Чужая истина. Книга первая

© Джером Моррис, 2021

ISBN 978-5-0055-2089-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Книга первая

Глава 1

Было по-настоящему холодно. Холодно и сыро. Выстуженная промозглой осенней ночью палатка полевого госпиталя вздрагивала, словно живая, ёжась под порывами ветра. Эйден же дрожал всем телом. Не изредка вздрагивал, а именно дрожал, стиснув побелевшие кулаки и невыносимо громко стуча зубами. Влажная куча изодранной, заскорузлой одежды, засаленных одеял и прочего смердящего тряпья, сваленного в углу палатки, хорошо скрывала его от чужих глаз. Где-то очень близко, меньше сотни шагов на юго-запад, слышался приглушённый хохот десятка глоток. За очередным взрывом смеха послышалась невнятная брань, прервавшаяся громким булькающим кашлем. Офицер, лежащий на одной из низких коек, шумно выдохнул. Сквозь узкую щель в сыром тряпье Эйден хорошо видел его крепкую волосатую пятерню и грязноватые пальцы, стискивающие рукоять ножа. Снаружи только-только должен был заниматься восход, а плотная ткань палатки пропускала мало света, но тусклое, слегка покачивающееся лезвие находилось буквально на расстоянии вытянутой руки от его лица.

Вытянутой руки… Разумеется, Эйден не собирался её протягивать. Он как мог зарылся в вонючие окровавленные обноски, скинутые здесь им же ещё вчера, когда привезли новую партию раненых. Сейчас в длинном, вытянутом шатре осталось только двое из них. Один – тот самый офицер, сухощавый, высокий и грубый человек. Судя по внешнему виду – настоящий рубака и головорез. С перебитым позвоночником. Другой – здоровяк с промятым черепом, всю ночь мотавший забинтованной головой из стороны в сторону, словно истерично отрицая что-то. Этот так и не пришёл в сознание за два десятка часов, проведённых здесь. И, как догадывался Эйден, уже и не придёт. Шум, доносящийся с юго-запада, теперь слышался ближе.

Кого рубили сейчас? Над кем издевались? Между весёлым гомоном беззаботных, довольных голосов иногда пробивались гортанные всхлипы и завывания. Мужской плач звучал до ужаса нелепо и пугающе. Было ясно, что несчастного не собираются добивать. По крайней мере – не сейчас. Эйден представил, как его самого гонят вперед пинками, добавляя мечами по голове. Если ударить плашмя достаточно сильно – гибкий металл работает как тяжёлый хлыст, оставляя глубокие рассечения лезвиями с обеих сторон. Это было не просто предположение или фантазия, он видел, как над пленным небесным так глумились офицеры. Доблестные рыцари ордена святого Лайонела. И абсурдная надежда на то, что гогочущие снаружи господа поведут себя иначе – таяла с каждой секундой. Эйден изо всех сил сжал челюсти, стараясь унять дробный стук зубов, и проклиная себя за то, что не решился бежать с остальными. Правда, бежать в полном смысле слова он и не смог бы, раненая нога тяжело заживала, позволяя разве что неуклюже ковылять. Но многие из тех, кто спешно покидал лагерь незадолго до рассвета, были в куда более плачевном состоянии. Что с ними теперь – было неизвестно, может, кому и удалось затеряться в лесах, забраться в чащу достаточно глубоко. В любом случае – шумная группа людей была уже всего в паре шагов от палатки. Эйден слышал не только каждое их слово, но и легкое позвякивание амуниции, и недовольное гудение пламени факела, терзаемого порывистым ветром. Теперь уже было поздно… Слишком поздно что-то решать. Он зажмурился, глубже вжимаясь в кучу тряпья.

И почувствовал поток свежего воздуха, холодящий зад под штанами, промокшими от долгого сидения на сыром земляном полу. Эйден приник лицом к щели под матерчатым пологом, боясь резко шевельнуться, вздохнуть, передумать. Призрачная надежда вынуждала действовать, чем пугала сильнее недавней безысходности. Приподняв туго натянутую ткань, он выскользнул в светлеющие сумерки. Как раз в ту самую секунду, когда прямо за спиной послышались удовлетворённые возгласы. Свидетельствующие о том, что вошедшие в палатку заметили покалеченного офицера… и нож в его руке. Эйден не оглядывался. Он ковылял как мог, судорожно сжимая кулаки и кусая губы. Швы на правом бедре разошлись, странно горячая, обжигающая струйка бежала по ноге. Теперь ему не было холодно. Лицо просто горело и оставалось удивляться, почему слёзы, то и дело скатывающиеся по грязным щекам, не испаряются от такого жара. До границы леса оставалось недалеко. Неприметная тропа, уводящая на юг, приковывала взгляд. Едва виднеющийся просвет среди тёмных деревьев и густого колючего кустарника сейчас выглядел словно распахнутые настежь крепостные врата… Или скорее как приоткрытая дверь родного дома, оставленного далеко позади. Сулящая спасение, безопасность и жизнь. Эйден торопился, отдаляясь от палаточного лагеря мелким, неровным шагом. Чавкающая под ногами мешанина из лошадиного навоза, чернозема и соломы сменилась на чуть притоптанную, всё ещё зелёную траву. Беспорядочные мысли метались в голове, создавая хаос подобный грохоту отдаленного сражения. Но этот воображаемый гул не мог заглушить тоскливого, надрывного мычания, раздающегося позади. Видимо, здоровяк с пробитой головой всё же пришёл в сознание.

Эйден не верил в богов. Пусть иногда подавал странствующим жрецам Лема или повязывал лоскутки-обереги на столетние дубы, но никогда не верил по-настоящему. По крайней мере – до того, как пошёл на службу. За последние полгода многое в нём переменилось. И сейчас хромой, истощенный, полуживой от страха юноша, беззвучно шевелящий губами, буквально вопил слова молитвы. Неизвестно, слышали ли боги этот сбивчивый хрипящий шёпот, но покачивающуюся тёмную фигуру, удаляющуюся от лагеря, каким-то чудом не заметили. Ни один из полусотни рыцарей, которые неспешно обыскивали палатки, методично дорезая раненых.

В такое раннее утро солнечные лучи падают на землю под очень острым углом и, войдя в густой лес, Эйден снова погрузился в плотный полумрак, и цветом, и сыростью напоминавший только что покинутый госпиталь. На секунду ему почудилось, что вокруг снова тяжёлые влажные тряпки, воняющие смертью ещё и потому, что не могут защитить от её приближения. Почудилось, что весь этот невероятно долгий путь в сотню шагов он проделал лишь в своем воображении, забившись в тёмный угол и боясь шевельнуться… В глазах потемнело, сердце словно споткнулось, пропуская положенный удар. К правой щеке прикоснулось нечто мягкое, влажное, будто поцелуй прохладных расслабленных губ. Когда чёрные и зелёные пятна перед глазами рассеялись, Эйден понял, что лежит на мокрой прелой листве, всего в десятке шагов от границы леса. Кое-как поднявшись, он скривился от боли в раненной ноге, затравленно оглянулся по сторонам и направился в сторону от тропы. Раз не было возможности идти достаточно быстро – стоило выбрать путь, наименее пригодный для других.

Забираясь всё глубже в бурелом, он понемногу отходил от шока последних минут, вместо полубезумной разноголосицы в голове начали всплывать вполне разумные вопросы. Первейший из них – открывшаяся кровоточащая рана, срочно требующая внимания. С трудом обходя очередное поваленное дерево, через которое не смог бы перелезть, Эйден всё же остановился. Переводя нерешительный, потерянный взгляд с окровавленной ноги на почти неприметные следы, оставленные им по пути сюда, решил передохнуть. Вероятность того, что пару неглубоких вмятин на сырой, слежавшийся листве или чуть стёртый лишайник на изогнутой ветке заметят преследователи – была невелика. А вот знакомая слабость от потери крови уже начинала проявляться. Тяжело опустившись на влажное от утренней росы бревно, он со сдавленным вздохом вытянул вперёд правую ногу. Половина штанины поблескивала влажно алым, и пошевелив пальцами в дырявом ботинке, Эйден почувствовал мерзкую, полусвернувшуюся массу. Стараясь не тревожить бедро, он аккуратно снял поношенную холщовую куртку. Прикинув, как нанести ей возможно меньше ущерба – оторвал длинную ленту шириной в ладонь. Поискал глазами вокруг себя, поднял и критически осмотрел пару палок. Вздохнув, покачал головой, откидывая их в сторону. Решил, что слишком тугая повязка помешает идти дальше. А идти было необходимо. Раз небесные дошли до лагеря, разбитого на самой границе Мидуэя – значит, основные силы Уилфолка не смогли оттеснить врага за Каменные броды. В противном случае, рыцари не решились бы заходить так глубоко в тыл противника. Или нет? Эйден плохо представлял себе, на что способны бывалые ветераны из дворян и их командиры. Однако, что они могут сотворить с беспомощным врагом – представлял невероятно ярко и отчётливо. И потому всем сердцем желал отгородиться от такой угрозы как можно большим количеством миль дикой, непролазной… особенно верхом, чащи мидуэйского леса. При этом вопрос выбора направления даже не стоял. Возвращаться назад в Уилфолк сейчас было не только опасно, но и бессмысленно. Даже если удалось бы добраться до позиций объединённых войск графства, его все равно вскоре отправили бы назад, кое-как подлатав ногу и всучив какую-нибудь потёртую пику или иззубренный меч. И все события последних месяцев повторились бы снова, только, вероятно, с худшим исходом…

Нет. Теперь Эйден был куда умнее. По крайней мере – сам так считал. Сделав вполне приличную повязку – он чуть воспрял духом. Пусть из него не получилось бравого солдата, зато вышел довольно толковый коновал. Именно так его и называли некоторые бойцы. Крякнув от натуги, Эйден поднялся с бревна, поморщился, аккуратно ощупывая рану, и уверенно захромал вперёд, отводя лезущие в лицо ветки. Нога ныла и чуть пульсировала монотонными вспышками боли, было понятно, что она доставит ещё немало хлопот. По хорошему – нужно было промыть и заново зашить открывшийся рубец, тем более кривая игла и нитки были при себе, но он решил отложить всё это хотя бы до полудня. А за это время отойти максимально далеко.

Юноша усердно хромал на юг, обходя мелкие овражки, оглядывая округу и непрестанно размышляя о своем положении. С одной стороны – его постепенно наполняло сладостное чувство освобождения. Осознание того, что постоянно гнетущее ярмо неволи, в которое он сам влез по неосторожности, больше не давит на шею. С другой – свобода и безопасность далеко не одно и то же. Пробираясь через густую лещину он набрал почти полный карман орехов. А так же чуть не поскользнулся на внушительной куче дерьма. Всмотревшись в жирный вдавленный след от своего ботинка, Эйден разглядел комки шерсти, осколки раздробленной кости и бог знает чего ещё. Помёт явно принадлежал хищнику. А судя по мягкости и отвратительно едкому запаху – был довольно свежим. Настороженно оглянувшись, сорвав еще пару орехов и сломав прочную прямую ветку, он торопливо двинулся дальше. Солнце медленно поднималось выше, свет пятнами падал на лесную подстилку, шевелящиеся на легком ветру кроны деревьев отбрасывали причудливые, будто живые тени. Ореховый посох пришелся кстати и здорово помогал идти. То, что он оставлял ещё более явный след, не слишком волновало Эйдена. Он не ждал погони, а на вероятность случайной встречи с любыми недоброжелателями крепкая палка никак не влияла. И в некоторых случаях даже могла оказаться весьма полезной. Правда, всерьез раздумывать о перспективе отражения нападения не хотелось, довольно жалкое оружие больше не внушало Эйдену ложной уверенности в своих силах. Как ни крути, а возможностей убедиться в ничтожности собственных боевых навыков у него хватало. Стараясь не нагружать больную ногу, он осторожно присел над большой лужей, скопившейся в поросшей толстым влажным мхом низине. Тёмная вода не казалась грязной. На глубине почти в две ладони были хорошо заметны маленькие, бледно-зелёные ростки травы. Даже сейчас, затопленные недавним дождем, они упорно продолжали расти, словно не обращая внимания на тихое увядание окружающего мира. Тёмная лужа походила на вытянутую осязаемую тень, отколовшийся фрагмент сумерек, отступающих перед рассветом. По холодному, упругому зеркалу воды медленно разошлись круги, Эйден отхлебнул из сложенных ладоней и зачерпнул снова. Напившись – кое-как умылся, чувствуя на губах солёный привкус пота. Судя по солнцу, он шёл не более часа, но раненый и голодный – успел здорово вымотаться. План идти хотя бы до полудня казался все менее привлекательным. Где-то неподалеку спокойно и методично застучал дятел. Этот стук не казался резким или неуместным в утренней тишине. Напротив – странным образом подчеркивал спокойствие и… безразличие мира к страхам Эйдена. В конце концов, он уже забрался в чащу леса достаточно глубоко. Хотя бы для того, чтобы позволить себе передохнуть основательнее, немного прийти в себя.

Прийти в себя… Поймав сосредоточенный взгляд собственного отражения, он невольно задумался о том, что же это значит теперь. Смотрящий на него истощённый, наголо обритый доходяга, разительно отличался от того крепкого, пышущего здоровьем парня, покинувшего родную деревню ранней весной. Его сильные руки и округлые плечи, развитые работой на мельнице, исхудали и заострились так, что застиранная казённая куртка висела словно на спинке стула. Телом он теперь походил на нескладного немощного подростка… Но лицо изменилось ещё сильнее. Обаятельные ямочки на щеках, так нравившиеся всем знакомым девушкам, превратились в жутковатые провалы на посеревшем, обветренном лице. Прежде широко открытые, весёлые карие глаза – бегали настороженно и опасливо, будто боясь останавливаться в одной точке надолго. Да, зеркальная поверхность тёмной лужи подтверждала, что таскать мешки с мукой Эйдену было куда легче, чем длинную пику. Те мешки часто вспоминались ему долгими холодными ночами в отсыревших палатках или под веткими вшивыми одеялами, когда назойливая резь в пустом животе не давала уснуть. Этой ночью он тоже не сомкнул глаз. Вести о возможном подходе неприятеля прибыли ещё вчера, вместе с колонной раненых. Скрипящие телеги везли изувеченных, обессилевших людей, гоня впереди себя густую, почти видимую волну страха. Шелест тревожного шёпота наполнил лагерь, уже на тот момент охраняемый лишь глухой бесплодной пустошью, отгораживающей его от больших дорог. Некоторые надеялись, что их всё же не найдут. Не зря же ведь свежих калек привезли именно сюда. Тем не менее – многие дезертировали ещё до рассвета. Эйден на секунду задумался, считался ли дезертиром он или его хромоногий удачливый побег можно было назвать отступлением? Кисло улыбнувшись – решил, что отступление предполагает намерение продолжать борьбу. А желание бороться пропало так давно, что он всерьёз сомневался, а было ли оно когда-то. Сейчас хотелось просто отдохнуть. Мягко опуститься на толстую подушку мха, закрыть глаза и забыться на несколько часов. Если бы не сырость и утренняя прохлада…

Осоловелый, рассеянный взгляд уставшего парня, бесцельно блуждающий по округе, вдруг зацепился за неожиданную, неуместную здесь деталь.

У самой земли, из-за ствола старого раскидистого вяза, торчал носок солдатского сапога. Эйден замер, боясь пошевелиться. С расстояния в десяток шагов было отчётливо видно, что это вовсе не древесный гриб странной формы, а именно грязная, чуть стёртая свиная кожа казённой обуви. Носок сапога смотрел вверх и в сторону, позволяя предположить, что его обладатель сидел с противоположной стороны, облокотившись спиной о дерево. В голове юноши промелькнула робкая мысль, что может, там и вовсе никого нет, ведь за те пару минут, что он сидит здесь – со стороны вяза не донеслось ни шороха. Однако, бесхозных одиноких сапог Эйдену встречать пока не доводилось. В любом случае – за деревом не было движения и необходимость что-то решать вновь пугала ещё сильнее. Медленно протянув чуть трясущуюся руку в сторону, он нашарил свой ореховый посох. Поднялся, из-за внутреннего напряжения практически не почувствовав боли. Стараясь ступать как можно мягче, что было не сложно, ведь толстая подушка сырого мха хорошо заглушала даже неровный прихрамывающий шаг, направился по широкой дуге в обход старого вяза. Эйден хорошо понимал, что куда разумнее было бы подкрасться к возможному противнику со спины, а там, при необходимости, воспользоваться крепкой палкой, но страх заставлял его забирать левее. Так и не приблизившись к дереву, обходя со стороны и опасливо вытягивая тощую шею, он, затаив дыхание, заглянул за ствол. На короткое мгновение его замёрзшие руки сильнее стиснули не слишком грозное оружие.

Но остекленевшие, пустые глаза рослого ополченца, сидящего на земле неестественно широко раскинув ноги, теперь не могли испугать Эйдена надолго. Мёртвых он давно не боялся, успел навидаться всякого. А вот живых опасался как никогда, собственно, тоже потому, что успел навидаться. Подойдя ближе, он бесцеремонно ткнул палкой в щеку небритому бугаю. Проверять жив ли солдат нужды не было, синюшная кожа и немигающий взгляд водянистых глаз говорили сами за себя. Просто Эйден узнал это грубое, глуповатое лицо. Как и длинную резаную рану, на обнажившемся волосатом животе. Аккуратные ровные стежки, наложенные им несколько дней назад, разошлись, обнажив ровный срез и бело-желтый слой жира, испачканный тёмной, сворачивающейся кровью. Рубаха и штаны бедняги также влажными бурыми складками. Было видно, что он пытался зажать открывшийся порез рукой, теперь сползшей на пах, будто вши продолжали донимать его и после смерти.

– Говорил же, сиди спокойно… А ты по лесам бегать, – в охрипшем голосе Эйдена слышались неприязнь и досада. Но не злорадство.

Он не был рад, что ополченец, покрывавший его отборнейшей бранью и даже отвесивший тумака во время болезненной очистки раны, умер вот так. Но встретить его живым Эйден тоже не хотел бы. Как и многих бывших сослуживцев, ведь сейчас это могло быть действительно опасно. Снять со здоровяка хорошие, крепкие сапоги не составило труда, а вот стащить плотный шерстяной жилет оказалось куда сложнее. Тяжёлое, остывшее тело словно сопротивлялось, не желая делиться одеждой с тем, кому она ещё могла пригодиться. Удовлетворенно потопав ногой в новой обувке и одёрнув пропахший чужим потом жилет – Эйден на секунду задумался, глядя на неуклюже распростёртого человека, ещё недавно выглядевшего грозным и сильным.

Крикливый бугай, вероятно, просто истёк кровью, а мне это не грозит… Пока. Но сам факт того, что я его встретил… хм… нашёл – напоминает о возможности менее удачных встреч. Надо бы торопиться, но всё же не так, как этот, а то мало ли. Жаль, что по дороге он потерял оружие, ведь наверняка уходил не с пустыми руками. Ну да ладно, зато нести меньше.

Промелькнувшая было мысль о возможном захоронении тела – вызвала горькую усмешку. Тем не менее, молодой парень всё же чувствовал себя не в своей тарелке, оставляя соратника на съедение падальщикам. Конечно, рыть сейчас могилу, пусть даже неглубокую, не было ни времени, ни сил, но холоднокровное, практичное восприятие было ему совершенно не свойственно. Отодвинув ногой слой прелых листьев он нагнулся к расчищенному чернозёму. Одним движением сгрёб горсть чёрной, жирной земли, забивающейся под обгрызенные ногти. Эйден видел уже очень много, слишком много покойников. И мельком, на бегу, во время сражений и стычек. И близко, в мельчайших подробностях, когда измученные лихорадкой бойцы, конечности которых он помогал ампутировать, умирали в страшной горячке. Он напомнил себе об этом, стараясь не утратить шаткого душевного равновесия, обретённого с таким трудом после побега. Взглянув на солнце, он повернулся спиной к старому вязу и зашагал прочь, медленно разминая в руках прохладную, пластичную грязь. Бросить горсть земли на тело покойного – означало помочь тому вернуться в объятия великого Лема… А Эйден больше не хотел никому помогать. После всего того, что ему довелось увидеть и пережить.

Теперь было заметно теплее. Легкий, но свежий и неутомимый ветерок гнал на юг тяжёлые испарения, напитанные сладким духом прелой листвы. Чем выше поднималось солнце, тем быстрее просыхал лес. В просторном рыжеющем осиннике это было особенно заметно. Стройные стволы, тускло-серые и невзрачные с одной стороны, с другой уже отливали мягким серебром, постепенно избавляясь от ночной сырости. Эйден прислонился плечом к прохладному дереву, чтобы снять нагрузку с больной ноги и немного отдышаться. Он изо всех сил боролся с желанием опуститься здесь же, присесть… а то и прилечь среди кочек, густо поросших травой. Больше трёх часов торопливой, насколько позволяла открывшаяся рана, ходьбы – измотали бы и более выносливого человека. Оглядевшись, юноша кивнул сам себе, с максимально серьёзной миной. Раздумывая о том, что редкие осины и негустой подлесок позволят издалека заметить возможную опасность. Что же именно, в нынешнем плачевном состоянии, он станет делать даже заметив что-то – думать не хотелось. Пристроив ореховую палку на колени, он уселся между кочек, образующих очень удобную ложбинку на пологом склоне неглубоко оврага. Расположившись с комфортом, точно в широком мягком седле, Эйден осторожно ощупал перевязанное бедро. Вспоминая сумбурную, неожиданную стычку на Разбитом тракте близ Мирта.

Тогда он, в составе сильного отряда легкой пехоты, сопровождал колонну обозов с провиантом, идущую к позициям лайонелитов под Кумруном. Обычно снабженцев так не охраняли. Почти три сотни, три полные роты, сформировали из остатков потрепанных подразделений, обескровленных в боях за Колючие холмы. Это был один из отрядов, направленных в помощь рыцарям ордена святого Лайонела, туда же, куда шли обозы. То дерзкое, отчаянное нападение можно было считать неудачным для всех. Конники Нима налетели с двух сторон, устроив ловушку на неудобном, тесном участке дороги. И если бы по чистой случайности продовольственную колонну не сопровождали солдаты – подлая атака удалась бы как нельзя лучше. Но они сопровождали. Почти три сотни битых ветеранов, пусть кое-как экипированных и порядком измотанных, но всё же… После первых мгновений хаоса внезапного нападения пехотинцы опомнились, всадникам дали серьёзный отпор, оттеснили к глубокому оврагу, протянувшемуся чуть не на пол мили вдоль тракта. Лишив свободы манёвра, отрезав пути к отступлению, их стаскивали с лошадей, кололи, рубили, топтали… Загнанные в угол воины Хертсема дрались отчаянно и яростно, некоторым даже удалось пробиться к чистой дороге или сбежать в лес через овраг, бросив лошадей и товарищей. Но большинство, около сотни, остались лежать в глубоких колеях Разбитого тракта. Грязно-серые, потрепанные, измочаленные тела, наваленные кучами вдоль дороги. Эйден уже помогал собирать трупы, когда молчаливый десятник, явление столь же удивительное, сколь и редкое, легким подзатыльником загнал его на одну из телег, теперь приспособленную для раненых. Только тогда быстро слабеющий юноша обратил внимание на рассечённую ногу и ярко-алую кровь, пропитавшую штанину вместе с дырявым ботинком. Перед тем, как отключиться, он успел перевязать рану. Разумеется, это бы сделали и другие, но Эйден хорошо знал, что даже такое, на первый взгляд – нехитрое дело, по плечу далеко не каждому. И до перевалочного лагеря, где было решено оставить раненых, двое из его телеги доехали уже остыв.

Семью днями ранее.

Короткий визг распарываемой ткани вызвал в помутнённом сознании образ огромного, недовольного комара. Эйден чуть приоткрыл один глаз, надеясь, что гигантское насекомое не будет сильно ругаться.

– О… Очнулся? – угрюмый мужчина, с плохими зубами и блестящей красноватой лысиной на макушке, отложил в сторону нож, которым только что срезал повязку и распорол штанину. – Говорить можешь?

Эйден неуверенно помотал головой. Только начиная осознавать, что происходит вокруг и где он находится. В памяти проскакивали неясные, словно чёрно-белые, воспоминания о дороге. Трясущейся по ухабам телеге, стонах раненых и ругани офицеров.

– Нет? Ну, может оно и к лучшему, – безразлично пожал плечами угрюмый, принимая из чьих-то рук закопчённый котелок, над которым поднимался белёсый пар. – Но всё равно на, закуси.

Эйдену сунули в зубы солоноватый на вкус кожаный ремешок. Крепкие руки придержали за плечи, ногу обожгло будто огнём, в нос ударил кислый запах крепкого вина.

– Хм… Молодцом, крепче, чем кажешься, – прокомментировал реакцию юноши полевой хирург, близоруко щурясь, продевая нитку в изогнутую иглу. – Или может опять спать собрался? Нет? Эт хорошо. Не люблю зря стараться. А то ведь, как бывает – сшиваешь их по кусочкам, латаешь, а лентяй возьми и сдохни. Просто так, без причины, как только кончаешь. И ведь ладно бы сразу помер, так нет же. Всё норовят работу похерить.

Придя в себя достаточно, чтобы оценить эту самую работу – Эйден привстал на локтях и вежливым, но уверенным жестом отстранил краснощекого, накладывающего очередной шов. Тот вопросительно хмыкнул, с подозрением глядя на бледного юношу. Судя по взгляду – всерьёз сомневался в дееспособности раненого и подумывал, стоит ли того придержать или плюнуть и заняться другими.