Битва за Лукоморье. Книга 2

Садко неспешно стянул с головы шапку, прижал ее к груди, учтиво поклонился:

– Спасибо тебе за встречу, хозяин радушный! Не гневайся, что сразу весточку не прислали тебе, как причалили… Впервые мы на этих берегах, порядков местных не знаем, имени твоего не ведаем. Лично решили почтение выказать, о себе объявить.

– Товитом меня люди зовут, и ты зови, – улыбнулся хозяин, его большие, близко посаженные глаза смотрели ласково. – Не знал я отца своего, а потому и по батюшке меня величать не надо. Владелец я острова этого. А тебя как звать, мореход?

– Садко Новеградский. Еще моряки со мною… – про вояк решил молчать пока, хотя, без сомнения, оружие пухляк уже приметил, – …из тех, что решились на берег с корабля сойти.

Товит еще шире заулыбался, а его взгляд на мгновение задержался сначала на Руфе, потом на Нуме, однако никакого удивления при виде диволюдов он не выказал, лишь полюбопытствовал:

– Не пообтесал ли бока корабль твой, пока к острову подбирался? Как над отмелями да прибоем злым проскочил?

– Птицей, – усмехнулся Садко. – Птицей перелетел. На гребне волны прошли, на удачу да ловкость кормчего понадеялись.

– Выходит, легонек корабль твой да мал?

Новеградец ответил, не моргнув глазом:

– Верно, хозяин. Матросов три дюжины всего, рук не хватает, в торговом порту двое сбежали, лучшей жизни искать. Ну да что сетовать, попутный-то ветер нам даровал путь к тебе, а о них и не знаю ничего.

Говорить странному незнакомцу всю правду Садко не собирался, а его люди хорошо знали – если капитан вдруг начинает лукавить, нужно поддакивать и кивать, ни в коем случае не возражать!

– Ветер, говоришь? – Товит чуть склонил набок голову. Кажется, взвешивал каждое слово собеседника и в сторону щелчком отбрасывал. Мол, легковесное все слишком, недостает правды.

Но Садко умел врать. И считал, что раз уж начал, на полдороге останавливаться и бессмысленно, и опасно.

– Да не ветер, ураган настоящий! Подхватил корабль наш да в туман повел, на скалы. Испугались мы. С жизнью уже распрощались. Ты уж не обессудь, Товит-хозяин, что глазеем по сторонам с открытыми ртами… помирать ведь собирались. А тут чудо такое! На картах-то острова твоего нет, а туман миновали… глянь! А вот же он!

– И в самом деле, чу-удо! – протянул хозяин дворца.

Садко широко улыбнулся, настороженно прислушиваясь к своему внезапно проснувшемуся чутью. Билась в висок, жужжала, беспокоила мысль какая-то, металась, словно комар надоедливый. Чудилось что-то знакомое в голосе хозяина, похожее на волшебство, что таилось в песнях самого капитана. Как там говорят? Слово не стрела, а сердце сквозит. Им и поработить, и убить, и вдохновить, и надеждой одарить можно. Тряхнул головой Садко, попытался поймать шальную мысль за хвост, но тут хозяин чудесного дворца снова заговорил – быстро, будто заученные слова произносил, – и сомнения вмиг развеялись:

– Ну, чтоб на чудеса глазеть приятнее было, надобно вам подкрепиться. Хлеб-соль поделим по-братски!

Прошагал к светлой арке, пальцем поманил – идите, мол, следом, и повел гостей широкой галереей. По левую руку, на стене, отделанной плитами из белого и розового камня, вырезаны были сцены охоты на диковинных тварей. Одни походили на южных птиц и зверей, которых видала уже команда «Сокола» в путешествиях. Иные же и вовсе чудно́ выглядели: кошки с гигантскими гривами и скорпионьими хвостами, кони о восьми ногах, приземистые зубастые то ли змеи, то ли ящеры, бескрылые шерстистые птицы с громадными клювами и раздвоенными языками… А по правую руку чередовались бесчисленные ниши со статуями и огромные витражные окна, выходящие в сад. Солнце падало на пол галереи разноцветными квадратами, искорками и солнечными зайчиками прыгало по подоконникам и стенам. Было здесь так светло и ярко, что на миг показалось Садко, будто идут они внутри гигантского драгоценного камня.

Но наслаждаться окружающей красотой не давала упорно лезущая в голову мысль – где же слуги? За подобным хозяйством сотни людей должны присматривать, ведь все здесь так чисто и красиво – пыли и той не видать! Да и гостей прислуга должна была привечать, а тут вот тебе раз – хозяин сам встретил, сам провожает… Он что же, и за садом тоже ухаживает, и горшки ночные выносит? Что за странность такая? Или хозяин – и есть чародей?..

Товит тем временем распахнул двустворчатые двери в обеденную залу, и гости не сумели сдержать восторга, зашумели, зацокали языками, а Руф даже тявкнул. Прямо перед ними красовался низкий деревянный стол, по бокам которого на полу лежали расшитые шелком и стеклярусом подушки, пышные да мягкие – так и манили присесть. Ждали гостей отполированные до блеска медные тарелки, блюда с сочными кистями винограда, наливными яблоками и темными, как ночь, спелыми сливами, кувшины с вином и щербетом. Дразнили манящим запахом караваи свежевыпеченного хлеба, исходили соком нежно-розовые куски жареного мяса, обложенные свежей зеленью, а под столом прятались блюдца с дольками лимона и пиалы с водой для омовения рук.

И кто же все это богатство приготовил? Тоже сам Товит? Сомнений у Садко больше не осталось: их гостеприимный хозяин – чародей. Каратан был прав, кругом колдунство. Эх, зря Витослава с собой не взяли, он в делах волшебных куда лучше разбирается.

– Поразил ты меня, Товит, – признался Садко, запустив пальцы в бороду. Чуть подергал ее, проверяя, уж не сон ли снится, не морок ли перед ним. Уж больно роскошной и изобильной казалась трапеза. – Будто не гостей нечаянных, а дорогих друзей привечаешь. Будто ждал нас…

Пухляк усмехнулся и тяжело опустился на подушки во главе стола.

– Нечасто гости ко мне заглядывают. Нелегко сюда добраться. Как завеса туманная мои земли от остального мира скрыла, с тех пор тоскую. Соскучился по байкам да сказам о дальних странах и чудесах. Коли расскажете о дороге, что вела вас сюда, уважите меня сверх меры. Ведь ни одно яство для насыщения брюха не сравнится со словами, которые ум питают.

Крякнув, уселся Полуд и потянулся за куропаткой, запеченной в меду. Напротив него устроился Милослав, плеснул себе ледяного щербета и жадно осушил стакан одним долгим глотком. Нума цапнул с серебряного блюда огненно-красный персик с два кулака величиной и присел на краешек подоконника, с жадным любопытством поглядывая по сторонам. Новик, зажмурившись от блаженства, уже вгрызался в толстый кусок мяса, и розоватый сок стекал с его подбородка прямо на колени. Даже Каратан позабыл о своем обереге, уплетая сласти за обе щеки. Расселись все, мигом набросившись на приготовленные гостеприимным хозяином яства и напитки. Тяжелый переход по чаще остался позади, теперь и дух перевести можно, и подкрепиться!

Садко подошел к столу последним. Опять забилась в голове досадная, странная, неуместная сейчас мысль… Ранее никогда команда не садилась трапезничать, не дождавшись капитана. Пусть после тяжелой дороги каждый был мучим голодом и жаждой, устал и мечтал наконец дать отдых усталым ногам, но…

Звучный голос Товита прервал тревожные размышления:

– А расскажи мне, Садко Новеградский, чем живешь?

– Гость я торговый, любезный хозяин.

Брови Товита вздернулись:

– Купец? Вот славно. Сам я тоже в свое время торговыми делами занимался… – он осекся, глянув на собравшихся за столом, и тут же снова заулыбался: – Пирожков отведайте с печенью цесарки, друзья-купцы. А вот еще лакомства медовые с орехами да зефир сливочный на любой вкус: сладкий, как мед, кислый, как ягоды, и соленый, будто кумыс. В море небось так не разгуляешься… Ешьте да поправляйте здоровье, гости дорогие.

Тут распахнулись двери из металла ажурной ковки, ведущие в сад, и на пороге появилась девушка в богато украшенном платье. Юбка переливалась и шелестела, будто сшита была из листов чистого золота, блестящий шелк мягко облегал руки и полную грудь, на осиной талии – поясок серебристый, а шею охватывало ожерелье – из тех, что не стыдно и княжеской дочери носить. Белое круглое лицо, курносый носик, губы темно-красные, как спелые вишни, горящие щеки – незнакомка была сказочно хороша. За спиной госпожи, покорно опустив головы, семенили две служанки – на хозяина и гостей они так и не решились взглянуть.

Выходит, не один тут Товит живет! Только при виде вошедших отчего-то сползла с лица хозяина улыбка, и на девушку он глянул недовольно, будто отвлекает она его от важных дел. Садко же, глядя на красавицу, аж не донес до рта отломленной кусок пышной лепешки.

– Это дочь моя, Арвела, – суховато произнес хозяин острова, оглаживая бороду.

– Не знала, что гости к нам пожаловали, – девушка неторопливо оглядела мореходов.

Как и отец, говорила она по-русски с едва заметным причудливым говором. Любопытно все же – откуда они язык знают? Часто дела с Русью вели? А может, сами в Славию плавали, раз Товит когда-то купечествовал, – там и выучились?

– Садись с нами, милая, – хозяин указал дочери на место напротив Садко, – послушай сказы чужестранцев, раздели с ними хлеб-соль.

Слова ласковые, а сказаны по-прежнему сухо, только внимание Садко на это особо не обратил, его больше занимала красавица Арвела. Та устроилась на подушках и, бросив на капитана осторожный ответный взгляд, тут же опустила глаза. Взяла в руки краюшку хлеба и начала отщипывать от нее по кусочку, словно не хозяйская дочка, а птичка, ворующая крошки со стола.

– Поведай-ка, Милослав, как мы шлюпку рыбачью от шторма спасали, – велел Садко, не спуская взгляда с девушки.

Лучше уж самому историю выбрать, чем переживать, не сболтнет ли кто лишнего. История с рыбаками случилась давным-давно, в другой жизни, когда еще ходил Садко во главе большого купеческого флота. Тут и подвиг, и стихия буйная, и есть чем похвастать. А про «Сокола» лучше помалкивать, потому как настойчивые расспросы Товита о корабле настораживают…

Сам же Садко не забывал внимательно по сторонам посматривать: подмечал и тревожную улыбку Арвелы, и застывших неподалеку служанок со взглядами в пол, думал: что на самом деле прячет за душой Товит? Хозяин не выглядел угрожающе, вел себя радушно… Отчего же нет-нет да шевелилась в груди смутная тревога? Не от крепнущей ли уверенности, что владелец острова – чародей?

Рассказ Милослава Товит слушал внимательно, цедил красное вино, похохатывал, ухмылялся и прямо-таки источал радость и довольство. Дослушал историю, в ладоши похлопал, стукнул себя по колену – эк, мол, повеселил сказитель, закинул в рот большую виноградину и поднялся.

– Что ж, Садко Новеградский, давай-ка пройдемся? Дело у меня к тебе есть, обсудить надобно, – сказал и улыбнулся, хитро-хитро.

Когда неведомый чародей тебя зовет на беседу с глазу на глаз, лучше бежать куда подальше. Да только куда тут сбежишь? И точно ли Товит волшбой владеет? Все же не походил он на чародея, у тех взгляд обычно тяжелый, то ли мудрый… то ли усталый. А у этого – с хитринкой, как у многих знакомых купцов. Тут владелец острова не соврал, торговлей он наверняка промышлял. Так, может, пустая напраслина в голову капитану влезла, а на самом деле Товит просто сменил купечество на домашнее хозяйство, сам деятельный, за всем следит, всюду поспевает? И завесу туманную кто-то другой вокруг острова поставил… или сама выросла. Чего только в мире не творится?

Как бы то ни было, делать нечего, раз зовут – надо идти. Что-то щедрому пухляку понадобилось. «Вот теперь и узнаю истинную цену твоему гостеприимству», – подумал Садко, направляясь следом за Товитом в соседнюю залу. И прав оказался.

– Нечасто друзья ко мне в гости заглядывают, – начал чернобородый издалека, неспешно вышагивая рядом, и голос его лился медом. – По-над скалами по бурному морю не находишься. Так бы их о помощи попросил… А придется тебя просить, капитан.

– Ты, хозяин, нас накормил, напоил да приветил, – чуть склонил голову Садко. – Как не помочь? Рассказывай.

– На богатства кругом глядя, ты небось вопросами задаешься – откуда это все? – проницательно сверкнул глазами Товит. – Отвечу я на все твои вопросы, да чуть позже, коли позволишь. История моя долгая, а помощь мне нужна скорая. Недалече от дворца гора есть. Да ты, поди, видал ее – горит на солнце и слепит, будто пламя.

– Правда твоя, – согласился Садко, глядя в окно, возле которого они наконец остановились: из него как раз открывался вид на один из склонов горы. – Видал. Сложно ее не приметить.

– Да уж. В былые годы я сам на нее взбирался, – Товит говорил и внимательно, цепко всматривался в лицо капитана, будто искал там… чего? Согласия? Подтверждения, что Садко верит ему? Но с чего бы не верить? – Тропинка, что ведет к вершине, в скалах выдолблена – хороша и надежна, только вот беда, в тупик упирается. Надо по отвесной скале взбираться, по веревке, да следить внимательно, куда ногу ставить, иначе сорваться можно. Стал я для этого стар да грузен, сам видишь. Дочку не пошлешь, она во дворце росла, изнежена, в горы не ходила, да и сил ей не хватит. Так что тебя попрошу, капитан, подсобить в деле этом: принести с горы пару камней. До конца тропы я тебя провожу, с веревкой подстрахую, лучший путь наверх укажу…

– А что ж в камнях тех ценного, что никак не обойтись без них?

Вместо ответа хозяин острова расхохотался. Так сильно и громко, что запрыгал смех по зале, а эхо заметалось между стенами, дробя и множа отзвуки, будто сам дворец вторил хозяину. Товит утер выступившие слезы и проговорил:

– Сам увидишь. Сам поймешь. Нет на всем белом свете человека такого, кто мог бы противостоять голосу тех камней… Коли поможешь, позволю и тебе с собой взять, сколько унесешь. Клянусь, ни на миг не пожалеешь, что судьба привела корабль твой к этим берегам.

Садко задумался.

– А что же слуг не попросишь о помощи?

– Да ты шутишь, не иначе! – всплеснул руками Товит. – Ужель не видел, что слуг у меня раз-два и обчелся? Две девки у Арвелы в услужении да нянька старая, держу их, чтобы дочка не заскучала. Она-то света белого не видывала, дни напролет книжки читает да мечтает о своем, о девичьем. Ах да, и чернавка-повариха на кухне у меня, работящая, ловкая, одна со всем справляется, вон какой пир для дорогих гостей закатила. Больше и нет у меня слуг. Не терплю чужих в доме… Сам, все сам.

«Прям все? И горшки?» – хотел спросить Садко, но не стал. Сказал вместо этого:

– Давай-ка я матроса Нуму с собой возьму. Проворен индеянин да силен, прыгать горазд…

Товит покачал головой, сказал ласково:

– Не пойдет, друг дорогой. Я, как и ты, купцом был, знаю цену тайнам. Ты – капитан, а значит, слово держать умеешь, вот тебе доверюсь, а прочим – не проси. Не хочу, чтобы потом моряки да вояки языками трепали о моей горе в кабаках портовых. Мы с тобой и вдвоем справимся. Ты – моряк, ловкий да сильный, а я места здешние знаю, научу, как до вершины добраться. И людей твоих я уважу, не сомневайся. Пусть насладятся твердой землей: открою для них купальни мраморные, освежатся, а потом и с дороги отдохнут в гостевых покоях, на подушках с лебяжьим пухом.

Что ж, если готов хозяин острова секретом горы поделиться, так тому и быть, а команда пускай и в самом деле отдохнет. До Ольши путь неблизкий, силы понадобятся. Садко протянул Товиту руку, и тот крепко ее пожал.

Капитан напрасно осторожничал, «Сокол» снова не подвел. Чудо-корабль сам определял, как близко ему можно подходить к берегу, и в этот раз отважился выбраться аж на мелководье, зарывшись изогнутым носом в мягкий песок.

Радята навел порядок в своем царстве котелков да сковородок, разложил и закрепил утварь, подготовил холодный ларь для дичи и свежих фруктов. Всё к возвращению отряда будет готово! В мастерстве звероловов-добытчиков он не сомневался, да и Нума сумеет плоды спелые с любого дерева собрать, как бы высоко они ни росли.

Сделав, что собирался, и приготовив закуски, повар, чуть поколебавшись, решился-таки на вылазку. Ждану с Витославом не терпелось по острову прогуляться, ведь земную твердь под ногами мореходу не часто ощутить доводится – а чем Радята хуже? Спустившись по веревочной лестнице, он, чуть пошатываясь, прошелся, привыкая к земле. Погонял для забавы мелких белых крабов-отшельников, что при его приближении юрко зарывались в песок. Зевая, понаблюдал за важно вышагивающей желтоногой и стройной цаплей, бродившей по линии прибоя, выискивая мелкую рыбешку. Посмотрел вслед Ждану, навострившему ноги к дальней части бухточки, где, мысом уходя в море, громоздились здоровенные, обкатанные волнами коричнево-сизые валуны. А потом последовал за Витославом, который уже успел скрыться в лесу.

Но, добравшись до границы яркой зелени, повар повглядывался в тени в глубине плотных зарослей, подумал… и пошел назад, так и не решившись сунуться в чащу. Кто его знает, какие в этой части света лешаки водятся, какой у них нрав и как они к чужакам относятся. Нет, на открытом месте лучше – все вокруг как на ладони, тихо, спокойно, комарья нет, да и «Соколик» под присмотром.

Радята уселся на песок, прислонившись к изогнутому серому стволу склонившейся над водой пальмы. Та полоскала кончики широких листьев в лазурной воде, будто кланялась – и морю, и разбросанным вокруг нее круглым гладким валунам, и цапле, что продолжала расхаживать по берегу, не обращая на людей никакого внимания. Подставив лицо солнечным лучам, Радята зажмурился от удовольствия, слушая тихий шум прибоя, чувствуя, как легкий ветерок шевелит редкие волосы.

Впервые за последние пару недель его не мучило беспокойство. Он потягивал холодную воду из фляги и, прикрыв глаза, размышлял. Эх, думал ли когда-нибудь робкий паренек, ученик кашевара из Олонца, что окажется так далеко от родных северных земель? Что увидит далекие и чудные берега, такие как этот? Что станет частью команды лучшего во всем Белосветье морехода? И что тот поручит ему заботу о драгоценном волшебном корабле?..

Кто-то заслонил от него солнце, и Радята, не поднимая век, лишь лениво махнул рукой:

– Проголодался? На «Соколике» под бортом в теньке лежит твоя доля… Сухомятка. Зато к вечеру царский пир закатим!

Думал кашевар, что это вернувшиеся Ждан или Витослав за едой явились. Мелю-то он сразу в трюм отнес сушеное мясо с сухарями – диволюд на южном солнце обгорал до пузырей и сейчас снова мучился от жары, а потому на землю, ясное дело, не рвался. Сидел в трюме, в темноте прохладного закутка, неподалеку от бочки с пресной водой, сводил-разводил пальцы на перепончатых руках, мурлыкал что-то на своем языке… И спал там же.

Но вместо того, чтобы поблагодарить Радяту и отправиться за харчами, тень чирикнула что-то и мазнула его по лицу перьями. Повар распахнул глаза и увидел алконоста Алю, усевшуюся на гранитном камне рядом. Птица из Иномирья встревоженно глядела на человека, склонив голову, и дрожала, будто ей холодно.

– Замерзла? На таком-то солнце? – растерянно пробормотал Радята и засуетился: – Уж не заболела ли ты часом? Ох, капитан мне голову свернет… Травяного отвара тебе подогреть? Ничего, сейчас найду тебе тряпочку какую для пущего уюта…

– Не замерзла, – прозвенел в голове чудесный голос. Повар растерянно коснулся уха и уставился на алконоста. – Тебя Садко главным назначил, тебя «Сокол» теперь слушается, тебе первому и скажу.

– Что?

– В беду Садко попал. Спасать надобно. Чувствую, неладно с ним. И с командой…

– Да как же… – дремотное благостное настроение мигом испарилось. – Да что же… Там же воины все! А мы-то…

– Спасать надобно, – твердо повторила Аля. – И нам – тоже остеречься. Плохой это остров.

– Так что ж ты раньше молчала?

– Нутро тоской подводило, но уверенности не было. Теперь же сердце мое когти ледяные давят. Сомнений нет, я беду учуяла. Те, кто вглубь ушли, сами не сладят. В ловушку попадут. Смерть их себе в добычу приглядела.

– Ох! – Радята вскочил, заметался туда-сюда, пытаясь понять, что делать, куда бежать. – Ждан! Витослав! Где вы? Сюда, быстрей!

– Чего шумишь? – Обаянник оказался рядом, шел от зарослей, держа в руке охапку каких-то листьев.

А Ждан, умудрившийся залезть на груду валунов с другой стороны бухты, махал рукой и что-то приветственно кричал, показывая, мол, тут я, смотрите, куда забрался! Вот шило в заднице, и какого водяного его туда понесло, по камням прыгать, когда тут такое горе?

– А ну бегом сюда! – заорал ему Радята. – Живо давай!

– Да что стряслось-то? – нетерпеливо спросил Витослав, приближаясь.

– Беда у нас, – повар тыкнул пальцем в алконоста. – Аля молвит, в ловушку Садко угодил…

Витослав свел брови, по щекам заходили желваки:

– Ежели алконост беду чует, дела и вправду плохи.

Повернулся к волшебной птице:

– Не видно ль тебе, сколько времени у нас в запасе? Успеем ли?

– Прямо сейчас идти надобно, – снова услышал Радята голос в голове. – Тогда, может, и успеете…

– Поторапливает нас! – повар заоглядывался по сторонам. – Это ж оружие с собой надо… Припасы… Или что? Или как?

– Оружия вроде много, – поморщился Витослав, вспоминая. – Полуд за этим следит, не все же они с собой забрали… Сабельки имеются, щиты на бортах закреплены, три добрых копья нам точно оставили… Посмотреть надо. По следам пройти сумеем, но бежать придется, чтобы нагнать…

Радята схватился за голову. Куда ему бежать? С его-то брюхом? Выдохнется через сотню шагов, задерживать всех станет. Он же не легконогий Ждан – тот вон как мчится по песку, руками снова машет, вопит что-то. Сил девать некуда парню…

– …гите! – донеслось издалека.

Повар с обаянником замерли, глядя на бегущего во всю прыть Ждана. Справа от того вдруг разлетелась в стороны изумрудными брызгами зелень, и из чащи вывалилось чудище размером с индеянского слона, но приземистое. Такого зверя Радята никогда не видывал – то ли змей, то ли ящер, то ли вовсе чудо-юдо. Бежало оно, как ящерица, извиваясь всем телом, хлопая по песку длинным остроконечным хвостом. Крупная и темная чешуя отливала на солнце медью, голова с огромной зубастой пастью ходила из стороны в сторону на очень длинной морщинистой шее. Взрывая песок когтистыми лапами, чудовище мчалось за Жданом, определенно намереваясь перекусить заезжим чужестранцем. И его спутниками, если те не поторопятся.

Радята и Витослав поторопились – рванули к «Соколу», не сговариваясь, а Аля взмыла ввысь, тревожно крича.

Молодой обаянник вскарабкался на корабль ловко и стремительно, как Нума, а вот кряхтящий повар замешкался, с трудом подтягиваясь на ходящей ходуном веревочной лестнице. Едва он перевалился через борт и неловко плюхнулся на палубу, как следом запрыгнул мокрый от пота Ждан с перекошенным от ужаса лицом.

– К оружию! К оружию! – кричал он.

Будто отвечая на его слова, над бортом «Сокола» поднялась чешуйчатая голова медного цвета. И прямо в лицо Радяте уставились пустые и черные, как акульи, глаза.

– А ну прочь! – гневно закричал Витослав. – Кыш-кыш! Пошел прочь!

Он уже где-то раздобыл копье и теперь бесстрашно бросился вперед, угрожающе тыкая острием прямо в оскалившуюся зубастую пасть. Змееящер лишь осклабился в ответ, раскачивая головой из стороны в сторону.

– Бей его, бей! – закричал Радята, не понимая, почему Витослав только пугает копьем страшного зверя, который сам кого хочешь испугает.

Длиннющими когтями чудище полоснуло по борту корабля, оставляя в волшебном дереве глубокие шрамы. Корабль заскрипел, заныл всем телом, волна дрожи прошла от носа до кормы, и палуба резко дернулась. Как будто стало больно «Соколу» и теперь он пытался сбросить чудовище на мелководье.

Змееящер чуть не опрокинулся, когда борт качнулся в его сторону, но равновесие удержал, засипел и повернул зубастую башку к Ждану, который уже снимал с борта большой щит. «Не успеет!» – испугался Радята за парня, глядя, как чешуйчатые, перепачканные в мокром песке когтистые пальцы тянутся к матросу. Еще мгновение – и схватит его чудовище, сомнет, выдернет за борт на берег.

Но гадина не успела – на нее налетела Аля, забила крыльями, заклекотала громко и яростно, целясь когтями в антрацитовые глаза. Будто не храбрый алконост ринулся на тварь в сотни раз больше себя, а стая орлов атаковала трусливого суслика.

За Алю Радята тоже испугался. Но страх вдруг помог сообразить, что надо защищаться. А раз защищаться…

– Ждан, живо на нос! К водобою!

И вновь ощутив дрожь под ногами, крикнул уже во весь голос, даже не сообразив толком, что делает:

– «Соколик», уходи! Давай назад! Уходи от берега!

Крикнул, лишь на одно понадеявшись – что чудовищный медный ящер ни летать, ни плавать не умеет. Тот пытался отмахиваться от юркой птицы, шипел и брызгал слюной. Вот он встал на дыбы, опираясь на длинный хвост, оторвавшись от борта… и этим воспользовался «Сокол»: быстро дернувшись назад, он кормой вперед стремительно пошел на глубину, подальше от берега. Аля по-прежнему прикрывала отход, вертясь вокруг головы змееящера, а на носовой площадке поднялся водобой-брызгун и зашумел, наполняясь водой.