Закон бумеранга

© Валентина Карпушина, 2024

ISBN 978-5-0064-9307-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Закон бумеранга

Роман

1 глава

В начале декабря мне исполнилось двадцать два года и я решила: «Пора»! Гормоны бушевали во мне до такой степени, что поговорка «уж замуж невтерпёж», была как раз про меня. Но девушка я была непорочная. Да ещё воспитанная в лучших традициях литературной классики.

– Умри, но не дари поцелуя без любви, – частенько цитировала мама слова одного известного писателя, когда я делилась с ней своими любовными планами.

И я была полностью согласна с ней. Поэтому, чтобы утолить основной инстинкт, абы с кем, ложиться в койку я не желала. Поскольку считала, что сначала мой избранник должен за мной поухаживать. Без конфетно-букетного периода и любования на звёзды и Луну я не представляла развитие дальнейших отношений. Мне нужно было ощутить, что мужчина, который понравился мне, не просто горит желанием увидеть меня лежащей на спине, но любит и уважает меня. Только без трепетных вздохов и прогулок, держась за руки, этого не могло произойти.

А уж первый сексуальный опыт однозначно ассоциировался у меня с первой брачной ночью, предшествовавшей ей свадьбой и обменом обручальных колец во Дворце Бракосочетаний. Ведь я хотела, чтобы всё в моей жизни складывалось красиво, как в любимой мной повести Александра Грина «Алые паруса». Я искренне верила, что где-то на свете живёт мой капитан Грей, который только и думает о том, как бы ему поскорее найти меня и исполнить все мои мечты. Я ни капли не сомневалась, что чудеса люди способны делать сами, лишь бы на то было желание и силы. А сил у меня было, хоть отбавляй. Я верила в себя и хорошо знала себе цену. Ведь что греха таить? Внешне я так походила на известную всем итальянскую кинозвезду, что меня даже с ней частенько путали на фотографиях. Поэтому воздыхателей у меня было, хоть отбавляй. Но все они вели себя несерьёзно. Не успевала я оглянуться, как меня мой доморощенный ухажёр, затащив в укромное место, пытался зажать где-нибудь в тёмном углу. И всё! А я мечтала о любви. И не какой-то там! А неземной. Поэтому о банальной случке с кем бы то ни было, не могло вестись и речи.

«Мой избранник будет необыкновенным, умным и зрелым человеком! – мечтала я, – не то что эти юнцы, у которых есть одна извилина и та в паху».

А потом я пыталась представить его, мужчину моей мечты.

«Он будет красив как греческий бог, у него будут синие глаза и светлые вьющиеся волосы, – думала я, – хорошо бы ещё, конечно, чтобы он жил от нас с мамой недалеко, чтобы мы могли с ней надолго не расставаться».

Почему именно такой образ подкидывало мне моё воображение, я не знала. Но образ этот мне очень нравился.

– Ну твой Грей может оказаться не таким уж и сказочным принцем, – однажды после того, как я поделилась с мамой своими мечтами, усомнилась она, – ведь на самом деле он – настоящий пират, пропахший табаком и ромом, не гнушающийся крепким словцом и, вполне возможно, даже рукоприкладством.

Но я была уверена, что с такими нежными барышнями, как я, даже прожжённые пираты себя не ведут грубо.

– Нет, – возразила я, – он не может быть таким. Ведь Артур Грей – это неисправимый романтик. Он вряд ли посмел бы обложить непристойными словами и ударить Ассоль. Да и повода у него не нашлось бы. А то, что от него пахло табаком – не беда. Да и ромом – тоже. Он же не был алкоголиком.

Маму я очень любила, можно сказать, боготворила. Она была во всём мне примером. Поэтому я всегда прислушивалась к тому, что она говорит. Но в данном случае я не была согласна с ней.

2глава

Так прошла зима, которая ничего нового не принесла в мою жизнь. Дни были похожи один на другой, словно близнецы. Мне было так скучно, что не хотелось ходить ни в кино, ни на танцы, где в основном можно было встретить или выпивох, или не в меру озабоченных юнцов. Пьяниц я на дух не переносила на генетическом уровне, а дураков тем более.

Но зима какой бы длинной ни была, всё-таки закончилась и пришла, наконец, весна. Еще вчера на улице трещал мороз, а сегодня вдруг солнце с небес дыхнуло на землю так горячо, что сугробы как-то сразу вдруг осели и начали подтекать, словно брошенные на землю скомканные мокрые тряпки. Из-под них засочились кривыми струйками ручейки, а асфальт покрылся осколками неровных луж. Небо стало светло-голубым, словно донышко пластиковой бутылки из-под минералки. По нему поплыли стайки тонких облаков, похожие на ватные ворсинки, размокшие в воде. Отогревшиеся после зимы птицы, очнулись от наступившего тепла и заверещали на все голоса, подавая сигнальные свистки, словно открывая движение на улице с названием «Весна». Слушая их гомон, ворвавшийся через форточку в квартиру, у меня вдруг перехватило дыхание. Неожиданно я почувствовала приближение неминуемой любви. Запахи талой воды и влажной земли были настолько дурманящими, что душа замерла от восторга. А может это произошло оттого, что зима не пахнет, и теперешний шквал забытых ароматов, так сильно взбудоражил моё воображение. Мне ужасно захотелось вдруг пойти на улицу погулять. Только пойти мне было не с кем. Ведь пока я пребывала в ожидании своего капитана Грея, я незаметно для себя растеряла всех подружек. Одни из них, забеременев, вышли замуж, а другие разъехались, кто куда. Им наскучило однообразие загородной жизни. И хоть санаторий, при котором мы жили и трудились считался одним из лучших в Подмосковье, перспектив здесь было недостаточно, чтобы достигнуть чего-либо в карьере или в личной жизни.

– Ты не против пойти со мной погулять? – предложила я маме, – смотри какая погода хорошая стоит!

– Пойдём, – обрадовалась она, услышав моё приглашение, – я так рада буду подышать свежим воздухом. А то надоело сидеть, словно затворнице, в четырёх стенах.

Моя мама была очень одиноким человеком. В браке с моим отцом она состояла совсем недолго. Они были слишком разные, чтобы прожить вместе всю жизнь. Мама была скромной женщиной, а отец наоборот – любителем шумных кампаний и застолий. Он прекрасно играл на гитаре и на аккордеоне, а так же хорошо пел. Короче всегда был в центре внимания. Маме же приходилось учиться в медицинском институте и одновременно заниматься мной. Поэтому сил на походы по гостям у неё просто не оставалось. В итоге отец закрутил роман на стороне, который привёл к разводу. Но после него повторно выйти замуж у мамы не получилось. Она встречалась и расставалась с разными мужчинами, но В ЗАГС никто из них не торопился её отвести. Причины было две: либо её избранник был женат, либо занимал слишком низкую социальную ступень. И в том, и в другом случае все отношения сводились к убогим свиданиям, которые не давали маме ни радости, ни любви.

Но несмотря на свои бесконечные фиаско на личном фронте, мама всё равно свято верила в то, что когда-нибудь встретит настоящую любовь. А пока она пребывала в этой вере, всю свою неизрасходованную нежность она обрушивала на меня. Не жалея сил и времени, она неустанно занималась моим воспитанием. В первую очередь, мама придавала очень большое значение моему всестороннему развитию. Она была прекрасным рассказчиком. Зная о том, что я не очень люблю тратить время на чтение книг, она часто рассказывала мне всякие интересные истории или декламировала стихотворения любимых поэтов, прививая тем самым мне вкус к высокому слогу. В итоге я сама стала писать неплохие стихи и рассказы, которые неоднократно печатались в местной газете. Также она давала мне всевозможные советы, но не настаивала ни на чём. А я эти советы или принимала, или нет. Единственное, что требовалось от меня – это предупреждать, куда я пошла, и являться домой не позже десяти часов вечера. Все эти требования я неукоснительно выполняла. Ведь я очень любила и уважала маму, поэтому не могла её ослушаться. Правда я порой готова была пожертвовать общением с друзьями, ради неё. Ведь с ней было так интересно! Мама умела создать такую атмосферу, что никакое другое времяпровождение не могло сравниться с ней. Например, в наши дни рождения мама организовывала посещение ресторана, а после него мы отправлялись в театр на какой-нибудь модный спектакль или на концерт. Это было гораздо интереснее, чем толкаться в нетрезвой толпе сверстников на дискотеке.

За праздничной трапезой в ресторане мама учила меня правилам поведения в приличном обществе, думая, что я обязательно однажды туда попаду.

– Дочка, если тебя станут приглашать на обед, то ты должна будешь уметь пользоваться столовыми приборами, – говорила мама, показывая, как это делается.

Позже, слушая оперу в Большом театре, я заметила, как глаза мамы увлажнились. Перехватив мой взгляд, она на ухо прошептала мне:

– Эту арию я пела тебе вместо колыбельной, когда ты была ещё совсем крошкой.

«Всё же моя мама – необыкновенная женщина, – подумала я, растроганно улыбнувшись ей в ответ, – петь вместо „баю-бай“ партию Нормы – это высший пилотаж»!

Видимо, по этой причине моя мама и была одинока. Она попросту не вписывалась в общество своих сверстников. Несмотря на то, что большинство из них имели высшее образование, образованными они не были. Любовь мамы к искусству, возвышенные взгляды на жизнь ставили их в тупик и вызывали всевозможные комплексы. Стройная, зеленоглазая с копной густых чёрных волос, она обладала мягкой походкой и приятным тембром голоса, который отдалённо напоминал мурлыкание кошки. Неспроста в наших пенатах мою мать за глаза называли Пантерой. И это прозвище как нельзя лучше подходило к ней. Её красота и манила, и отталкивала одновременно. А особенно мужчин. Кроме того в ней была видна порода. Не даром она являлась потомком древнейшего аристократического рода, корни которого уходили в далёкие века. А такой красоте, надо было соответствовать. А ни желания, ни силёнок у противоположного пола на это не было. Поэтому большинство мужчин воспринимали достоинства моей родительницы как укор их несовершенству. Вот и томилась она в одиночестве, оплакивая свою несчастливую личную жизнь. А ведь ей было уже за сорок и, как известно, для одинокой женщины такой возраст бывает, своего рода, критическим. Он является временем подведения итогов прожитой жизни и попыткой осознать дальнейшую судьбу. А эти итоги мою мать совсем не радовали.

– Ты даже не представляешь, как страшно стареть! – в приступе отчаяния однажды воскликнула она, горько заплакав.

– Ну, что ты! – погладив маму ладонью, по вздрагивающей от рыданий спине, попыталась я её утешить, поймав себя на мысли, что она в этот момент, словно хоронит свою несчастливую личную жизнь, – не плачь пожалуйста.

Не в силах вынести как мама убивается из-за своих нереализованных женских возможностей, я попыталась её подбодрить:

– У тебя есть я. И я очень тебя люблю, мамочка.

После моих слов она успокаивалась ненадолго, а потом через какое-то время опять впадала в отчаяние. Поэтому я старалась не оставлять маму надолго одну. Но мне это было совсем не в тягость. Мне очень нравилось общаться с ней. Нравилось слушать рассказы о прожитой жизни. А ещё я читала ей свои стихи. Маме они очень нравились. Правда, она считала, что настоящего поэта из меня никогда не получится. Но тем не менее с удовольствием слушала мои поэтические творения во время наших прогулок.

– Под твои стихи хорошо думается, слова в них, словно ручеёк журчат, – как-то раз сказала она, а потом спросила, – они кому-то посвящены?

– Да, – ответила я, – посвящены.

– И кому же, если не секрет? – поинтересовалась мама.

– Одному моему бывшему однокласснику, – украдкой вздохнув, сказала я.

– А! Виталию! Помню-помню. Ты была в него сильно влюблена, – улыбнулась мама, а потом назидательным тоном добавила, – первая любовь – это как первый снег. Она быстро проходит.

– Да, – согласилась я, – но стихи остаются.

3 глава

Апрель не радовал в тот год весенним настроением. Весна наступала вяло, словно и вовсе не хотела наступать. Жизнь завязла во времени, словно в густом киселе. Ежедневно, словно по заученному сценарию, я отправлялась на работу, открывала кабинет, и приступала к своим привычным обязанностям в отделении медицинской диагностики.

Но в этот день с самого утра, события пошли совсем по иному сценарию: по неизвестной причине на процедуру, которую я проводила, ко мне почему-то никто не явился.

«Конечно, работа не волк, и её лучше не догонять», – резонно подумала я, никого не обнаружив за дверью.

А потом решила немного подождать, надеясь, что опоздавшие пациенты всё-таки придут. Но прошло полчаса, но так ничего и не изменилось. Поняв, что ждать больше нечего, я решила выяснить, в чём всё-таки дело, и отправилась к начальству.

– Где мои пациенты? – деловито спросила я, войдя в кабинет старшей медсестры.

– В смысле? – не поняла она меня.

– Никто ко мне на приём сегодня не пришёл, – пояснила я.

– Как это никто не пришёл?! Я назначала! – возмущённо воскликнула она, с важным видом открыв толстую амбарную тетрадь, в которой, по старинке вела записи, и с удивлением уставилась на девственно-чистый лист.

Мне тут же стало ясно, что произошло: она почему-то забыла составить список пациентов на обследование.

– Ну, ладно! Запамятовала я, со всяким такое может случиться! – примирительно сказала она, поспешно закрывая тетрадь, а потом строго добавила, – А ты всё равно не вздумай бить баклуши, и пока у тебя нет приёма, займись генеральной уборкой.

После её приказа я безропотно отправилась восвояси и с энтузиазмом принялась драить стены и окна в своём медицинском владении. Но, несмотря на внушительный объём работы, после того, как я его одолела, мне всё равно заняться было больше нечем. Поэтому я вынуждена была коротать, оставшиеся до конца рабочего дня часы, одиноко тоскуя на стуле, не зная, что мне ещё такое сделать, чтобы время не так тянулось.

Так совпало, что этот день был днём выдачи зарплаты. Как это ни странно, но я никогда не ходила за ней сама – в это время у меня полным ходом шёл приём. Поэтому зарплату мою и свою, всегда получала мама. Против чего я никогда не возражала. Ведь наш семейный бюджет вела исключительно моя мать и все, заработанные мною деньги, всё равно попадали в её кошелёк. Вот я и не парилась по этому поводу.

Но сегодня, когда мама заглянула ко мне в кабинет, чтобы перекинуться парой слов, и, увидев, что я маюсь от безделья, она предложила:

– Давай прогуляемся в административный корпус, раз тебе всё равно нечем заняться?

– Давай! – воскликнула я, уцепившись за такой прекрасный повод с пользой дела скоротать рабочий день до его окончания, и чуть ли не вприпрыжку, последовала за ней.

Правда деньги нам с мамой не удалось сразу получить, потому что их ещё не привезли. Поэтому я уселась в уютном холле, расположенном здесь же, в удобное кресло. А мама пошла с отчётом к главному врачу, возле приёмной которого, томилось несколько человек, пришедших сюда по своим делам. От нечего делать я стала бездумно рассматривать их. Мой скучающий взгляд задержался на одном из мужчин, выделяющегося среди небольшой кучки посетителей изысканной красотой. На вид ему было около тридцати лет. Это был высокий молодой человек с вьющимися пепельно-русыми волосами и пронзительно-синими васильковыми глазами.

«Где я видела его раньше»? – подумала я, встретившись с ним взглядом.

Незнакомец тоже обратил на меня внимание. Мало того, он принялся так пристально меня рассматривать, что мне стало неловко.

«Наверное, у меня что-то не в порядке с одеждой! – испугалась я, – Может, поехала стрелка на колготках или что-то еще в том же духе»?

В поисках, незамеченных мной огрехов, я решила осторожно осмотреть себя. Но я быстро убедилась в том, что колготки целы и одежда в норме.

В этот момент из кабинета главного врача вышла мама. Увидев странного незнакомца, она неожиданно обратилась к нему с приветствием, и они мило защебетали. Пару минут спустя, прервав беседу, мама повернулась ко мне лицом и сказала, представив меня незнакомцу:

– Это моя дочь.

После её слов, его лицо сначала вытянулось от изумления. Затем, сверкнув синими глазами, он широко улыбнулся и сказал мягким баритоном человека, редко повышающего голос на окружающих людей:

– Очень приятно.

«Мне тоже», – подумала я, но вслух ничего не сказала.

– А мы с Вами немного знакомы, – понизив голос, придав ему немного сексуальности, продолжил незнакомец, – Когда я отдыхал нынешней зимой в вашем санатории, я видел Вас на танцах.

«Ах, вот почему его лицо мне показалось знакомым! – дошло до меня, – На танцах»!

– Вы прекрасно двигаетесь под музыку, – между тем, похвалил он меня, искусно играя тембром приятного голоса, – Я хотел Вас пригласить на вальс, но постеснялся: Вы так гордо держались, что я не посмел приблизиться к Вам.

Тут в разговор вклинилась мама, всё это время не спускавшая с него глаз, с не очень уместным, на мой взгляд, вопросом:

– Как Ваша жена поживает, Сергей Васильевич?

«Надо же! – подивившись, подумала я, – Сергей Васильевич! Прямо, как Рахманинов»!

Тут же, заговорив нормальным тоном, он пожал в ответ плечами и, досадливо раскинув в стороны руки, сказал:

– А я развёлся.

После такого признания мне почему-то стало очень жалко Сергея Васильевича.

«Бедный, – подумала я – Как же ему не повезло»!

– Вы не расстраивайтесь, ещё найдёте себе невесту! – пытаясь подбодрить его, сказала я.

– Вас, например, – склонив набок кудрявую голову, пристально глядя мне в глаза, мягко произнёс он, снова придав голосу бархатные модуляции.

«Ох! – ужаснулась я, – он решил, что я навязываюсь ему в невесты»!

– Что Вы! Я не себя имела в виду! – смутившись, воскликнула я, – у меня и в мыслях нет ничего подобного!

В этот момент в холле произошло оживление. Как выяснилось – это доставили деньги из банка. Наскоро попрощавшись с Сергеем Васильевичем, мы с мамой, наконец, пошли получать зарплату. А к вечеру я благополучно забыла о новом знакомом.

4 глава.

После работы мы с мамой, обычно, отдыхали. А перед этим, изрядно проголодавшиеся, первым делом, принимались за трапезу, которая состояла из нескольких бутербродов да пары стаканов сладкого чая или кофе. Правда, в маленьком холодильнике с крошечной морозилкой ничего больше и не было. На полках стояла фарфоровая маслёнка, расписанная аляповатыми цветами, лежал начатый батон варёной колбасы и большой кусок сыра. А в деревянной хлебнице, стоящей на кухонном столе, ждал своей участи немного зачерствевший батон белого хлеба. Так что при всём желании приготовить нормальный обед было не из чего.

– Много есть нельзя! – чтобы оправдать стойкое нежелание становиться к плите, внушала мне мама, – Особенно суп и картошку с макаронами, потому что эти продукты очень портят фигуру. Поэтому, чтобы оставаться стройной, необходимо ограничить употребление каш и мучных изделий. Вместо них можно смело есть сыр и колбасу в неограниченных количествах, поскольку они являются чисто диетическими продуктами, и от них лишний вес никогда наберётся.

Я не спорила с ней, потому что ничего зазорного не видела в такой вот бутербродной диете. Будучи полностью уверенная в том, что делаю всё возможное на благо своей стройности, я без лишних колебаний отрезала от батона нехилый кусок белого хлеба, густо намазывала его сливочным маслом, а затем накрывала его изрядным куском сыра или колбасы и отправляла сей гастрономический «шедевр» в рот, нисколько не сомневаясь в правильности маминых рекомендаций. После такой трапезы я на часик укладывалась спать. Тоже, как говорила мама, для того, чтобы сохранить, как можно дольше свой внешний вид наиболее привлекательным. Проснувшись, я опять принималась за бутерброды, ужиная, таким образом. А потом всё это заедала шоколадными конфетами, которых у нас в доме было немеряное количество. Внутри кухонных шкафчиков коробки с шоколадным лакомством лежали в прямом смысле штабелями. Это были подарки нам с мамой от благодарных пациентов.

Ближе к вечеру я убегала в клуб на танцы или в кино. А мама, пока я развлекалась, поудобнее устроившись в любимом кресле, с головой погружалась в чтение очередного романа.

Она настолько обожала художественную литературу, что ложилась спать чуть ли не в обнимку с книжкой. Правда, была одна странность в её увлечении. Я неоднократно замечала, что мама по нескольку раз перечитывает одно и то же произведение. Когда я впервые обнаружила сей факт, я подумала: «Наверное, этот роман настолько ей понравился, что она опять хочет встретиться на его страницах с полюбившимися героями».

– Мам, а почему ты по сто раз читаешь одно и то же? – однажды, поинтересовалась я.

– С чего ты это взяла? – недоумённо спросила она.

– Недавно ты пересказывала мне сюжет, описанный в этой книге. Неужели ты не помнишь? – удивилась я.

– Нет, я держу её в руках впервые, – удивлённо воззрившись на меня, ответила мама.

– Да? – изумилась я, – а мне показалось, что ты уже читала этот роман!

Мама ничего не ответила мне, недоумённо разглядывая обложку.

– Странно, – пожала плечами я, – если ты не можешь вспомнить содержания прочитанной книги, зачем ты тогда столько времени тратишь на многочасовое чтение?

– Я хочу быть эрудированным, всесторонне развитым человеком! – насупилась мама, – а для этого нужно много читать!

– Но какой же тогда в этом смысл, – воскликнула я, – раз ты ничего не запоминаешь?! Эрудиции от этого всё равно не прибавится. Считай, и не читала вовсе!

– Не тебе меня критиковать! – обиженно вскинулась мама, а затем сердито добавила, – А тебе вместо того, чтобы каждый вечер бегать на танцульки, не помешало бы заняться своим духовным развитием. Иначе, как личность, ты будешь, мало, кому интересна. Так что делай выводы.

Я, конечно, выводы делала и принималась усиленно читать. Правда, меня хватало ненадолго. Мне было трудно усидеть на одном месте более получаса. Пролистав несколько глав книги, не в силах сосредоточиться на повествовании, я отбрасывала увесистый томик в сторону и занималась чем-нибудь другим.

Вот и сегодня после дневного сна, мы, перекусив бутербродами, устроились перед телевизором.

– Какой же красивый мужчина, этот Сергей Васильевич, – вдруг мечтательно сказала мама.

– А откуда ты его знаешь? – не сразу вспомнив, о ком идёт речь, спросила я.

– Да он с руководством нашего санатория заключил договор на покупку льготных путёвок для сотрудников его предприятия года два назад, – прерывисто вздохнув, ответила она, а потом добавила уважительным тоном, – Ведь Сергей Васильевич, к твоему сведению, профсоюзный босс на очень большом предприятии в Москве. А это почти что бог в наше время. Вот, каждый сезон он и приезжает продлевать это соглашение. Заботится об отдыхе подчинённых.

На этом разговор о Сергее Васильевиче закончился, и мы переключились на другую тему.

5 глава

– Только не сжата полоска одна… – стыдливо озираясь по сторонам, процитировала мама классика, когда мы проходили с ней мимо нашего огорода, если это безобразие вообще можно было так назвать.

Я глянула в сторону участка земли, огороженного кривым забором, и покрытого сгнившими за зиму листьями лопухов, а потом почувствовала укол совести. В отличие соседей, которые согнувшись в три погибели, обрабатывали грядки на соседних участках, мы с мамой никогда не испытывали пристрастия к аграрному труду. Поэтому наш, так называемый огород, выглядел безнадёжно заброшенным на фоне процветающего великолепия соседей.

– Да, – вздохнула я, вторя маме, испытывая явную неловкость.

– Пойдём домой, – шепнула мне она на ухо и ускорила шаг.

– Пойдём, – кивнула головой я и послушно последовала за мамой.

Когда мы вошли в подъезд, я почувствовала, что изрядно проголодалась, уловив носом запахи жаркого и борща, которые доносились из квартир соседей.

– Я хочу есть! – сообщила я.

– А давай, я приготовлю на обед что-нибудь этакое? – неожиданно сказала мама, а потом вдруг обиженно добавила, – Я, что? Не могу пожарить мясо и картошку?

Поймав мой недоверчивый взгляд, она потупилась.

– Погоди! Я ещё фирменный пирог испеку! – пообещала она.

Решительно открыв дверь квартиры, и сбросив туфли в прихожей, мама направилась на кухню.

– Сегодня Первое мая! Почему бы нам не устроить пир горой? – на ходу спросила она.

А потом принялась за дело. Она замесила тесто. Достала из холодильника предварительно размороженный кусок мяса, неизвестно как оказавшийся там. Не прошло и часа, как в доме запахло жареной говядиной и уральским пирогом с сайрой и рисом. Глядя на свою мать, я только диву давалась.