НЕ МОЯ ТИШИНА

Пролог

Размазать бы эту ехидную физиономию по кирпичной стене гаража. А еще лучше развернуть его и пнуть под зад. Такой унизительный прием, собьет со слизняка чувство превосходства и контроля над ситуацией.

– Баха, ты идиот? Что мне помешает заставить девчонку забыть все снова?

– Да ни че, конечно! А сколько раз ты сможешь это сделать, прежде чем она съедет с катушек? А, братан?

Ильяс не ожидал, что Бакиру так легко удастся вывести его из равновесия. Чувствуя нарастающее раздражение, он сделал к нему шаг и ухватил за ворот рубашки.

– Во-первых, я тебе не братан! А во-вторых, подумай – побоюсь я подпортить себе карму, если ты будешь совать нос, куда не надо?

– Убьешь меня?! – парень постарался изобразить наигранный ужас, но чувствовалось его неподдельное напряжение.

Они посверлили друг друга темно карими глазами.

– Если ты продолжишь быть занозой в моей заднице, не сомневайся в этом! – Ильяс отпустил его рубашку и заботливо поправив, разгладил ладонью замятую ткань. – Знаешь же, что зря тратишь время… и мое и свое.

Бакир пренебрежительно отмахнулся от его руки, не скрывая досаду.

– Да жалко тебе, что ли?! Полчаса поприсутствовать на переговорах! Запудрил тебе папаша голову…

– Заткнись! Тебе не помешало бы прислушиваться к своему отцу! – Ильяс почувствовал, что снова заводится и от этого разозлился еще больше.

– Ой, бля! Давно ли ты стал таким правильным, а? Скажи, что не пользуешься никем… когда с финансами самому надо порешать или с девочками отдохнуть?

– Можешь фантазировать сколько хочешь, – Ильяс выдохнул, стараясь отпустить напряжение. От ворвавшегося под навес прохладного ветерка, на лбу и висках похолодели капли выступившего пота. – Я тебя предупредил. Баха, лучше не путайся у меня под ногами! Никакие твои амулеты и заговоры не помогут, я отвечаю!

Бакир нервозно повел подбородком, понимая, что погорячился.

– Ладно, извини, братан… Ильяс! С тендером хоть помоги, а? Отдадут его этим долбанам подставным, и что? Они же ни хрена не сделают нормально, только бабки в карман положат и потеряются. А я постараюсь по максимуму выложиться. Там откатов, конечно, дохриллион, но лучше меня никто эту работу не выполнит. Ты же понимаешь?

Ильяс несколько секунд оценивающе всматривался в его глаза, стараясь хоть что-то считать. Обычно, он был рад, что Бакир своими шаманскими манипуляциями подавляет его проницательность, и не получается читать Бахины мысли, чувствовать эмоции, делать внушения, но в этот раз хотелось точно знать о том, чего от него ждать, не строя догадок. Совсем не было желания помогать ему в чем-то, но сейчас Бакир был прав. Ремонт в спортивной школе лучше доверить ему. В свое время Баха быстро поборол отчаяние из-за того, что способности его отца унаследовала сестра, а не он. Времени терять не стал и начал упорно обучаться гипнозу и колдовским штучкам. Больших результатов пока достичь не удалось, но убедить какого-нибудь зажравшегося чиновника умерить аппетит вполне сможет. А на переговоры один идти ссыт. Если что-то не получится, второго шанса не будет. Единственная надежда на стопроцентный успех – согласие Ильяса помочь. Он может не только копаться в чужой голове, но и вложить туда все, что пожелает.

– Договаривайся о встрече, – кивнул Ильяс хмуро.

– Базара нет, братан! – обрадовался Бакир. – Все порешаю и дам знать…

– А пока потеряйся, не напоминай о себе лучше.

– Да не вопрос, брат! А можно, я машину у тебя помою? – Баха мотнул головой в сторону, припаркованной у больших ворот, серебристой Мазды, покрытой пылью.

– Автомойку нашел что ли? – хмыкнул Ильяс.

– Понял! Ладно, че тогда – я погнал?

Самолюбие парня явно задел отказ, но он быстро принял беспечный вид, накручивая ключи на пальце.

– Давай! – кивнул Ильяс равнодушно, засовывая руки в карманы трико.

Баха, перетаптываясь на месте, окинул его высокую спортивную фигуру взглядом, раздумывая, ответит ли тот на рукопожатие, но в итоге протягивать руку на прощание не стал.

– На связи, если че… – деловито стянув черные солнцезащитные очки с макушки на глаза, Бакир сделал пару шагов назад и, развернувшись, размашисто пошагал к машине.

– Баха! – окликнул его Ильяс. Тот обернулся, остановившись. – К Зарине подойдешь – пожалеешь!

– Да, понял, брат! Неудачно пошутил, согласен…

Бакир плюхнулся за руль и завел двигатель. Кивая головой в ритм громкой музыки, он поднял на прощание руку и, сдав назад, покатил прочь вниз по переулку. Можно было только догадываться, насколько его раздирает тихая ярость. Баха уже давно затаил злость на одаренного сверхспособностями ученика своего отца. Как могло вырасти вот это, у такого человека как Учитель? Чтобы образумить Ильяса потребовалось около года, а Бакир с рождения находился под боком у отца – наверное, самого благочестивого человека в мире. Возможно, Учитель прав – Бакир дан ему в сыновья как испытание на пути духовного прогресса. Какое еще может быть объяснение такому недоразумению?

Ильяс нажал кнопку пульта, и ворота гаража за его спиной начали опускаться. Он на ходу провел ладонью по сияющему чистотой синему боку BMW. Погонять бы на нем по ночному городу! Самому за рулем. Он подавил вздох и, бросив взгляд через плечо на свой автомобиль, вышел через приоткрытую дверь во двор.

Слева от широкого, выложенного серой плиткой крыльца, в тени липы на газоне сидел Леха, вытянув длинные босые ножищи. Этакий габаритный, неуклюжий детина с большими зелеными глазами на наивной, добродушной мордахе. Сланцы и бейсболка лежали рядом. Его темно-русые волосы топорщились в разные стороны, он смешно морщил нос и щурился от ярких лучей полуденного солнца, пробивающихся сквозь листву.

– Может, меня и в садовники возьмешь? – усмехнулся он, водя рукой по отросшей траве.

– Не, брат, сори! Садовника я пока не потяну. Хотя… могу внушить тебе, что очень любишь работать с газонокосилкой, и с радостью будешь делать это за спасибо.

Парень задумчиво нахмурился, уставившись на Ильяса.

– А может уже внушил? Чет я прямо хоть сейчас готов по всему участку пробежаться, подравнять… знаешь, как люблю запах скошенной травы?!

– Отставить траву! Не откосишь от кромки… нам ее клеить еще часа на два работы.

Леха недовольно хмыкнул, покачал головой и растянулся во весь рост на газоне.

– Пошел ты со своими кромками! То ли дело тут на солнышке, на природе, можно сказать… а ты меня в свой подвал снова тащишь. Маньячелло!

– Вот завтра-послезавтра устраивай себе природу, солнечные ванны… а сегодня рабочий день в разгаре, так что тащи свои булки обратно. Мой подвал ему не нравится!

– Нравится-нравится! – Леха потянулся, покряхтывая, и, подхватив бейсболку, шустро поднялся на ноги и надел сланцы. – А еще больше нравится, что мы наконец-то разделаемся сегодня с этим заказом! Мне эти табуретки снятся уже…

Ильяс дождался, когда друг поравняется с ним, и приободряюще похлопал его по плечу.

– На следующей неделе интереснее работка пойдет. Посмотрим, как запоешь. Ща проверил – оборудование в Алматы уже на отправке. Экспериментальный первый диван сделаем для нашего подвала?

– Обязательно! А кальян купим?

– Че-е-е? Может еще девочек с шестами?

– Не, это по твоей части, – усмехнулся парень, вышагивая впереди. – Ладно, мне и дивана хватит.

– А вообще-то, ради тебя и девочек можно позвать…

– Не начинай! – буркнул Леха через плечо.

Ильяс чувствовал то, что друг уже и не старался от него скрывать. Он часто улавливал от Лехи ощущение угрюмого одиночества. Словно желая сбежать от своих переживаний, парень усерднее работал, ел с удвоенным аппетитом и постепенно становился зомби-геймером, зависая в телефоне или компе. На предложения поехать вместе поразвлечься куда-нибудь он отказывался. Считывая его мысли, Ильяс знал, что Леха ни на что не надеется уже. И это к лучшему.

– Ты меня точно вынудишь на крайние меры! Устрою тебе выходные такие, что приятно будет вспомнить, но стыдно кому-то рассказать…

– Угу… десять раз, – ухмыльнулся парень, спускаясь по крутым ступеням ведущим на цокольный этаж.

– Че «угу»? Не веришь?

– Верю-верю… – Леха щелкнул рубильником и свет в мастерской загорелся. – Могёшь! Но не сделаешь.

И он был прав. Ильяс еще в армии объяснил другу, что использует свои способности воздействовать на чье-то сознание и волю, только в самых исключительных случаях. И это чревато как для него самого, так и для того, к кому применяется воздействие. Тем не менее, наблюдая, как был подавлен друг после Ольгиных манипуляций и жестокой игры на его чувствах, Ильяс готов был заставить ее приползти к Лехе и валяться у него в ногах. Да, он понимает, что парню нужен был этот урок, но узнав, что эта знойная молодая женщина изначально выбрала свою жертву – этого добряка с большим сердцем и душой, Ильяс готов был нарушить принципы и наказать ее.

Цоколь, который друзья попросту называли подвалом, был занят под мастерскую по изготовлению мебели. Ильяс старался зарабатывать честным трудом… с недавних пор. Нет, он и раньше не брал чужого. Просто умел договариваться. Когда-то очень сложно было удержаться от соблазна применить свои возможности так, что ему вообще не пришлось бы париться о своем финансовом состоянии. Сейчас у него есть дом, машина, сбережения, небольшой бизнес, приносящий стабильный доход.

В этом доме Ильяс жил уже два года. Вернувшись из армии, он съехал от родителей. За год службы ему пришлось очень постараться, чтобы не свихнуться и больше всего хотелось изолироваться ото всех, даже от самых родных людей. Сколько раз приходилось применять свои способности в армии, даже когда в этом не было особой необходимости! Напряженная атмосфера, пропитанная непростыми эмоциями, чувствами и мыслями солдат, сводила его с ума. Сначала он уехал на месяц к Учителю, а вернувшись в город, снял в аренду дом, который через год уже был им куплен. Двухэтажный коттедж в пригородном поселке, стоял на небольшом холме с видом на город за изгибом реки. Ильяс наслаждался своим уединением и по совету Учителя, устроил себе «детокс», сократив общение с кем-либо до минимума. Родители все понимали и не лезли к нему. Сестра была с головой погружена в свою карьеру и семейные дела, и ограничивалась звонками и редкими встречами с братом.

Единственный человек, с которым Ильяс контактировал практически каждый день, был Леха. Его армейский товарищ, которого во время службы он взял под свою опеку, узнав, что они из одного города. Многим солдатам повезло, что с ними в отделении находился парень, способный убедить «дедов» и командиров быть человечными и справедливыми. А долговязый крепкий парень постоянно вызывал у старшаков желание самоутверждаться за его счет. Леха раздражал их своим невозмутимым, добродушным, но гордым видом, с которым он отказывался выполнять указания из разряда жестких армейских приколов, за что начал огребать с первых дней службы. Но это недолго продолжалось, потому что благодаря влиянию одного из солдат, старшаки стали благосклонны. И не только к Лехе.

Близких друзей у Ильяса не было. В силу того, что от него сложно было скрывать намерения и мысли, лучше было всех держать на расстоянии. Так проще для него самого. С армейским же товарищем было как-то легко и комфортно. Леха независтливый, простодушный и всегда говорит то, что думает. А если и умалчивает о чем-то, то из тактичности и о каких-то незначительных вещах. И мастерская была открыта больше ради Лехи. Еще до армии он прошел специальные курсы по моделированию, конструированию и два года работал в мебельном цехе. Теперь он сам плотно общался с клиентами, согласовывал материалы, разрабатывал дизайн, оценивал масштаб работы и подтягивал помощников. С небольшими заказами они справлялись вдвоем с Ильясом, который по факту был больше подмастерьем, нежели начальником.

– Баха зачастил. Снова шантажировать пытался?

– Пытался… – вздохнул Ильяс, подбирая инструменты в металлическом стеллаже. Он поймал настойчивый взгляд друга, но быстро отвернулся, понимая, что тот хочет ему в очередной раз молчаливо сказать. Он и сам знает, что долго так продолжаться не может…

Глава 1

Давно не приходилось ездить на общественном транспорте. Но иногда надо устраивать себе контрастный душ. Поэтому Ильяс не стал вызывать такси. Всего-то три остановки. Он встал у окна на центральной площадке автобуса, поправил наушники и увеличил громкость. Музыка немного помогает переключить внимание. За пыльным стеклом мелькали прохожие, городской транспорт, одетые в молодую, сочную зелень деревья, жилые дома, торговые центры, кафе, магазины, киоски…

В салоне автобуса чувствовался аромат черемухи. Еще на остановке Ильяс заметил несколько благоухающих веток в руках женщины, которую он пропустил вперед, входя в автобус. Весна в этом году выдалась ранняя. В конце апреля уже начали цвести на клумбах тюльпаны и нарциссы. Но, к его большому сожалению, проснувшийся после зимы город, эти солнечные дни и легкий ветерок, разгоняющий смог и делающий воздух прозрачным, далеко не всем горожанам дарит жизнерадостное настроение. Вот и сейчас, несмотря на все попытки сосредоточиться на происходящем за окном и на долбящей в ушах музыке, он не может не отвлечься на чье-то страдание. Сам того не желая, Ильяс интерпретировал его как сильное раздражение, смешанное с жалостью к себе.

Нехотя, он повернул голову и сразу уловил от кого исходит этот сильный импульс. Та самая женщина с букетом в руке. Ему достаточно было на пару секунд поймать ее взгляд, чтобы понять, что ее так беспокоит. Каждое покачивание автобуса на неидеальном дорожном покрытии заставляет ее напрягаться, чтобы удержать равновесие, что вызывает ломоту в коленях и ступнях.

Он заметил паренька на одиночном сиденье неподалеку. Тот смотрел в окно и через беспроводные наушники слушал что-то, шевеля губами. Ильяс поставил звук на минималку и постарался сосредоточиться на парне. Ему не составило труда, сразу увидеть, что тот и сам уступил бы место женщине, как только заметил бы ее. Но она стояла чуть позади. Через мгновение парень посмотрел на Ильяса, задержав взгляд. Потом обернулся и, увидев женщину с букетом, быстро поднялся, подхватив свой рюкзак.

– Садитесь! – вежливо указал он ей на сиденье.

– Ой, спасибо… мне недалеко ехать, но ноги не дают стоять… Спасибо, сынок!

Женщина заняла место, а Ильяс почувствовал, как ее напряжение снизилось. Как ему нравится ощущать эту энергию благодарности! В то же время он заметил, как парень бросил на него взгляд и отвернулся. Еще лучше! Естественно, он не заподозрил Ильяса в маленькой манипуляции, но зато решил, что незнакомец строил ему глазки. Столько неприязни еще ни от кого никогда не приходилось чувствовать. Рад за этого парня! Ильяс мог бы, конечно, убедить его, что он ошибся. Ну да ладно! Не все же время купаться в заинтересованных и восторженных девичьих взглядах. Для разнообразия можно и благородного презрения отведать. Это даже весело.

Он вошел во двор родительского дома, когда позвонила мать.

– Уже подхожу…

– Пешком что ли? – удивилась она.

– На автобусе. У Лехи выходной. Надо что-то из магазина захватить?

– Все есть, тебя только ждем.

Ильяс все реже заезжал к родителям, но пятничные совместные завтраки старался не пропускать. Едва войдя в подъезд, он почуял аромат жареных лепешек. А поднявшись на третий этаж, уже взявшись за дверную ручку, почувствовал знакомый импульс из соседней квартиры. Заринка! Она что подкарауливает его?! Не успел он закончить свою мысль, как соседская дверь открылась и из нее выглянула хорошенькая мордашка с сияющими черными глазами и приветливой улыбкой.

– Салют! Заждалась тебя, – упрекнула девушка, а ее чарующий бархатный голос приобрел снова нотки, напомнившие Ильясу девочку-подростка, которой она была, казалось, совсем недавно.

– Привет. Ты еще не на учебе?

Он отвернулся в сторону, сделав вид, что отряхивает что-то с рубашки на своем плече. Ему необходимы эти несколько секунд, чтобы настроиться и немного приглушить свою чувствительность. Ильяс старался лишний раз не вторгаться в личные границы близких для него людей, а глядя в глаза сложно было этого не делать. Но долго отводить от Зарины взгляд не получалось, тем более в этой ситуации, когда не смотреть на нее было бы как-то странно. Вернее, на ее торчащую из-за двери голову. Она была в каком-то волнительном возбуждении.

– Надо поговорить, – проигнорировала вопрос Зарина, отмахивая со лба черную прядь волос. – Меня свисни, когда выходить будешь, хорошо?

– Хорошо… – захваченный водоворотом ее спутанных мыслей, ответил он. – Привет родителям. Все нормально?

– Аха… – ответила девушка и скрылась за дверью.

Ильяс сделал глубокий вдох и выдох и вошел в квартиру родителей. Ароматы, доносящиеся из кухни, незамедлительно вызвали урчание в желудке.

Сестра с детьми тоже была здесь. Ее открытая улыбка и полный нежности взгляд, подтверждал всю ту заботу и тревогу, которую она испытывала за братишку. Нет сомнений, что Айнур подозревает его в каких-то противозаконных делишках.

– Ты как вообще живешь один? Похудел-то! – она обняла переросшего ее на голову братика и позволила расцеловать себя в обе щеки.

– Постройнел, вообще-то! Лишний жирок согнал, бегаю по утрам. Теперь кубики стали заметны как у твоего мужа… почти… – усмехнулся он.

– Ну-ну! Гастрит не наживи себе как мой муж… с этими добавками всякими!

– Не, я этим не балуюсь!

Ильяс поздоровался с отцом, обнявшись, и поцеловал мать. Он уже привык общаться с ними без слов. Они единственные из близких знали о его способностях. Сестра убеждена, что Ильяс может чувствовать эмоциональное состояние других людей, только при определенном настрое. Она не в курсе, что делать это ему так же просто, как дышать. Конечно, для чтения мыслей необходим зрительный контакт, а в некоторых случаях и прикосновение. А в то, что он еще и способен предвидеть будущее, манипулировать людьми и делать внушения с помощью гипноза, она не была посвящена. Годам к десяти, как только начали проявляться необъяснимые странности в поведении ребенка, родители старались делать все, чтобы об этом никто не узнал, и учили этому Ильяса. Они сами еще не понимали, на что способен сын и опасались, что кто-то причинит ему зло. В самый непростой период, когда Ильяс еще в силу возраста не осознавал всей ответственности за свои поступки и не всегда контролировал свои эмоции, сестра поступила в колледж и жила в общежитии в городе. После колледжа последовал институт, а после института она вышла замуж. А родители с братишкой тогда жили в пригородном поселке. После одного случая с соседом Ильяс чуть было не выдал свои способности, при этом вызвав множество пересудов среди сельчан. Его семье пришлось переехать в город.

Мать потрепала его черные волосы и, потянув к себе, заставляя наклониться, вдохнула запах и поцеловала в макушку.

– Помой руки и за стол.

Ее всепоглощающая материнская любовь и забота, всегда была приправлена тревожными нотками, гораздо более ощутимыми, чем переживания сестры. Ильяс к этому уже привык. Отец тоже тревожился, но чем старше становился сын, тем более спокойным он был за него. Отец считал, что это большое везение обладать такими талантами. Только сын не полностью разделял его мнение.

В начале семейной трапезы отец прочитал молитву. Мальчишки-погодки пяти и четырех лет отказывались седеть за столом и то и дело прибегали за миндалем и пышными баурсаками. Их мать ругалась, чтобы дети ели за столом, а бабушка просила не обращать на них внимания и радоваться, что они вообще хоть что-то едят. Ильяс неспешно попивал чай, разговаривая с отцом о работе, и невольно улавливал настроение сестры. Айнура никогда не выносит сор из избы. Вообще, у нее такой характер – все держать в себе и никому не жаловаться. Да и жаловаться особо не на что. Только, похоже, любящий муж, который старается ей во всем угодить, начинает ее раздражать. Вот бы ее лучшей подруге такие проблемы! У той мало того, что абьюзер, так еще и изменяет направо и налево. А зять классный мужик, хороший муж и отец.

Почувствовав что-то необычное, Ильяс взял сестру за руку, давая понять, что скучал по ней. Она ласково взглянула на него, не прерывая беседу с матерью. Он замер на мгновение, прикрыв глаза, а поняв в чем дело, убрал от сестры руку и едва сдержал улыбку. У Айнуры гормоны скачут, а она пока об этом не догадывается. Девочка. Да! В конце года у Ильяса родится племянница! Это событие принесет еще больше счастья в их семью. Надо быть осторожнее вблизи сестры, чтобы лишний раз не вторгаться в ее энергетическое поле. Она, как и мать, ничего не заметила, разговаривая и отвлекаясь на детей. Отец же, уловив манипуляции сына и радостный огонек в его глазах, одарил Ильяса насмешливым взглядом и с деланым осуждением покачал головой.

По окончании завтрака отец дал всем благословение и перебрался на диван в гостиной, где его атаковали внуки, требуя не переключать канал с мультиками. Пока сестра помогала матери убрать со стола, Ильяс расставил стулья по местам и сложил стол в компактную тумбу. Ему не терпелось распрощаться с родными, потому что Зарине не терпелось поговорить с ним так сильно, что он чувствовал это через стены. Особенно когда он перешел в комнату, которую занимал до армии и приложил ладонь к стене. За нею комната Зарины. Она там. Вертится перед зеркалом, поправляет волосы… Скорее всего, думает собрать ли их резинкой или оставить распущенными. Соберет. Такой трепет внутри у нее, надеется, что Ильяс согласится на что-то?

Он резко убрал ладонь от стены и отошел к окну, считая сотнями в уме, что немного помогает отвлечься. В очередной раз, ловя себя на том, что не хочет считывать Зарину. Ему всегда было легко с ней, ведь у нее, как и у Лехи, что на уме, то и на языке… было когда-то. Теперь она повзрослела, и многое в ней изменилось, в том числе в отношении Ильяса.

Семь лет назад, когда они были знакомы лишь несколько месяцев, тринадцатилетняя Зарина, как ни в чем не бывало, заявила ему:

– Ильяс, ты такой красавчик! Еще и умный, ответственный… Когда-нибудь станешь моим мужем?

Он чуть не поперхнулся от неожиданности. Но это было так невинно и искренне сказано, как если бы она попросила его помочь с домашкой. Забавная! Они тогда вдвоем сидели на детской карусели во дворе и уплетали напополам шаурму, которую Ильяс купил в киоске на автобусной остановке. Он возвращался из университета и во дворе на детской площадке заметил скучающую Зарину. Ее подружки пошли курить за гаражи, а она осталась, не желая поддерживать подруг в их новом небезобидном занятии. Тогда у нее все было спонтанно – слова, эмоции, действия. Он даже не пытался сдерживать свою чувствительность с ней, потому что не было необходимости. Она была как открытая книга, искренняя, непосредственная и чтобы читать ее, не нужно было применять никаких способностей.

Зарина единственный ребенок в семье, но это не сделало ее эгоистичной и избалованной. Наоборот, она была доброй, отзывчивой и вежливой, озорной, но скромной и жизнерадостной. Ильясу было настолько комфортно с ней – ее светлые эмоции как будто приглушали весь посторонний «шум», от которого он только учился как-то отвлекаться. Ильяс на четыре года старше Зарины, и она тянулась к общению с ним, как если бы он был ее братом. Так он почувствовал практически сразу после их знакомства, когда она стала приходить на дополнительные занятия по английскому к его маме. В скором времени их семьи начали близко общаться и отцы выяснили, что приходятся друг другу дальними сватами. А это у казахов, считай, родственники. Отец Зарины сначала настороженно относился к дружбе юной дочери с уже довольно взрослым парнем, но очень быстро проникся к Ильясу симпатией и доверием.

После третьего курса университета Ильяс пошел служить в армию. Он чувствовал, как Зарина тревожится, расставаясь с ним, уже скучает и ждет его возвращения. Ее привязанность к нему, очень трогала, и сам он знал, что будет скучать по ней. На тот момент ей уже исполнилось семнадцать, она расцвела, превратилась из хорошенькой девчонки в красивую девушку, поступила в университет, обновился круг общения и у нее появились ухажеры.

Тем утром, когда его провожали на перроне вокзала, Ильяс на прощание обнял Зарину и, взяв за руки, заглянул в ее глаза. Он хотел точно удостовериться, что ему не стоит за нее беспокоиться, пока он будет от нее за три тысячи километров. В этот момент ее грустная улыбка сошла с губ, а черные глаза, в которых едва можно было различить зрачки, отразили всю ту тоску, которая терзала ее сердце. Тогда Ильяс отпустил ее руки и переключил внимание на остальных провожающих его близких. Он не просто не захотел вторгаться в ее личное и сокровенное, а скорее боялся, что-то понять неожиданное для себя. Он знал, что Зарина очень привязана к нему, и не удивительно, что их расставание на целый год так огорчало ее. Но было еще что-то, во что он не захотел вникать, о чем даже не желал допускать мысли. К тому же, он не всегда мог доверять своим ощущениям. Главное, он был уверен, что с ней все будет в порядке во время его отсутствия.