Кавказский Хищник. Плохая девочка будет наказана

Грудную клетку сильно сдавливает от того, что тяжелая мужская нога прижимает меня к полу. Гадко. Больно. Унизительно.

Я даже дышать не могу. Ощущение, что меня вовсе нет. Я скукожена до размера чернослива. И именно такая моя душа- смятая, замызганная.

– Что здесь происходит?– слышу сверху повелительный голос на чистейшем английском. Мужчина, который на нем говорит, прекрасно знает язык, но он для него не родной.

А еще я до дрожи в коленках, до сбитого сердцебиения знаю этот тембр. Тон. Властно-угрожающие нотки.

Этот голос я узнаю даже на том свете- плевать, в аду или раю.

Потому что с этим мужчиной я уже прошла и рай, и ад…

– Эта шлюха посмела поднять руку на родственника наследника престола!– отвечает свирепый араб, давящий сверху на меня своей проклятой ногой еще сильнее.

Хриплю от боли и унижения.

Поднимаю голову, чувствуя, как спазмируют связки на шее. Пытаюсь выхватить глазами мощную фигуру…

Он тоже на меня смотрит.

Сверху вниз.

Брезгливо. Равнодушно. Свирепо. Отчужденно…

Там всё, в этом взгляде…

Взгляде, который когда-то смотрел на меня с таким восторгом и обожанием… Который когда-то горел от одного моего прикосновения и улыбки.

Красивые кавказские черты сейчас бездвижны- словно бы он не человек, а статуя божества, какого-нибудь бесстрашного, свирепого бога войны…

– Что она сделала?– переспрашивает он удивленно.

Араб тяжело выдыхает.

– Русская шлюха ударила ножом Его превосходительство Мамдуха бен Кабуса! А когда мы схватили ее, начала орать, как истеричка, что сделала это в целях самообороны! Потому что она принадлежит Вам… Сказала, что… Вы её хозяин.

Мы смотрим друг на друга. Преодолеваю дикий, жгучий стыд. Можно ли было предположить, что я окажусь в таком положении?

Пожалуйста, подыграй мне…

Ты одно мое спасения…

Я достаточно знаю эмиратские законы, чтобы отдавать себе отчет в своей незавидной участи. За совершенное мной грозит одно-смертная казнь. Никто не будет разбираться в том, что на это проклятое мероприятие я попала по ошибке.

Никто не будет слушать меня. Никто не будем задумываться, что я всего лишь владелица маленького бизнеса в этом Вавилоне двадцать первого века, пытающаяся построить свое дело и как-то склеить свою жизнь, чтобы забыть о том, что оставила на родине, а не дорогая эскортница или дешевая шлюха… Господи… Да я даже не помню, когда мужчина в последний раз в щеку меня целовал…

Но для всех присутствующих сейчас здесь- я очередная русская дура в откровенном платье, которая приехала в Дубай и приперлась на фуршет в поисках легких денег. Ниже некуда. По собственной шкале ценностей- так точно…

Смешно, Рада…

Жизнь взахлеб над тобой смеется.

Наверное, кто-то из твоих предков, чью карму ты сейчас отрабатываешь, занимался черной магией, раз судьба снова и снова пропускает тебя через мясорубку, не щадя…

Мужчина из моего прошлого продолжает на меня смотреть.

Пристально. Откровенно до боли. Сканируя изнутри.

Не скрывая своего презрения.

Пожалуйста….

Помоги…

Бернард Шоу сказал, что мужчина, когда-то любивший женщину, сделает для неё всё…

А я точно знаю, что ты любил…

Потом я попытаюсь объясниться, потом я хоть как-то попытаюсь обелить свою ничтожность, которая отражается в его непроницаемом взгляде.

Преодолеть стыд.

Перешагнуть через гордость…

Но ведь судьба не просто так тебя послала на это же мероприятие, Анзор Гаджиев? Не просто же так снова свела нас на другом конце планеты спустя эти годы…

Не для того же, чтобы мое падение было еще более грязным в собственных же глазах…

Чувственные губы с порочным изгибом, от которых я сходила с ума, поднимаются в уголках.

Холодный взгляд черных глаз становится не просто равнодушным, а отчужденно-враждебным.

Я не выдерживаю и отворачиваюсь.

Нет…

Он не поможет.

Не простил.

Презирает меня.

Я ничто в его глазах.

Скатившаяся на самое дно…

Голова обессиленно падает на пол.

Слезы беспомощно стреляют из глаз.

Я не в силах уже их держать…

– Да…– вдруг слышу я его хриплый голос,– она говорит правду…

Мое сердце останавливается.

Дыхание замирает.

Диафрагма горит, словно бы туда запустили огня…

Я снова поднимаю на него глаза- и мое тело простреливает таким разрядом тока, что я дергаюсь и болезненно всхлипываю.

Он смотрит в самую мою душу. Выносит приговор, как когда-то…

– Эта женщина принадлежит мне. Позови Господина Мамдуха. Или отведи меня к нему на аудиенцию.

Открываю рот, как рыба, щипаю себя неистово. А вдруг мне мерещатся его слова? Я так отчаянно хотела в них верить?

Тогда еще я думала, что эти слова- мое спасение… Наивная…

– И убери немедленно свою ногу с неё… – жестко приказывает Анзор,-Не люблю, когда касаются моих вещей…

Глава 1

Он тянет меня за собой, со всей силы сжимая предплечье. Не церемонится.

Ноги заплетаются в подоле идиотского красного платья, которое Катька заставила меня напялить на себя.

Еще в начале вечера оно казалось мне изысканным и совсем не вульгарным.

А сейчас… Сейчас я ощущаю себя раздетой под его редкими испепеляющими взглядами в мою сторону.

Тонкий шелк прилипает к потному телу.

Мне кажется, я сейчас слишком открыта. И речь даже не о физическом моменте. Моя грудная клетка вскрыта и выворочена наизнанку.

Стараюсь пока не погружаться в свои эмоции от близости этого мужчины. Внезапной, неожиданной, нереальной…

Я уже привыкла не думать о нем. Не вспоминать.

Заставила себя.

Выдрала его образ из своей головы и сердца.

И только воспаленное сознание, все еще рыдающее по своему единственному избраннику, ночами предательски открывало дверь для воспоминаний. И они снова и снова возвращали меня через неспокойный тяжелый сон туда- в наше счастье…

В его объятия.

В его шепот.

В его жаркие признания и восторженные взгляды.

Туда, где он еще меня любил, восторгался и… уважал…

Ноги запинаются, когда мы оказываемся на пороге помпезного зала, откуда меня полчаса назад выволокли.

Гнусный араб приврал. К сожалению, пырнуть жирного бурдюка фруктовым ножом, в порыве отчаяния схваченном с десертного столика, когда он, не слушая мои протесты, пытался завалить меня, задирая ткань платья, не успела.

Меня оттащили.

Но это не имеет ровно никакого значения.

Я действительно совершила жуткое по местным законам преступление…

И совершенно пока не уверена, сможет ли Анзор меня отмазать…

Знаю, что он стал за эти годы очень сильно богатым человеком и теперь, как часто бывает заведено, из большого бизнеса подался в политику у себя на родине в республике. Знаю, потому что жадно выцепляю эту информацию о нем в интернете. Как дворняжка, хватая то, что кидают. Малодушно. Нелепо. Украдкой даже от себя.

Мозг кричит, чтобы я перестала себя истязать, а руки все равно открывают эти проклятые страницы с новостями, жадно находят его редкие фото в соцсетях.

И вот тогда настоящая Рада вылезает из-под панциря и просто сидит и смотрит… Слез уже нет. Есть пустота. И она хотя бы на мгновение заполняется его образом…

Провожу рукой по экрану, оставляя после пальца неэстетичный след.

Прикрываю глаза.

Вспоминаю его улыбку.

Вспоминаю его голос.

Интересно, на нее он смотрит так же?

На них…

Желтая пресса его любит…

Я знаю, что у Анзора две жены…

Одна- восточная красавица из богатой влиятельной семьи Лилит. По российскому закону. Официальная. Для приемов, светских раутов, семейных фотографий.

Вторая- Кристина. Женщина-праздник. Та, кого бы можно было назвать любовницей или содержанкой, но поскольку его религия и традиции позволяют такой формат отношений, то она называется «второй женой»…

Есть и другие.

Шикарные модели, лукавые волоокие светские львицы, актрисы, телеведущие. Он настолько шикарный мужчина, что каждая хотела бы искупаться в его мужской энергетике и харизме.

Анзор не скрывается, пользуясь своими большими во всех смыслах возможностями. Полигамия у таких не в порок. И потому совершенно не прячется от назойливых папарацци, когда те ловят его в компании вереницы юных гурий в ресторане, на отдыхе или просто за рулем очередной статусной тачки.

И нет. Он больше не водит гоночные суперкары.

Анзор Гаджиев теперь очень серьезный человек.

И его машины- люкс представительского класса или устрашающего вида джипы-броневики…

Боль снова возвращает меня в реальность.

Я падаю на колени, потому что ноги не держат, да он и не страхует. Бесцеремонно проходит дальше, оставив меня на полу, в согнутом положении.

Глава 2

Идет напрямую к проклятому борову Мамдуху.

– И снова здравствуй, мой друг Анзор,– поднимается тот, бесцеремонно отшвыривая от себя худую светловолосую девушку. Я тоже видела ее на фуршете.

Интересно, это правда, что все девушки там были эскортницами и проститутками? Куда же ты меня засунула, Катя?

Ошибка или подстава?!

– Ас-саляму алейкум, Мамдух,– отвечает Анзор на мусульманский манер. И дело не в том, что он прекрасно говорит на арабском.

Просто так здороваются и у него на родине. На Кавказе.

Мужчины пожимают друг другу руки. Мамдух встает- считает Анзора как минимум равным себе… Хороший знак или плохой?

– Что тебя привело сюда? И почему эта…– презрительно кивает в мою сторону,– все еще тут… Её место в тюрьме… Эта преступница сегодня нарушила самый страшный закон! Никто не имеет права поднимать руку на члена королевской семьи!

– Ты прекрасно понимаешь, что я здесь по этому вопросу, Мамдух. Произошло недоразумение. Эта женщина моя, а ты на нее покусился…

–Женщина?– презрительно усмехается похотливый толстяк,– эта, как ты говоришь, женщина, была на сегодняшнем вечере, Анзор. Ты и сам прекрасно знаешь, что по правилам среди мужчин тут могут находиться только шлюхи. Если она и правда твоя женщина, то… я сочувствую тебе.

Вижу, как сжимаются кулаки Гаджиева. От него рикошетит яростью. Уязвленностью. Никто и никогда не оспаривал достоинства Анзора.

А сейчас… Из-за меня..

Опять из- за меня…

– Эта…– Анзор делает паузу, подбирая слова,– несмышленная… решила проявить характер и вызвать во мне ревность. Произошло недоразумение. Ты не виноват в случившемся. Она виновата. И я накажу ее по всей строгости, Мамдух. Но это сделаю я. Потому что она моя… Вижу, что твое «увечье» преувеличено. Она не успела причинить реального вреда. То, что она защищала свою честь, говорит о том, что в мозгах курицы осталась хоть капля ума. И потому я прошу отпустить ее без последствий- ни для нее, ни для наших деловых отношений…

Да, одним из самых шокирующих открытий сегодняшнего вечера стало то, что на нем был Анзор… Пришел сюда отдохнуть в обществе продажных женщин после успешных переговоров с эмиратчиками? Помню, как наши глаза с ним пересеклись. Я стояла и нелепо мялась с бокалом шампанского в руках, уже понимая, что влезла куда-то не туда. И он… шикарный, высокий, статный, в деловом костюме, сидящем на нем с иголочки… Полоснул по мне взглядом хозяина жизни и даже не задержался… Спустя четыре года разлуки… Спустя четыре года моих самовнушений, что Анзор- это лишь плод моего воображения…

Каждое его слово снова и снова уничтожает меня и втаптывает в грязь.

Понимаю, что он вынужден сейчас так говорить.

И в то же время, совершенно уверена, что он и правда так презрительно обо мне думает.

– Своенравная кобылка?– спрашивает с усмешкой араб, снова притягивая к себе девушку и смачно шлепая ее по попе, от чего та истерично вскрикивает,– не успел объездить?

– Все впереди…– усмехается впервые за вечер Анзор, от чего по телу почему-то бежит табун мурашек,– согласись, путь, который впереди, всегда несоизмеримо привлекательнее, чем то, что уже было пройдено и покорено…

Велеречивые фразы Анзора приходятся по вкусу арабу. Это их манера разговора. Гаджиев знает эту культуру. В институте он изучал арабский язык.

Мамдух снова похотливо смотрит на меня, все еще сидящую на полу в пораженной позе.

– Она красива, пусть и глупа… Думаю, тебя ждет много приятного на твоем пути,– хмыкает араб,– по-мужски могу тебя понять, Анзор, но…

Замираю. Перестаю дышать. Что это за «но»?

Сейчас решится моя судьба…

Что он сейчас скажет? Что заступничество Анзора все равно не избавят меня от тюремного заключения или даже казни?

Здесь и сейчас может быть все, что угодно… Я уже давно вне правового поля. Переступившая грани порядка, неосознанно попав сюда, где со мнением и желаниями таких, как я, попросту не считаются…

– Прости, брат, но вдруг ты просто сжалился над смазливой мордашкой? Она русская, ты из России… Всё может быть… Игра есть игра… Для тебя она может быть очень интересной. Только вот я не хочу быть в этой игре пешкой…

Теперь уже араб жонглирует словами. Тянет. Оценивает и калибрует.

Господи, мои нервы сейчас лопнут, как перетянутая струна гитары!

–Докажи мне, что эта женщина твоя…

Сжимаю кулаки.

Что скажет Анзор? Как он будет это доказывать?

–Рада, подойди,– говорит сухо, без промедлений, но даже не оглядываясь на меня.

Я встаю с затекших коленок, которые гудят от боли падения.

Иду неровно, качаясь.

Мамдух это видит и усмехается, снова нагло меня оглядывая с ног до головы.

Анзор вдруг резко оборачивается.

Наши взгляды пересекаются.

Он резко и раздраженно дергает меня за запястье и ставит перед собой…

– Её зовут Радмила Тарханова. Ей двадцать один год. Она родилась в российском городе Иваново двадцатого ноября. У нее первая положительная группа крови и…

Анзор разворачивает меня к себе спиной, касается оголенной кожи горячими пальцами, от чего меня простреливает.

– Над правой ягодицей у нее родимое пятно…

Вздрагиваю, когда пальцы опускаются ниже и подцепляют тонкий щелк.

Жалобно трещит ткань на и без того оголенной пояснице.

Он разрывает её. Но так, что видна только ямочка над правой ягодицей.

Я громко и порывисто дышу. Закрываю глаза.

Меня трясет от прокатывающих по телу спазмов боли, шока, волнения и жара.

Место, которое он трогал, горит.

Грудь распирает от обилия эмоций.

Они такие полярные, что я боюсь, что потеряю сознание.

Мамдух усмехается.

– Впечатляюще… Глубокие познания о девице… Я столько даже о своих дочерях не помню… Хорошо, брат… Я верю тебе… Но теперь мне кажется, что ты одержим этот лукавой гурией… И потому не накажешь ее должным образом… Пощадишь… А она была очень плохой девочкой. И по отношению ко мне, и по отношению к тебе… Дело ведь не только в том, что она оскорбила меня и покушалась на убийство… Она осмелилась ослушаться приказа своего господина и оказалась в таком неприглядном положении, еще и тебя в это втянув…

Рука Анзора, которая захватом сжималась сейчас на моей локте, стала жать еще сильнее.

– Накажи её, Анзор. Прямо сейчас. Передо мной. Я хочу посмотреть… Выеби… Жестко. Как она заслуживает.

– Я не ебу в присутствии других мужиков. Я не порноактер,– жестко отвечает он.

Мамдух усмехается.

–Тогда выпори. Заставь сучку пожалеть о том, что она натворила. И мы квиты… Согласись, это ничто в сравнении с теми проблемами, который ты можешь получить на выходе. Никто не посмеет одурачить Мамдуха. Про нее вообще молчу.

Захват на руке такой сильный, что я невольно вскрикиваю.

Озверевший взгляд Анзора полосует меня острым лезвием.

Я до боли и металлического вкуса крови во рту прикусываю губу.

Он порывисто дышит со свистящим звуком.

А потом я перестаю дышать, потому что он раздраженно-разъяренно раскрывает одним движением пряжку на ремне и вытаскивает его из джинсов.

Глава 3

Грубый захват на плече. Анзор толкает меня к дивану.

– Держись за спинку. Будет больно!

Голос звучит отчужденно и равнодушно. Так, как и должен, наверное, звучать голос палача…

Он не медлит и не сомневается.

Слышу свист.

Жмурюсь.

Резкая, обжигающая кожу тысячью раскаленных иголок боль пронизывает бедра, вырывая из глотки дикий крик.

Никогда еще мне не было так больно.

Хотя вру.

Было.

Когда смотрела ему в глаза и врала, что больше не люблю, что не хочу быть с ним, не хочу за него биться. Что моя жизнь не должна в столь юном возрасте отягощаться столькими обстоятельствами и проблемами, сколько у меня возникло в паре с ним.

Безжалостно врала- и била себя вот так же дико и остервенело, только ментально. Но от этого менее больно не было.

Следующий безжалостный свист- новый удар по бедрам. Сжимаю обивку дивана так сильно, что руки сводит.

Сзади слышу смешки и движения араба, сдавленный женский полукрик-полусмешок.

Гадкого извращенца возбуждает то, что он видит.

Вздрагиваю, всхлипываю. Погибаю и снова воскресаю- просто потому, что эта дикая боль подняла бы и полумертвого.

Хочу обернуться на Анзора, но он не дает, словно бы предчувствуя мой порыв. Просто резко нажимает на шею, вдавливая голову в мягкую обивку, не давая нашим глазам встретиться.

Лишая дыхания и хоть какой-то мобильности.

Удар за ударом. Безжалостные. Неотвратимые.

И почему-то я в душе понимаю, что дело не только в том, что ему нужно действовать правдоподобно.

Он делает это еще и потому, что действительно наказывает меня.

Наказывает за то, что было.

Наказывает за то, что снова попалась ему на глаза, а он не смог равнодушно пройти мимо…

Когда мои рваные всхлипывания переходят в рыдания, он отбрасывает ремень.

– Мы рассчитались? Я могу теперь ее забрать? – спрашивает сипло, предельно напряженно, готовый взорваться в любую секунду.

Слишком хорошо его знаю, чтобы не считывать это на уровне телесных вибраций.

Ответа не слышу.

Потому что в ушах дикий звон. Словно бы сотни людей сейчас собрались вокруг, тычут в меня пальцем и гогочут над моим унижением.

Чувствую, как его руки подхватывают меня.

Ягодицы и бедра горят так, словно бы их десять минут обливали кипятком.

Я зарываюсь мокрым лицом в его груди.

Дышу горько-мускусным ароматом некогда любимого, своего мужчины.

И кажется, теряю сознание…

Просто потому, что мозг не может выдержать все то, что происходит со мной сейчас…

Только лишь одно выхватывает мой мозг в ужасе момента. Быстрый горячий поцелуй сухими губами в висок перед тем, как отдаться мраку.

Или же мне он только мерещится.

Глава 4

Я прихожу в себя, но не сразу понимаю, где я.

Осознание наступает лишь тогда, когда я слышу, как рвется на мне ткань платья.

Быстро оглядываюсь, преодолевая головокружение. Просторная спальня, огромная кровать с пахнущим лавандой белоснежным бельем и я… вжатая в подушки, лежу вверх попой.

–Нет,– наступает дикая паника, когда понимаю, для чего на мне рвут платье,– не трогай меня!

Судорожно хватаю руками ошметки разорванной ткани, пытаюсь прикрыться- тщетно.

Анзор, а я по запаху чувствую, что это Анзор, продолжает свое грязное дело. Теперь с таким же жалобным треском рвется и белье.

Господи. Какой ужас. Я сейчас перед ним распластанная… Голопопая…

– Ты же не насильник…– на глазах собираются слезы, тут же впитываясь в пух через наволочку. То, что он делает, ни разу не эротично… Это… Это унизительно и постыдно.

Он тяжело дышит. Сипло, хрипло. Не отвечает…

–Извращенец чертов…– рычу я яростно, собирая последние силы, снова пытаясь вывернуться, но он не дает, более того, сверху наносит еще один сильный шлепок, заставляя меня взвыть- кожа и так кипит от предыдущей его экзекуции.

–Успокойся, сумасшедшая,– цедит сквозь зубы,– последнее, о чем я сейчас думаю, видя твой исполосанный зад, это о том, как тебе засадить! Лежи смирно! Надо осмотреть, насколько глубокие ссадины, и обработать…

Он отходит от меня, когда в комнату стучат.

А я в панике быстро срываю простынь и прикрываю свою наготу.

Минута- и он возвращается с маленькими склянками и пакетом ваты. Раздраженно снова откидывает с меня простынь, не церемонясь, щедро мочит вату в какой-то жидкости. Шиплю, когда она касается кожи.

И даже не от реальной боли. Просто она такая холодная. Непривычно.

–Тише…– говорит, смягчаясь…– сейчас полегчает. Тут обезболивающее.

Я терпеливо, сцепив зубы, выношу все- и как он протирает ссадины, и как втирает в них какой-то крем. Пытаюсь пережить агонизирующий стыд.

В его движениях и правда ни грамма эротизма или интереса. Все на механике. И он явно сам тяготится тем, что происходит…

Тут же снова прикрываюсь, стоит ему отойти. Шиплю от каждого резкого движения.

Тянет ко мне стакан воды с таблеткой на ладони.

–Выпей анальгетик. Поспишь хотя бы…

Я выворачиваюсь, чтобы взять из рук лекарство, простынь струится по моей груди, оголяя торчащие от холода и напряжения соски. Смущенно натягиваю белую ткань себе до шеи. Только сейчас доходит- я же совершенно голая… Ужасно.. Перед ним…

– Перестань, не маленькие. Там нет ничего из того, что я уже не видел.

Хоть и отводит тут же глаза, его тон такой пренебрежительный, что мне просто аорту разрывает от какой-то неправильной, неконтролируемой досады.

Вы чужие друг другу люди.

Все. Баста. Вот так сложилось, что случайно пересеклись…

И вот такая я, жалкая и уничтоженная, явно его не возбуждаю…

Черт, а почему я вообще думаю сейчас про то, что его возбуждает…

– Скоро рассвет, Рада. Отдохни немного. Препарат сейчас начнет работать и не будет сильно больно. У меня есть пару дел, а потом я вернусь и мы поговорим…

Тело утопает в мягкости белоснежного белья. Дневной свет за панорамными окнами в пол слепит глаза. Я провалилась в глубокий сон, но по пробуждении понимаю, что спала не более пары часов.

Пытаюсь пошевелиться – и морщусь.

Потому что тело так ноет, словно бы меня через мясорубку пропустили.

Приподнимаюсь, сажусь, осматриваюсь.

Получается не сразу и с острыми вспышками боли. Наверное, меня еще и продуло- потому что не только мягкие ткани, но и мышцы стреляет при каждом движении.

Когда вспоминаю, что все еще голая, нервно натягиваю одеяло себе до шеи.

И только сейчас замечаю его у другого окна.

Стоит ко мне спиной, говорит по телефону.

Вернее, слушает. Сам молчит.

Высокий, все такой же дико красивый, ноги расставлены, как и полагается уверенному в себе до невозможности мужчине. Оборачивается на шорох и видит, что встала, обмотавшись бельем.

Мне кажется, или его взгляд сейчас темнеет?

– Перезвоню,-губы едва размыкаются, чтобы констатировать.

Откладывает телефон.

Смотрит на меня исподлобья.

– Как ты?– хриплый голос, впервые обращенный только ко мне, без дикого раздражения и пренебрежения, действует, как серная кислота.

Как я?

Я бы тебе ответила, как я…

Вдребезги я…

Но молчу, потому что не хочу, чтобы губы предательски задрожали.

–Спасибо…– говорю тихо,– что всё-таки помог…

Да, помог… Выпоров…

Вскидывает бровь и хмыкает.

– Рад, что ты, наконец, удосужилась это сказать, Рада. А теперь может быть расскажешь, что, черт возьми, всё это значит? Как ты оказалась у Мамдуха? Вообще, ты хоть понимаешь, что это не шутки?

А он с разбегу решил меня полосовать не слабее, чем вчера сёк. Пытать теперь будет расспросами…

Самое трагикомичное в этой ситуации, что сам Анзор даже не подумал извиниться за то, что мой зад все еще в огне… Вообще его это не смущает…

– Вчера я была на тебя слишком зла, чтобы поблагодарить,– шевелюсь и опять чувствую на своей пятой точке последствия вчерашнего вечера. – Давай только без морали. Кому как ни мне понимать, что это не шутки…– зло усмехаюсь я.

Он подходит близко к постели. Нависает сверху. Капец, сколько в нем сейчас внезапно образовавшейся ярости.

–Без морали, значит? Ты, оказывается, на меня зла была… Не удивлюсь, Рада, если спустя полчаса окажется, что это я вообще сам виноват в том, что ты оказалась там, где оказалась. Это так в твоем стиле…

Я открываю было рот, чтобы продолжить этот нелепый спор, но… затыкаюсь, зависая на нем. Слишком близко. Хочется рассматривать его. Жадно. Ловить каждое изменение. Концентрировать внимание на том, что осталось неизменным и… испытывать какой-то неправильный совсем, почти мазохистский кайф от того, что ставший воспоминаниями вновь обрел плоть и кровь…