Часть первая. Астрал.
Глава 1. Вопросы без ответов.
Впервые я осознал себя в заброшенном доме, бывшем когда-то многоэтажкой в квартале из подобных ему строений. В доме было пять этажей и в каждом из них имелось с десяток квартир разной планировки и различных размеров комнат. Единственное, что сейчас имело значение, так это имя – Морон. Я знал, что меня зовут так, но откуда и почему именно это имя всплыло в сознании я не смог бы ответить, даже если бы кто-то меня бы спросил. Но спросить было некому, я был один в этой пустой, бетонной коробке, бывшей когда-то жилым домом.
Эта постройка была сейчас полностью необитаема. Это я выяснил спустя уже несколько часов блужданий по многочисленным комнатам, коридорам, этажам. Моя бесплотная тень скользила по помещениям совершенно свободно, перелетая из комнаты в комнату, не встречая сопротивлений или преград. Входной двери в дом не было, как не было вообще никаких конструкций кроме бетона. Не было окон, не было дверей в квартирах и комнатах, и даже из любого подъезда можно было попасть на улицу совершенно свободно.
Обстановка, мебель, предметы, которые должны были бы быть в помещениях, как я помнил это по воспоминаниям, отсутствовали. Я не понимал, почему и куда все это делось, но сейчас это было именно так. Кое-где в углах я ощущал горстки пыли или чего-то напоминающее высохшую грязь или прах. Такие кучки сухой взвеси встречались в местах, где ветер или сквозняки не вымели их из помещения. Что это такое и из чего образовалось, я не знал, наверное, раньше это было чем-то, а может и кем-то.
Память периодически выдавала мне картинки, связанные с той жизнью, которую я вёл, но насколько это было давно и было ли это на самом деле я сейчас не смог бы с уверенностью ответить. Такие флешбэки возникали спонтанно и не зависели от моего желания или напряжения того, что можно было бы назвать разумом. Может быть, это были чужие видения или наведённые ментальные проекции от кого-то или чего-то.
Я осознавал себя как тень. Тень бесформенную или не до конца оформленную. Я мог сейчас вытянуться в длину на многие метры или сформироваться в шар, или отрастить конечности, но они получались у меня неоформленные, амёба подобные. Я не имел понятия, зачем их отращивать и для чего это нужно и поэтому бросил эти бесполезные занятия.
Под влиянием дуновения воздуха, я прогибался и если не прикладывать сил и желания, меня тут же расплёскивало по направлению воздушных потоков, превращая в лоскуты, трепещущие в сторону направления ветра, которые вытягивали меня за собой, превращая в длинные, рваные нити. Мне это не нравилось и поэтому, я усилием воли вновь принимал форму шара, чтобы было проще контролировать весь свой объем.
Я мог ощущать. Я чувствовал потоки и движения воздуха, когда мое неосязаемое тело продувалось насквозь и его несло в сторону, развеивая на лоскуты. Но приложив совсем крохотное усилие, я мог оставаться на месте, сохраняя форму и пропуская воздух сквозь себя. Когда всходило солнце, я чувствовал его свет, как излучение, которое пыталось придать моей сущности температуру, нагревая ее на несколько градусов, благодаря своему инфракрасному излучению. Я помнил такие понятия, и это было важно. Потоки света я мог частично поглощать или пропускать сквозь себя и в первом случае, на поверхности, возле которой я в данный момент находился, можно было заметить участок, где температура ее немного отличалась. Так я понял, что мое тело имеет размер, а точнее объем, который можно измерить опосредовано. Но для чего и каким образом измерять то, что не имеет конечной, зафиксированной формы, было непонятно, и я тут же отбросил эту бесполезную идею.
Я не мог видеть. Хотя раньше, для меня это имело значение. Я это помнил совершенно отчетливо. В нынешнем своем состоянии, я не имел органов осязания, как и обоняния, я был тенью. Чьей-то тенью. То из чего я состоял, можно было бы назвать энергетической сущностью, но и энергии во мне сейчас не было. Я не мог накапливать ее или испускать какое-либо свечение или излучение, не мог заряжаться или тратить что-либо. Я был просто тенью. Любая тень, как я помнил, всегда была порождением света и какого-либо объекта, который отбрасывал ее, загораживая собой свет. Но свет сейчас проходил сквозь меня, не встречая сопротивления. Я мог впитать часть его спектра, и тогда я чувствовал, как температура моя становиться отличной от окружающей среды, но это не приносило мне удовольствия, хотя и дискомфорта тоже.
Зато я имел память. Она не была полной, скорее это были обрывки воспоминаний, разрозненные и не оформленные, но я помнил, что когда-то был существом, имевшим тело. Тело, которое имело массу и конкретную форму. Я не мог вспомнить, как оно выглядело, не помнил своих органов чувств, не помнил, как они работали и для чего они были мне нужны. Я не помнил, что значит видеть или слышать, каков на вкус воздух, вода или пища.
Пища. Я помнил, что раньше мне нужно было питаться, поглощать органику, воду и воздух, чтобы поддерживать свое тело в состоянии, для совершения каких-либо действий. Я не помнил, чтобы за последний отрезок своего осознанного существования я чем-либо питался. Если я существую, помню, могу передвигаться, то мне нужно, наверное, и питаться. Я попробовал понять как это делать, и что для этого нужно, но моя память не содержала ничего подобного и я отбросил и эту мысль, оставляя ее на потом.
Время. Еще одно понятие, которое мне теперь было непонятно. Я знал, что солнце всходит и заходит. Когда его нет, я не чувствовал его влияния на себя. Раньше я мог видеть, и тогда оно было нужно мне. Солнце позволяло мне прежнему не только что-либо рассмотреть, но оно давало мне тепло. Сейчас я чувствовал его потоки и они были различны. Лишь одно из группы излучений могло воздействовать на меня нынешнего и придавать температуру. Хотя она мне была бесполезна, зато благодаря ней я знал, что наступает день. А когда этого излучения не было, то видимо это была ночь. Эти понятия я помнил, как помнил и то, что раньше ночью я спал, а днем бодрствовал, то есть был в активном сознании.
Сознание. Наверное, сейчас это было самым главным. Осознание себя придавало мне целостность, осознанность, смысл. Я помнил, что было вчера, и помнил, что было раньше. Между этими двумя понятиями пролегало немало времени, я это четко понимал. Раньше все вокруг было другим, живым, вокруг было движение, были другие, подобные мне, такие, каким и я был раньше. Сейчас я был один, и ничто не побуждало меня, не придавало извне мне мотивирующий смысл, для дальнейших изысканий, копания в глубинах моей памяти или своих воспоминаний. Я был тенью, тенью себя прежнего, теперь я понял это, и это было действительно важно.
Наверное, я был откуда-то отсюда, раз именно здесь я находиться сейчас. Возможно, что раньше, я жил в этом самом доме, в одной из квартир, до того как… До того как что? Что могло произойти такого, что я перестал быть тем, кем был раньше? А кем я был? Был ли кто-то со мной рядом, кто-то кто был мне дорог? И что значит – был дорог? Вопросы возникали и уходили, теряясь во мне, возникали снова и пропадали, проходя насквозь, как вода проходит сквозь песок.
Некоторые из вопросов я пропускал сквозь себя намеренно, а некоторые откладывал, чтобы подумать о них позже, потому что чувствовал, что они для меня важны. Память, единственное, что было у меня и это было очень важным, я понимал, что пока есть память, есть знания, эмоции и понятия, значит, есть и я – Морон.
В нынешнем состоянии я мог не спать. Это стало понятно, как только пришел новый день, и я снова ощутил на себе влияние солнца. Проведенный в само копании, минувший день не принес мне усталости, я не ощутил дискомфорта или желания отдохнуть. Скорее всего, это происходило потому, что у меня не было тела. Без тела нет усталости, как нет бодрости или чего-то подобного, что связано с физической составляющей прежней моей жизни.
Солнце, планеты, космос. Эти понятия были мне известны, и когда-то раньше они имели значение. Так же как имели значения понятие город, дом, квартира, вещи, быт. Раньше было много существ, которые населяли квартиры, дома, города, планету. Я это помнил. Возможно, кто-то жил даже в космосе, потому что в нем было много планет, много звезд, таких как наше солнце. Таких же, а может быть и других? Наше солнце было красным и светило утром и вечером бордовым светом, а днем превращалось в красный шар, висящий над головой и занимающий немалую часть неба.
Я вспомнил, что мне, или при мне, кто-то говорил, что давным-давно солнце было желтого цвета, и гораздо меньшим по размеру, а потом произошло что-то, что превратило нашу звезду в красного карлика. Но вот что произошло и когда, я не помнил. Стоп! Карлик это ведь что-то маленькое, я это помнил. Тогда почему наше солнце стали называть красным карликом, если оно такое большое? Я выбросил это из головы, когда понял, что это сейчас тоже неважно. Важно было лишь то, что солнце поменяло свой цвет и после этого стали умирать те, кто жил со мной рядом. Те, кто был мне дорог.
Снова это слово! Слово, которое я не совсем понимал. Был мне дорог… Кто они и где они? Почему я один и есть ли кто-то еще поблизости? Нужно было, наверное, покинуть эту многоэтажку и исследовать пространство в округе. Может поблизости есть кто-то еще? Кто-то, такой же как я, а может и не как я… Мне в любом случае нужен хоть кто-то, кто сможет ответить на мои вопросы, или еще лучше – кто сможет рассказать, что тут вообще происходит. Именно этим давно уже стояло заняться, а не терзать свое несчастное сознание вопросами и непонятно, как и зачем всплывающими флешбэками.
Глава 2. Авраам.
Вылететь из многоэтажки стоило мне нескольких секунд и порядком потраченных нервов. Для меня это было испытанием, прыжком со скалы, или даже своеобразным, метафизическим актом рождения. Изученный и ставший немного родным мир, состоящий из бетона, оказался покинут навсегда и я почему-то почувствовал, что назад сюда я уже никогда не вернусь.
Длинная улица или даже проспект, был так же необитаемым, по крайней мере, в том месте, где я его пересек. Напротив стоял такого же типа дом и для начала я решил исследовать его. Те же бетонные стены, те же разделенные на клетушки квартиры, те же коридоры тянулись через все этажи. Здесь так же не было никого, и ничем не примечательный дом мной был оставлен, после нескольких часов бесплодного блуждания по пустым его помещениям.
Следующий дом, затем следующий, и еще один такой же бетонный короб, не принесли мне ничего, кроме потраченного времени. Я чувствовал, что этот квартал не даст мне новостей и пересек поперечную улицу. Я остался на том же проспекте, но после перекрестка, дома стояли уже не пяти, а семи этажные. В принципе не было разницы между ними изнутри, за исключением дополнительных двух этажей, а следовательно и времени, потраченного мной на пустопорожние исследования.
Усталости я не ощущал, хотя мне начало казаться, что скорость моего перемещения несколько, едва ощутимо, но все же уменьшилась. Следующие два дома оказались тоже пустыми, хотя в последнем, я краешком своего сознания, ощутил небольшую яму или рытвину, на одном из этажей. Трудно описать ощущение, когда ты бесплотен и не обладаешь органами чувств. Просто во время перемещения, в этом месте, я как будто немного просел в своем прямолинейном полете, а затем вернулся на прежнюю высоту, продолжив свой путь, пролегающий прямо посреди коридора.
В тот момент я почувствовал то, что это уже было когда-то раньше, или, по крайней мере, было очень на то похоже. Немного покопавшись в памяти, я наконец-то нашел подходящее сравнение. Так я себя чувствовал, когда сидел в железном ящике, который летел куда-то на многокилометровой высоте и иногда проваливался в полете. Память мне подсказала и термин, который тогда озвучили мне – воздушная яма.
По большому счету, мое перемещение нельзя было назвать полетом, потому что у меня не было тела, и держался я в воздухе не благодаря аэродинамике. На самом деле, мне и воздух то был не сильно нужен, для такого моего перемещения. А если быть до конца честным, я совсем не был уверен даже в его наличии на этой планете, после той катастрофы, убившей на ней абсолютно все живое.
Только осознав последнюю мысль, я вдруг понял, чего мне не хватало подспудно, во время исследований домов и улиц. Я не заметил в них абсолютно ничего живого. То есть вообще ничего. Не было зверей, не было грызунов, не было насекомых, не было даже тараканов, хотя, казалось бы, куда от них деться? С растительностью было то же самое. Перед домами, там, где обычно растут газоны, не было даже земли, не говоря уже о траве, деревьях и кустах. Только пыль, тлен и серая поземка. Ветром трудно было назвать эти жалкие дуновения, но даже они умудрялись носить в своих слабеньких потоках пыльные дорожки и небольшие облачка тлена.
Не имея легких, носа и рецепторов, я не мог опознать тот газ, или смесь газов, что сейчас служили планете атмосферой, но мне почему-то казалось, что вдыхать его никому из живых, если таковые остались тут, без защиты органов дыхания, совсем не стоило. Воздухом, в том понимании, которое раньше вкладывалось в ту смесь газов, что окружала нас, здесь сейчас и не пахло. Меня все больше занимал вопрос, встречу ли я тут кого-то, ну хоть кого-то из живых, или я единственный, кто еще бродит по городу, в поисках хотя бы себе ныне подобных.
Я себя относил, как это не парадоксально звучит, к стану живых. «Я мыслю – значит, я существую». Этот постулат еще никто не отменял, и мне это служило достаточным основанием, чтобы считать себя таковым. Еще одним постулатом, которым я руководствовался все последующие дни: «Не важно, с какой скоростью ты движешься, главное не останавливаться».
Как бы это не казалось странным, но это все же принесло свои плоды. Не скажу, что это были сладкие и сочные плоды, но все же, хоть какие-то. На исходе не помню уже какого по счету дня, когда я перебирался уже через незнамо какую по счету улицу, я почувствовал поток чьего-то внимания. Это было похоже на слабое дуновение ветерка, вдруг тронувшего мое сознание, но форму я при этом не потерял, мой шар оставался идеально ровным. Поразмыслив, я завис на месте, решая сменить ли направление своего движения. Чужое внимание я ощутил сбоку от себя. Решив, что мне хватило уже полного одиночества, я двинулся вбок. Достигнув очередного строения, больше похожего на фабрику, а не на жилой дом, судя по отсутствию в стенах оконных проемов, я быстро облетел нижний этаж и вылетел на лестницу. Именно на ней меня ждал он.
Почему он, а не она? Я не знаю. Трудно думать о себе в каком-то роде, когда полностью отсутствуют какие-либо вторичные половые признаки, да и где им быть, когда ты незнамо кто и тела у тебя нет абсолютно никакого. Скорее это ощущалось по формам его мыслей, или способам логических построений его фраз. Хотя и фразами назвать трудно то, что не содержит слов, да и звуков, как средства их передачи. Мы обменивались мыслями, а еще точнее – мыслеобразами. Это когда получаешь целый пакет информации, содержащий не только мысль, но и визуальный образ того, о чем в ней идет речь. Ведь гораздо проще представить и передать картинку, к примеру, кабриолета, чем начать описывать его словами, начиная с покрышек и заканчивая цветом и формой его сложенной, откидной крыши.
Все дальнейшие на этой планете диалоги, я буду прописывать как обычные словесные формы, для простоты понимания и получения представления о том, о чем и от чьего лица идет речь. Но на самом деле, это будут мыслеформы и мыслеобразы, не требующие слов и череды, выстроенных в форме диалога фраз, состоящих из отдельных слов, восклицаний и междометий.
– Кто ты? – Спросил меня он.
– Морон! Меня зовут Морон! – Поспешил я с ответом, радуясь тому, что наконец-то закончилось мое унылое одиночество.
– Давно ты здесь? – Снова задал он вопрос, и мне показалось, что для него мой ответ очень важен.
– Несколько дней, может неделю! А ты? – Я напрягся немного в ожидании ответа.
– Я Авраам, я тут давно. Хотя может и не очень давно! Но уж точно гораздо дольше, чем ты! Не знаю, как определить сколько, наверное, сотню или больше дней, если считать привычными понятиями.
– Я тоже решил считать время днями и ночами. – Согласился я.
– Ты помнишь что-то о том, что было раньше? – И снова я почувствовал какой-то нездорово важный для него интерес.
– Помню обрывки воспоминаний, но их мало и они очень отрывочны и не связаны между собой. Иногда я не могу даже определить, какое из них было раньше, а какое позже предыдущего.
– У меня было так же, а потом я вдруг стал забывать их. – Пожаловался Авраам.
– Ты стал забывать то, что вспомнил, или просто перестали приходить новые воспоминания?
– И то и другое. Вместе с тем, я потерял желание двигаться и что-то делать. Потерял смысл к поиску, и даже к восстановлению своей памяти.
– Ты никого не нашел за все это время? Где ты искал? В этом городе? Есть ли еще поблизости города, поселения? Или может быть, есть хоть что-то, или кто-то еще рядом? – Я засыпал Авраама своими вопросами, каждый из которых мог бы сэкономить мне уйму времени и усилий, чтобы не ходить заново по уже пройденным кем-то маршрутам, по заведомо пустым домам, строениям и улицам.
– Я долго бродил по городу, не помню уже, где именно. Я летал наугад, беспорядочно и хаотично. По началу, из-за паники, от страха, когда понял что я один, а затем уже не было смысла упорядочивать поиск, потому что направление мной было давно утеряно, а дома, по большей части, здесь все одинаковы. Некоторые из них я просматривал полностью, некоторые пропускал, или облетал в них какие-то отдельные этажи, двигаясь практически наугад.
– Понятно…! – Протянул я разочаровано, потому что меня действительно огорчила его подобная безалаберность в поисках.
– Пойми, я отчаялся найти здесь хоть кого-то, уже через неделю своих бесплодных поисков. – Поспешил он с ответом, видя мое явное огорчение, одновременно придвигаясь ко мне чуть ближе.
– И что же ты видел, кроме бетонных домов, заасфальтированных улиц и пыли вокруг? Встречал ли ты хоть что-нибудь, или кого-нибудь живое? Может хотя бы растение, или какую-нибудь букашку? – Спросил я с надеждой.
– Нет! Всё тут мертво и все мертвы. Я даже не знаю кто я такой! Может мы с тобой это только чье-то воспоминание, или лишь тени, в больном мозгу какого-то несчастного сумасшедшего?
– Об этом я не подумал. – Ужаснулся я от такого, в общем то, вполне возможного объяснения, всего этого апокалипсиса.
– Но потом я решил, что это вряд ли, потому что я стал становиться слабее, а мои попытки что-то найти, или получить ответы, стали не такими яркими. Воспоминания тоже стали блекнуть, отдаляться и даже исчезать. Мне кажется, что я понемногу сдуваюсь, или затихаю, короче ты понял меня. – Он снова чуть приблизился ко мне.
– Я уловил что-то похожее на твои ощущения, но пока только мимолетно, слегка. Значит, этот процесс продолжится, и рано или поздно, нам с тобой придет конец. По крайней мере, если мы не найдем способ собственного восстановления, или питания своих сущностей.
– Я тоже так думаю, Поэтому я очень рад, что встретил тебя! – Сказал он, а я почувствовал в его словах прозрачный намек на угрозу.
Почти сразу он стал быстро приближаться к моему шару и форма его понемногу изменялась. Я не мог видеть, ни себя, ни Авраама, но я ощущал его приближение к себе и то, что его поначалу нейтральная форма существования, подобная моему шару, постепенно начинает оказывать хищное, агрессивное, направленное на меня ментальное давление. Моя шарообразная форма была хорошо приспособлена к различным перемещениям, не требовала перестроения при смене направления движения, но вот защищаться, или тем более нападать, она была не способна. Ну, или я этого пока просто не умел. Нужно было что-то делать, а вот что и как нужно делать, я не понимал. Зато я четко осознавал, что просто так висеть и ждать, мне точно не стоило.
Для начала я двинулся в обратную сторону, уходя с лестницы на первый этаж, и как мог быстро, направился в сторону выхода. Как оказалось, Авраам либо хорошо знал это здание, либо предугадал мои действия, но он каким-то образом оказался между мной и единственным выходом. У меня теперь оставался путь только наверх. К моему сожалению, или к счастью Авраама, если не домысливать, что с его стороны это вполне могла быть подготовленная ловушка, мы находились внутри какой-то промышленной постройки. Этажи в ней были глухими, без окон, с единственной лестницей. Мой путь был нам обоим хорошо известен, и закончиться он, если я ничего не придумаю весьма скоро, на верхнем этаже. Почему-то я даже не сомневался, что выхода на крышу тут нет, или же он наглухо закрыт.