Что рассказать вам об Иваре Маккое?

Редактор Asya .Rait

Младший редактор Екатерина Сухова

Литературный редактор Asya .Rait

Иллюстратор Надежда Конникова

Научный консультант Анастасия Смолина

Редактор-корректор Светлана Харитонова

© Катори Ками, 2018

© Виро Кадош, 2018

© Надежда Конникова, иллюстрации, 2018

ISBN 978-5-4485-0954-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

По личному приказу

Президента Объединенного Земного Альянса (ОЗА) рассказы очевидцев приводятся в полном объеме и без изменений.

И что рассказывать?.. А, вы вопросы будете задавать… Хорошо. Хм, знаете, странно, когда мы тот чертов цилиндр через толпу роботов проталкивали, не так волновался, а сейчас…

С чего начать?

Каким был Ивар в детстве?

Что ж. Тогда стоит, наверное, начать сначала. Недавно в Сети я видел упоминание, будто мы с Иваром выросли в одном приюте, но это неправда. Мы познакомились позже, когда его усыновила семья фермеров с Нового Техаса. Вы, конечно, уже слышали о ней, но наверняка просто не представляете, какое это захолустье. В общем, это такая планета, затерянная на окраинах освоенного космоса. Сорок девятого, кажется, класса. Назвали ее так из-за того, что вся планета – сплошная пустыня. Я позже специально слетал посмотреть на настоящий Техас – пожалуй, похоже.

Так вот, меня усыновили годом раньше Ивара. Вообще, у этой семейки хобби такое было – усыновлять. А может, жизненная необходимость. Потому что наемные работники – ну, вы ж понимаете, это дорого, а за детей, наоборот, еще и платят вдобавок.

Мне к тому времени было уже шестнадцать, а Ивару… наверное, лет четырнадцать. Хотя, может, уже и пятнадцать, или всего тринадцать, – он понятия не имел, когда родился. Но на самом деле это было здорово, потому что мы отмечали его день рождения, каждый год сдвигая на один месяц и один день. Забавная затея, правда? И грустная, на самом деле. Нет, можете не считать. Любому понятно, что вероятность угадать тут… ну очень низкая, если не нулевая. Но вы попробуйте объяснить это мальчишке-сироте, который когда-то, еще ребенком совсем, придумал себе такую сказку. Чтобы не унывать. Чтобы иметь хоть что-то свое.

В этом году, например, его день рождения будет двадцать седьмого марта, не забудьте поздравить. Не знаю, статью там напишите или сюжет новостной снимите. А в следующем уже двадцать восьмого апреля.

Знаете, что в нем сразу подкупает? Ну да, знаю, о чем вы подумали. Вон она, его взятка, со всех газет красуется. Но на самом деле я сейчас не о его улыбке. Он ведь будет вам улыбаться, даже если вы вдруг решите отрезать ему ногу. Или руку. Не смотрите на меня так, я знаю, что говорю. Улыбкам Ивара Маккоя верить нельзя. Хотя не поверить невозможно.

Так вот, о подкупе. Как ни смешно, подкупает как раз полное его отсутствие. Этот человек скажет вам только то, во что искренне верит сам. Да-да, даже если вы вдруг захотите отрезать ему ногу. Простите, профессия накладывает свой отпечаток, так что примеры будут не всегда удачными.

Так вот. Жилось на ферме нам, в общем-то, неплохо. Вот только о ней мало чего можно рассказать. Как и на любой другой ферме, там воняло, даже несмотря на всевозможные очистительные фильтры. Про устройство я, конечно, расскажу, но не ждите многого: мне было не так уж интересно, как это все работает. Куда важнее было выполнить все задания в срок и не получить взбучку.

Так в… Черт, повторяюсь… Но вы же править будете? Нет? А почему? А… ну да, приказ. Ну ладно. В общем, вода на Новом Техасе слишком дорогая, чтобы просто лить ее в землю. Более того, и земли-то на этой чертовой планетке нет нифига. Сплошной песок. Так что вместо полей были только длинные тоннели из арочных генераторов силовых полей. А под ними слой тонкой водоотталкивающей пленки – чтобы вода испарялась, конденсировалась и скатывалась в распределители. Почти замкнутая система: залил один раз воду в контейнеры с гидрогелем – и дальше уже совсем по чуть-чуть иногда добавляешь.

Да и в принципе вся ферма была такой системой – растения давали пищу нам и животным, а все, что в пищу не годилось, отправляли вместе со всеми отходами и дерьмом в говнобродилку… Ну, то есть эту… Установку биоразложения. Или биопереработки – черт ее знает, как она правильно называется. На выходе получались удобрение и все та же вода. Прибавьте к этому бесплатную рабочую силу, очень приличную прибыль от продажи овощей и мяса – совсем неплохой бизнес, я думаю.

Вот только бизнес этот нехило смердел. Воняло всё и везде. У компостного куба – гнильем и серой, возле фильтрационной колонны – озоном и плесенью, из скотных ангаров – навозом.

Скотины, кстати, было много. На Новом Техасе все, до последнего винта и куска полимера, было привозным и стоило дорого. Да еще приходилось переделывать движки, чтобы работали в местной атмосфере. Позволить себе машину, спидер или левитационную платформу могли единицы.

У нас лошади были, вернее, гибриды. Официально они назывались «организм земной, генномодифицированный, адаптированный к условиям жизни на планетах классов 45—49П». «П» – наверняка от слова «песок», «пустыня» или что-то в этом духе. В смысле, специально для такой местности. Как верблюды на Земле. Им, конечно, пытались придумать название, типа «лоблюд» или «вершадь»… Не пошло. Тем более что внешне это были все же больше лошади – как тех на картинках рисовали. Только без грив. И хвосты лысые. К тому же, наших еще дополнительно адаптировали, чтобы дышали сами, без лекарств. Кислород ведь чем-то связан там, помогать надо.

Ну вот, лошади эти таскали повозки, ходили под седлами. Они не угнались бы и за самой дряхлой колымагой, но были выгоднее любого авиакара. Никаких затрат на запчасти и фильтры-расщепители кислорода. Пара ведер воды в месяц, а если кормить свежей ботвой – и одного хватит. Старых продавали на бойню, каждую весну кобылы приносили потомство.

Ещё были буйкоты на мясо и молоко. Огромные такие горбатые коровы. Буйкоты тоже почти не пьют, а что мясо воняет бензином – ну, к этому уже привыкли все. На Новом Техасе практически все воняет бензином.

Буйволы? Даже не слышал слова такого. Буйкоты. Так мы их называли. Да нет, на этих не очень похожи. У вас на картинке задохлики какие-то, а не буйкоты. В этом сколько? Килограмм шестьсот? В молодом буйкоте около двух тонн, а то и больше бывало. И шкура у них толстенная, без волос почти. О, вот это больше похоже. Только на носу таких штук не было. Кто это? Носорог? Забавно. Надо поискать как-нибудь в зоопарке.

Вообще, я так скажу: нужно прожить на этой планете лет десять, чтобы понять, насколько это отвратное место. Постоянная жара. Бензиновая вонь. Ветра, смерчи. Мелкий песок, забивающийся везде. Имплант, изменяющий кровь, чтобы усваивался связанный кислород. Ну, может, не изменяющий. Хрен его знает, что он там делал, чтобы мы дышать могли, но лично меня всегда мутило пару месяцев, когда его меняли, и кое-кого из братьев, я знаю, тоже. Нас, кстати было…

Нет, импланты нам всем за счет Альянса ставили и меняли тоже. Раз в пять лет. А как иначе-то? Если бы еще и платить пришлось, там просто никто не жил бы.

Так о чём я? Нас было семеро, крепких приютских парней. Приемные родители даже специально отбирали нас, руководствуясь вполне здравой логикой. Например, отпетых хулиганов и полностью асоциальных типов среди нас не было. Только Джереми, с которого все началось, еще как-то пытался гнуть понты, но мы его прощали. Он же был первым – ну, вы понимаете.

В общем, в тот день сломался транспортер в контуре ферментации, и это было совсем хреново. Чтобы вы понимали, биоразлагатель – это ангар с десятком чанов. В каждом что-то бродит, гниет при нужной температуре, давлении и так далее. Из чана в чан содержимое перегоняется по желобу. Самая главная часть установки – конвейерные ленты с лопастями транспортера и огромный движок, старше, наверное, самого завода Дефо. Без постоянного перемешивания часть отходов так и не перегниет, а другая превратится в перегретую взрывоопасную жижу. И если транспортер накрывался, приходилось вычерпывать чан за чаном и осматривать каждую деталь. Хорошо, если поломка находилась во втором или третьем, а если нет…

Не подумайте лишнего, Босс Билл, наш приемный папаша, не распускал руки, но работа должна была быть сделана. Пусть даже всю эту наполовину сгнившую жижу пришлось бы руками вычерпать.

Понятно, что появлению новенького я не слишком обрадовался – настроение было ни к черту. Тем более что пацан на вид был щупленький и на помощь толком не способный. Ивар, наверное, это понимал – он вообще чертовски проницательный малый. Он посмотрел на меня, потом на лопату в моих руках и невозмутимо так осведомился:

– Еще одна есть?

Собственно, с той минуты мои отношения с Иваром Маккоем можно так и охарактеризовать: в одном чану. Это касается всего: работы, дружбы и того, что нам пришлось вместе пережить. Что? Ну да, простите. Не будем забегать вперед.

Транспортер починили через неделю. К тому времени и у меня, и у Ивара уже успели раза три вздуться и лопнуть кровавые пузыри на ладонях. Но ему, конечно, приходилось хуже. В приюте их не нагружали настолько тяжелой работой. Так вот, к тому времени, как отпала нужда снова нырять по пояс в гнилье, я уже знал, что в нашей размеренной, если не сказать – унылой, жизни кое-что изменилось. Что именно? Даже не знаю, как объяснить… Ладно, сейчас попробую.

Ивара тех лет можно было охарактеризовать одной фразой:

«Я стану пилотом».

Черт побери, сколько раз я это слышал? Да все слышали! Уверен, когда Ивар был младше, он просто подходил к людям на улице, протягивал им руку и говорил: «Привет, я Ивар Маккой. Я стану пилотом». Нет, вы не подумайте, он никогда не надоедал никому рассказами о космолетах или чем-то там еще, как все увлеченные люди. Просто знал, чего хочет, и это было… удивительно.

Вот ты стоишь посреди чана весь в дерьме с лопатой в руке, не разгибая спины шестой час подряд, а он вдруг говорит:

– Я стану пилотом.

И гребет дальше. А ты тоже гребешь и думаешь: зачем он это сейчас сказал? Какого ждет ответа? И зачем тебе вообще об этом знать?

Но Ивар и не ждал ответа. Никогда не ждал, собственно, но это я уже потом понял. Я даже не уверен, говорил ли он это кому-то или все-таки самому себе. Но, как бы то ни было, все, кто знал Ивара, знали, что он станет пилотом.

Нет, вы не поняли. Не «хочет стать». Станет. Почему-то нам и в голову не приходило сомневаться – по крайней мере, мне.

Знаете, как бывает, если в темной комнате, полной бодрствующих людей, кто-то неожиданно включит яркую лампочку? Сначала все морщатся, возмущаются, даже грозятся побить нарушителя спокойствия, а потом привыкают и радуются, что наконец-то стало светло и можно заняться своими делами. Так же было и с нами. Ивар внес сумятицу в нашу жизнь, ведь до сих пор все, что занимало наши мысли, были урожай овощей да сытость скота, а тут он с этим своим пилотом. Понимаете? Он делал всё то же самое, что и мы: гонял свиней, собирал овощи, вывозил дерьмо. Изо дня в день, год за годом. С одной лишь разницей: он знал, что когда-нибудь станет пилотом.

Будь вместо него кто-то другой, мы, наверное, его возненавидели бы. На самом деле, это чертовски унизительно, когда кто-то знает, чего хочет, а ты нет. Вот ты сгребаешь лопатой свиное дерьмо в огромную смердящую кучу и думаешь, что делаешь это действительно хорошо. И ты говоришь себе: «Эй, парень! Да ты молодец!» И тут появляется другой парень, который знает, чего хочет, и говорит совершенно искренне: «Здорово, Криг! Ты так быстро управился!», – и улыбается своей невозможной улыбкой. И вот тогда ты вдруг задумываешься: неужели эта куча будет самой выдающейся вещью, которую тебе суждено сделать? Неужели пройдет несколько лет, десятки лет, а ты все так же будешь радоваться своей чудесной навозной куче?..

На Рождество Джереми купил себе нотную грамоту. Он был уже совершеннолетним, и поэтому имел собственные деньги. Немного, но на грамоту вполне хватило. И даже на губную гармошку потом. Не самый удобный инструмент, но это было единственное, что он смог достать в нашей глуши. Конечно, само по себе событие не выдающееся – подумаешь, какой-то парень скопил денег на губную гармошку. Но ведь важно было другое. Он захотел ее купить.

Вообще-то, Джереми не самый разговорчивый парень, так что я ни черта не знаю, какие у него были планы. Хотел ли он выучиться играть или сочинять музыку, а может, и вовсе петь. Но ведь не просто так он ее купил?..

Это был первый звоночек. Вторым стал Льюис. В одно прекрасное утро он заявил Боссу, что должен ехать в город на важную встречу. Мы все опешили. Ну, сами посудите, какие могут быть «важные встречи» у парней вроде нас? Но смеялись мы зря. Оказалось, что Льюис втихаря провернул целую кампанию по расширению рынка сбыта нашей продукции. Проще говоря, обегал все рестораны, магазины и крупные богатые дома в городе, предлагая наладить поставку овощей, молока и мяса непосредственно с нашей фермы, и – вы не поверите – ему это удалось!

Потом был Томми с его родео и Эдди, который занялся производством седел.

Конечно, нельзя сказать, что Ивар был напрямую причастен к успехам этих парней. Но все-таки я уверен: именно он зажег в них ту искру, что горит до сих пор.

Что же касается меня, то я с Иваром действительно подружился. На самом деле, это не так просто, как может показаться. Стать другом угрюмому молчуну-одиночке намного проще, чем такому вроде бы дружелюбному, общительному и открытому человеку, как Ивар. Он всегда готов дарить миру свои улыбки, шутки и энергию, вот только ровно в той мере, которую определяет сам. Сколько недель ежедневного общения, смеха, работы и проказ прошло, прежде чем я услышал чуть больше, чем стандартная фраза про пилота? Через сколько месяцев он осторожно поделился со мной своими сомнениями? Про страхи же, обиды, боль я стал слышать только несколько лет спустя. И к тому времени, когда это случилось, я уже не представлял жизни без неба.

Да, наверное, это смешно, но Ивар заразил меня своей страстью, своей уверенностью, своими самыми сокровенными мечтами, и очень скоро мы уже мечтали на пару.

Космодром… Пару лет я засыпал, представляя, как иду по гладкой поверхности специального сверхпрочного покрытия – твердого и надежного, не то что наши пески. Рисовал в воображении корабли, расставлял их на посадочном поле: самые красивые вперед, но и чтобы остальные не обидеть. И каждый месяц исправно появлялся новый любимчик, которого, конечно же, надо было приткнуть в самую середину.

Мы не верили в Санта Клауса уже с пеленок, но если бы верили, то каждый год к нему летело бы письмо с просьбой прислать билет если не на космолет, то хотя бы в космопорт со скромной подписью «Криг и Ивар». Ударение на «и», кстати. И-ивар. А то мало ли, как его прочтут, – может, как командир Дирк. ИвАр. Но он и на Всеобщем Межгалактическом в принципе плохо говорил, так что неудивительно.

Интересно, кто дал ему имя? Родители или нянечки в приюте? Вы же журналист, покопайте в каких-нибудь архивах. Хотя, наверное, это уже сделали спецслужбы. Они бы ведь ему сказали, если бы что-то нашли?.. Интересно, откуда он родом. Имя-то необычное. По крайней мере, я никогда такое не слышал.

А может, и нашли уже, да не стали озвучивать. Вдруг они наркоманы, как мои предки, или срок мотают. Меня забрали в приют в семь лет, многое соображал уже. И я вам так скажу: лучше всю жизнь гадать, кем были родители и почему тебя бросили, чем помнить застывшие под кайфом глаза и драки за очередной ингалятор с дурью. В свинарник было приятнее войти, чем в нашу квартиру. А уж про новую, или хотя бы по размеру, одежду, еду три раза в день и школу я вообще молчу.

Хотя, наверное, будь у меня хорошие родители, как у Лероя, было бы еще гаже. Они у него при крушении шаттла погибли, а родственников больше не сыскалось. Так что Лерою, единственному из нас, кто знал, что такое семья, было чертовски погано, и характер у него был соответствующий. Вот только кто бы стал его винить?..

Ивар о своей семье не только не помнил, но и не знал ничегошеньки. И, кажется, не хотел знать. Не в его характере это – рассуждать, что было бы, если… Есть настоящее и будущее. А прошлое, особенно хреновое, уже прошло, да и бог с ним. Да и не было в нашем прошлом на тот момент ничего, за что стоило цепляться, а потом это уже вошло в привычку. Так что все наши разговоры были всегда о будущем. Поначалу детские, неопределенные, но повзрослели мы быстро на простых фермерских харчах и ежедневной работе. И у нас постепенно начал вырисовываться план действий.

И первым его пунктом было – уйти с фермы, а значит, нужны были деньги.

И это был тупик. Денег нам не давали. Приемные родители считали, что за наш труд с лихвой расплачиваются парой штанов в год, кроватью да едой. Кормили, правда, досыта, пусть и без затей. Но хотя бы от голода мы не качались, только от усталости.

Нет, затворниками на ферме мы не были. Каждые выходные ездили в город на рынок, продавали овощи, мясо, молоко и сыр. Цены были фиксированные, и по возвращении я переводил на счет Билла все до литра. Почти полгода мы с Иваром ломали голову, что же придумать, пока одна старушка не попросила нас помочь донести ее покупки. Ивар вызвался просто из уважения, а пожилая леди накинула ему полстакана. С тех пор и пошло. Один из нас стоял за прилавком, а второй помогал дотащить тяжелые сумки до остановки авиакара, а иногда и до дома. Пару раз Ивару несказанно повезло, и его попросили сделать что-то по дому. И расщедрились на целый литр. Невиданное для нас богатство.

Меня просили реже – я был выше, плечистее и куда угрюмее, так что, думаю, меня просто боялись. Довольно быстро наши дела пошли в гору, хотя бы в финансовом плане. Ну, то есть как в гору… Скорее, в холмик. Ровно до тех пор, пока Ивара не заприметила одна вдова. Пару раз он честно носил ей покупки, вежливо и охотно отвечая на вопросы, а потом… Ну, тут, думаю, история понятна же, да? Ивар всегда нравился женщинам, но это был, пожалуй, первый раз, когда он понравился не как мальчишка, но как мужчина. Вот только когда тебе шестнадцать, и ты еще ни разу даже не целовался, угодить в объекты сексуальной охоты пусть не старой, но все-таки уже весьма зрелой женщины… Тут, конечно, кому как, но Ивара тогда это не обрадовало. Так что ему пришлось на довольно долгое время затаиться, и мы снова откатились назад.

А еще через месяц Ивар сказал:

– Джереми отдал мне губную гармошку.

К тому моменту Джереми уже уехал с фермы. Кажется, он неплохо зарабатывал на жизнь, играя в пабах. Поначалу новость меня заинтересовала только в том ключе, что Ивар где-то встретил Джереми, но оказалось, что она важна совсем по другой причине.

– Я научусь играть и буду давать концерты на рынке, – продолжил Ивар свою мысль.

Я отнесся к этому заявлению скептически.

– Но ты же никогда не держал ее в руках, – сказал я ему.

– Я и на лошадь сел когда-то в первый раз, – пожал плечами Ивар и извлек из гармошки несколько резких трелей.

За следующие месяцы я успел возненавидеть губную гармошку и полюбить тишину как самое великое благо, а наши большие неповоротливые лошади стали нервными и шуганными, вздрагивая от любого звука.

Но в один из особенно тяжелых дней, когда снова сломался транспортер и мы полдня провели по плечи в невероятно вонючей жиже, уставший до полусмерти, чумазый Ивар приложил гармошку к губам, и вместо череды фальшивых нот выдал незатейливую, но чистую мелодию.

От удивления я даже забыл, что до этого мечтал поскорее оказаться в стерилизаторе и что у меня чешется все тело от пота и грязи. Ивар, пораженный не меньше меня, с опаской посмотрел на гармошку, будто та вдруг зажила собственной жизнью, и снова принялся играть.

Уже назавтра я скрипел зубами, в сотый, если не в тысячный раз слушая одну и ту же песенку, но через неделю Ивар разучил еще одну. А потом еще и еще. А уже через полгода он идеально повторял любую услышанную мелодию.

Конечно, самую обычную, простую. Какую-нибудь великую классику он, конечно, не сыграет, а вот что-то навроде «Пастушки Мэри» – запросто.

У нас все получилось. Когда в арсенале набралось пять песенок, Ивар дал первый «концерт» и заработал сразу три литра. Три! Черт побери, о таком оглушительном успехе мы и мечтать не могли! Вовсе не потому, что он играл так уж здорово – и сбивался, и фальшивил. Даже не знаю, отчего народ веселился больше: от возможности потанцевать или от его оплошностей. Но, как бы то ни было, разошлись все довольные, не забыв поблагодарить начинающего музыканта. Наверное, нужно было найти ту вдову и сказать ей спасибо, потому что задолго до того, как наши лошади снова стали спокойными и безмятежными, у нас уже был неплохой капитал.

Какое-то время нам удавалось скрывать от приемных родителей наш бизнес, но потом им донесли. Или кто-то из парней проболтался. Разговор был не очень приятный, но тут нас здорово выручила любовь Ивара к сладкому. Он готов был котлету на лишнюю ложку варенья поменять, чай всегда с синтетическим подсластителем пил… А если бы Билл расщедрился на настоящий, наверное, три чашки бы за раз осилил. И, как бы ни были ценны для нас деньги, а пару раз в месяц мы ходили в супермаркет. Я покупал себе банку синтетической содовой, а Ивар – сникерс из биомассы. Он устраивал целые спектакли в кондитерском отделе. Разглядывал все до единой конфеты. Осторожно касался кончиками пальцев упаковок пряников и печенья. Читал составы шоколадок, придирчиво осматривал пирожные и леденцы. А покупал неизменно самый маленький батончик с нугой и арахисом.

И вот теперь Ивар с непрошибаемым, даже скучающим выражением лица, поднес чип к сканеру и показал рассерженному Боссу Биллу длинную историю транзакций из магазина. Кажется, их количество и перевесило чашу весов в нашу сторону. Билл раздраженно бросил, что зря мы думаем, будто он хоть стакан потратит на дантиста для нас, и принялся переключать каналы инфовизора. Это означало конец разговора.

Я еще, помнится, дико боялся, что он догадается проверить даты списаний денег и наш обман раскроется. Но на это, к счастью, его смекалки не хватило. Так наш бизнес стал легальным, и мы с Иваром на радостях купили по батончику и запили их банкой Колы – одной на двоих: покупать на каждого показалось расточительством.

Через пару недель нас на ярмарке уже ждали. Народ собирался довольный, веселый и устраивал что-то типа сельских танцев. Ивару это нравилось: он умудрялся пару-тройку часов подряд играть и плясать вместе со всеми. Но еще больше это понравилось местной шпане, которая решила, что несколько литров, перечисленных на чип Ивара, – их законный трофей.

Мне, конечно, драться и раньше приходилось, но тут собралась целая шайка. И пришлось бы мне туго, если бы не наш тяжеловоз. Ивар добежал до телеги, расстегнул упряжь и затащил гиганта в самую гущу потасовки. Так-то по натуре животные эти мирные, но среди урагана острых локтей да коленок лягаются будь здоров – только направляй. Городское пацанье с животинами знакомо мало, а потому быстро отступило, весьма разумно опасаясь. Особенно резво убегали те, кто уже успел обзавестись полукруглым отпечатком огромного копыта. А потом Ивар догадался наиграть коню на ухо пару ужасающе фальшивых нот, отчего тот и вовсе взвился на дыбы, так что вдвоем еле удержали.

– Он боевой модификации! Охранной! – крикнул тогда Ивар шпане. – Проваливайте, или натравлю!

Смешно – и сейчас, и тогда было, – но нам поверили. Только пятки сверкали. И больше местные пацаны нас не трогали, а рыбы покрупнее, которые на рынке, конечно же, водились, видимо, посчитали наш бизнес слишком мелким.

Знаете, вспоминаю сейчас, и даже не верится, что это с нами было… Ивара вы и не узнали бы тогда. Он выглядел совсем ребенком. Не знаю, как на деле, но по документам я Ивара старше на полтора года. Тогда меня этот факт бесил неимоверно, ведь я стал совершеннолетним намного раньше него. Конечно, у меня и мысли не было уйти одному, но как же раздражала сама возможность это сделать!