Это случилось в пансионате

Полдня промелькнули под визг карусельного станка, норма выполнена и перевыполнена, наступило время подзаправиться. Заслуженный обеденный перерыв! Егор выключил агрегат, взял ветошь. Устал. А до отпуска ещё тыщщу лет. Чем заняться вечером? В киношку?

– Проханов!

Это, конечно, Нюрка, комсорг цеха, некрасивая, хоть и в теле, но, опять же, страшная зануда и какая-то… пресная, что ли. С такой не стал бы ни за какие коврижки, увольте.

– Ну?

– Проханов, дуй в красный уголок. Профорг зовёт. Вроде о горящей путёвке речь шла. Везёт некоторым…

– А куда? На море?

– Много хочешь.

– Ну тогда в Сибирь.

– Вообще не в курсе. Иди, сам узнаешь.

– Ладно, уговорила.

Нюрка убежала, цокая каблуками. Егор убрал рабочее место и не торопясь вышел из цеха.

В красном уголке молодой профорг Приходько играл в шахматы с пожилым парторгом, ветераном войны Иван Иванычем Рыбиным.

– Звал, начальник? Зачем звал?

– А, наш передовик! – Приходько встал, открыл железный шкаф. – Вот, дорогой товарищ Проханов, администрация премирует тебя десятидневным пребыванием в пансионате “Сосново”.

– А на кой, простите за мой французский? Вроде на здоровье не жалуюсь, тьфу-тьфу-тьфу.

– Чудак человек! Это ж не санаторий, а про-фи-лак… тьфу, чёрт, пан-си-о-нат, учреждение для отдыха трудящихся. Природа, воздух и… прочее, – профорг понизил голос, искоса поглядывая на парторга. – Так что езжай, и узнаешь, чем там люди занимаются. Я бы и сам с удовольствием, да вот…

– Да, Егор, не отказывайся, – подал голос Иван Иванович. – Отдохнёшь зачётно. Путёвка бесплатная, в отделе кадров заявление напишешь, и прямо сейчас, с обеда, можешь идти.

– Ну это как бы…

– Ты что, в свободное время банки грабишь?

Егор давно успел привыкнуть к своеобразному юмору ветерана.

– Э-э-э… В своё свободное время я взял за правило посещать библиотеку, а также зоологический сад.

– Хорошо. А девушка у тебя есть?

– Ну как сказать… Сейчас, в данный момент? Нет.

– А не в данный?

– Аналогично нет.

– Вот и чудно! – подхватил профорг. – Вернее, неправильно выразился, то есть в том смысле, что ты человек свободный, вот и развеешься там, имеешь право. И для института справку дадим.

– Это как раз не обязательно, только что сессию сдал, каникулы.

– Тогда вообще хэнде хох, цап-царап, как у нас на Втором Белорусском говорили, – добавил парторг.

Егор вздохнул:

– Ладно, что ж делать…

Уже за проходной он услышал жеребячье цоканье Нюркиных каблуков.

– Егор!

– Ась?

– Егор, сегодня в ДК Крупской “Поющие гитары”, знаешь?

– Неа, не знаю.

– А у меня два билета.

– Зачем тебе два?

– Вот и я о том. Хочешь?

– Хочу. То есть чего я хочу?

– На концерт пойти.

– С тобой?

– А что такого?

– Да знаешь, – замялся Егор. – Мне завтра в пансионат.

– Ну и что?

– То есть я вообще-то равнодушен… э-э-э… к джазам.

– Но ты же сам сказал “хочу”!

– Я другое имел ввиду.

– Что другое? – смутилась Нюрка и даже как будто покраснела.

– А этого я не скажу, ты ещё маленькая.

– Ха-ха, маленькая. Сам ты маленький.

– Ага.

– Ну так как?

– Послушай, Клава, я хочу откровенно сказать. С некоторых пор, как в комсомол приняли, всегда говорю как на духу…

– Я не Клава, я уже двадцать лет как Анна!

– Да?! А, ну да. Тоже неплохо. Как пулемётчица. Короче, у меня такой принцип по жизни, что если что-то у меня и есть, а чего-то уж точно нет, и с концами. Принцип, понимаешь? Кремень! Ух-ух!

– Ничего не поняла. Чего нет?

– Честных намерений.

– Тьфу, напугал, – Нюрка деланно засмеялась. – Да никто не требует от тебя никаких честных намерений. На концерт не хочешь, билеты продам, не проблема, с руками оторвут. Может, в кафе зайдём, в стекляшку? Прямо сейчас, ненадолго.

– Зачем это?

– Ну Егор, какой же ты угрюмый! Мне надо тебе кое-что сказать. А потом всё. Очень надо. А?

Егор вздохнул:

– Ну хорошо.

– Погоди, только переоденусь.

– А с обеда не опоздаешь?

– У меня, к твоему сведению, рабочий день ненормированный.

Время было обеденное, но свободных столиков оказалось навалом. Нюрка выбрала место в углу.

– Что будешь? – спросил Егор.

– Чай и бисквитное пирожное.

– А горячительного?

– Нет, спасибо, я не пью. Вернее, вечером могу бокал вина, конечно.

– Да?! Я тоже не пью. Из мелкой посуды. Но кафе всё-таки. Раз уж пришли. Дают, надо брать, как говорят французы.

– Бери себе, конечно, что ты меня спрашиваешь?

– Ну, как-то… Ладно, дерябну для сугреву.

Стопка армянского коньяка приятно растеклась по организму, он расслабился, откинулся на спинку стула.

– Егор!

– Ась.

– Я хочу сказать…

– Угу.

– В общем…

“Сейчас будет признаваться в любви, – догадался Егор. – И что они во мне находят? Дуры. Да, в спецовке она выглядела не очень, а в платье совсем другой коленкор. И всё же нет, нет и нет, служебный роман – это нафиг”.

– Так вот, я хочу сказать, что я…

Последовала пауза.

– Ну что “я”? Клещами из тебя вытягивать? – уже начал терять терпение Егор. «Я», «я». «Я» бывают разными.

– Я тебя… Я тебя ненавижу! Если бы у меня был нож, я бы тебя убила!

– Боже, какой пафос! Вы в самодеятельности не участвуете?

– Дурак.

– Да, дурак и горжусь этим.

– Нечем тут гордиться. Я тебя люблю, ты что, не понял?

Егор усмехнулся.

– Что ты смеёшься? – обиделась Нюрка. – Тебе это неинтересно? Ты мне в душу хочешь плюнуть?

– Да так… – он перешёл на шёпот. – Скажу тебе честно, как-то так вышло, что меня никто не любит, и особенно девушки меня не любят, и я в отместку тоже.

– Так у тебя никого нет?! – вскрикнула Нюрка и как-то неожиданно успокоилась.

– Ни в одном глазу.

– А хочешь, я буду твоей девушкой?

– Оппа… Жареные раки…

– Ну так как?

– Никак. Извини, мимо.

– Почему? Я тебе не нравлюсь?

– Нет.

– Ты врёшь. Я видела, как ты на меня пялился. На мою попу.

– Как ты могла видеть? У тебя глаза на… на затылке?

– В отражении, дурик.

– Ну ты Штирлиц…

– Егор, пойдём сейчас ко мне, там никого нет.

– И что мы там будем делать?

– Что хочешь.

– Я же сказал, ничего не хочу и даже не имею права.

– Как не имеешь?

– Я дал обет безбрачия. Я этот, как его, секстант.

– Хватит, хватит… Молчи лучше, – Нюрка, как и предчувствовал Егор, залилась слезами.

“Как скучно, – подумал он. – Всегда одно и то же, никакой фантазии”.

– А вот этого я не люблю, – сказал он вслух и встал. – На нас уже смотрят. Мне надо идти. Пишите письма.

Всю дорогу его не отпускало тягостное чувство. Дома полегчало. Он перекусил, собрал вещи, потом прилёг на кровать с книжкой.

Утро. Ехать до места было всего ничего – двадцать минут на электричке, потом пара-тройка остановок на автобусе. Впрочем, Егор решил от станции пройтись пешком. Он пересек по тропинке сосновый лесок, с наслаждением вдыхая хвойный аромат, так не похожий на запах машинного масла и металлической стружки. Просто другая планета, реальность фантастического мира!

Вот и пансионат. Роскошное старинное здание, не иначе бывшая помещичья усадьба. Всё для трудящихся!

Его поселили в трёхместном номере. Соседом оказался весёлый коренастый брюнет лет двадцати пяти, атлетического сложения, из тех, кого называют “рубаха-парень”. Брюнет тут же по-свойски доложил, что занимается борьбой самбо, числится сторожем, подрабатывает грузчиком, но иногда не прочь и вмазать, то есть бухнуть, если имеется повод, и даже если повода нет. Просил звать его по-простому, Серый.

Егор ответил, что его можно называть Гоша.

– А ещё кто здесь? – Егор указал на третью кровать.

– А это Профессор. Вообще-то его Виктор зовут, только сам увидишь – Профессор он и есть Профессор. Не, ваще-т он норм пацан, только заумный, без пяти минут кандидат наук. Сидит день-деньской на скамейке, читает научные фолианты, иногда бубнит что-то, а то вдруг ржёт без причины. К обеду явится как из ружья.

– Кормёжка тут как?

– Как в лучших домах Рио-де-Жанейро. А вода, попробуй, из-под крана, просто минералка, сладкая.

– Минеральная вода вообще-то солёная.

– Не скажи, всякая бывает, даже тухлая, я в Минводах пил сероводородную.

– Тьфу, гадость. Рассказывали, не поверил. Самая тема перед обедом…

– Да ладно, что вода, вода она и есть вода, – махнул рукой Серый. – Как ты насчёт мартышек?

– В смысле, мормышек?

– Ага, шкурок.

– Ну как сказать… – замялся Егор. – Есть у меня одна, приходящая.

– Одна только? Ну там, на гражданке, неважно сколько и неважно кто. Здесь совсем другой коленкор. В пансионате надо отдыхать от трудов праведных, верно я рассуждаю?

– Истинно так.

– Во! – обрадовался Серый. – Вечером танцы-шманцы-прижиманцы, заклеим, побалдеем. Это же курорт, никаких обязательств.

– Думаешь?

– Знаю. Поживи с моё…

Виктор, он же Профессор, длинноволосый тощий блондин-очкарик, действительно прибыл ровно к обеду, читая на ходу.

В столовой они втроём сидели за одним столиком. Обет был знатный! На первое – вкуснейший рассольник. На второе – котлеты с пюре. Даже холодную закуску подали – капустный салат, обильно политый уксусным соусом. И конечно, компот.

Профессор ел молча, заглядывая в книжку, иногда тихо усмехался. Серый лихо наворачивал, периодически крутя головой по сторонам:

– Вот это я понимаю, настоящая житуха! Бабы классные! Оранжерея! Цветник!

– Крапивник, – пробурчал Егор.

– Не будь таким пессимистом, братан. Ты гля, на любой вкус! И, кстати, вон та чувиха всё время на нас смотрит. Плосковата, правда, да и под тридцатник ей. Но такие – это самый сок, поверь моему опыту.

– Кто смотрит? – удивился Егор.

– Да вон, справа от тебя, позырь. Соседний столик. Которая ближе к нам. Не, классная тёлка. Позырь, позырь.

– Да неудобно как-то… – смутился Егор.

– Неудобно, брат, компот носом всасывать, особенно если он без градусов. Кстати, вечерком дерябнем за знакомство?

– А что насчёт режима?

– Какого режима?

– Типа правила поведения в пансионате.

– А, в этом смысле? Будь спок. Я узнавал, у меня кореш здесь был – никакого режима, полная свобода. А свобода – это что? Правильно, осознанная необходимость. Вот и надо, даже необходимо, расслабляться. Мы рабочий класс, гегемон, имеем право. Материалы съезда читал? Нет, ну смотрит, едрит твоё, просто прожигает наскрозно!

Егор решился как бы невзначай повернуть голову, и встретился взглядом с блондинкой, действительно лет тридцати, ухоженной, приятной внешности, одетой в шикарный зелёный костюм. Немного вздёрнутый носик, элегантная стрижка, большие, чуть восточного типа зелёные же глаза, пухлые губы. Она не смутилась, просто ненадолго отвела глаза. Егор, сам от себя того не ожидая, продолжал бесцеремонно её рассматривать. У него внутри что-то шевельнулось, в памяти всплыло полузабытое слово «флюиды». Она опять посмотрела, улыбнулась и, как показалось, даже слегка ему подмигнула.

– Э, да она с тобой, брат, заигрывает! – заметил Серый. – Я б не терялся.

– Ну так займись сам, – смутился Егор, тут же испугавшись, что тот последует его совету.

– Неа, она на тебя глаз положила, верняк. Я встревать не буду, себе тоже найду, за пару дней максимум, не проблема. У меня такой инструмент!

Егор повернулся ещё раз. Женщина опять улыбнулась.

Рядом с блондинкой казанской сиротой ютилась, царапая вилкой в тарелке, совсем молодая девушка, с прямыми распущенными волосами цвета ондатры. Не слишком страшная, но и до красотки далековато. Ещё её немного портили огромные очки в заграничной оправе, нелепо сидящие почти на самом кончике, впрочем, тонкого изящного носа. Одета она была простовато. Нет, та, первая, не в пример поинтересней будет, окончательно решил Егор.

– Давай, действуй! – продолжал Серый.

– А как? Что, прямо сейчас подойти?

– Не, они уже уходят. Сегодня вечером на танцах увидишь, там и склеишь. Я, брат, в этих делах тёртый калач, спрашивай, если что, плохому не научу. В смысле, наоборот, хорошему. Тьфу, блин, совсем запутался. Профессор, пойдёшь поскакать?

– А? Что? – тот оторвался от книжки. – Да нет, скучно.

– Вот что, ребя, – Серый поднялся из-за стола. – Тут продмаг рядом, я за портфелем, в смысле портвешком, блин, могу на всех взять, делайте ваши ставки, господа, вечерком организуем сабантуй, после танцулек мочалок приведём, как из ружья.

– Давай, – Егор полез в карман за деньгами. – Если только марочного. Две.

– Ну так, рабочая аристократия, знамо дело. Две, значит.

– Пожалуй, я тоже в долю войду, – сказал Профессор. – Только мне белой. Водки, то есть.

– Вот это по-нашему, по рабочее-крестьянски!

– Давай и мне тоже, – переиграл Егор. – Одну марочного, и одну три шестьдесят две или четыре двенадцать, что будет. Вот червонец.

– Ну, богатенький Буратино. Всё, сфотографируем.

– Дотащишь?

– Обижаешь, начальник. Я одной левой двухпудовую десять раз отжимаю.

– Ну да…

– Зуб даю.

Танцы были в самом разгаре, когда Егор и Серый, приняв для бодрости по стаканчику, появились в зале. Серый тут же растворился в толпе. Вовсю гремела зажигательная музыка, неяркие цветные фонари на стенах, кругом мерцало и искрилось от большого зеркального шара, который крутился-вертелся под потолком.

Начался “медляк”. Давешнюю блондинку он увидел у колонны, стал пробираться ближе.

Чуть не опередили! Какой-то лысый дядька подскочил к ней, женщина что-то ответила, но не двинулась с места, тот развёл руками и отвалил с обвисшей физией.

Егор решительно подгрёб:

– Здравствуйте! Вы танцуете?

– Да.

– А я вот совсем нет, как слон, только один раз в жизни случилось, в пионерском лагере дело было, танго отплясывал, как сейчас помню, так что как бы вам ноги не отдавить.

– Ничего, – она улыбнулась. – Я вас научу.

Голос у неё оказался вкрадчивый, кошачий, от которого внутри завибрировало и потеплело.

Ощутив запах экзотических духов, он с трудом сдержался, чтобы не обнять её со всей силы.

– Позвольте отрекомендовать себя в собственном лице! Меня зовут Дормидонт. Зовут некоторые, но не все. А имя – Егор. Так в паспорте записано, в профсоюзном билете, и даже на Доске Почёта.

– А меня Наташа. Хотела назваться Джульеттой, но врать так и не научилась.

У Егора получалось на удивление неплохо, он ни разу не наступил ей на ногу. Они станцевали ещё пару медленных и несколько энергичных, разговаривать в таком шуме было затруднительно, а Егору очень хотелось послушать её голос в тиши. И он предложил отдохнуть, побеседовать и всё такое, например пропустить рюмочку марочного вина. Высказал он это непривычным для себя развязным тоном, но Наташа неожиданно легко согласилась.

Они вошли в номер. После танцзала здесь было так тихо, что слегка звенело в ушах. К удаче, ни Серого, ни даже Профессора не было.

– Так что, выпьем по одной? – предложил Егор. – Или по одной – это много?

– Не откажусь. А ваши соседи не придут? Можно и к нам, у меня отличное вино есть, “Акстафа”, и чёрная икра.

– Ого! Ну посмотрим, по обстановке. Давайте пока здесь начнём.

– Хорошо. А к нам – это будет запасной вариант. Только забыла сказать, я там с соседкой, но она совершенно тихая, её как будто и нет. Сидит под торшером, читает.

Они сели за столик, Егор разлил по полстакана марочного вина, распечатал пачку печенья:

– За что вздрогнем?

– Как за что? За любовь.

Егор чуть было не покраснел, но передумал и согласился:

– Это правильно.

Вино оказалось довольно неплохим. Оба выпили до дна.

– Егор, а вы женаты?

– Нет.

– А я в данный момент тоже нет, – засмеялась Наташа.

– А всё-таки? Непонятно.

– Да ну, зачем сейчас об этом?

– Тоже верно.

– Хотя с моей стороны это некомильфо, сама спросила, а сама не отвечаю. Да, формально муж в наличии, и что? Одно название, что замужем…

Егор опять наполнил стаканы, доверху:

– А давайте на брудершафт?

– С удовольствием.

Они поднялись, переплели руки, выпили. Егор начал терять контроль, и последующий ритуальный поцелуй получился очень чувственным.

– Какие у тебя мягкие губы, – прошептала Наташа. – Обними меня.

Она расстегнула пуговицы его рубашки, провела изумительно гладкими руками по его груди, потом поцеловала в сосок. По телу Егора словно пробежали электрические разряды. Их губы снова слились в долгом жарком поцелуе.

Он не успел опомниться, как Наташа уже разделась и грациозно проследовала в кровать. Егор запер дверь, скинул одежду и лег рядом.

Они ещё долго целовались. Наконец, не в силах больше сдерживаться, он приложил твёрдый как камень член к её промежности. Там было очень мокро, и член легко вошёл во влагалище. Наташа закрыла глаза и застонала. Член легко двигался внутри, время от времени его сжимало, и сразу подкатывала волна наслаждения. Потом отпускало, член скользил гладко и легко. Оргазм то приближался, то отдалялся. Для него это было ново.

– Спускай в меня, – прошептала она. – У меня спираль.

Член опять сжало, Наташа выгнулась дугой, застонала, замерла, и он выстрелил. Они кончили одновременно.

Потом как есть, голые, сели за столик, Егор налил ей креплёного, себе водки. Она выпила портвейн быстро, как воду, и подставила стакан. Он налил ещё.

– Тебе очень идёт такая причёска, – сказал Егор.

– Правда? А мне не нравится. Раньше у меня были волосы ниже плеч, но муж настоял, чтобы постриглась.

– Зачем?

– Приходится бывать в обществе, надо соответствовать. Чтоб было солидно. Мне с длинными волосами было бы лучше?

– Знаешь, – ответил Егор. – Я вообще не придаю значение таким вопросам. По мне, важна внутренняя сущность.

– Душа, что ли?

– Не только. Голос, движения. Ещё, как бы это сказать, податливость.

Он ещё раз наполнил стаканы.

Она заметно опьянела. Щёки запылали красным, глаза периодически закатывались, потом из них закапало:

– Ты не подумай обо мне, что я… Это не просто пьяные слёзы…

– Ничего я не думаю. Вернее, думаю, что ты лучшая.

– Я просто решилась… Жизнь проходит. Или сейчас, или никогда, так себе сказала. Вот путёвку взяла, случайно. Предложили. Это был знак. У меня очень давно не было, я уже забыла, как это бывает. Докатилась до того, что огурец в пизду засовывала. Но это же не то. Хочу, чтоб меня ласкали, трогали моё тело, целовали грудь. Я понимаю, она у меня почти мальчишеская, но чувствительная. Один раз мне полизали соски, и я кончила. Но ты не ревнуй, это было давно.

– Ты говорила, у тебя есть муж.

– Да какой там муж, одно название.

– Объелся груш.

– Нет, он хороший! – она встрепенулась и широко раскрыла глаза. – Мне с ним повезло. Он профессор. Уважаемый человек, только пожилой уже.

– Тоже профессор? Кислых щей? У меня сосед по номеру Профессор.

– Да нет, правда профессор. Он и зарабатывает, и заботливый, и детей любит. Да ты не ревнуй, он не настоящий. То есть профессор настоящий, а муж – как бы и нет.

– Так у вас дети есть?

– Да, двое мальчиков. Семь лет и пять. Но муж, он, понимаешь… Он вообще факанье не любит, воспринимает как какую-то там неклави… блин… неквалифицированную  работу, за которую не платят, – она засмеялась, потом  смех внезапно оборвался. – Он не любит, когда я беру в рот. А я люблю сосать письку. И люблю когда в другую дырку. Это другое ощущение. А ты любишь ебать в попу?

– Хм… Знаешь, честно признаюсь, не довелось попробовать.

– Так давай и попробуем! – оживилась она. – Хочешь?

– Наверное, хочу. Интересно.

– Тогда погоди, я сейчас, – она встала. – Ой, шатает. Давно столько не пила. Ничего. Я скоро. Ты подожди, слышишь? Ой, одеть что-нибудь, чуть нагишом не пошла…

Она повернула ключ и скрылась за дверью.

“Неужели это происходит со мной, и это не сон? Вот, значит, как оно бывает. Так просто!” – подумал он.

Немного зазнобило, от холода ли, от волненья? Он натянул джинсы и набросил на плечи рубашку.

Дверь открылась, и вошёл… Серый. Он рвал и метал:

– Во сука… Облом, братан. Всё было на мази, и вот на тебе. Развела, шалава, как фраера. Встречу, укокошу!

– Да, жаль. Серый, ты извини, я тебе сопереживаю, конечно, но у меня тут интрижка образовалась. Сейчас придёт.

– Да? Ну ты молоток. Ладно, я бухну чуток и отвалю.

Он сел, надолго задумался, потом быстро налил себе водки, залпом выпил, отщипнул хлеба и встал. В этот момент дверь отворилась, вошла Наташа. Она совсем не смутилась.

Серый посторонился:

– Извините, миледи, за вторжение, так вышло, не буду мешать. А, я вас узнал!

– Да что вы, не уходите. Егор, ты как думаешь?

– Да я что? Оставайся, Серый.

– Не-не-не, я тут не к месту, уйду с дороги, таков закон, и пойду прошвырнусь.

Дверь закрылась. Наташа стояла, задумавшись.

– Знаешь, – сказала она через некоторое время. – Ты только не обижайся… Может, ты меня примешь за… Но это не так… А хоть бы и так.

– Брось, какое я, собственно, имею право обижаться или что-то там думать?

– Ты просто золотце, Егорушка!

– Ну, не знаю… Так что ты хотела сказать?

– Видишь ли, теперь я чувствую себя необычно. Здесь такое место, вроде вне цивилизации. Нет, не то говорю, слишком заумно. Короче, пока я здесь, стану оторвой, и всё тут. Например, я всегда хотела попробовать, как бы это сказать…

– Как есть, так и говори.

– Вот именно. Сразу с двумя или даже с тремя. Это ничего?

– Отлично. Только Серый уже убежал, а Профессор… Хм… Не тот, другой, наш Профессор, мы так Витька называем, соседа… Он вообще неизвестно где шляется. Но завтра можем организовать. Если тебе они сгодятся.

– Правда? Классно. Сергей мне понравился, симпатичный. Эх, жаль, Лизу, соседку мою, не удастся сагитировать. Устроили бы римскую оргию!

– А третья?

– Какая третья?

– У вас же трёхместный, как и у нас? А вас было двое.

– Мы вдвоём, да. Третья ещё не приехала. Ну и хорошо. Может, и не приедет.

– А почему эту, Лизу-то, не принять?

– Да дура она. Тоже своего рода профессорша, хотя только что школу закончила. Людей дичится, даже работает в архиве, одна среди бумаг.

– Ну, может, просто её ещё не разбудили.

– Ты думаешь?

– Ага. Такое бывает. Ей надо налить, а лучше коктейль смешать, после всякое может произойти.

– Да она не употребляет, то есть вообще.

– За чужой счёт пьют и язвенники, и трезвенники, бу-га-га.

– Ой, ладно, чёрт с ней, заболтались мы, надо делом заняться. Я на тебя смотрю, слышу твой голос, и уже потекла. Дай я сначала в рот возьму.

Она встала перед ним на колени и медленно расстегнула его джинсы, аккуратно спустила вниз, высвободила восставший член.

– Какой большой, и уже твёрдый! – с восхищением произнесла она и легонько пробежалась по нему язычком.

Потом мягко и плотно захватила головку губами. Положила яички в ладонь, слегка сжала. Обсасывая его член, она гладила рукой его бёдра, ягодицы, и опять нежно теребила его шары.

Член предельно напрягся, и как будто раздулся, готовый взорваться, к груди снизу подкатило ожидание острого сладостного ощущения.

Партнёрша, увидев, что он может кончить, тут же освободила член и подула на него, чтобы охладить.

После чего она нежно, едва ощутимо, обволокла головку губами, одновременно облизывая снизу. Погружая его орган всё глубже, она меняла темп своих манипуляций, то ускоряя, то замедляя движения, периодически сжимала основание члена и тянула яички вниз, тогда возбуждение волшебным образом отступало, сменяясь приятной усталостью. Наконец, она заглотила член до самого корня, интенсивно обрабатывая языком поверхность, замерла, и медленно выпустила его на волю.

Егор отметил, что удовольствием может стать не только сам оргазм. Процесс на пути к нему, оказывается, тоже. То, что он испытал сейчас, доселе было ему неведомо и необыкновенно приятно.

Конечно, у него была подруга, но он насчёт неё немного соврал Серому, с ней он расстался полгода назад. Там было как-то механистично, он быстро завершал процесс и отваливался на спину. Повторял два-три раза и шёл домой. Она претензий не предъявляла, его поначалу всё устраивало, но в один прекрасный день Егор почему-то почувствовал к партнёрше отвращение, преодолеть которое не смог, да и не захотел, и после пары скандалов любовники разошлись как в море корабли.