наверное, можно, если постараться, – загадочно улыбнулась Людмила. – Я хоть и повариха, а тоже однажды посидела в кабине настоящего истребителя. Мне ребята-техники разрешили, когда я им пирожков вкусных напекла. Подсказали, куда правильно наступать, как залезть туда, чтобы ничего не сломать… Можно это как-то организовать, если захотеть. Я, чем смогу, помогу, по возможности.

"Ну а чё, раз начальство не разрешает, то можно и тайком от него" – вызрело в голове у Камалова.

Задача казалась не такой уж трудной. Приехать к столовой, дойти от неё до стоянки самолётов, отвлечь охранника на несколько минут, дать мальчишке посидеть в кабине пару минут. Делов то!

Они с Людмилой тщательно всё просчитали, разработали хитроумный план. Камалов договорился с лечащим врачом забрать сына из больницы на несколько часов, чтобы чуть "развеяться". Людмила, в свою очередь, пообещала организовать вызов автомобиля-цистерны в выходной день, когда нет запланированных полётов, и на самолётной стоянке должен дежурить её хороший знакомый – Дюбаев. Она хорошо знала этого охранника и без труда смогла бы отвлечь его внимание на некоторое время.

В назначенный час, когда над городом нависли серые тучи и моросил мелкий, противный дождь, пришлось всё равно приступить к выполнению дерзкого плана – откладывать и медлить уже нельзя. Людмила вызвала машину, Камалов получил заказ на выезд и оформил бумаги. Заехал в больницу за Тёмкой, усадил бледного сына в кабину водовозки и поехал в сторону военной базы ВВС. По дороге он, стараясь говорить как можно более убедительно, проинструктировал мальчика:

– Тёмка, у меня сейчас срочный вызов по службе, – начал Камалов, – нужно кое-что поправить в самолёте, небольшая поломка. Я тебя с собой беру, конечно, в нарушение всех инструкций. К истребителю тебя подведу. – Он заметил, как мгновенно загорелись глаза у сына, как порозовели его щёки. Открыв рот от изумления, сын даже сказать ничего не мог. – Только у меня к тебе огромная просьба. Сейчас будем проезжать через пункт досмотра, тебе там надо будет спрятаться. Пригнуться и сидеть тихо. Понятно?