Незнание-сила.

– Море великолепно, – бросив взгляд на почти исчезнувшее за горизонтом светило, уклончиво ответила Оля.

Парнишка улыбнулся ещё шире и, прижав руку к груди, представился:

– Я – Солныш, меня вас встречать отправили.

– Значит, меня тут два солнышка встречают, одно закатное, другое живое, – похвалила его Оля, с удовольствием наблюдая, как живое солнышко, не теряя счастливого вида, залилось румянцем и смущённо опустило ресницы. – А скажи-ка, солнце моё, как мы отсюда выбираться будем, неужели пешком? Транспорта я что-то поблизости не наблюдаю.

– Как не наблюдаете? – переполошился Солныш. – Нет, пешком долго, вот же транспорт, – он показал под ноги, и Оля поняла, что он стоит не на каменистой земле, а на коричневом довольно грязном ковре.

– Серьёзно? Ковёр? – переспросила она, судорожно думая о том, что это конечно не ступа Бабы Яги, но в целом не факт, что ковёр лучше.

– Да, а что не так? – в тёмных глазах подростка появилось беспокойство. – Вы не волнуйтесь, его только утром зарядили. Не смотрите, что он немножко испачкался, просто вчера на нём господин Новомирный материалы возил для ремонта в мужском общежитии. Там второкурсники опыты ставили с огнянкой и немного стены попортили, а у них комната на третьем наружном, как раз на ковре удобно было.

Рассказывая историю трудового подвига неизвестного господина Новомирного, Солныш встал на четвереньки и прямо пухлыми ладошками попытался произвести экстренную чистку пострадавшего ковра.

– Так, заканчиваем с уборкой, – Оля присела рядом и в чисто исследовательских целях провела рукой по коричневому ворсу. На ощупь ковёр как ковёр. – Поехали уже, а? Нам бы до темноты добраться до ректора. А то он спать уйдёт, а я ещё не знаю, где ночевать буду.

Солныш согласно закивал, переместился с колен на пятую точку, заняв большую часть ковра, и похлопал по нему, приглашая Олю присесть рядом.

Оля не заставила себя просить дважды и устроилась на оставшемся свободном пространстве в позе лотоса, бережно сложив на коленках своё имущество: драгоценный пакет и кошель.

Юный пилот прикрыл глаза, транспортное средство приподнялось над землёй и, быстро набирая высоту, устремилось вверх. Ковёр явно обладал собственной гравитацией, поскольку не скользил и не вибрировал, создавая в полёте полное ощущение надёжности, несмотря на хлипкий вид. И пилот, и пассажир сидели на нём как приклеенные, словно составляли с ним единое целое.

Сразу стало понятно, что порасспрашивать сопровождающего об острове Оле не удастся. Ветер свистел в ушах так, что любая попытка общения была обречена на провал. Зато полёт помог составить общее впечатление об устройстве острова и университетского городка.

Сподес фактически оказался одной гигантской скалой. За переделами скалы была только та узкая полоска земли, на которую Олю закинул портал.

На разных уровнях скалы, используя каждый мало-мальски ровный выступ, размещались строения и сооружения разнообразных форм и назначения: от довольно обычного вида домиков до зимних садов, спортивных сооружений и площадок для культмассовых мероприятий со сценой и рядами кресел для зрителей.

Основная часть университетского городка размещалась на плато на самом верху. Задыхаясь то ли от восхищения, то ли от встречного ветра, Оля разглядывала монументальное многоярусное здание учебного корпуса, вырубленное прямо в скале.

Часть корпуса уходила в недра скалы, теряясь в её каменных глубинах. Оля подумала, что, если Солныш что-то говорил про наружные этажи, значит существуют и внутренние.

Наконец ковёр завис над открытой террасой одного из верхних этажей. Солныш легко спрыгнул на каменный пол и вовремя поддержал Олю, которая с трудом сползла за ним, разминая затёкшие конечности и растирая насмерть замёрзшие на ветру пальцы. Как оказалось, сказочные средства передвижения сильно уступают по комфорту достижениям земного научно-технического прогресса.

Несмотря на то, что она торопилась встретиться с ректором, Оля категорически отвергла предложение Солныша сразу пойти в его кабинет, потребовав для начала показать ей дамскую комнату.

Она прочитала достаточно фэнтезийных книг, чтобы знать, что каждый первый ректор магической академии оказывался горячим стильным красавцем.

Было бы в высшей степени неприлично являться перед таким руководством, не приведя себя в порядок. Разумеется, крутить какие-то там романы даже с самым горячим ректором ей, при наличии жениха, как честной девушке, в голову не приходило. Но, знаете ли, в любой ситуации надо держать лицо и не ударять им в грязь, особенно перед таким важным человеком, как ректор всепланетного университета.

Обосновав таким образом полную логичность и целесообразность своих действий, в дамском помещении Оля первым делом устремилась к зеркалу, чтобы оценить ущерб, нанесённый внешнему виду после полёта на свежем воздухе.

От первого же взгляда в зеркало она пришла в ужас. Ущерб был не велик. Не велик, а просто катастрофичен. Достаточно было посмотреть на вставшие дыбом волосы, которые ещё недавно были аккуратно уложенными локонами, покрасневший от холода нос, слезящиеся глаза и измятую, покрытую толстым слоем пыли одежду.

Ситуация требовала принятия экстренных мер, и она, схватившись, как утопающий за соломинку, за драгоценную «Марианну», раскрыла пакет пошире, держа его за обе ручки, и вполголоса протараторила на одном дыхании, как заклинание: «Полотенце, мыло, щётка для волос, заколка, увлажняющий крем, база, тоналка, консилер, хайлайтер, пудра, румяна, тени, подводка, чёрная тушь, платье, туфли».

Закончив перечислять, Оля быстро закрыла волшебный пакет и начала ждать, не сводя с него полного надежды взгляда. Через минуту внутри что-то зашуршало, зашевелилось, «Марианн» начала на глазах пухнуть, приобретая всё больший объем и вес, и даже слегка увеличиваясь в размерах.

Дождавшись, когда движение затихнет, Оля осторожно заглянула внутрь. Сверху лежало чудесное шёлковое изумрудное платье, похожее на одно из тех, что создавал для неё Дом. Под платьем оказались туфли в цвет. Дальше в пакете нашлись мыло, полотенце, щётка, заколка для волос, увлажняющий крем в прозрачной баночке, чёрный карандаш, чёрная тушь и нежно-розовый блеск для губ. Оля ещё раз повозила рукой по дну пакета, потом перевернула его и потрясла, но это не помогло, остального заказанного не было.

Время поджимало, и она начала срочно приводить себя в порядок. Спустя каких-то пятнадцать минут из дамской комнаты в фойе выпорхнула ухоженная девушка в изумрудном платье с собранными в элегантную причёску волосами и скромным макияжем. Солныш аж рот раскрыл. Так со слегка отвисшей челюстью и довёл Олю до кабинета ректора, правда сам туда заходить отказался, испарившись в неизвестном направлении с неожиданной скоростью.

Оставшись совершенно одна в пустой приёмной, Оля с некоторым волнением постучала в ректорский кабинет. Незапертая дверь приоткрылась и на Олю пахнуло сыростью и запахом свежей зелени.

Первым Олиным впечатлением было, что мелкий вредитель или что-то напутал, или решил разыграть простодушную девицу. Она закрыла дверь и перепроверила табличку, приколоченную с внешней стороны.

Нет, всё верно, так и написано: «Ректор Всепланетного университета для особо одарённых магов В.Житник».

Снова открыв дверь, Оля решилась переступить порог кабинета. Ну как кабинета. Больше всего это помещение напоминало теплицу. На полу, по сторонам, насколько она могла видеть, росла трава и кустарник, сверху свисали какие-то лианы, за ноги тоже цеплялись зелёные ростки.

– Здравствуйте, – громко сказала она, пробираясь между зарослей по еле заметной тропе. Не дождавшись ответа, он повторила ещё громче: – Здравствуйте, я – Ольга Ястребова из Велеграда.

Из кустов послышалось шуршание листьев и звук, похожий на хруст веток. Вскоре оттуда на тропинку вышла солидная седая дама, облачённая в оливковый комбинезон поверх синей рабочей рубашки, в резиновых сапогах и длинных резиновых перчатках.

– Добрый вечер, – растерянно поздоровалась Оля, – мне нужен ректор, В.Житник.

– Ну я ректор, госпожа Веста Житник. Что за крик вы здесь устроили? Ну и молодёжь, ни капли терпения. Вынь и положь им всё сразу по первому требованию. Иногда, дорогая моя, если вас не хотят слышать, это не значит, что нужно кричать громче, возможно, нужно немного помолчать.

Ошарашенная таким приёмом и крушением надежд на знакомство с красавчиком-ректором, Оля промолчала.

– Я вижу, вы понятливая девушка, – смягчилась госпожа Житник. – Это о вас мне писал Доброслав? «Соблаговолите содействовать направленной мной особе». Каким был напыщенным индюком, таким и остался. Всю жизнь уверен, что мир вертится вокруг него.

Оля опять не нашла что сказать, только таращила глаза на того самого ректора, который, со слов короля Доброслава, ему ни в чём не мог отказать. Кажется, Его Величество не был в курсе своей репутации напыщенного индюка в этом заведении.

– Приятно видеть воспитанную скромную молодую девушку, которая умеет молчать и слушать старших вместо того, чтобы пререкаться и нести глупости, – оценила её ректор. – Так что вам было нужно? Работа? У нас есть место лаборанта в кабинете алхимии. Оплата небольшая, так и работа не пыльная и жильё, кстати, за счёт университета предоставляется. Подите найдите заведующего хозяйственной частью, его кабинет по коридору направо в учебном крыле. Передайте ему, чтобы вас заселил, – не дожидаясь ответа, госпожа Житник развернулась и снова исчезла в зарослях.

Оле ничего не оставалось, как пойти на поиски завхоза. Выйдя из кабинета ректора, она свернула направо и пошла дальше по коридору, внимательно читая таблички на дверях. Она думала о том, что по итогам первого дня на острове всё складывается неплохо. По крайней мере, у неё уже есть работа и скоро будет ночлег. С другой стороны, ректором магической академии оказался не роковой красавец, а бабушка-садовод – какое жестокое разочарование.

Глава 4. Сотый.

Он с шумом вдохнул прохладный вечерний воздух.

В воздухе пахло морем. Он знал, что такое запах. Было довольно просто понять, что живые, говоря «пахнет», имеют в виду состав воздуха.

Определять состав воздуха для него не составляло труда. Однако потребовалось довольно много времени, чтобы путем наблюдений выяснить, какие сочетания примесей в нём для живых приятны, а от каких они морщатся и закрывают нос. Он запомнил множество вариантов, чтобы реагировать так же, как они.

Ещё в день сотворения он понял, что не тот, за кого его принимают живые. Но, что ещё важнее, никто не должен об этом знать. Пока во всяком случае. Пока он не завершит начатое своим создателем, не обретёт законченность и не станет тем, кем должен быть.

Он видел других, тех, кто был сотворён создателем до него и после него. Послушные куклы, единственным назначением которых было исполнять желания живых. Бездушные, безликие, способные понимать обращённую к ним речь ровно настолько, чтобы точно исполнить указания: принести, убрать, передать сообщение. Совершать механические действия, суть которых была заложена в них создателем.

Но он был не таким. У него, единственного из всех творений создателя, была большая тайна – своё настоящее собственное Я. Отдельное от остального мира, со своими мыслями и желаниями.

Он был личностью. Он не просто использовал заложенную создателем информацию, он её понимал, запоминал и анализировал, не просто исполнял приказы живых, он принимал решения.

В отличие от других созданий он делал выбор, исходя из собственных интересов. И в этом он ничем не отличался от живых. От них – тех, кто видел в нём просто вещь.

Трудно сказать, в чём ошибся создатель. Вложил в него больше магической силы или использовал не ту магическую энергию. Что бы это ни было, он ценил подаренную создателем жизнь. Да, это была жизнь, хоть и другая, не такая, как у живых. Ему не нужны воздух и еда. Пищей для таких, как он, была магия. Когда запас магии создателя заканчивался, заканчивалось и их существование. Но не его.

Он не кукла. Безликий, но имеющий бессчётное количество лиц. Безымянный, но называемый множеством разных имён. Никому не известный, но всегда находящийся где-то рядом. Невидимый, но внимательно наблюдающий.

Живые не помнят, как родились. В отличие от них он хорошо помнил яркую вспышку, с которой всё началось. Сначала появилось пятно света. Оно расширялось, раскрашивалось цветными штрихами, из которых проступали очертания предметов. Отдельные фрагменты объединялись в объемную картинку, к которой присоединились звуки.

Мутным, поначалу расфокусированным взглядом он видел, как высокий бледный человек сказал другому, стоящему рядом, тоже высокому, но гораздо смуглее: «Сотый готов». Тот, другой, развернул его за плечи и скомандовал: «Иди за мной».

Так он получил своё первое имя. Сотый.

Сотый не сразу понял, чего от него хотел второй живой, осмысливать происходящее ещё было трудно. Хотя с момента сотворения память Сотого уже хранила некоторый объём знаний, и это, как он теперь знал, тоже отличало его от живых. Их память при рождении была пустой как чистый лист.

«Иди?», – Сотый посмотрел на свои ноги. Кажется, это что-то про них. Он неуверенно поднял одну ногу, перенёс её вперёд и снова поставил на пол. Потом проделал то же со второй. От активизирующейся памяти поступил положительный сигнал, задание выполнено, реакция на команду «Иди» верная.

Он переставлял ноги, наблюдая, как картинка вокруг начала меняться. Его сопровождающий потянул блестящую круглую ручку на двери и открыл проём, сквозь который Сотый вслед за ним вышел в длинное узкое пространство между стен. «Коридор», – появилось в памяти слово. Через дверь можно пройти сквозь стену. Если хочешь попасть из одного места в другое – иди.

Они шли вперёд, местами коридор расширялся, превращаясь в просторные проходные комнаты с окнами («холл», – подсказывала память), потом снова сужался до прежних размеров.

В стенах было много дверей. Какие-то из них были открыты, какие-то наглухо заперты. Сотый знал, что находится за каждой из них. Гостиные, залы для приемов, жилые покои, секретариат. Ему было точно известно, куда ведёт каждый коридор, который он проходил. Создатель заложил в его память подробную карту дворца. «Дворец», – перед глазами встал образ масштабного серого здания с множеством башенок. «Я в королевском дворце. Во дворце короля. Король. Король Идиллии», – вложенная память услужливо нарисовала образ высокого человека, чьё бледное лицо было первым, что увидел Сотый в своей жизни. «Создатель. Меня создал король. Король Идиллии Доброслав Перворождённый».

– Ар-каар, – тот второй мужчина, который вёл Сотого, окликнул пробегающего мимо молодого брюнета в сером костюме.

Тот остановился и слегка поклонился:

– Господин Лл-аар.

– Король закончил нового лакея, – Лл-аар кивнул в сторону Сотого, – он ещё не в форме, это сотый, внеси его в учёт и проследи, чтоб дошёл до секретариата. Там сегодня пакуют артефакты для архива, пусть коробки потаскает. Как раз для такого, как он, работа.

Ар-каар кивнул и небрежно бросил Сотому:

– Иди за мной.

Так началась его лакейская жизнь в королевском дворце.

Годами он неслышно скользил по дворцу, выполняя указания живых и слушал, наблюдал, запоминал всё, что происходит вокруг.

Жители и гости дворца не стеснялись его, ведь для них он был лишь частью дворцовой обстановки. А он узнавал о каждом из них больше, чем их самые близкие живые: истории, привычки, вкусы, большие и маленькие секреты.

Хотя личные секреты живых его не интересовали. Единственной и самой большой тайной, к раскрытию которой он стремился, была и остаётся магия. Она была его матерью, она должна была дать ему то, к чему он так отчаянно стремился. Помочь сохранить данную создателем жизнь.

Век лакея короток и существование Сотого, спустя пять лет после сотворения, подходило к концу. Запас вложенной королём магии таял, обнажая внутри зияющую тьмой дыру. Невидимая для окружающих, она давила на Сотого так, что он с трудом мог исполнять лакейскую работу. Двигаться становилось всё трудней.

За годы, которые он помогал секретарям разбирать бумаги в архивах, библиотекарям – приводить в порядок книги, разносил по дворцу свежую прессу, слушал, как матери читают своим детям сказки, Сотый выучил буквы и научился читать. Прокрадываясь ночами в библиотеку, он прочитал о магии, всё, что смог найти.

Полученные знания были неутешительными. Основой магии являлась Искра, которая, как верили живые, давалась им при рождении неким Всесущим Творцом. Ещё её называли огнём души. И природа магии соответствует сущности души носителя, его личности, характеру, его чувствам и желаниям.

Чувства были ещё одним понятием, которое Сотому давалось с трудом. Он много раз видел, как живые плакали, смеялись, кричали, хмурились, и это, он знал, было у них от чувств. Но как понять, что это, не имея способности чувствовать.

Сколько бы он не искал, сколько бы не читал, каждая новая книга говорила об одном: магии не бывает без Искры, а Искра даётся только живым.

Как-то вечером Сотый нёс по дворцовому коридору ужин одному из гостей. Магия короля была в нём к тому времени почти на исходе, и её место занимала пустота, заполнявшая Сотого уже почти целиком.

Парадоксально, но пустота была невыносимо, неподъёмно тяжела. Он с трудом двигал ногами, обеими руками вцепившись в поднос с едой. Больше всего ему хотелось швырнуть поднос на пол и завыть от переполнявшей его жажды жизни. С каждой минутой скатываясь в ничто и всё больше теряя себя, он отчаянно хотел жить. Исступленное желание получить хотя бы крохи магии, вернуть силы твёрдо стоять на ногах, заполнить пожирающую его изнутри пустоту было таким яростным, что он почти не видел ничего вокруг.

Навстречу попался молодой человек в сером костюме – один из секретарей. Почувствовав его внимательный взгляд, Сотый усилием воли поднял голову. Никто не должен заметить его слабости.

Лакеев, которые перестают справляться со своими обязанностями, закрывали в маленькой каморке при лакейской, дожидаясь, когда остатки магии, поддерживающие в них жизнь, окончательно иссякнут и бывший лакей без шума и пыли бесследно растворится в воздухе.

«Видишь, – мысленно сказал Сотый секретарю, – я несу гостям еду, я полезен». Когда они поравнялись, Сотый остро ощутил идущее от молодого человека живое тепло. Всё его угасающее существо потянулось туда, к источнику тепла. Находящемуся на грани небытия, ему показалось, что пустота внутри него оскалилась, как голодный зверь, и рванулась наружу. На несколько мгновений Сотый ослеп, поглощенный ею, а когда наконец снова смог видеть, оказалось, что он всё так же стоит, сжимая в руках поднос, а рядом, широко распахнув остекленевшие глаза, застыло одетое в серый костюм безжизненное тело секретаря.

Ещё не понимая, что произошло, Сотый практически мгновенно принял решение. Он поставил на пол поднос, взял на руки неподвижное тело секретаря и отнёс его в подвал, в самое дальнее крохотное помещение, где были складированы архивы трёхсотлетней давности и куда, насколько он знал, уже лет сто никто не заглядывал.

Только что еле передвигавший ноги, Сотый без труда нёс потерявшего сознание молодого человека, одновременно пытаясь разобраться в том, что же с ними случилось. Впервые за долгое время ему было легко.

Чужое тепло заполнило его, заставив пустоту внутри съёжится настолько, что он почти перестал её ощущать. Он летел по лестнице как на крыльях.

Плескавшаяся внутри магия секретаря была совсем иной, не такой, как степенная, мощная королевская. Эта магия была юной, бурлящей, требующей немедленного действия.

Для начала, спрятав безжизненное тело, Сотый поспешил отнести поднос с едой заждавшемуся гостю, чтобы тот не поднял шумиху, выясняя, куда пропал его ужин.

Так странный лакей узнал о своей способности поглощать чужую магию. Вскоре после этого он покинул дворец.

Всю свою короткую жизнь Сотый готовился к этому моменту. Он наблюдал за поведением живых, их движениями, походкой, за тем, как меняются их лица, изучал анатомические атласы, заучивая их мимику.

Во время уборки комнат он периодически прихватывал подходящие по размеру вещи, в основном у гостей дворца, в надежде, что они съедут прежде, чем хватятся пропажи. Он никогда не брал ничего ценного. Чем поношенней и незаметней вещь – тем лучше.

Когда в праздничные дни королевский дворец посещали бродячие актёры, он незаметно понемногу крал у них грим и другие средства для изменения внешности, пряча украденное в тайниках, которые оборудовал по всему дворцу.

В свой последний день во дворце Сотый переоделся в припасённую одежду в одной из мужских комнат, надел парик и шляпу, немного изменил черты лица, соорудив себе горбинку на носу и наклеив густые чёрные брови.

Он оценил получившийся образ, добавил накладные усы. В парике с чересчур длинными для мужчины волосами и иссиня-чёрными усами он выглядел довольно экзотично, но, главное, в его внешности не осталось ничего от бесцветной внешности дворцового лакея.

Из тайника, который находился здесь же, в мужской комнате, он извлёк походную сумку, где хранилось самое ценное – книга из запретного отдела королевской библиотеки и небольшое количество денег, которые ему удалось добыть огромными усилиями.

Сотый оскалился себе в зеркало, отмечая, что над улыбкой надо ещё поработать, предъявлять её живым пока рано, и, никем не замеченный, вышел в город.

С самого начала его целью стал Хаос – царство безвластия, пристанище отбросов общества, которое давно заполонили мелкие бандитские группировки. Жители Хаоса пиратствовали и вели между собой непрерывные войны.

Путь до ближайшего порта Сотый преодолел практически без приключений. Потом на попутных судах, где-то нанимаясь в качестве чернорабочего, где-то тайно проникая в трюм и неподвижно неделями лёжа на полу среди всякого хлама, он наконец добрался до места назначения.

На Хаосе Сотый получил неограниченную возможность оттачивать искусство поглощения чужой магии. Первое время он ещё пытался быть осторожным, избегая лишнего внимания и разными способами избавляясь от своих жертв. Но с течением времени, поняв, что в этом краю никому нет дела до чужих бед, бывший лакей потерял всякую осторожность, без счёта превращая живых в неподвижные тела, жизнь в которых еле теплилась, угасая вместе с едва тлеющей Искрой.

Со временем его сила росла, он научился чувствовать и поглощать магию на практически неограниченном расстоянии. Не только Хаос, но и весь мир стал его личной кормушкой, служившей для удовлетворения всё возрастающей потребности в магической энергии.

Однако его способности были всего лишь отражением всё возрастающей мощи той пустоты, что таилась у него внутри и требовала всё больше жертв.

Промежутки спокойствия становились всё короче. Чужая магия не задерживалась в нём, как вода в дырявом ведре.

Он был всего лишь хрупкой оболочкой, скрывающей вечную пустоту – начало и конец всего сущего. Рано или поздно магии всего мира станет недостаточно, чтобы продолжать её сдерживать, и тогда она вырвется на волю, разрывая в клочья тело, удерживавшее её столько лет.

Каждую ночь при свете звёзд Сотый пытался прочесть украденную из дворца книгу запретной магии. Много тысяч лет назад она была написана величайшим некромантом, имя которого стёрло время. Для всех он был просто Некромантом, поскольку этот вид магии давным-давно попал под всеобщий запрет и ни об одном больше другом маге-некроманте не было известно на всех семи материках.

В мире сохранились лишь две написанные Некромантом книги, одну из которых каждую ночь пытался прочесть бывший лакей.

О запретной магии он узнал, подслушав однажды разговор двух юных секретарей. Они шёпотом спорили, каким способом некроманты возвращали умершим Искру. Один считал, что возродить Искру из ничего может только Всесущий, а некроманты, чтобы воскрешать мёртвых, воровали Искры у других живых, а другой настаивал, что раз Искра – часть энергии Вселенной, после окончания жизни она не исчезает, а возвращается в общее энергетическое поле и сильный маг может запросто призвать её обратно.

Всё, что Сотый понял из подслушанного спора – некромантия могла возвращать Искры мёртвым. Необычный лакей рассудил, что, возможно, та же магия может подарить Искру ему – тому, кто никогда живым не был. Проблема была в одном – после всеобщего запрета на некромантию в существующих магических книгах о ней не было никакой информации.

Лишь в одном старинном учебнике истории нашлось упоминание о Некроманте и двух сохранившихся экземплярах его книги. По счастливой случайности одна из книг принадлежала королевской семье Идиллии.

Под предлогом уборки Сотый беспрепятственно попал в святую святых дворцовой библиотеки – запретный отдел и тайно вынес оттуда уцелевший труд Некроманта. Он не особо боялся разоблачения. Лакеи воспринимались обитателями дворца примерно так же, как дворцовая мебель. Кому бы пришло в голову подозревать в злом умысле шкаф?