След на воде. Следствие ведёт Рязанцева

Глава 5

Она любит читать всякую ерунду, типа Митчелла и Макса Фрая. Случайно прочитала Франсуазу Саган. Плакала. При всём своём опыте и сексуальном цинизме – умеет держать слово и не терпит предательства. Три родинки. На левой груди, под правой лопаткой и на лобке.

Она пробовала разное: гантельки в сосках, металлический шарик над пупком. А ещё тату на левом бедре. Ориентальный волнообразный рисунок. Купила собаке ошейник. Примерила на себя. Скучно.

Скоро всё изменится, у неё есть интернет и соцсети, где она звезда и прима. Скоро всё изменится, и у неё будет совсем другая жизнь, у неё будет всё, чего она желает.

***

Ему кажется, что он всё про женщин знает, ведь столько лет прожил рядом с ними, можно сказать, бок о бок. Перечитал сотни книг по женоведению и бабознанию. Но всё равно не перестаёт удивляться женской алогичности. И женской глупости. И женской мудрости. А женская интуиция в его понимании – это вообще нечто. Вот только женская дурь ставит его в тупик.

С ней можно говорить о чём угодно, но он не знает, о чём с ней говорить. Когда они разговаривают, она кажется ему умной. Всё чувствует, всё понимает, но как только он начинает к этому привыкать, бац… что-то внутри неё клинит, и всё – её понесло. Разверзаются бездны хаоса, и он узнаёт о себе много интересного и инфернального. Эмоции резко уходят вверх. Потом вдруг необъяснимый поворот, однозначно ведущий к катастрофе, когда он судорожно старается понять, кто перед ним. Что за демон крушит его уютный мирок.

В их парке за домом по вечерам темно. Редкие фонари и ревущие, будто самолёты на взлёте, заниженные десятки. Осенью совсем пусто. Он сидит в машине, слушая: «Какая, в сущности, смешная вышла жизнь. Хотя, что может быть красивее…». Красиво и грустно. Но это пока. Это временно. Скоро всё изменится.

***

«Девочки, сегодня у нас с вами третий урок. Надеюсь, первые два не прошли для вас зря и кое-чего вы уже добились. Я узнаю об этом из ваших комментариев. Рассказывайте о своих успехах, делитесь впечатлениями, обменивайтесь мнениями. Это очень важно для вас, а для меня служит обратной связью».

Она с удовольствием для себя отметила растущее количество комментариев.

«Итак: урок третий, как заставить мужчину делать то, что он категорически делать не хочет. Ох уж эти мужчины! Рыцари в доспехах. Как прогнуть такого под свой каблучок, если он защищён от вас, как доспехами, железными принципами. Звеня ими и ударяя себя пяткой в грудь, он кричит: „Никаких компромиссов“. Что делать? Я научу вас. Ни в коем случае не спорьте с ним. Будьте мудрее, потупив глаза или, наоборот, с восхищением распахнув их, скажите: „Милый! Как же ты прав, смел и мудр. Только ты и твои принципы очистят этот мир от мусора“. И подайте ему мусорное ведро. Будьте уверены, гордо беря это ведро, он шагнёт в мир, устроенный для мужчин, и выполнит, казалось бы, не мужскую работу, оставаясь таким же принципиальным».

Количество лайков и комментариев росло с каждой секундой, с каждым словом. Ого! Такого успеха она не ожидала!

***

От нервного перенапряжения руки тряслись. Она несколько раз прокрутила ленту. Порылась в фото и видео – ничего. Нет, не может быть, она чувствует. Копошится в поджилках червячком подозрение. Да какое подозрение? Уверенность – он ей изменяет! Стопудово! Иначе, зачем ему менять пароль на телефоне? Он сам себя выдал, когда, бросив руль, со стремительностью чайки, вылавливающей из морской пучины на лету рыбу, выхватил у неё из рук свой смартфон. А она всего лишь хотела сменить музыку. Он так испугался, что даже не смог ответить на её «в чём дело?».

А эти посиделки на балконе с сигаретой и кофе? Не выпуская телефон из руки. Она видела, как быстро бегает его большой палец по дисплею, строча эсэмэски. Кому? «По работе» – его дежурный ответ. Ложь. Она чувствует. Она знает. Она найдёт.

Гул льющейся в ванной воды прекратился. Чёрт, у неё осталось не больше десяти минут. Она так ничего и не нашла. Подчистил, гад. Осторожен.

Перед тем как закрыть ноутбук, она нажала на раздел «Друзья». Их немного, в основном коллеги по работе. Парочка бывших сокурсников.

В ванной зашумел фен. Уж если есть у неё пять минут, то как-то надо их использовать. Она нажала на первого попавшегося друга… зачем-то… Пробежала глазами, взгляд зацепился за папочку «Днюха». Внутри защекотало. Нажала, открыла, стала листать фотографии. Всё чисто. А что она хотела найти в чужом аккаунте, в чужой папке, в чужой днюхе?

Фен затих. Всё! Пора закрывать: рука потянулась к крышке… и замерла. Она подвела курсор к одной фотографии, увеличила. Рыжий парень с шарами и в дурацком колпачке, облокотившись о дверцу автомобиля, обнимает двух заходящихся в смехе девушек. Ничего особенного. Но не именинник привлёк её внимание, не первый план, а то, что происходило сзади, то, что происходило через дорогу, у автомата с кофе. Человек без головы, вообще без туловища, только ноги. Она узнала их, кроссовки, те самые, которые она ему подарила на Новый год, и носки с надписью «Душнила»… Носки прикрыты джинсами, но одна, всего одна буква, чёрная на белом фоне «ш»… это его ноги! А рядом, совсем рядом, почти вплотную, не почти, а вплотную, тоже ноги, ножки… в белых кроссовочках, упираются носками в асфальт, приподнявшись на цыпочки.

Дверь ванной комнаты издала щелчок и открылась. Она успела.

Глава 6

Она очень замёрзла. Почему осенью так – вчера ещё тепло, а сегодня неожиданно темно и обжигающе холодно? Хоть и без дождя. Очень хочется в пуховик, а не в это тоненькое мягкое пальто, уютное на вид, но не предназначенное для +8 градусов. Парадокс. Весной при +8 градусах она в нём не мёрзнет, а осенью – вот так.

Пробежаться бы, чтоб согреться, да в пальто неудобно. Ещё букет этот. Она прижала нос к бутону, но запаха не почувствовала. Может, выкинуть? Жалко. Красивый букет. Ей такой никто никогда не дарил. Ну, за победу на пьедестале, вместе с медалью иногда вручали букетик. Такой себе, скромненький. А этот… Такой букет дарят за другие победы. За покорение других вершин. Тоня вздохнула и прибавила шаг.

Настроение отчего-то испортилось. Вроде бы смешно получилось, и в итоге достался шикарный букет, но какая ей с него радость. Скорее горечь. И подползающая тенью тревога. Тревога липла к плечам, путалась в ногах, щекотала шею. Тревога нарастала, обволакивая сознание лёгким трепетом ужаса. Казалось, кто-то бесшумно идёт за ней, прожигая спину ненавидящим взглядом, злобно скаля вслед зубы. Идёт, но не догоняет, не обгоняет, а двигается параллельно, с той же скоростью, в том же темпе.

Тоня оглянулась.

«Витю видел!» – закричала над головой птица. Затрепыхала крыльями. Запутавшись в густой кроне, стала биться, орать, повизгивая: «Витю видел, Витю видел!».

С неба полетели пух, перья, обломки веток, остатки листвы. Тоня вскрикнула, присела, закрыла голову руками. Минуты три птица пыталась вырваться из ветвистого плена и, когда наконец освободилась, хаотично закружила над пустырём, потеряв ориентир. Маленькая серая птичка с красной головкой, размером с воробья.

Ух! Вот это да! Вьюрок или как там её… Чечевица обыкновенная. В середине осени. В это время она должна уже быть где-нибудь в Индии. Бедолага. Отбилась от стаи. И напугала её. Тоня рассмеялась.

***

Она стояла у банкомата в толстовке и джинсах, с розовым рюкзачком за плечами. Из-под вязаной шапочки торчали русые прядки волос и свисали проводки наушников, в которых страдала обманутая женихом Чио-Чио-Сан. Глубокая, полная смыслов музыка и томный голос певицы проникали в сердце, заставляли трепетать душу. Чужие переживания на чужом языке, теперь казались такими близкими и понятными. У чувств нет национальности, нет языковых барьеров. Как и у музыки.

Тоня облегчённо вздохнула; душевные раны затягиваются дольше, чем телесные, но время лечит и их. Помогла спортивная злость и целеустремлённость. Жизнь текла в привычном русле. В прежнем темпе. Понятном и вполне её устраивающем. Она прошла отборочные и попала в сборную страны. Мысль об этом вызывала радостное возбуждение.

– Ты Крушинина?!

Тоня вздрогнула. Чья-то рука яростно дёрнула за проводок, таблетка наушников выскочила и повисла, почти касаясь земли.

Радостное оживление сменилось тяжёлым беспокойством.

– Ты тварь?!

Тоня недоумённо разглядывала незнакомку в распахнутом полушубке. Красивая, словно с обложки журнала, высокая, почти на голову выше её, черноволосая и злая.

– Ты тварь, спрашиваю? – Тёмные обсидиановые глаза сочились ядом.

– Если вам нужна тварь, то это не ко мне. – Тоня подхватила провод наушников и попыталась просунуть «таблетку» под шапочку.

– Ах ты… – Женщина грязно выругалась, о чём Тоня скорее догадалась, чем услышала.

Возня под шапочкой заглушала ругательства; наушник, гремя там-тамами, путался в волосах и выскальзывал из рук. Тоня хотела уйти, но женщина схватила её за руку и, плюясь ядовитой слюной, заорала. Обвинения сыпались, пропуская запятые и многоточия. Ругательства вонзались в лицо Тоне восклицательными знаками.

Тоня поморщилась, у женщины была неприятная манера смотреть собеседнику не в глаза, а в рот.

– Отстань! – Тоня стукнула незнакомку по руке и побежала.

***

Песенка мрачная, но ей нравится. Она любит сидеть под неё в «своём» баре в наушниках и пить виски с колой. Такое происходит не реже раза в год по исключительно торжественным случаям. В прошлом году причиной была сдохшая орхидея по имени Матильда. Или Жозефина… Она уже и не помнит. Ничего оригинальнее, чем подарить ей на 8 Марта цветок, ему в голову не пришло. Какая скука! Были ещё духи, да. Но что за банальщина?

Конечно, и сам праздник довольно стрёмный, совковый, праздник старух, современниц Клары Целкиной и Розы Люксенбургерной. Дожила! Он вообще в адеквате? Эй?! Где бриллианты?! Лучшие друзья девушек. Как вообще он смеет так с ней обращаться? Считает, что улика с видео не слишком серьёзная, отмахнулся, как от назойливого насекомого и всё, может дальше продолжать?

Ох, как плохо он её знает! Господи! Променять её на эту… безгрудую Д2С. Грудь, ха! Грудь – это у неё, вот это грудь! Она опустила глаза в вырез кофты. А то, что у той, грудью назвать нельзя! Сиськи. Хм, хоть бы насосом подкачала. Велосипедным.

Она прильнула пухлыми губами к тумблеру с янтарными кубиками льда в солодовом напитке, медленно втянула, смакуя многослойный купажированный аромат. Пусть в этом году событие ещё не состоялось, но причина уже есть. Считается, что заранее ничего обмывать нельзя. Глупости. Ждать осталось недолго.

Глава 7

– Будь проще, и народ к тебе потянется! – Он встал с кровати, подошёл и положил руки ей на плечи. Круглые глазки сочились похотью.

Она была немного выше его, и он надавил ей на плечи, словно пытаясь принизить, опустить её до своего уровня.

– Гибче надо быть, гибче.

– Я всё расскажу маме!

Его руки дёрнулись, но тут же он надавил на неё с ещё большей силой.

– Сядь, поговорим. – Тон приторный, а изо рта воняет селёдкой.

Она подчинилась. Он сел рядом, обнял.

– Ты вступаешь во взрослую жизнь, и моя задача научить тебя тому, чему не научит мама. Ты понимаешь, о чём я? – вкрадчиво проговорил ей в ухо.

– Нет. Я не знаю ничего такого, чему меня не может научить мама.

– Зато знаю я. И мать твою знаю. В этих вопросах она так себе… Бревно бревном.

Ей стало противно. Хотелось заткнуть уши, чтобы сказанное им не проникло в неё. Но было поздно. Слова долетели, влезли в уши, засели в душе и злорадно там похихикивали: «Всё! Теперь ты с нами, запятнана, вымазана, заражена». Она чувствовала себя предательницей.

– Я не хочу это слушать. Я не хочу ничего знать. Зачем вы мне это говорите? Про маму… зачем?

Она знала зачем. Теперь, после этих слов, она уже не сможет ничего ей рассказать, ведь она соучастница.

– Ну вот опять. Я же просил тебя обращаться ко мне на «ты». Зая… – он погладил её по голове, рука медленно сползла на плечи и ниже. От этого «зая» её передёрнуло сильней, чем от ползущей по спине руки. Она попыталась стряхнуть её.

– Ты не должна сопротивляться, ведь я самый близкий тебе человек… противоположного пола. Я хочу сделать из тебя женщину, настоящую женщину, не такую, как твоя мать, она только готовить умеет, а в интимных вопросах…

– Вы опять?! – Тоня попробовала встать, но он схватил её сзади за кофту и дёрнул так, что она повалилась на диван. Он навис над ней и судорожно задышал. Пыхтящее, словно чайник с выкипевшей водой лицо, стало бордово-серым. Селёдочная вонь заполнила лёгкие.

***

Тучная кассирша с высоко-выступающей из жилета грудью протирала стойку и с любопытством поглядывала на двух подруг.

– Ну и дура ты, дура, дура, дура! – Ксюша оттолкнула рукой бумажный стаканчик, он перевернулся, и коричневая жидкость растеклась по столу. Из лужицы отделилась струйка и, добежав до края, соскочила со столика на белую ткань брюк. – Ах! – Ксюша подпрыгнула. – Брюки… новые… Как я теперь пойду?

Она схватила со стола салфетку, прижала к быстро разрастающемуся по ткани пятну.

– Всё из-за тебя. – Она еле сдерживала слёзы. – Ненавижу тебя! Ненавижу за всё. За это твоё всепрощенчество, за показушную доброту, которая и не доброта вовсе, а лень и тупость. Не хочу больше с тобой дружить. И слушать тебя не хочу. Из-за таких, как ты… – Ксюша отняла салфетку, кофейное пятно напоминало бабочку-траурницу. – К чертям всё! – Она заплакала. Облизывая стекающие по лицу слёзы, смяла салфетку и швырнула её на стол. – Что же мне так не везёт?! Ни в чём. В спорте я всегда вторая, с Генкой вот рассорилась, и даже кофе, и тот, не в твою сторону пролился, а в мою.

– Ксюшь… ты чего разревелась? Из-за брюк? Смотри… – Тоня толкнула ладошкой лужицу, направляя поток на себя. Продвинувшись на пару сантиметров, лужа замерла.

– Видишь?! – Ксюша ткнула пальцем, указывая на лужу. – И так во всём. В спорте, в личных отношениях, во всём.

– Ну уж в отношениях тебе завидовать мне не в чем.

– Да ладно! А то я не знаю… не вижу, как ты с Генкой заигрываешь.

– Ксюша, ты что?

– То! Я всё вижу.

– Ты ошибаешься.

– Не ошибаюсь. Не ошибаюсь. – Ксюша схватила сумочку, но та зацепилась ремешком за спинку. – Ты ещё пожалеешь! – Она дёрнула ремешок, и стул грохнулся на пол, привлекая внимание окружающих.

– Ксюша, подожди, не уходи, не плачь. – Тоня попыталась встать, стол качнулся, и лужица устремилась потоком в сторону подруги. Ксю во все глаза смотрела, как кофе стекает со столика и, падая на пол, разбрызгивает коричневые капли. Несколько капель попало на нижнюю часть штанин.

– Утонишь в моих слезах! – выдавила кривой ухмылкой Ксюша и направилась к эскалатору.

***

Для кого-то время – понятие несуществующее, придуманное поэтами и физиками, просто условная единица, чтобы сравнивать какие-то объекты и их развитие. Для неё же материя, как и мысли, существуют только в движении, тут и законы физики, и социология. Потому время для неё связано с движением. Движение поглощает время, значит, разумно только движение, а не время. Но время определяет победу. Тоня надавила на кнопку входного контроллера.

– О-хо-хо! – объёмные телеса Анатолия заколыхались. – Кхе-кхе, о-хо-хо. – Он потянулся к ноутбуку, нажал на паузу и только после этого посмотрел на монитор. В правом верхнем углу в клеточке видеофиксации входной двери на сером фоне помех выделялась фигура девушки. – А-а-а… – заунывно протянул Анатолий и вытянул ногу из-под стола. Полюбовавшись свежей дыркой на носке, из которой выглядывал жёлтый бугристый ноготь, он торопливо сунул ногу в растоптанный ботинок. Отёкшая ступня не лезла. – Вот же хреновня, – выругался Анатолий, под звук повторяющегося сигнала контроллера. – Ну щас, щас…

Он открыл дверцу стола и вынул белые одноразовые тапочки, швырнул их на пол, вставил ноги и, тяжело опираясь о стол, поднялся.

– Уф! – тяжело выдохнул охранник и поковылял к двери.

Преодолев на негнущихся ногах небольшую прихожую, он прижал толстой подушечкой большого пальца кнопку и свободной рукой надавил на железную дверь.

– Здравствуйте! – влетело вместе с паром в открытую щель. Тоня потянула ручку на себя и заскочила в помещение, обдавая охранника морозной свежестью.

– А-а-а, здравствуй, Людочка! – заулыбался Анатолий. – Тренироваться?

– Как всегда.

Поправлять охранника не имело смысла. В хранилище склерозной памяти старика содержалось только одно женское имя – имя его жены Людочки. На дежурство Анатолий заступал в пять вечера, перекусывал собранным любимой супружницей ужином, и садился за стол к монитору просматривать застывшие картинки. Убедившись в том, что по периметру спорткомплекса всё как всегда спокойно, охранник открывал ноутбук и включал какой-нибудь боевичок. Часов в десять звонила жена Людочка, и начинался сеанс видеообщения. Это помогало охраннику не заснуть в поздний час. Людочка была говорлива и скучать мужу не давала. Делилась новостями и собственным мнением о том, что происходит вокруг, громко, с выражением, не всегда цензурным. Так же громко и самозабвенно смеялась над собственными удачными и не очень шутками.

Анатолий жену уважал, слушал внимательно всё, что она говорила, не перечил, кивал головой, изредка вставляя своё веское слово. И смеялся, когда смеялась жена. Их дружный смех раскатистым эхом заполнял коридоры спорткомплекса, просачиваясь во все помещения.

Выходя из душевой, Тоня услышала низкий басовитый, чуть хриплый смех охранника и визгливый, режущий ухо хохот его жены.

«Счастливые», – подумала Тоня и вошла в бассейн. Мысли тут же переключились. «Надо отыграть хотя бы пару секунд. Победить время движением можно только ускорившись, для этого выработать нужный ритм, разбив дистанцию на участки. Попробовать разные варианты: где отдохнуть, где выложиться по полной».

Она подошла к бортику. В голубой поверхности воды отражался огромный жёлтый плафон – немного солнца в холодной воде. Тоня оттолкнулась и нырнула. Бодрящая прохлада наполнила мышцы энергией, она поплыла, сначала медленно, чередуя стили, разогреваясь, пробуя воду на сопротивляемость.

Наконец мышцы обрели нужный тонус. Пора. Тоня посмотрела на настенный секундомер. Дождалась, когда все четыре стрелки выстроятся крестом, и бросилась в воду. Она наращивала темп постепенно, ускоряясь через каждые 50 метров. Сегодня вода послушная. Податливая. Наконец, она нашла оптимальный для себя темп.

В это время на рецепшене Анатолий под урчание собственного кишечника внимал наставлениям жены.

– Много не сиди. Периодически надо ноги разминать. Я вот тоже утром просыпаюсь, будто меня штангой придавило. Делаю гимнастику лёжа. Руки качаю с гирями.