- -
- 100%
- +
Гит проснулся от этого проекта. Я тактично попросил его сыграть актерскую роль в новом шоу. Ведь по сути я пошел на авантюру – пообещал феерическое событие, не имея за душой ничего: группы нет, материала, разученного вместе, нет, актеров и аппаратуры нет, сценария написанного нет. Нет ничего, кроме идей и ежесекундного желания сделать это Круто. Не круто – нет смысла. Надо так круто делать, чтобы люди не отрывали глаз от тебя и не забывали потом команду многие годы. Это того стоит.
И стоит потратить еще много времени, чтобы найти товарища. По музыке. Это как клад искать. Вокруг столько людей, симпатичных, с гитарами, с мыслями, с разными феньками, но нужно найти одного того самого парня, который будет как жена: любить, терпеть, помогать и прощать. Гит стал моей женой на многие-многие годы. Наша с ним совместная жизнь была трудной, часто безрадостной, но безрассудная любовь к року помогала нам всегда. Мы, играя многие сотни раз на концертах вместе, учились принимать друг друга, чувствовать настроение в воздухе и, конечно, прощать друг друга. Лидер группы – вокалист – в классике всегда слегка психопат. Когда ты поешь на концерте со своей командой – это как пьяным ползти в гору: всегда хочется еще выше, кажется, что можешь летать, не контролируешь высоту, и только твой гитарист и барабанщик, когда ты падаешь, ловят тебя, втыкают в тебя еще пару батареек – и ты снова в норме. Такая вот тема. Такая братская истерика. Такая судьба.
В 1992 году на нашем факультете появилась девушка. Рыжие волосы. Зеленые глаза. Красные сочные губы. Длинные ноги. Она стояла у окна. Сияло солнце. В моей жизни наступило затмение. Она вошла в меня сразу и навсегда. Иногда смотришь на человека и понимаешь, что ты никогда его не забудешь. Я просто не успел ничего сделать. Затмение продолжится 15 лет. Без шансов на выход на свет, без единого дня без мыслей о ней, безоговорочное и всепроникающее чувство зародилось во мне и, как антивирусная программа, за одну минуту просканировало меня и убило все чувства во мне, к кому они только были, оставив только ужасную и изматывающую любовь к ней. Я всегда любил русские народные сказки, меня вырастили русские соседи, ставшие моими близкими. Бабушка Лида часто пугала меня колдуньей, от которой не мог уйти Иван-царевич. Колдунью можно было только убить. В 14 лет я подписал на перекрестке контракт и отдал свою душу в обмен на судьбу гитариста. В 18 лет я отдал свое сердце на 15 лет колдунье, получив такое счастье, о котором не принято рассказывать словами. Только в 35 лет она перестанет мне сниться, какое-то время спустя я перестану искать ее глаза на улицах, разговаривать с ней про себя, сравнивать всех с ней. Мне часто кажется, что она родила меня тогда. Новый человек начал новую жизнь, глубоко погруженную в любовь и творчество.
У тебя две иконы, на которые ты молишься каждую минуту.
И все песни о ней, и радости с ней, и горе от нее, и все подарки ей, и деньги зарабатываешь для нее, и с утра просыпаешься с мыслью о ней.
Но самое странное, что при наличии таких побудительных сил во мне, каждую минуту требующих созидания, необходимо было учиться и познавать мир с юридической и даже где-то научной точки зрения.
Такое триединство. Русская тройка: любовь, творчество, работа. И ведь к каждому элементу из этой тройки ты должен относиться со всей душой, с полной отдачей и откровением, и только тогда они заживут вместе, запоют на все голоса в душе, и не будет тоска грызть сердце, и улыбка хоть иногда будет блуждать по лицу. И только тогда что-то получится. Но каждый из этой тройки борется за твое внимание. Хочет получить как можно больше внимания, времени. Есть свои фавориты, есть свои лузеры, но ты как тренер должен для каждого найти время, защитить от внутренней тоски, и когда наступит время охлаждения и уйдет любовь, ты должен подготовить тех людей, которые любят тебя, музыкантов, которые играют с тобой, людей, которые работают с тобой – к расставанию. И это самое мучительное и самое больное. Нереальная трагедия, когда отрываешь от себя то, что уже приросло к твоей коже, стало частью твоей дыхательной системы, твоими сосудами и глазами. Но без этого нет нового. А когда нет новых идей и вдохновения в жизни, когда нет нового возбуждения, нового чувства – тоска заходит в твою комнату, закрывает дверь, зашторивает окна и начинает душить тебя безжалостно и беззвучно. И каждый раз надо начинать с самого начала. Может быть, поэтому так притягательна была для Джима Моррисона бутылка виски? Алкоголь уносит эту тоску. Когда уходит любовь. Если бы можно было устроить так, чтобы и вдохновение, и любовь жили вместе и не уходили! Может, в 24 веке так и случится.
Мне всегда везло. Рядом почему-то оказывались люди, которые меня выручали. Мой лучший друг возник на горизонте, когда я не мог справиться с предметом «Логика». Скромный, умный, саркастичный, интеллектуал в высшей степени, сын потомственных врачей и педагогов, внешне очень похожий на чеченца, слегка кривоногий, крепкий и жилистый, он был так глубоко отзывчив и несчастен, что это просто поразило меня. Сказать, что он мрачен – просто промолчать. Но мы подружились так сильно, что трудно сказать, что разлучит нас теперь. Мы вместе потеряли деньги в 1998 году, у нас были серьезные личные разногласия, были пьяные драки, было все, кроме предательства. Оба мы любим слушать песню группы «Пилот» «Братишка». Так я его и зову много лет. Братишка помог мне написать сценарий, он же сыграл роль в спектакле, который мы назвали «Пауки-убийцы». Бред какой-то, а не название. Просто я был фаном видеофильмов, которые переводил гнусавым голосом переводчик Володарский. Я научился его пародировать и ради прикола придумал нелепое название. Оно бессмысленно. Все шоу, которое в 1992 году потрясло тихий корпус университета, было построено на использовании трех элементов: живой музыки, приколов над рекламой, эротизма и драйва непрофессиональных актеров-студентов. Репетиции шли по ночам, это была первая проба пера в качестве режиссера. Братишка помогал. Между нами, однокурсниками, прошла волна дружбы. Истинное желание сделать что-то вместе выразилось в том, что мы сделали тогда нечто напоминавшее Comedy Club. Моя колдунья была частью нашего шоу. Если бы ее не было рядом, я бы везде искал ее, психовал бы и ничего бы не вышло, поэтому я придумал ей роль. У нас не было кулис – и мы просто стали выключать свет между сценами. Не было раздевалок – и мы просто переодевались быстро в темноте. Не было барабанов и барабанщика – и я просто занял денег, арендовал барабаны и убедил очень классного парня, Дмитрия, постучать. Феномен в том, что он стал потом прокурором, серьезным руководителем, мы часто видимся, и я всегда говорю, что он первый барабанщик группы The Mood. С тех пор как я встретил свою настоящую любовь, мое настроение стало жить вместо меня. Оно менялось десять раз на дню. Я не мог назвать группу иначе.
Гит играл ключевую эротическую роль, звезда с факультета РГФ обнимала его прямо на виду у всего руководящего состава факультета. Гит был влюблен, они целовались по-настоящему. Все было по-настоящему. В рамках озвучивания и врубания визуальных сильных образов песни «Больно мне, больно» надо было бить парня, чтобы ему стало больно. Типа эффект. Но тот, кто бил – бил уже тоже по-настоящему. И больно было по-настоящему. И восемь парт было выкинуто в ту ночь возбужденными студентами по-настоящему, и все стекла были выбиты тоже не понарошку. Братишка был так пьян, что его несли на руках домой. На такси денег не было. Мы с моей любимой не могли наобщаться, так как в комнату, где мы были, врывались возбужденные пары, и я просил не делать этого в корпусе. Это было помешательство. Музыка, смех, поцелуи, секс и радость захлестнули факультет. Демоны вырвались наружу, эндорфины заполнили рекреации, улыбки и крики стали друзьями. Мой старший друг и друг по поездке в Польшу стали мне еще ближе. Впереди нас ждало такое классное будущее. Я растрои́лся – стал директором пати, музыкантом и режиссером. Я был счастлив.
Я стал арт-директором.
Утром мама позвала меня к телефону. Меня просили срочно приехать в деканат. Декан был краток: «Тебе надо написать объяснительную. Декан экономического факультета, где проходила пати, просил тебя отчислить. Сломано десять парт, разбиты стекла, унитазы. Ты все уберешь. И никогда больше не будешь выступать в этом корпусе». Шум стоял в моей похмельной голове, кулаки разжались. «Но мне понравилось. Очень понравилось. Собери все осколки. Убери днем мусор на этажах и поезжай в центральный корпус в бухгалтерию. Получи миллион рублей и купи аппаратуру и барабаны. Факультет в восторге. Готовь «Студенческую весну».
Глава 8
Есть мнение у людей околомузыкальных, что парни начинают играть в рок-группе, чтобы понравиться девочкам. Это так и не так. Одурманенный постерами и видеоклипами с роскошными тачками и иными аксессуарами шикарной жизни, щуплый и талантливый юноша со слегка проступающей щетинкой берется за гитару – и о чудо! Его все хотят, причем не отрывая глаз от его Fender Stratocaster/Limited Edition. Иногда приходят мысли: а что если музыкой начинает заниматься человек, которого и так хотят?
Парадокс подобных мыслей в том, что внимание мужчин и успех у женщин, которые может принести музыка, во-первых, по странному стечению обстоятельств всегда приходят, когда тебе это уже не так Важно, как когда-то, а во-вторых, для пользования плодами взращиваемого успеха уже нет времени. Как хозяйка твоего времени, музыка уверенно требует своего, и все потуги выскочить из ее страстных объятий оборачиваются лишь депрессией и тоской. Считается неприличным в рок-среде уделять много времени увеселительным мероприятиям с дамами, в то время как алкоголь или посиделки с друзьями приветствуются. Женщины чувствуют это, оттого их матери и предупреждают своих красавиц быть аккуратнее с этими музыкантами. А может дело в том, что для современной женщины, не обремененной серьезной интеллектуальной и художественной нагрузкой, свойственно употреблять в подавляющем числе случаев глагол «дай»?
Время, рассказы, знакомства, рестораны, подарки, принадлежность к новому кругу общения и далее по списку. Предсказуемо, что будет сказано и выпито, сделано и съедено. Три часа – оптимальный срок для этого успешного общения. Есть 1—2% преданных року девочек, которые такие же, как ты, чокнутые, и им все равно, какой ты и какие у тебя перспективы, но в силу своей искренности и внутренней свободы они стеснительны и не так эффектны, как вышеописанные реципиенты музыкантского успеха. Но уж если с такой познакомился – дорожи этим человеком, потому что они твои друзья до момента, пока не выйдут замуж. Ну а там бытовуха перемелет их в своей стирающей личность машине, грузнеющий понятный муж присосется к чистой энергии, и дети посадят мать на жесткие воспоминания о бурном прошлом. В этих женщинах так много жизни, что у некоторых в глазах остаются искорки, но в дело вступает Время, которое, как известно, весьма беспощадно к женщинам. Нам в группе везло на таких: часто приходила подобная девушка и дарила нам в разных формах свои заботу и нежное внимание. Про таких я бы сказал: они святые. Пусть поберегут себя подольше от объятий нормальной жизни. Самое парадоксальное, что у них, как правило, совсем мало денег, но они все выгребут тебе на пиво или бургер, а ночью до дома пешком пойдут. Питерская школа – наша гордость. Я иногда вижу таких женщин в метро. От них исходит живая волна. Они слушают плеер. Порой думается, что жить в Москве и ездить в метро для музыканта – как будто каждый день бывать на конкурсе красоты: стоишь в начале вагона и смотришь на наших женщин. Красота повсюду. В одном вагоне и утонченность, и вульгарность, и восток, и южная стать. Как повезло родиться и жить в России! Выходишь из вагона одухотворенный и заряженный. Только вагоны дают такое ощущение. Спросите у брата. Он шесть лет учился в Германии.
Наш первый барабанщик был человеком режимным. В СССР он был бы уверенным директором завода, в Германии – директором большого автозаправочного комплекса, а в уездном городе стал еврейским студентом. Стоматологом. Как ни крути, но стоматологи – моя судьба.
Гит – ортопед. Еврейский басист – ученый-стоматолог. Первый барабанщик – директор стоматологических клиник в Израиле. И все они – звезды в своем кругу. Умные, четкие, жесткие и очень ироничные. Дмитро, наш барабанщик, был и есть как скала. Если с ним договоришься – тебе повезло. Он, как Сбербанк, как нефть на Каспийском море, как кенийский кофе, – надежный, не падает в цене и бодрит. Отчасти потому, что он вырос в Западной Украине под присмотром авторитарного отца и стал, как батя, отчасти оттого, что правильно женился на медсестре, став главврачом в семье, отчасти из-за язвы, которая заставляла его есть строго по часам. Жажда богатства толкнула его в общение с людьми, склонными к нелегальному бизнесу, но это не испортило его. Но! Не был бы он евреем, если бы за его слегка угрожающей внешностью не скрывался-таки веселый и авантюрный человек. Спортивный по сути, он объединил нас своим с виду простоватым обаянием, за которым скрывались его мужская мудрость и великодушие. Относясь к нам как младшим по жизни, он в то же время проявлял большой интерес к музыке и к нашим размышлениям. Его пытливый ум заменял ему отсутствие утонченности, которой с лихвой было у нас с Гитом, его дисциплина и порядок во всем обуздывали мои деструктивные наклонности и кавказское высокомерие. Моя наглость вкупе с его тяжестью сделали достижимыми результаты, недоступные тогда многим. В 1994 году мы, как звезды универа, играли концерт в Доме Союзов. Большой зал, огромная сцена и всесильный радист, хозяин аппарата. Тощий, страшный, сутулый очкарик заявил, что аппарат он специально ставить для нас не будет. Ибо! Мои вежливые манеры, задушевные интонации не тронули его проволочное сердце. Есть такая тема у меня: если человек не понимает по-хорошему, боясь потерять время, так как концерт нельзя отменить, я, минуя стадию переговоров, пытаюсь решить вопрос по-плохому. Если не выйдет – надо избавиться от источника проблем: заменить либо зал, либо организатора, либо человека, либо (в крайнем случае) решить вопрос за деньги.
Если же и так не получается – не занимайся этим делом.
Глядя на радиста, мы с Дмитро поняли, что его мелкая душа скучает по настоящим чувствам. Стало очевидно, что его плечи, руки и щеки давно не чувствовали крепких и быстрых мужских прикосновений, на его абсурдном и рутинном радистском пути больше пары лет не возникали непреодолимые препятствия. Он был нелюбим и неудачен и мстил всем за свое одиночество. Мы подарили ему с Дмитро радость новых и быстрых чувств. Кровь прилила в местах наших прикосновений к его белой нежной коже, тоска оставила его, страх же пришел в его сердце, и он стал человеком. Аппарат был установлен быстро и качественно. Дмитро, как caporegime, был немногословен.
В этом же году мы записали первый магнитоальбом. Первый альбом – это как первое понимание вечной жизни твоей души. Пройдут века, а альбом останется. Он – твое отопление, твое отражение, твоя связь с вечностью. Как мы были счастливы! Просто и каждую минуту.
Кастанеда пишет, что Воин пробует все на вкус, но ни к чему не привязывается. Эта мысль применима к современным слушателям – чаще всего можно услышать в ответ на вопрос о их любимой музыке, что опрашиваемый любит разную, то бишь любую музыку. Но как заставить его послушать нашу легендарную группу, думал я. Ответ пришел просто. Читая унылую и скучную университетскую газету «Alma Mater», я представил, что вместо этого чтива студенты могли бы зачесть веселую газету о нашей группе, которая была бы одновременно и Афишей! Чудесная догадка потрясла меня. Конечно – что может быть лучше интересной газеты-афиши? Да просто ничего. В Универе.
Ведь надо понимать, что наши вузы давно прогнили от фальши и абсолютной скуки пребывания в них. Преподы доживают свои дни там, проклиная судьбу, а студенты никак не могут врубить, зачем им слушать этих неудачников. Но и тем, и другим интересно почувствовать вкус жизни в месте, где давно нет студенческого задора, горящих глаз, искреннего смеха равных и высокоинтеллектуальных людей. Для парней учиться в таком месте – как типа в армии проходить курс молодого бойца, только вместо зарядки – водка, вместо учений – общаги. Девушкам и того хуже: найти себе в провинциальном месте спутника жизни крайне сложно. И все грустно и предсказуемо. И в этом летаргическом царстве безнадежных ожиданий и деньсурковых разговоров появляется свежая веселая газета, где говорится живым понятным языком, что есть классная веселая группа, и она повеселит учащихся не просто концертом, а шоу. Людям нужно шоу. Веселье. Брызги шампанского, тайна за семью печатями, шутки от души, а не механические фразы: «Наша следующая песня называется…» Да какая им в зале разница, как называется песня? Зачем им это знать? Сделай так, чтобы они орали и прыгали или неотрывно смотрели на тебя, сохраняя в себе твою энергию неделями.
Журналист, пьющий и добрый, обшарпанный и заброшенный, согласился помочь сделать специально выпуск газеты под команду. Я ходил к нему в общагу, приносил пиво, сам написал все материалы, подготовил все фото, и тогда пришло первое правило Арт-директора: все придумай и сделай сам, но если владелец ресурса или зала проявит инициативу – поддержи ее, разукрась ее в свои краски, сделай этого человека героем, оберни его идеи в свои и помести его логотип где нужно, вознеси его. Ибо для него это – возможно единственный шанс проявиться как личность, а от тебя не убудет. Журналист, с которым я делал все это, был сообразителен, но, как многие люди этой профессии, вял, неамбициозен и поверхностен. Эта жуткая черта российских журналистов – не понимать глубоко предмет своих сочинений – всегда ставила и ставит меня в тупик. Глубинный смысл такого отношения к профессии: лохи все сожрут, даже полный бред. Видно это из послевоенных лет, когда умеющий грамотно писать и публиковаться был априори звездой. Увы, в нашей журналистике такая же черная дыра, как и в инженерной мысли. Штампы и банальности загородили небо. А в начале 1990-х было ожидание, что наши журналисты пробьют царство лжи и застоя.
Мой журналист почему-то отличался уже тогда деловыми качествами и пробил тысячный тираж. Газета распространяется на факультетах через агентов. Я вербовал людей на факультетах. Отбирал по глазам и тщеславию. В первом случае – это настоящие помощники, любящие рок, во-втором – временщики, пользующиеся твоим успехом. И пусть будет так. Все разные. Декан был впечатлен моим размахом, ведь везде писалось, что мы группа с юридического факультета, хотя в ней играли три стоматолога из четырех участников. Мы становились модными. Журналист познакомил меня с радиостанциями. Радийщики тогда были небожителями и приняли меня вначале не особо. Но водка и подарки делали свое дело. Я всегда любил девочек с радио. Они были как конфеты с ликером – красиво завернутые и очень манящие. Их губы прикасались к микрофонам, как и мои, их хотелось целовать, эти наговаривавшие за деньги рекламу губы. Эти незамысловатые девушки вначале казались такими прелестными. Их сленг манил. Я был впечатлен сотрудниками электронных СМИ. Втайне я стал журналистом. Дюруа, герой моего любимейшего романа Мопассана «Милый друг», вселялся в меня в моменты общения с радиолюдьми. Но на них мое обаяние действовало втрое меньше обычного – они видели во мне просителя. У нас в России просителей не жалуют. Однако в этой истории с просьбами, классическими глубокими вздохами и цитатой «не жди, не бойся, не проси – сами дадут» есть один нюанс. В России настолько своеобразно понимают помощь. Например, ты идешь по улице и некто плачет горько на скамейке, ты подходишь и пытаешься помочь, но плачущий неожиданно бьет тебя. Ты помешал ему переживать, не вовремя подошел, или он был пьян и агрессия пробудилась. А когда муж избивает жену, ты, пытаясь обуздать колотящего, сам становишься колотимым. Женой. Он любит ее, вот и обижает.
Так что просить надо. Обязательно надо. И дадут просящим.
А еще всем скучно. Детям, студентам, официантам, директорам ресторанов, военным, бедным, богатым. Всем. И если твой концерт ассоциируется не просто с музыкой, а с чем-то новым, интересным – это то, что нужно. И это совсем не должно быть веселым. Рецепт хорошего концерта: мрачное настроение – 30%, провокации – 30%, издевательские шутки – 30%, приличная группа гормональной поддержки в зале – 10%. И вместе все это работает.
На наш концерт в областной Дом офицеров пришло более 400 человек, и они купили билеты. Газета делала свое дело, агенты ковали нашу репутацию, я приглашал всех подряд. Мы собрали 1,7 миллиона неденоминированных рублей, за вычетом всех расходов наша прибыль составила около полумиллиона неденоминированных рублей. Фантастический успех неизвестной группы. Мне удалось подружиться с руководством ДОФа. На многие годы шеф этого заведения стал моим старшим советчиком. Бывает так, что руководитель чего-то большого, особенно военный, не имеющий сына, чутко отзывается на уважительное и внимательное отношение. Врожденное чувство уважения к старшим делало для меня общение со старшими товарищами естественным. Отчасти это было вызвано тем, что отец брал меня всегда с собой на встречи с друзьями, с которыми мне приходилось быть всегда в форме. Папа никогда не пренебрегал моими вопросами, терпеливо разъясняя, кто есть кто, кто с кем и так далее. С детства по речи собеседника мне приходилось определять его статус и предпочтения. Возможно, в этом коренится преемственность поколений. Друзья родителей становятся твоими друзьями, твои друзья становятся друзьями для младших. Так было с моим братом. Он был со мной, рос с моими друзьями, взрослел с более взрослыми.
К тому времени музыкальная школа окончательно доконала брата. Несмотря на относительно неплохого преподавателя, ужасная модель российского музыкального образования, как трясина, засасывала всех, рождая непреодолимое отвращение к музыке. На вырученные деньги я купил для брата клавиши Casio. Примитивные и совершенно непригодные к записи в студии. Это был первый шаг к выходу из ямы, где он гнил все эти годы. Он изучил аккорды пары песен, и мы представили его как нашего нового участника. Ему 14 лет, и на него смотрят 400 глаз из зала. Эмоции. А для юноши, думается, это ох как важно. И во время одной из вещей, где брат только брал аккорды, я в тишине произнес два слова, которые перевернут его отношение к музыке: «Клавиши, соло!» Это был трюк. Глаза моего брата отражали ужас, но группа уже играла квадрат, спрятаться было невозможно. Либо играй, либо умирай, либо убегай со сцены. Мои парни знали за мной такую черту – никто в группе не знает, что у меня на уме. Я могу остановить композицию, изменить аккорды, ритм. Это делает жизнь команды непредсказуемой, вселяет в нее драйв, интригу. Но даже они вздрогнули, когда я оставил новичка на его первом концерте без подготовки один на один с залом. Жестокий подход. Флюиды ненависти от Ара настигли меня, но до меня донеслись звуки органной импровизации. Колокол пробил, пушка выстрелила, музыка вселилась в нового музыканта на многие годы, разрушив монополию безумных преподов-мутантов, почти на 100% отбивавших с получением музыкального диплома у детей любое желание играть и выступать. Еврейско-армянский братский ансамбль замкнулся, отразив в себе в 1994 году непостижимый коммерческий успех студентов вкупе с приличным музыкальным материалом. В том же году мы заняли второе место на областном конкурсе «Кто круче», пропустив вперед коллектив, в котором играл сын губернатора. Местное жюри пожурило Гита за то, что, закинув гитару за голову, играл на ней. «К чему эти цирковые трюки, не надо позерства», – пробормотал уважаемый уездный судья. Таковы они, наши конкурсы. Лучший тот, кто ближе и понятней. Гит робко возразил, что это манера игры Jimmy Hendrix. Но остался без ответа. На лицах судей отражалось желание побыстрее свернуть обсуждение и побыстрее бухнуть в комнатах. Деятели культуры крайне утомляются от мыслительных процессов, и водка, как энергетик, возвращает к жизни их попорченные временем и праздностью лица. В такие-то минуты и надо оказаться рядом, подмахнуть дипломчик – и дело в шляпе. Но бессмысленность этого мероприятия переваливала любые настроения. Для директора группы такое поведение не особо правильно, но слабости есть у всех.
Целыми днями я ломал голову, как нам вырваться на новые просторы. Ничто не предвещало беды. Все было отлично, но вот в личном. Был привет. Но репетиции и концерты держали всех нас в суперформе. Беда прикатила, откуда совсем не ждали. В общем, так и бывает.
Глава 9
Без возбуждения перед концертом трудно. А с возбуждением крайне трудно работать. Сложно заниматься чем-то вообще, если по мере наступления даты концерта нарастает радостное напряжение. И вот говорит с тобой начальник, а ты смотришь на него и киваешь, даже записываешь в блокнот слова. Какие-то. Бессмысленные. Например, «согласовать с бухгалтерией форму справки» или «уточнить сумму задолженности на конец квартала». Квартала. Впитала. Опахало. Махала. «Макала» – кстати это отличный альбом группы Clannad. Очень красивый. Особенно песня «In a lifetime». Супертема. Пронизывает переплетение голосов, как будто занимаешься любовью с тем, кто близок. Как будто… «…записал? И не забудь поставить в шапке письма там их юридический адрес. Срок – 28 июля», – это мой шеф говорит. Я работаю в банке юристом уже 2 месяца. Уездный двухэтажный милый банк. Запах денег, белые блузки операционисток, серые костюмы валютчиков, вставные зубы безопасников, поджатые губы кредитчиков. Рай для мертвяков.






