- -
- 100%
- +
– Помни, что выбор – за тобой. Что посеешь, то и пожнешь, – продолжал вещать внутренний голос.
– Женщина, вам заходить! – командирским тоном заявила сидевшая напротив меня сухопарая дама.
Внутри что-то щёлкнуло, и уже своим голосом я попрощалась с Надей, и на полусогнутых ногах, под бременем своих сорока девяти лет и ста килограммов, поплелась к двери кабинета.
Вместо моей доброй и любимой врачихи я увидела очень молодую и на вид, хрупкую девушку. На мой немой вопрос она ответила:
– Ваш доктор ушла в отпуск. Про вас она мне рассказала, я в курсе ваших проблем. Проходите за ширму, раздевайтесь, – и указала рукой на дальний угол, где за белой ширмой пряталось гинекологическое кресло.
Осмотр длился долго. Везде было больно. Очень больно.
Врач задавала стандартные вопросы, обдумывая мои ответы, поднимала голову вверх, словно пыталась найти подсказки на белом больничном потолке. С каждой минутой выражение её лица менялось: хмурились брови, плотно сжимались губы, тускнели глаза.
Словно темная грозовая туча стремительно влетела в кабинет – напряжение нарастало, и даже я почувствовала это всей кожей.
– Можете одеваться, – снимая перчатки, сказала незнакомая докторша.
Робко усадив свою тушку на краешек стула рядом, опустив глаза вниз, стала пристально изучать больничный пол. Он был потертый и старый.
– Ремонт пора делать, – пришла очень своевременная мысль в мою пустую голову. – И вероятно, я произнесла это вслух.
– Что вы сказали??? – удивленно воскликнула врач. – Ремонт? Какой ремонт, женщина, очнитесь! Вам срочно надо свою судьбу решать, а вы бог знает, о чём думаете.
Уставившись друг на друга большими от удивления глазами, некоторое время мы обе молчали.
Врач опомнилась первой. Переведя взгляд на застывшую в удивлении акушерку, она попросила её взять в регистратуре чью-то карточку. Как до меня потом дошло – попросту её вежливо выставила.
Оставшись вдвоем, и уже обращаясь ко мне, она сказала:
– Со дня последнего осмотра ваше состояние ухудшилось, динамика отрицательная, и, если всё оставить как есть, скоро могут начаться метастазы в ближайшие органы. Вам нужна операция, – продолжала вещать доктор. – И чем быстрее, тем лучше.
Смысл сказанного про динамику и операцию дошёл до моего мутного сознания довольно быстро. А вот про метастазы я слышала впервые. Было интересно узнать – что это такое и чем они грозят моим органам. Природное любопытство победило. Глядя врачу в глаза, я наивно задала свой вопрос.
Её глаза вновь округлились, уставились на меня с выражением гнева и возмущения. Она схватилась руками за голову и почти простонала:
– Боже, какая дремучесть! Не знать элементарных вещей! Тем более, когда речь идёт о твоём здоровье!
Не знаю, что отражалось на моём лице. Но взглянув мне в глаза, она резко успокоилась, и материнско-ласковым тоном, как маленькой девочке, стала объяснять:
– Опухоль растёт, от неё, как щупальца, отходят отростки и стремятся проникнуть в те органы, которые рядом с ними. И чем больше растет опухоль, тем больше питания ей нужно. Вот и получается, что метастазы постепенно «поедают» ваш организм. Теперь понятно?
В моей голове мгновенно возник образ огромного безобразного монстра с бесчисленными щупальцами, которыми он впивается в мою матку и медленно, и незаметно для меня, смакуя, кусочек за кусочком, с наслаждением, съедает её. А другие щупальца в это же время тянутся к яичникам, кишечнику… УЖАС!
– Да, теперь понятно, – прошептала я вмиг онемевшими губами.
И опять в воздухе повисла пауза.
Доктор взяла какую-то бумажку и стала что-то в ней писать. Закончив, она протянула ее мне.
– Это направление на операцию. Конечно, вы можете подумать, Любовь Михайловна. Только думайте быстрее! Для кого-то время – деньги, а для вас – жизнь!
Машинально положила направление в сумочку, молча кивнула и пошла на выход. В дверях столкнулась с акушеркой. Татьяна Павловна сочувственно посмотрела на меня и тихо произнесла:
– Всё будет хорошо, – и легонько погладила меня по плечу.
Глава 7
Незнакомка в зеркале
Домой шла пешком. Ноги сами понесли меня к набережной. Необыкновенно тёплый весенний ветерок нежно прикасался к моему лицу, словно хотел разгладить напряженную складочку между бровями. Волосы и платье мягко колыхались, обдавая приятным теплом уставшее тело.
Ярко, радостно светило солнышко. Над головой заливисто чирикали птички, а под ногами желтели первые одуванчики. Прислонилась спиной к стволу сосны.
В голове рой мыслей, в душе – полный раздрай.
– Так вот значит, как меня видят другие: толстая, старая, умудренная жизнью тётка… Мои ровесницы просят у меня совета…
– Вот до чего ты докатилась, Любовь Михайловна, – с упрёком обратилась я к самой себе. – Как тебе только не стыдно!
– Да как-то и не стыдно, – ответил ещё один голос. – А когда собой заниматься? Муж только как пару лет перестал пропадать в командировках, а на мне трое детей, все нездоровые, помочь некому, до себя ли?
– Ладно, хватит оправдываться, давай думать, – твёрдо заявил голос.
Вопрошающим взглядом уставилась на белые барашки облаков, бегущих по голубому небу.
– Неужели не обойтись без операции? Неужели всё так плохо? – задавала я себе бесконечные вопросы и не могла найти на них ответы…
Потерявшись во времени, бродила вдоль берега красавицы Печоры. Люди, проходившие рядом, моим сознанием игнорировались, словно мы с ними находились в параллельных мирах, которые, как известно, не пересекаются.
В голове, как дятел по стволу дерева, стучал и бился один очень русский вопрос:
– Что делать? Что делать?! Что же Мне делать?!
Обессилев от этого долбежа, присела на деревянную скамейку.
– Любаша, надо что-то решать. Так больше не может продолжаться, – сказала я сама себе. – Ну что ж, если все так настаивают на операции, может хватит упираться рогом в землю? В конце концов, и врачи, и муж в этих делах понимают куда больше, чем я, и хотят для меня только хорошего.
Ну что ж, операция, так операция.
И сразу на душе стало как-то спокойно и легко.
Взглянула на часы – давно пора забирать девчонок из садика!
– Ну ты и мамашка, – попеняла я самой себе. – За болячками про всё забыла, даже про собственных детей! – продолжала тихонько ворчать и почти вприпрыжку устремилась за детками.
Мои девочки-погодки ходили в один садик, только в разные группы. И чтоб всё было по-справедливости, я их забирала по очереди, т.е. в один день сначала заходила за старшей, Наташей, и потом уже вместе с ней мы шли за младшей, Любашей (это её так муж назвал). А в другой день – наоборот. Сначала забирала младшую, а потом вместе шли за старшей. Сегодня была очередь идти за Наташей.
Летом после ужина детки в ожидании родителей играли рядом с садиком, каждая группа на своем участке. И когда детей оставалось совсем мало, девочкам разрешали играть вместе. И сегодня был как раз такой день. Около десятка малышей играли на одном участке, а две воспитательницы мирно беседовали, сидя на скамейке напротив.
Остановившись в нескольких шагах, глазами отыскала своих. Наташка гордо восседала за рулём деревянного грузовичка и увлечёно крутила баранку, издавая маленькими пухлыми губёшками массу звуков типа «ТРРРРР, птррррр, дрррррр». Любашка примостилась за спиной Наташки в кузове грузовичка и с любопытством посматривала, как старшая сестрёнка лихо управляется с машиной.
– Какие же они разные, – мелькнуло в голове. – Наташка, как пацанёнок, задиристая и неспокойная. Не зря Алексей мечтал о сыне. Все повадки мальчишеские. А Любаша… тихая, незаметная и очень послушная. Как будто оправдывает своё пребывание на этом свете. Моё эгоистичное желание избавиться от неё на поздних сроках беременности сказывалось на девочке с самого рождения. Интересно, какими они вырастут?
Увидев меня, воспитательница уставшим голосом негромко позвала:
– Наташа, Любаша, за вами мама пришла!
Руль мгновенно выпал из рук старшей, огромные голубые глазёнки встретились с моими.
– Мама! – завопила Наташа, бросаясь ко мне.
Младшая торопливо выкарабкивалась из кузова и тоже кричала:
– Мама! Мама пришла!
Я широко раскинула руки, и в них, словно две стремительные шайбы, влетели мои девчонки. Наклонилась, присела на корточки. Две пары маленьких детских ручонок крепко обняли меня за шею, и в каждую щеку уткнулись пухлые, пахнущие молоком, губёшки.
– Мамочка, мама, я так соскучилась, – кричала каждая из них. Одна в левое, другая в правое ухо.
– Я тоже очень-преочень по вас соскучилась, мои девочки! – обнимая их, прошептала я.
Восторг долгожданной встречи постепенно улёгся, и мы перешли на более спокойное общение.
– Мамуля, давай еще погуляем! – просила Наташка.
– Мамочка, пойдём домой, – просила Любашка.
Минутку подумав, предложила дочуркам совершить круг почёта вокруг садика и после этого отправиться домой. Дети радостно согласились. Подобные компромиссы помогали ослабить неосознанную конкуренцию на право быть первой и правой между девочками, а также помогали малышкам научиться учитывать желания близких людей.
Наташка, весело подпрыгивая и нарезая вокруг нас круги, взахлёб рассказывала о событиях прожитого садиковского дня. За пару минут я узнала, что она ела на завтрак, обед и ужин и что ей понравилось, а что – не очень; во что, с кем и как играла; чему новому научилась; с кем поссорилась и по какому поводу, о чем секретничали их воспитательницы во время тихого часа, думая, что все дети спят.
Любашка, крепко сжав мою руку, молча шла рядом. И если я делала неожиданно большой шаг, её маленькая ладошка судорожно хватала мою, словно пыталась удержать, остановить, не дать убежать… И когда я спросила её, как прошёл её день, она тихо ответила:
– грустно, мамочка. День так долго тянулся, а я всё ждала тебя. Все играли, и я тоже старалась играть, чтоб воспитательница не ругалась. Только без тебя совсем плохо.
Мое сердце сжалось от той совсем недетской боли, которая звучала в словах дочки.
– Я так рада, что теперь ты со мной, – продолжала моя младшенькая. – Ты же никуда не уйдёшь?
– Конечно, нет. Весь вечер я буду с тобой и с Наташей. Пойдем готовить ужин: скоро папа с работы вернется.
– А когда вернётся Вовчик? – бесхитростно поинтересовалась Любашка.
– Когда его вылечат врачи, тогда он и вернётся, – торопливо ответила я. – Что ты хочешь на ужин? – постаралась быстренько сменить тему.
– Молоко с кукурузными палочками, что бабушка прислала. Они мне так нравятся! – непосредственно ответила дочка.
Вечер прошел на удивление спокойно, по накатанному сценарию: приготовление ужина для папы, его радостная встреча с работы, совместные посиделки на кухне. Потом купание девчонок и чтение традиционной сказки перед сном. В редкие дни, когда Алексей приходил с работы пораньше, эту приятную обязанность выполнял он. И сегодня был как раз такой вечер. Пока муж укладывал детей, я убирала в ванной и на кухне.
Ну вот, чистота и порядок: помыта и расставлена по местам посуда, выстираны и развешаны детские вещички, мокрые игрушки выставлены для просушки на полочку.
В ожидании мужа прислушалась: в детской – тишина. Тихонечко открыла дверь: девочки мирно спали, сладко посапывая. Алексей тоже спал, уронив книжку себе на грудь. Осторожно сняла с его носа очки и вышла из комнаты.
– Разговор про операцию придётся отложить. А может, оно и к лучшему, – подумала я. – Пусть отдохнет.
Мне было жалко своего немолодого мужа.
Такая ноша свалилась на него! Мало проблем с болезнями детей, теперь ещё и я добавилась. А если учитывать, что он руководил довольно большим животноводческим комплексом, поднимал его из руин, выкладывался, что называется, по полной, то частенько я испытывала к нему почти материнские чувства и окружала такой же заботой.
Мне нравилось его вкусно кормить, выражая таким образом своё уважение и признание. И порой это доходило до крайности: обычный обед мог, кроме любимого борщеца, включать в себя блюда отнюдь не обыденные: фаршированную гусиную шейку, например, и маленький тортик на десерт.
Соседка Татьяна, застававшая меня за приготовлением подобных кулинарных изысков, осуждающее качала головой и говорила в сердцах:
– Сколько же часов ты на это тратишь?! И тебе не жалко своего времени и своих сил на готовку?! Нет, с этим надо что-то делать, никуда не годится…
Я совсем не понимала, почему она так возмущается, и продолжала делать по-своему. Правда, иногда чувствовала какую-то усталость и пустоту, но списывала всё на свою болезнь.
Наши супружеские отношения были почти сведены к нулю. И сказать честно, меня это устраивало. Т.к. боли во время близости усиливались, я с радостью находила предлоги от неё, что называется, откосить. И Алексей давно перестал проявлять инициативу в этом плане.
По своей наивности я относила подобное на счёт его хронической усталости, такой же хронической болезни и ОООчень зрелого, понимающего отношения к моему нездоровому состоянию. И разве я могла тогда предположить, что всем моим иллюзиям очень скоро суждено развеяться, как утренней дымке на рассвете.
Облегченно вздохнув, я отправилась в ванную, принять душ. Мой взгляд упал на отражение в большом зеркале, что стояло в прихожей. Обычно я проскакивала мимо, стараясь в него не смотреть. Сейчас же какая-то неведомая сила заставила меня подойти к нему и внимательно всмотреться. Прямо на меня смотрела совсем незнакомая мне женщина. Она была толстая, старая и очень уставшая. Бросились в глаза её покатые, безвольно опущенные плечи. Пухлые руки растерянно теребили полочку засаленного домашнего халата. Кожа на руках слегка покраснела и шелушилась. Ногти были разной длины и под ними виднелась грязь; видно, осталась после мытья посуды.
Я с любопытством и с какой-то жадностью стала внимательно изучать её. Перевела взгляд на лицо. Боже, что ЭТО!!! Зелёные и очень печальные глаза смотрели на меня с явным интересом. Чистый гладкий лоб, вздёрнутый курносый носик и пухлые губы и щёки придавали лицу милое детское выражение. А дальше… дальше шла шея. Вернее, то, что так называлось. Толстая, рыхлая, она сливалась с лицом незнакомки, и прямо от подбородка опускалась ниже, плавно переходя в пышную грудь шестого размера.
– Что с твоей шеей, где она?! – приглушённым шёпотом прокричала я.
Женщина из зеркала недоуменно пожала плечами и повернулась ко мне боком, демонстрируя толстый живот.
– Если к твоим соскам подвесить груз, он неминуемо упрётся в живот, – прокомментировала я эту чудную картину.
Женщина в зеркале виновато вздохнула и опустила голову.
Я же продолжила своё знакомство. Внимание опять вернулось к шее и я с ужасом увидела внушительного размера холмик, почти горб в районе седьмого шейного позвонка.
– Вот это да! – вырвался удивленный возглас. – А как же твоё тело выглядит сзади? – пытливо поинтересовалась я.
Старый трельяж позволял ответить и на этот вопрос. Поскольку мешковатый халат скрывал тело, его пришлось снять. Картина, открывшаяся взору, была поистине потрясающей. Женское тело отсутствовало. Полностью отсутствовала талия и приятные женские округлости. Отражение в зеркале очень сильно напоминало большую жирную гусеницу с многочисленными складками, которые свисали друг над другом. Складки были везде, даже на ногах. Особенно большие и некрасивые свисали с внутренней поверхности бёдер.
– Так вот что тебе так мешает, когда ты ходишь! – сочувственно воскликнула я.
– Да, ты права, – ответило отражение. – И неприятно потеет и натирает очень сильно, причиняя боль.
Ноги женщины были толстыми в бёдрах и неестественно тонкими ниже колен, что делало её фигуру карикатурной.
Женщина опять повернулась лицом ко мне. И моему взору открылся огромный живот, фартуком свисающий над заношенными чёрными трусами.
Пухлые коленки и отёкшие стопы с надутыми, как в резиновых перчатках, пальцами, завершали эту безрадостную картину.
Вся фигура незнакомки источала вибрации тоски-печали и непроходимой обреченности.
– Ты и вправду выглядишь лет на пятьдесят! – опять воскликнула я. – Девушка в поликлинике видела именно эту довольно пожилую даму.
И тут над моей головой грянул гром! Сильнейший электрический разряд пронзил меня от макушки до пяток.
– Эта женщина в зеркале – ты сама! Очнись, сколько ты будешь спать наяву! – прогремел голос изнутри.
И тут словно пелена упала с моих глаз, и я наконец-то увидела себя реальную, а не ту, какой я себе казалась.
– Боже мой, этого не может быть! – вскричала моя душа.
– Очень даже может, – продолжал внутренний голос. – Запустила себя окончательно, и ещё возмущается.
Халат 56-го размера, что лежал на трюмо, подтверждал сказанное.
– Что же делать? – в который раз за этот день спросила я.
– Что делать, что делать, – проворчал голос. – Мыться и спать идти. Завтра будет день, завтра и подумаешь.
Я доверяла этому так редко звучащему внутри голосу. Стыдливо сгребла сшитый мною из детских пелёнок халат и вошла в ванную.
Глава 8
Разговор с мужем
С мужем удалось поговорить только на следующий день. В обед он неожиданно появился дома. А неожиданно потому, что по своему обыкновению, обедал он в совхозной столовой, а домой приезжал ближе к ужину или и того позже.
– Партийное собрание сегодня в 14.00. Вот и появилась возможность с тобой повидаться, мой родной, – легонько обнимая меня, пояснил Алексей. – А то вчера непонятно кто раньше уснул – я или девочки. Проснулся уже под утро. Спасибо, что дала выспаться, – благодарно закончил свою мысль муж.
Мне не терпелось начать разговор о своём решении лечь под нож хирурга. И всё ж строго памятуя мамин наказ: сначала обед, а потом совет, накрыла на стол и села на своё место напротив мужа. Он был голоден и некоторое время ел молча, посматривая на меня краем глаза.
– Есть новости? – поинтересовался он.
Я кивнула.
– Решила послушать умных людей, то бишь тебя и врачей, и решилась на операцию.
В подтверждение сказанного молча показала направление на операцию.
Его густые чёрные, как у Брежнева, брови, удивлённо поднялись вверх, большие глаза округлились и стали огромными голубыми озёрами.
– Ты же не хотела! – выпалил он. – И тут же продолжил: – Умничка, что согласилась. Будем надеяться, что всё обойдется, – с ударением на втором слоге, сказал муж. Его брови вернулись на место и озёра глаз опять вернулись в свои берега.
Помолчал, подумал о чём-то.
– Теперь надо решить, где и кто тебя будет оперировать, – глядя мне в глаза, серьёзно произнес он.
– А что же решать! – воскликнула я. – Владимир Васильевич, что тут думать!
– Владимир Васильевич, Владимир Васильевич, – проворчал Алексей. – А не он ли тебя обещал вылечить и не вылечил? Сколько месяцев ты у него отлежала, а толку?! – уже вовсю возмущался муж. – Сегодня же прозвоню в Сыктывкар и по своим каналам узнаю, кому можно тебя доверить.
– Мы Вовчика уже доверили, и тоже по твоим каналам, – сказала и тут же осеклась я.
Алексей грозно нахмурил брови, сжал губы и взглядом прожёг на моём лице дырку. Молча поднялся из-за стола, до хруста сжал руки в кулаки.
– С Вовчиком другая история, не путай грешное с праведным, – сквозь зубы процедил он, поспешно направляясь к выходу.
Пропуская мужа, вжалась в стенку и невольно зажмурила глаза, подсознательно ожидая удара.
– Сегодня буду поздно, детей сама забери, – коротко бросил муж и хлопнул дверью.
– Пронесло, – облегчённо вздохнула и открыла глаза. Расслабилось испуганное тело, хранившее память о кулаках мужа.
Первый раз это случилось на мой день рождения, когда мне стукнуло 25 лет.
Полностью растворённая в муже и детях, я не успела обзавестись ни подругами, ни знакомыми. Весь круг моего общения состоял из сослуживцев мужа и их жён. Для компании Алексей пригласил в наш скромный балок Гету (завхоз детсада, куда ходил сынишка) с её мужем Жорой. Остальные отказались, сославшись на занятость. Это был бойкот общественности неравному браку (даже и не браку, а простому сожительству).
Гета, она же Генриетта, немолодая обаятельная дама обладала завидной чертой: ладить со всеми и к месту рассказывать смешные истории и анекдоты.
Жорик же напротив, был молчаливым и почти угрюмым мужчиной. Вся наша маленькая компания со смеху покатывалась над искромётными шутками Геты.
Разогретая смехом, выпитой водкой и жаркой печкой, я решила выйти на улицу. Алексей подхватил меня под руку, и мы, продолжая весело смеяться, поспешили на свежий воздух. Заливисто смеясь, радуясь новым знакомым, любимому мужчине, я всем своим новорожденным существом потянулась к стоявшему рядом такому родному и надёжному Алексею. Резкий удар наотмашь отбросил меня к стене. Из глаз посыпались искры, сами собой хлынули слёзы, и тонкой струйкой закапала из носа на новое платье, кровь. Подняла в недоумении голову и получила ещё один удар по другой щеке.
– Убью, сука такая! – услышала незнакомый безобразный шипящий голос. – Смеяться она вздумала! Глазки мужикам строит! Тварь неблагодарная!
Уродливая маска вместо родного лица. Незаслуженные оскорбления вместо объятий и поцелуев. И первые побои… И тёмная, незнакомая доселе, сторона такого, казалось бы, знакомого и близкого человека.
БРРР… Помотала головой, отмахиваясь от не вовремя нахлынувших тягостных воспоминаний.
Глава 9
Полный облом
Следующие две недели пролетели в переговорах-разговорах-переживаниях-размышлениях-делах домашних.
Наконец однажды вечером Алексей заявил:
– Любаша, тебя в Сыктывкаре ждёт самый лучший хирург онкологического отделения. Послезавтра тебе надо выезжать. Билет я уже купил, так что давай, потыхеньку сбирайся, – с неизбывным украинским акцентом произнес муж.
Я, конечно, ожидала чего-то подобного, и всё ж эта новость застала меня врасплох.
– Уже послезавтра?! – почти закричала я. – А как же дети? Ты? Как я там без вас? Одна, в чужом, незнакомом городе?
– Я договорился с Татьяной Ивановной, что работает в нашем управлении, она тебя встретит и проводит. А здесь я уж как-нибудь справлюсь. До сих пор же справлялся, и с тремя оставался, сама знаешь. Так что успокойся и давай собирайся в путь-дорогу. У тебя для этого есть целый завтрашний день.
– Только маме не говори, когда будешь звонить. Скажи, что всё, как обычно, – умоляющим голосом попросила я.
– Разумеется, всё, как обычно, – эхом отозвался муж.
Свою маму, живущую на Украине, за три тысячи километров от нас,
по – возможности я старалась беречь и не расстраивать. Хотя частенько она слёзно по телефону просила рассказать, что происходит на самом деле, – видать, материнское сердце чувствовало беду на расстоянии.
Следующий день прошёл в беспокойных хлопотах: перво-наперво занялась домом: сделала почти генеральную уборку в квартире, перестирала всё грязное, что ещё оставалось. Благо, летом бельё сохнет быстро. Перегладила.
Приготовила еду на несколько дней, чтоб было чем питаться дома и мужу и детям. Благодаря Алексею, в доме всегда были не только самые необходимые продукты, но и те, что считались жутким дефицитом: свежее мясо, рыба, фрукты и овощи. Поэтому я была освобождена от беготни по пустым магазинам в поисках чего-то съедобного.
Позвонила на работу. Попросила Свету, секретаря, передать директору, что к своим обязанностям вернусь ещё не скоро. Светлана деликатно помолчала, а потом всё ж не утерпела: поинтересовалась, с чем я так долго кошу от работы. Не умея врать, я пришла в замешательство и что-то неразборчиво проблеяла в трубку.
– Понятно, что-то серьёзное, – подытожила умная девушка и перестала меня пытать.
На мой вопрос, не собирается ли Федор Петрович меня увольнять из-за столь длительного отсутствия, быстро успокоила:
– Нет, не собирается. Да и по КЗОТу не положено. Ты ж официально болеешь, и больничный лист у тебя имеется. Так что не переживай. И побыстрей поправляйся. Поняла, Люба?
– Угу, поняла.
– Тогда до скорого.
– До скорого.
Этот разговор выжал меня, словно лимон. И когда пришла очередь собирать дорожную сумку, силы совсем закончились. Плюхнулась обесточенной тушкой на кровать и мгновенно исчезла в темноте небытия.
Чудесный летний день.
Прямо надо мной качается голубое небо вместе с птицами, качаются цветущие деревья и смеющиеся лица моих молодых родителей. Папа с мамой вытряхивают во дворе половики и сейчас качают меня в одном из них. На душе светло и беззаботно-радостно. Папка подхватывает на руки и подбрасывает в самое небо. Я кричу от восторга и страха. Мои пшеничные волосы плавно поднимаются вверх и опускаются вниз. Бешено стучит сердце, перехватывает дыхание. Маленькими ручонками я обвиваю папкину шею. От него пахнет крепким мужским потом, ветром и ещё чем-то очень-очень родным и близким.