Охранник периметра

Глава первая: Периметр не спит

Складской комплекс «ТрансЛогистик» тонул в осенней тьме, как корабль в чернильной ванне. Дождь, начавшийся еще в сумерки, теперь полосил по шиферу крыши и создавал звуковую завесу, под которую можно было подвести целую дивизию. Виктор Звягинцев сидел в сторожке у центральных ворот и думал, что дождь – хороший союзник. Он маскирует шум, но и сам маскирует чужой шум. Это была первая мысль, которую вбили в голову на курсе диверсантов в Кубинке. Вторая мысль звучала короче: дождь – это грязь, промокшие ноги и вероятность воспаления легких. Виктор предпочитал вторую мысль.

В сторожке пахло старой оливой, сыростью и чем-то средним между чаем и сухпайком. На перегоревшем экране монитора, подключенного к шести камерам видеонаблюдения, мерцала снежная рябь. Система давно требовала замены, но арендатор склада – фирма «НоваТех» – экономила на всем, кроме секретности своих грузов. Виктор знал это непонаслышке: три месяца назад, когда его взяли на работу, ему дали инструкцию из трех страниц и рацией, которая не ловила даже в центре Москвы, не то что в тридцати километрах за МКАД. Зато зарплата платилась вовремя. Пятьдесят тысяч рублей за ночные смены и возможность не встречаться с людьми – для него это было справедливым обменом.

Он потянулся к термосу, открутил крышку и нал себе черный горячий чай. Чай был крепкий, с листом, не пакетированный. Еще одна привычка из прошлого, которую не хотелось отпускать. В прошлом. Как странно звучит это слово. В прошлом Виктор Звягинцев был капитаном спецназа ГРУ, инструктором по выживанию в любых условиях, диверсантом, чьи операции до сих пор ходят легендами в узких кругах. Он обучал людей убивать без шума, выживать без еды, двигаться без сна. Он сам прошел пекло двух чеченских кампаний, афганскую выучку, сирийскую командировку и десяток засекреченных операций, о которых официально не существовало ни одной бумаги. Теперь он сидел в драной сторожке, наблюдал за монитором, на котором уже полгода ничего не происходило, и пил чай из армейского термоса.

Армейский. Правильнее было бы сказать – армейский еще совка. Термосу было больше тридцати лет, он достался от отца, который тоже служил в спецназе, только еще в те времена, когда это называлось просто разведрота. Отец умер пять лет назад, не дожив до пенсии на три месяца. Инфаркт. Сердце не выдержало сочетания водки и воспоминаний. Виктор тогда еще был на службе, и командование дало ему трое суток для похорон. Трое суток на отца, прослужившего двадцать пять лет. Тогда Виктор впервые задумался о том, чтобы уйти. Но уходил он не сразу и не красиво. Проще сказать – выгнали. Выгнали после того, как он сделал то, что считал правильным, а командование посчитало нарушением приказа.

Случилось это в Сирии, в две тысячи шестнадцатом. Группа попала в засаду. Приказ был ясен: оставить раненого и выходить. Раненым был его младший брат по оружию, Серега Крылов, с которым они прошли огонь и воду. Оставить? Виктор оставил бы себя скорее. Он прикрыл отход группы, вытащил Крылова на себе за семь километров к выходной точке, сбил двух террористов врукопашную и получил три пули. Одна прошла насквозь, две застряли в бронежилете. Крылов выжил. Виктор тоже. Но приказ был нарушен. И хотя на него закрыли глаза из-за успешного исхода, в досье занесли пометку: «Недисциплинирован. Самоуверен. Не подходит для дальнейшей службы». Через полгода его вышвырнули в запас под благовидным предлогом «по состоянию здоровья». Здоровье, кстати, действительно подводило. Пули оставили после себя хроническую боль в ребрах, которая напоминала о себе каждым резким движением. Но главная боль была не в ребрах.

После армии он вернулся в Москву, снял крошечную квартиру в Химках и начал искать работу. Бывшие сослуживцы предлагали охрану в частных фирмах, где нужны были не столько мускулы, сколько связи. Но Виктор не хотел встречаться с людьми. Он не хотел объяснять, почему у него такие глаза. Почему он не смеется на плоских шутках. Почему каждый раз, когда сзади кто-то подходит, он поворачивается всем корпусом, а не только головой. Он хотел тишины, одиночества и возможности не думать.

Склад «ТрансЛогистик» стал идеальным вариантом. Два раза в неделю ночные смены, с семи вечера до семи утра. Никакого начальства, никаких коллег, кроме дневного охранника – толстяка Васи, который вечно приходил с перепоя и сразу засыпал в своей сторожке у задних ворот. Виктору платили не за то, чтобы он что-то делал, а за то, чтобы он просто был. Был на месте, был готов отозваться на звонок, был живым. Все остальное – формальность.

Но Виктор Звягинцев не умел быть просто «живым». Он умел быть готовым. И за три месяца работы на складе он успел превратить эту должность в настоящую военную операцию. Первым делом он изучил каждый квадратный метр территории. Площадь была небольшая – три тысячи квадратов, огороженных трехметровым забором из профнастила, с воротами спереди и сзади, с двумя складскими корпусами и ангаром для техники. Но для Виктора это было полем боя. Он нашел все слепые зоны камер, все укрытия, все подходы и отходы. Он знал, где забор прогнут под тяжестью сгустившейся глины, где можно перелезть, не задев колючую проволоку. Он знал, что пятый лист профнастила справа от главных ворот гнилой и выдержит только легкий вес. Он знал, что в ангаре под самым стареньким «КАМАЗом» зарыт люк, ведущий в канализационный колодец, которого на планах не существовало. Он знал, что вентиляционная шахта на крыле второго корпуса ведет прямо в комнату с серверным оборудованием, где хранились не только видеоданные, но и что-то еще, о чем ему не говорили прямо, но что он чувствовал по запаху.

Да, запах. Виктор научился чувствовать запах опасности еще в Чечне. Это был не запах страха, не запах пота, не запах пороха. Это был запах концентрации намерения. Когда люди готовы совершить насилие, они излучают особую энергию, которую можно уловить, если знаешь, как. Виктор знал. И последние две недели он чувствовал этот запах. Сначала он подумал, что это он сам деградирует, впадает в паранойю. Но потом начал замечать детали. Ночами, когда он делал обход по периметру, он видел следы. Небольшие, едва заметные. Сломанная ветка у забора, которую он сам вчера оставил целой. След от шины на грунте у задних ворот, хотя за день никакой техники не заезжало. Вчера он нашел окурок у угла ангара. «Мальборо» – красный. Ни он, ни Вася не курили. А днем на территории работали только их грузчики и парочка водителей из «НоваТеха». Все местные, с местными привычками. «Мальборо» красный – это было аномально.

Сегодня, перед началом смены, Виктор решил проверить фуру, которая стояла в ангаре уже третий день. «НоваТех» грузил ее что-то медленно, аккуратно, с лишним вниманием к деталям. Фура была обычная – «Вольво FH16», с прицепом-рефрижератором. Номера московские. Но когда Виктор прошел мимо нее днем, он заметил, что номерной знак на прицепе был другой. Не совсем другой – отличалась одна цифра. Случайность? Может быть. Но в мире Виктора случайностей не существовало. Были закономерности, которые он еще не понял.

Он обошел фуру, осмотрел замки на прицепе, попробовал пошевелить двери. Они были закрыты на два замка, но один из них – замок-накладка – был новым. Хромированный, блестящий, не ржавый, как все остальное на складе. Виктор приложил палец к замку и почувствовал липкость. Машинное масло. Кто-то смазал его недавно. Зачем? Чтобы замок не заклинило? Или чтобы он не скрипел?

Вернувшись в сторожку, Виктор открыл свой рюкзак, который всегда лежал под столом. В нем, кроме термоса и сухпаек, было три предмета, о которых работодатели не знали. Первый – складной нож разведчика НР-40, отцовский трофейный, с насечками на рукояти и клинком в пятнадцать сантиметров. Второй – компактный фонарь с инфракрасным фильтром. Третий – прибор ночного видения, монокуляр, который он купил за последние деньги после увольнения. Он вынул монокуляр и выключил свет в сторожке. Минуту сидел в темноте, привыкая, затем поднес монокуляр к глазу и посмотрел на территорию.

Картина мира, окрашенная в зеленые тона, была чужой и враждебной. Дождь падал серебряными иглами в свете ночной лампы у ворот. На грунте перед ангаром лужи отражали небо. Все было тихо. Слишком тихо. Даже собаки с соседнего завода, которые обычно лаяли по ночам на каждый шорох, сегодня молчали. Виктор опустил монокуляр. Собаки молчали. Это было плохим знаком.

Он включил свет, встал и надел куртку. Куртка была его старой полевой, теперь уже без нашивок, но с теми же карманами, в которые он складывал все необходимое. Патроны там не было – оружие на работе ему не выдавали. Но было пара пачек жевательной резинки, раскурок, зажигалка, небольшой мультитул и пластиковый пакет с мелко нарезанным луком. Лук – это было его ноу-хау. Если натереть им руки, запах маскирует запах человека. Старый охотничий трюк, который выручал не раз.

Виктор вышел на улицу. Дождь сразу же встретил его холодной пеленой. Он повернул влево, пошел вдоль забора, не спеша, с достоинством человека, который делает свою обычную работу. Но глаза его работали иначе. Он смотрел не на путь, а сквозь него. Фиксировал каждую тень, каждое движение. В углу, где забор соприкасался с кустами, он увидел свежее повреждение. Не ветка, а сама сетка рабицы была приподнята. Кто-то подковырнул ее снизу, чтобы пролезть. След был свежий, не более часа. Виктор присел, провел ладонью по влажной земле. Палец нащупал вмятину. След ботинка, размер сорок четвертый, протектор глубокий, военный тип. Не рабочий ботинок. Не ботинок грузчика.

Виктор встал и продолжил движение. Теперь он знал. Он не знал, кто и зачем, но знал, что пришли. И знал, что они еще здесь. Потому что такие люди не делают разведку и уходят. Они делают разведку и остаются. Они ждут. Их ждет сигнал. Или время.

Он вернулся в сторожку и сел за стол. На мониторе по-прежнему мерцала рябь. Шесть камер показывали шесть участков, но Виктор знал, что реальная картина шире. Он достал из кармана старую записную книжку – тоже наследство от отца – и стал рисовать схему. Схему склада, но не такую, как на официальных планах. Схему убийства.

Он отмечал поля огня, сектора обстрела, мертвые зоны, приоритетные цели. Для себя. Для того, чтобы понять, где будет удобнее всего встретить гостей. Потому что гостей он встретит. Это было не вопросом выбора, а вопросом времени.

В девять вечера Вася позвонил с задних ворот. Рация залилась заискрившим шипением: «Виктор, ты там живой?»

«Живой», – ответил Виктор, не поднимая трубку, а просто нажав кнопку передачи.

«Я лягу спать. Сердце кольнет – позову. Не уходи далеко.»

«Не уйду», – сказал Виктор и отпустил кнопку. Он знал, что Вася уснет через пять минут и будет спать как убитый до самой утренней смены. Это было хорошо. Вася не мешал бы.

В десять вечера Виктор взял фонарь и сделал еще один обход. На этот раз он шел иначе, не по периметру, а по диагонали, через середину двора, проверяя укрытия. Он знал, что если придут, то не с фронта. Фронтальная атака – это для глупцов и для армии. Придут с тыла, через задние ворота, которые якобы не открываются. Но Виктор знал, что они открываются. Он сам их чинил три недели назад, когда Вася пожаловался, что скрипят. Он смазал петли и поставил новый засов. Но он оставил один старый гвоздь в петле. Гвоздь, который при необходимости легко вынуть, и ворота откроются без ключа.

Задние ворота были закрыты на замок и засов. Но гвоздь все еще торчал на своем месте. Виктор проверил его пальцем. Гвоздь был влажный. Кто-то дергал его недавно. Он оставил гвоздь на месте. Пусть думают, что он не знает.

В одиннадцать вечера он вернулся в сторожку и включил радио. Музыка классическая, «Радио Остров». Это помогало ему думать. Между сонатами он слышал звуки склада. Звук дождя. Звук ветра. Звук собственного дыхания. Он дышал медленно, глубоко, как учили в йога-классе, куда его отправили после ранения. Йога для спецназовца – это как балет для медведя. Но он выучил. Потому что учить – это было единственное, что он умел делать хорошо.

В полночь он встал и выключил свет в сторожке. Долго стоял у окна, смотрел на территорию. Дождь почти прекратился, теперь это была не проливная стена, а мелкая морось, создающая пелену. В такую пелену можно было подойти вплотную. Виктор достал монокуляр и снова осмотрел периметр. На этот раз он увидел то, что ждал. Движение.

Тень отделилась от более темной тени у забора слева. Человек, одетый в темное, без отражающих элементов, пересек пять метров открытого пространства и скрылся за углом ангара. Движение было плавным, экономным, без лишней траты энергии. Профессионал. Виктор не увидел оружия, но знал, что оно есть. Оно всегда есть.

Он опустил монокуляр и медленно, очень медленно, отошел от окна. Не нужно давать контрастную точку. Не нужно показывать, что ты видишь. Нужно играть в ту игру, в которую тебя втянули, но по своим правилам.

Виктор сел на стул, закрыл глаза и начал считать. До ста. Медленно. Между каждым числом – вдох и выдох. Это успокаивало. Это приводило мысли в порядок. На счету семьдесят три он услышал первый звук. Легкий, едва уловимый – металл о металл. Это был гвоздь, который убирали из петли задних ворот. Значит, началось.

Он открыл глаза и встал. Подошел к двери сторожки и тихо снял с крючка старый плащ. Плащ был длинный, темный, непромокаемый. Он накинул его на плечи и выключил рацию. Рация, если ее забудешь выключить, может предать тебя. Он выключил и мобильный телефон. Не отстегнул, а именно выключил. Теперь он был один. Один со своим складом, один со своим прошлым, один с теми, кто пришел за его периметром.

Виктор вышел из сторожки через заднюю дверь, которая вела в туалет, а из туалета – в небольшой технический коридор. Он знал, что этот коридор не показан на планах пожарной безопасности. Его добавили при перепланировке, и забыли. Люди часто забывают такие вещи. Он открыл дверцу, и она дала легкий скрип. Виктор замер. Скрип был слабый, но в ночной тишине любой звук усиливается. Он посчитал до тридцати и выглянул.

Территория была пуста. Но пуста ли? Он видел, как тень у забора двинулась вправо, к ангару. Еще одна тень вышла из-за угла и двинулась влево, к главным воротам. Классический охват флангов. Значит, в центре должна быть группа прорыва. Кто-то должен идти прямо.

Виктор вернулся в сторожку через ту же дверь. Он не закрыл ее, оставил щель. Шум открывания двери мог бы выдать его. Он сел за стол, передернул старую тканевую шторку на окне, оставив щелку в пару сантиметров. Через эту щелку он мог видеть главные ворота и часть ангара. Он ждал.

Через две минуты он увидел их. Трое. Движение было скоординировано, как у танцевального коллектива. Один шел прямо, к воротам. Два отошли в стороны, в тени. У первого в руках было что-то длинное. Не ружье, не винтовка. Что-то компактное, короткое. Пистолет-пулемет? Возможно. Вторая и третья фигуры несли что-то в руках, но в темноте сложно было разглядеть. Виктор не напрягал зрение. Он просто запоминал очертания, движения, скорость. Профессионалы. Настоящие. Не местные гопники с травматом.

Он подождал, пока троица не подошла к воротам. Тот, что посередине, поднял руку, и Виктор увидел вспышку. Не вспышку света, а вспышку инерции – движение, которое не могло быть чем-то другим, кроме как ударом. Замок на воротах был слабый. Он сломался сразу. Ворота открылись, и троица вошла на территорию. Они двигались тихо, не спеша, не торопясь. Они знали, что у них есть время. Они думали, что знают все.

Виктор встал. Он знал, что делать дальше. План был простой. Не атаковать сразу. Это глупо. Профессионалы ждут атаку. Профессионалы готовы к атаке. Нужно атаковать тогда, когда они не готовы. Когда они думают, что контролируют ситуацию. Когда они соберутся в одной точке, в одной комнате, в одной ловушке.

Он тихо вышел из сторожки и двинулся вдоль стены второго корпуса. Здание было двухэтажным, но второй этаж использовали только для хранения мебели. На первом этаже были офисы, серверная и комната отдыха. В комнате отдыха спал Вася. Виктор подошел к окну серверной. Окно было закрыто, но не на замок. Он открыл его изнутри, через старый прорез в раме, который оставил сам, чиня створку месяц назад. Внутрь влез легко, как кошка. Серверная была темная, только зеленые индикаторы серверов мерцали, как глаза драконов. Виктор прошел между стойками, нащупал дверь и открыл ее. Коридор был пуст. Он двинулся к лестнице, ведущей на второй этаж. На втором этаже, в дальнем углу, был выход на крышу. На крыше он оставил небольшой сюрприз. Он оставил его две недели назад, когда починил вентиляционную шахту. Тогда он думал, что просто готовится к худшему. Теперь он понимал, что готовился к лучшему. К тому, что заставит его почувствовать себя живым снова.

Он вылез на крышу через люк. Дождь бил в лицо, но теперь это не мешало. Он ползком подобрался к краю крыши и посмотрел вниз. Четверо. Они стояли у фуры в ангаре. Один был у водительской двери, пытаясь вскрыть замок. Двое держали позицию у входа в ангар, прикрывая его. Четвертый стоял у задних ворот, смотрел на улицу. Связной. Группа пятерых человек. Классическая диверсионная группа: командир, связной, двое стрелков и взломщик. Виктор оценил их. Они были хороши. Но они не знали главного. Они не знали, что периметр не спит. Периметр ждет. И периметр помнит.

Он тихо отполз от края и полез к своему сюрпризу. Сюрпризом был небольшой мешочек с мелко нарезанной проволокой, смешанной с керосином. Искра от зажигалки, и это даст дымовую шумовую завесу. Но это было не все. Виктор достал из кармана плаща пачку спичек. Он не курил, но спички всегда были при нем. Еще одна привычка. Он зажег спичку, поднес к мешочку, и тот вспыхнул с характерным шипением. Через три секунды начался дым. Через пять – треск и яркие вспышки. Это было похоже на короткое замыкание в электрической коробке, но только громче. Как раз то, что нужно.

Он кинул мешочек на край крыши, где была старая антенна, и отполз к люку. Через десять секунд в ангаре началась паника. Голоса, команды, шаги. Они думали, что их обнаружили. Они думали, что это сигнализация. Они думали, что нужно действовать быстрее.

Виктор спустился по лестнице и вышел в коридор. Он не бежал. Он двигался быстро, но бесшумно. Его целью была не фура. Его целью был связной. Тот, кто стоял у ворот. Если убрать связного, группа ослепнет. Они не смогут сообщить о неудаче. Они не смогут вызвать подмогу. Они останутся один на один с периметром.

Он вышел из корпуса через боковую дверь, которая вела прямо к задним воротам. Дверь была за листвой ольхи, которую он сам посадил два месяца назад. «Для красоты», – сказал он тогда директору. Директор пожал плечами и разрешил. Теперь эта ольха скрывала дверь, которую никто не знал, кроме него.

Он вышел и увидел связного. Тот стоял спиной к нему, смотрел на ангар, где его люди пытались взломать фуру. В руке связной держал радиостанцию. Не рацию, а настоящую военную станцию, с антенной и гарнитурой. Это было интересно. Это говорило о серьезности.

Виктор не делал лишних движений. Он просто подошел сзади и ударил. Удар был не сильный, но точный. Основанием ладони в висок. Связной рухнул без звука. Виктор поймал его, опустил на землю и забрал радиостанцию. Он не убивал. Еще не убивал. Убийство – это крайний случай. Убийство оставляет труп. Труп оставляет вопросы. А вопросы – это то, чего не любит периметр.

Он оттащил связного в тень ольхи и связал ему руки ремнем от своих брюк. Ремень был кожаный, прочный. Рот связному заткнул носовым платком. Тот пришел в себя через минуту и начал вырываться, но Виктор прижал его коленом к земле и прошептал: «Не шуми. Я не убью, если ты не заорешь. Шуми – умрешь. Просто как собака. Понял?»

Связной замер. Глаза его были широко открыты, но в них читался не страх, а ярость. Профессиональная ярость. Это был не гопник, не бандит. Это был военный. Виктор это чувствовал. Он сам был таким.

«Сколько вас?» – спросил Виктор шепотом.

Связной молчал. Виктор сжал ему запястье так, что кости хрустнули. Связной зашипел от боли.

«Сколько вас?» – повторил Виктор, еще тише.

Связной кивнул. Виктор ослабил хватку.

«Пять», – прошептал связной.

«Кто командир?»

«Тот, у фуры. В кепке.»

«Что в фуре?»

Связной замолчал. Виктор снова сжал запястье, но тот только скривился и покачал головой. Значит, не знает. Или знает, но молчит по другой причине. Виктор посмотрел в глаза связному и увидел там знакомое выражение. Это было выражение человека, который выполняет приказ. Неважно, что приказ глупой. Неважно, что смертельный. Приказ есть приказ.

Виктор кивнул. Он понимал. Он сам таким был. Он отпустил связного, но не развязывал. Оставил его лежать под ольхой, в грязи, и двинулся к ангару. Теперь у него была радиостанция. Теперь он мог слышать, что говорят его гости.

Он включил станцию на минимальную громкость и прислушался. Голоса были тихие, сжатые. Он услышал: «…связь пропала. Молчит. Дерьмо. Давайте быстрее. Нужно до двух ночи уйти.»

Два часа. Значит, у них была задача с временным лимитом. Почему два? Что случится в два? Смена охраны? Появление дополнительной охраны? Или это был их личный дедлайн?

Виктор не стал гадать. Он двинулся к ангару с другой стороны. С той стороны, где был люк в полу, ведущий в подвал. Подвал, где хранились канистры с соляркой для генератора. Генератор стоял здесь же, в углу ангара, закрытый фанерным кожухом. Но подвал был забыт всеми, кроме Виктора. Он нашел его, чистя территорию от мусора две недели назад. Люк был заставлен коробками, но Виктор их отодвинул. Он всегда оставляет себе запасной путь.

Он открыл люк и спустился вниз. Подвал был темный, сырой, пахнуло топливом и плесенью. Он прошел по узкому проходу между канистрами и вышел к выходу, который вел внутрь ангара. Выхода на планах тоже не было. Это было аварийное отверстие для обслуживания труб. Труб, которые не существовали уже пять лет.

Виктор выглянул в ангар. Он видел фуру, он видел двух человек у дверей прицепа, он видел командира, стоящего в стороне и говорящего по рации. Он не видел четвертого. Где четвертый? Где связной? Он уже был связан. Но где тот, кто должен был прикрывать тыла?

Виктор услышал шаги сзади. Он замер. Шаги были тихие, но не достаточно. Он повернул голову и увидел тень в углу. Четвертый. Тот, кто должен был прикрывать тыл. Он стоял с автоматом, приклад к плечу, и смотрел прямо на место, где был Виктор. Только Виктор стоял в тени, и четвертый его не видел. Но он чувствовал. Он чувствовал, что что-то не так.

Виктор медленно отошел вглубь подвала. Он знал, что четвертый пойдет проверять. И пойдет аккуратно, как положено. Он не побежит, не закричит. Он двинется медленно, проверяя углы, проверяя укрытия. Это будет его ошибкой.

Виктор нашел в углу подвала старый мешок с песком. Он стоял здесь с тех пор, как строили ангар. Песок был влажный, тяжелый. Виктор поднял мешок и подождал. Через минуту он услышал шаги над люком. Четвертый спустился. Он двигался осторожно, фонариком не светил, рука с оружием впереди. Он был хорош. Но Виктор был лучше.

Когда тень четвертого прошла мимо, Виктор выкинул мешок. Не кинул, а именно выкинул, как боксерский апперкот. Мешок ударил в лицо, и четвертый рухнул. Виктор был на нем мгновенно. Он не стал бить, не стал душить. Он просто вывернул ему руку и выбил оружие. Авомат упал в грязь. Виктор поймал его другой рукой, не дав упасть. Шум был минимален. Четвертый зашипел от боли, но Виктор прижал ему ладонь к рту.

«Тихо», – прошептал он. «Ты не убит. Пока. Но если закричишь – умрешь. Я не шучу.»

Четвертый замер. Он тоже был профессионалом. Он знал, когда шутят, а когда нет. Виктор не шутил.

Теперь у Виктора было оружие. АК-105, укороченный, с глушителем и коллиматором. Оружие профессионала. Он осмотрел его быстрым движением. Патрон в патроннике есть. Магазин полный. Предохранитель снят. Он отодвинул четвертого в угол, связал его ремнем от штор, который нашел на полу, и заткнул рот тряпкой. Четвертый смотрел на него с ненавистью, но в глазах читался и страх. Страх перед неизвестностью. Страх перед тем, кто оказался сильнее.

Виктор оставил четвертого в подвале и вернулся к люку. Теперь у него было оружие, теперь у него была рация, теперь он знал их план. Они хотели фуру. Хотели до двух ночи. Значит, у них было еще два часа. Два часа, чтобы выиграть эту игру.

Он выглянул в ангар. Команда у фуры продолжала взламывать замок. Командир говорил по рации, но теперь Виктор слышал его отчетливо: «Беркут, отзовись. Беркут, где ты?»

Беркут – это было позывное четвертого. Виктор нажал кнопку передачи на рации и прошептал: «Беркут занят. Тут крысы ползают. Много крыс.»

Он сделал голос хриплым, неузнаваемым. Он не знал, узнают ли его, но рисковать не хотел.