Электрические киты

- -
- 100%
- +
Он стоит передо мной. В черных брюках и старом свитере, похожем на те, которые я донашивал за отцом, неубиваемые советские шмотки. Их можно передавать из поколения в поколение, потому что, как говорила моя мама, если у тебя на кофте отходила молния, директора фабрики могли отправить в лагерь. Так вот, волосы у него взъерошены и наэлектризованы. Иногда его выключает, как меня. Он смотрит в окно или просто в угол. И в эти минуты я не знаю, что делать. Короче, он точно проходит наш WTF-тест, который мы придумали с Ланой. И я думаю, ему можно верить.
Я рассказываю об этой навязчивой идее. О том, что пистолет преследует меня, приходит перед самым пробуждением, как сцена из фильма, и, честно, меня это бесит. И иногда, когда я не знаю, что делать с пистолетом, я отдаю его другому. Договариваюсь, чтобы он выстрелил в меня.
Марк, мой психолог, встал… подошел к книжному стеллажу, поводил с минуту по корешкам книг и достал нужную. Словарь Юнга. Пистолет… пистолет. Потом он встал и замолчал.
– Ну так… это же может быть фаллос? Как вы думаете, Леня?
– Фаллос – это что? – спросил я больше ради приличия. Потому что на филфаке-то мы все это проходили. Но при чем тут я?
– Фаллос – это образ эрегированного пениса. И он не стреляет…
– Вы это к чему?
– К тому, что ваш фаллос, точнее, пистолет – это не про суицид. Точнее, и про него тоже. Но скорее больше про то, что вы не можете сделать в жизни. Ваш пистолет не стреляет. Вы держите его в руках. То есть у вас есть мощь и сила фаллоса, говоря языком древних. Но вы по какой-то причине не знаете, что с ним делать. Вы боитесь своей силы, Леннон. Более того, вы хотите, чтобы кто-то сделал это за вас, понимаете? Думаю, тут речь идет об отце или матери. Вы как будто согласны отдать им свою силу взамен на свою жизнь. А из пистолета нужно стрелять именно вам.
– А что будет, если пистолет не выстрелит?
– Хм… ничего особенного, просто будешь жить со своим неврозом. Это нормально. Люди и без ноги живут, и без руки. Ты привыкнешь. Ко мне вот приходил единорог в твоем возрасте. Вначале я лез на стену, а потом как-то приучился с ним жить. Знаешь… – И он посмотрел куда-то влево… и как будто улыбнулся кому-то. Или мне показалось?
Скворечник из параллельного мира
Там-то все и произошло, на похоронах. Я нашел подвал, в котором отец хранил вещи и этот злосчастный чемоданчик с конвертом, с которого-то все и началось. Как будто увидел призрака в темной комнате. Только если у Гамлета папа ему все по полочкам разложил, рассказал, кого убить, кому отомстить, то призрак моего папы просто указал направление. Типа иди туда! А я его спрашиваю: куда «туда» и, главное, зачем? А он: мол, сам поймешь. Такой у меня был отец, ну вы понимаете. Даже после смерти на своей волне, и толком от него ничего не добиться.
Вот он сейчас стоит в этом темном подвале. Такой белый и прозрачный – и говорит:
Пусть будет так, Леннон.Придет Дева МарияИ скажет одну лишь фразу:«Пусть будет так».В твой самый трудный час,Когда бежать не будет сил,Мария Дева спасет тебя.«Пусть так».Отец лежал в деревянном ящике. Весь иссохший. Похожий на птицу. Как в скворечнике, которые мы делали из молочных пакетов. Просто вырезали в них ножницами дверцу и вешали на деревья. И вот я представил, что он сейчас лежит в огромном таком пакете, из которого еще вчера утром пил молоко из холодильника. Молоко, которое дала корова, которая жевала клевер где-то там на лугу. Священная корова, которая одна во всей вселенной управляла циклами жизни. Из клевера – в молоко. Из молока – в жизнь. Из жизни – в смерть. Из смерти – в клевер.
– А что с ним случилось?
Родственники, друзья, а для меня многие и просто незнакомые мне люди задавали один и тот же вопрос: «Что произошло?» Как будто история, которая стоит за смертью, для них была куда важнее самого факта. Но мама отвечала всем просто: «Несчастный случай». Вот странные всё же люди! Зачем им нужно знать все эти вещи, догадки и домыслы. Правда, пап? Вот было – и ушло. Верно же я говорю? Да и вообще мне кажется, что тебя здесь уже нет. Может, если только призрак. Я посмотрел поверх гроба и представил отца. Он как будто состоял из дымки. Стоял в сером пальто и смотрел на нас с легкой улыбкой. Знаете, такая улыбка, как у Моны Лизы, все ее пытаются понять, но никто не понимает. Таким уж был мой отец.
Затем священник прочитал молитву. Не знаю, был ли отец верующим. Никогда не говорил мне об этом. Мать у меня мусульманка, отец православный. Лана говорила, что из такого брака мог родиться только буддист, и склоняла меня принять какой-то там обет древних монахов. Но я лучше буду верить в священную корову, которая управляет миром и его циклами. Почему нет? Я где-то читал, что у индуистов корова – символ рождения. Вот только трабл в том, что обязательно появится кто-нибудь, кто скажет потом, что дело не в корове или корова – это вообще зло или что она уводит нас от пути истинного. И тогда пиши пропало. Одни за корову, другие против. Ну ты знаешь, видел же в новостях. Жуть жуткая берет, как задумываешься, из-за каких вещей вся эта катавасия начинается.
Затем нас всех пригласили кинуть горсть земли. Мы выстроились в очередь и подходили по одному. Мне казалось, нужно о чем-то подумать важном, как-то по-особенному кинуть эту землю. Но она просто выпала из моих рук и упала на гроб. И тогда я первый раз вспомнил, что было со мной до аварии. Вот вспышка, и вижу: мне четыре года, стою я в нашем подъезде на улице Исаковского и смотрю вверх на красную кнопку вызова лифта. И думаю: придет время – и я до нее дотянусь. А потом когда уже дотягивался до нее, то смотрю на кнопку десятого этажа, на котором мы жили. И думаю, что и это время придет. И я, как маленький Соломон, проговариваю у себя в голове фразу: «Как бы высоко ни располагалась кнопка лифта, придет время – и я до нее дотянусь».
Код рождения
Поминки проходили на даче. Как всегда, собралось много людей, которых я особо не знал. С кем-то я увиделся впервые, как и с тетей троюродной. Я сидел сбоку за столом, отхлебывал мукузани из пластикового стаканчика и конструировал домик из крекеров. Знаете, такое глупое занятие, но оно создает вокруг тебя как бы защитный слой, мол, не надо лезть ко мне со своими соболезнованиями и разговорами, видите, я делом занят. Но она прорвалась сквозь защитное поле и вторглась в мое личное пространство:
– Так у тебя тоже это самое?
Она сняла крышу с моего крекерного домика, надкусила. Ну ей-богу, как так можно? На дух такое не переношу. У меня, может быть, инсталляция. Или, мало того, какой-то особый смысл для меня этот домик имеет. Пусть и крекерный. Главное же – мое отношение к нему. А это, по сути, был мой оберег, защищавший от общения.
– Так, я верно говорю, у тебя, как и у папаши, тоже не все в порядке?
Я тогда просто пожал плечами, типа отвали от меня, тетя, я тебя не знаю. И вообще, я в домике. Но она продолжала:
– У нас это наследственное. Тонкая психика и так далее. Он же… почему тюльпаны выращивал. Потому что в цветах только природа, ничего больше нет.
– А что может быть еще?
– Призраки, к примеру. Знаешь, когда смотришь в зеркало, тень там какая сзади шевельнется или шорох. Для других ничего нет. А для тебя – вот, пожалуйста. Призраки горя. Ты же хорроры смотрел. Знаешь, почему они тут бродят? Потому что мы их туда не отпускаем.
Я смотрю на нее и вижу: зрачков как будто нет, вместо них две Марианские впадины, всасывающие тебя в свою пучину.
– На, – говорит, – тебе должно помочь…
И дала мне пачку феназепама. Сказала, что одна-две таблетки – и сразу все призраки баиньки. Так и сказала. А остается одна прагматичная реальность и тюльпаны. И то ли она меня загипнотизировала, то ли просто свела с ума своим томным голосом. На вид ей было лет тридцать, брюнетка, темные глаза-океаны, в которых можно утонуть. Одним словом, я сразу открыл пачку и съел несколько штук. Главное, чтобы этот призрак в виде тети от меня отстал. И правда, когда я проглотил таблетки, она куда-то исчезла. Правда, как оказалось, только на время.
Но может, она была права в том, что мы не отпускаем призраков. И мне нужно как-то попрощаться с ним. В фильмах ужасов у покойника всегда есть некая тайна. И стоит ее раскрыть, как все страсти прекращаются. Ни на что не похоже? Честно? А я вот думаю, что, похоже, хоррор – это самый реалистичный жанр, более реалистичный, чем экзистенциализм Сартра.
Ну, вы слышали об этом дядьке, который говорил про одиночество в толпе. Что, мол, даже если ты килька в банке и обнимаешь своих потных собратьев в сдавленном вагоне метро, не факт, что между вами есть душевная близость, каждая из килек все равно глубоко одинока, независимо от того, что сдавлена другими потными кильками. Так вот мукузани с феназепамом начали действовать, и я набрел на запертую дверь в подвал. Какие-то шорохи и шуршания доносились с той стороны. Ну, я понял, что не уйду, пока не вскрою, что там скрывается за этой дверью. Через несколько минут я уже стоял в подвале. Дверь вылетела сама собой, стоило надавить сильнее. За письменным столом поднялись бумаги… мне показалось, что я увидел призрак, но потом туман рассеялся.
Пахло мышиным пометом и затхлостью.
Если отец оставил хоть какой-то ключ, я его найду, хоть какую-то улику, может быть – записку, в которой он объяснял свою смерть и давал указания мне, хоть какие-нибудь. Дыхание у меня сперло, кровь ударила в виски. Я судорожно перебирал папки с бумагами, фотоальбомы, старое пыльное тряпье. И случайно наткнулся на портфель…
Мне десять лет, я хочу на день рождения новый велосипед. Заходят папа с мамой. И вручают мне черный портфель. «Теперь ты стал мужчиной». В духе того, что с таким портфелем можно на работу ходить, а для меня работа – это школа. И я почему-то тогда подумал, что ненавижу своих родителей. И правда тонкая психика – ничего не скажешь. Так переживать насчет того, что не получил велосипед. Но портфель этот я забросил в угол и больше никогда его не видел. Вплоть до сегодняшнего дня.
На нем стоял замок с колесиками. Я начал судорожно крутить эти колесики, вспоминать код, который я пытался установить, но безрезультатно.
Ах, хрень… хрень, хрень!
Нужно сфокусироваться.
Как учил Марк. Фокус – это как лазер, который может прожечь стену.
И… бах!
Мама всегда везде ставила код моего рождения. Портфель подарила мне мама. И я медленно верчу колесики с шифром. Будто отматывая в сторону, когда ребенок был еще ребенком.
Девятнадцать. Ноль два. Тысяча девятьсот девяносто четыре.
И… щелк.
Ручки открылись, и из него посыпались бумаги. Фотографии, папки. Какие-то счета, дипломы, трудовые книжки. Фотографии. И плотный выцветший широкоформатный конверт с маркой, на которой Гагарин готовится к полету в космос.
Что за хрень?
Фотография отца с каким-то мужчиной в форме. Медали. Знак воина-интернационалиста. С благодарностью от афганского народа. Фотографии мамы. Какие-то порванные. И еще фотография мужчины с трубкой в руке и в морской вязаной шапке. Как будто еще с ним кто-то рядом стоял. И его ножницами отрезали. И еще очень много листов с такими черточками. Типа волноформы с отметками в виде причудливой нотной грамоты.
Письмо.
«Галчонок, мы вчера прибыли на место. Все у нас, как всегда, хорошо. Толик много пьет. Говорит, ему от простуды помогает. Я готовлю оборудование для расшифровки. Очень жду, скоро увидимся.
Твой К.».
Кто такой галчонок, я как-то догадался. Маму звали Галя. Но кто написал письмо? Отец? И что еще за оборудование для расшифровки? А вот кто такой К.?
И тут что-то загрохотало. Я скомкал конверт и засунул во внутренний карман. Упали какие-то ящики, из-за них в лучах света из коридора, просвечивающая сквозь пыль, как ангел или, может, скорее демон, выплыла тетя.
– Ты что тут делаешь?
Она подошла ко мне, посмотрела на портфель. Взяла письмо из моих рук. Хмыкнула как-то странно. То ли с иронией, то ли с сожалением.
– Хочешь узнать про своего отца?
Она подвинула стул и села напротив меня.
– Если хочешь, я тебе расскажу, только, понимаешь, ты уже не сможешь смотреть на вещи как сейчас.
Интересно, откуда она вообще представляла себе, как я смотрю на вещи. Что, интересно, она вообще обо мне думала. Наверное, что я какая-то часть моей мамы, которая, может быть, сможет выполнить то, что у нее не получилось – например, поступить в иняз.
– А что с ним случилось? Неизвестно; говорят, он просто умер. Врачи говорят, что был идеально здоров. Мог бы пробежать несколько марафонов подряд. Но я-то знаю, что это не так. Ты знаешь, зачем он выращивал тюльпаны?
– Потому что тюльпаны – это красиво?
– Потому что, когда ты смотришь на тюльпаны, у тебя в голове больше ничего не остается, понимаешь?
– Нет.
– Он хотел, чтобы тюльпаны вытеснили все остальное, он хотел забыть…
Я падаю внутрь океана. Ремень безопасности. Затем меня трясет в институте.
– Перед тем как жениться на твоей маме, что не следовало делать, он вернулся из Афгана. Давно вернулся. Но знаешь, в чем секрет? Когда прошло много времени, иногда не понимаешь, что было вчера, а что десять – двадцать лет назад. Потому что оно все там. За картонной коробкой ограничений. Слышал про квантовую механику?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
1
«Шоу Трумана» – фильм, в котором главный герой неожиданно понимает, что он участник телевизионного шоу. И вся его жизнь инсценирована продюсерами сериала. После выхода фильма психиатры отметили, что таким недугом и правда страдает множество людей с психическими отклонениями. В один прекрасный день им начинает казаться, что они всего лишь играют роль в прописанном кем-то шоу. – Здесь и далее примеч. автора.







