Не сбудется

Глава 3. С чего начнем?

Маша и Максим стали встречаться по четвергам после репетиций. Чаще всего сидели в малом зале, который был для парусников чем-то вроде постоянного приюта, они проводили там все свободное время, даже уроки туда брали и делали – кто на коленях, кто на подоконнике, кто прямо на полу. Репетиции на сцене нисколько не мешали Максиму и Маше, скорее, наоборот, создавали иллюзию того, что они не совершают ничего противозаконного, поскольку находятся у всех на глазах. Вторым любимым местом стал подоконник в нише около все того же малого зала, который все ласково называли "окошечко". Оно было расположено таким образом, что увидеть тех, кто на окошечке, можно было, только непосредственно проходя мимо.

– С чего начнем? – спросила Маша, когда они вышли в четверг из зала.

– С головы, – предложил Максим.

– Завить? Подстричь? Или сразу гильотинировать? – пошутила Маша.

Максим улыбнулся.

– Как раз это нам и предстоит выяснить. Ты здесь учишься с первого класса?

– Нет, – удивилась Маша. – Здесь учатся только с пятого, ты до сих пор не заметил?

– Разве? Ну я вообще-то не интересовался этим вопросом… Почему именно с пятого?

– Марина считает, что потенциал дошкольника довольно сложно определить, а к пятому классу, после начальной школы, информации больше. Она ведь принимает сюда только особо одаренных. А про шестилетнего ребенка почти невозможно понять, особо он одарен или не особо.

– Вот интересно, за что тогда мне оказана такая честь? У меня нет никаких талантов.

– Значит, есть, ты о них просто не знаешь.

– Я прожил шестнадцать лет и не знаю, а Марина поговорила со мной один раз и узнала? Так не бывает.

– Тебе это важно, что именно она в тебе увидела?

– Хотелось бы знать. Вдруг, я не оправдаю ее ожиданий.

– Но это ведь ее проблема. Ты не обязан оправдывать чужие ожидания.

– Верно, – согласился Максим. – Ну хорошо, а ты чем одарена?

Маша улыбнулась.

– Родителями. Марина – школьная подруга наших мам.

– Наших – это чьих?

– Моей и Андрея. Все началось с фигурного катания. Мы с Андреем раньше занимались в спортивной школе. Мамы очень быстро поняли, что совмещать две школы – почти не реально.

– Почему?

Маша немного нахмурилась.

– Это другая история. Я же про Марину рассказываю, а не свою биографию.

– А биографию расскажешь?

– Если ты так и будешь меня перебивать, то даже про Марину не расскажу.

Максим преувеличенно испуганно зажал себе рот руками. Маша продолжила.

– Марина в то время работала в школе учителем русского и литературы. В обычной, не лицейской школе. Она была в этом же здании и тоже имела номер 14. К тому времени Марина уже открыла лицейские классы в этой обычной школе, правда, только старшие. И они, видимо, были довольно успешные, потому что наши мамы, наслушавшись каких-то хвалебных отзывов от знакомых, пришли к ней с идеей сделать лицеем всю школу. У мам был хороший развивающийся бизнес, и они предложили помогать ей материально, ну и всякими там юридическими консультациями, крышей и так далее.

– А какой у них бизнес?

– У них сеть салонов красоты "Кристи".

– Поэтому ты такая красивая? – полушутя-полусерьезно спросил Максим.

Маша хотела сделать вид, что рассердилась, но не смогла сдержать улыбку.

– А я красивая?

– Очень.

– Вряд ли поэтому. Думаешь, я была бы страшнее, если бы у них была другая профессия? – засмеялась она.

– Ну если твоя мама производит красоту, должна же она сделать собственную дочь самой красивой в мире?

Разговор поворачивал в какую-то опасную сторону, и Маша поспешила вернуться к первоначальной теме.

– Так рассказывать дальше?

– Конечно.

– Тогда они что-то там намутили в городской администрации и открыли здесь лицей. Марина стала директором и набрала себе команду таких же молодых и амбициозных учителей, которым было тесно в рамках обычных школ и которые хотели изменить систему, пусть даже и только в одном учебном заведении. Вот так появился сам лицей. По крайней мере, именно так рассказывается в нашей семье. Марина получила второе образование психолога и стала успешно работать.

– Как у нее получается столько всего совмещать – и директор, и учитель, и психолог?

– Административной работой сейчас занимается, в основном, Яшка, Марина – в крайних случаях, когда требуется подпись директора или какое-то важное решение. А преподает только в нашем классе, других у нее нет. Так что она в большей степени школьный психолог, чем директор или учитель.

– Она вам нравится?

– Мне нравится, а за остальных я не могу отвечать. Хотя думаю, что и другим нравится. Она умная и справедливая. Придумывает много интересного. И очень серьезно относится к своей работе, у нее что-то вроде комплекса отличницы, хочет, чтобы в любом месте лицея все было только на пять.

– Она такая… мягкая… как она умудряется руководить с таким характером?

– Мягкая?! – Маша засмеялась. – Ты ее просто не знаешь. Она может быть очень жесткой. И даже жестокой. Но она умная, и за это ей многое прощают, даже то, что не простили бы другим учителям. К ней многие обращаются за советом, например, когда надо сделать какой-то нелегкий выбор, потому что она умеет расставлять приоритеты и смотреть на вещи с разных сторон. В общем, мозги обычно вправляются.

– По какому поводу она вправила мозги тебе?

– А почему ты думаешь, что она их вправила?

– Потому что они не свихнутые? Просто для теоретика слишком много подробностей, – как бы оправдываясь, пояснил он.

– Это опять обо мне, а не о Марине, – заметила Маша.

– Ну да… Я, кажется, неправильно выбрал тему. Могу я передумать?

Передумывать Маша не разрешила. "В следующий раз задавай тот вопрос, который тебя действительно интересует", – смеясь, посоветовала она. Она еще много рассказала в этот раз – о Марининых уроках, о школьном распорядке, об обстановке и обычаях лицея. Долго говорила о своем десятом, Марина была у них классным руководителем и много времени и сил посвящала тому, чтобы сделать жизнь своих учеников интересной и насыщенной. Максим часто перебивал ее вопросами и шуточками, но она не обижалась, хотя и грозилась прекратить рассказ. Им было весело и как-то необычно легко вдвоем, словно они были знакомы тысячу лет, словно каждый день вели разговоры по душам, словно им не нужно было расставаться через несколько минут.

– А семья у нее есть? – наконец спросил Максим, когда у него иссякли вопросы на школьную тему.

– Конечно. Ты с ними познакомишься как-нибудь, они часто здесь бывают. Муж работает в городской администрации. Старший сын учится в университете, кажется, на радиофизическом. А дочку она родила прямо не отходя от кассы, отпустила нас летом на каникулы, родила, а в сентябре уже снова вышла на работу. Соне сейчас года четыре или пять, не помню.

– А с кем же дочка, если оба родителя целыми днями работают?

– В детском саду. Или с бабушками, если болеет.

– Марина столько времени проводит в лицее, – задумчиво произнес Максим. – Наверное, совсем не видит своих детей.

– Зато чужие в ассортименте, – засмеялась Маша. – Есть же выходные, праздники, каникулы. Мы ведь тоже не видим родителей, целый день в лицее. А раньше еще все вечера во Дворце спорта проводили, домой приходили только спать. Знаешь, может, так и лучше. Меньше времени вместе – меньше конфликтов. Родителей всегда что-то не устраивает – не так сидишь, не так свистишь, а чужие люди и не заметят, подумают, что это твое обычное состояние.

– И ты совсем не скучаешь по ним?

– Нет, – удивилась Маша. – А ты разве скучаешь?

– Я… не то, чтобы скучаю… и не совсем по ним. Скучаю скорее по свободе выбора. Раньше я после школы приходил домой, мог заняться чем-то по своему усмотрению или вовсе ничем не заняться, а теперь весь день расписан.

– Но это же хорошо, – возразила Маша. – Больше успеешь.

Максим усмехнулся.

– Успеешь больше, если времени меньше?

– Как ни странно, да, поверь мне. С нашими бесконечными тренировками у нас было всего несколько получасов в день, когда можно сделать уроки или почитать. И если не в эти полчаса, значит, никогда. Это очень дисциплинировало. Теперь все не так…

Маша вдруг посерьезнела и задумалась. Максим поспешил увести разговор от темы, которая явно была непростой для Маши.

– Наверное, просто мне тяжело столько времени проводить в общественном месте. Я скучаю не по родителям, а по одиночеству, – усмехнулся он. – У тебя нет потребности в одиночестве?

– Нет, – все еще задумчиво сказала Маша. – Я даже кино предпочитаю смотреть с Андреем и книжки ему вслух читаю, хотя он и не очень это любит. Ты, наверное, один в семье?

– Да, – ответил Максим и отчего-то нахмурился.

– Ну вот… А я с детства привыкла, что нас двое. Мне кажется, мне будет скучно с самой собой.

– Странно. Мне с тобой совсем не скучно. Наверное, ты себя недооцениваешь, – пошутил он.

Максим еще в начале разговора понял, что постоянные упоминания об Андрее его раздражают. Но он не знал, как их избежать, и боялся, что всякая попытка разговора на эту тему может вовсе отпугнуть Машу от общения с ним. Приходилось терпеть.

Около семи часов Маша, наконец, объявила, что "должна прекратить дозволенные речи", поскольку подготовительные курсы по математике сейчас должны закончиться, и они с Андреем пойдут домой.

– Ты хорошо рассказываешь, – сказал ей напоследок Максим. – Мне повезло с проводником.

– А ты хорошо слушаешь, – улыбнулась Маша в ответ.

"Биографию" Маша рассказывала в следующий четверг, Максим все-таки уговорил ее, да и не особо она сопротивлялась.

– Это совсем не так интересно, как тебе кажется, – пыталась отшутиться она. – Я родилась в один прекрасный летний день… Или в непрекрасный… Возможно, он был пасмурным и дождливым, а то и вовсе…

– Давай будем считать, что день был прекрасным, – нетерпеливо перебил ее Максим.

– Ты опять собираешься меня перебивать после каждого слова? – притворно возмутилась Маша.

– А ты не отвлекайся. День, в который ты родилась, не мог не быть прекрасным.

Маша не знала, что ответить на столь категоричное заявление, поэтому продолжила.

– Моя жизнь началась очень странно – родители поссорились еще до моего рождения. Даже до моего зачатия. Мама очень… вспыльчивая, с ней нелегко. Они поссорились, как бы расстались, и папа нашел себе другую девушку. Потом они снова помирились, и он бросил эту девушку. Какое-то время они были счастливы с мамой… насколько вообще могут быть счастливы друг с другом два таких разных человека. Но в один прекрасный день… Нет, я никогда не избавлюсь от этого штампа, – возмущенно перебила сама себя Маша. – Кто вообще придумал, что все гадости происходят в "один прекрасный день"? И зачем? В целях усиления контраста что ли? Или это утешение такое?

– Давай обсудим идиоматические проблемы русского языка в следующий раз? – предложил Максим. – И так мало времени, а ты его еще тратишь нерационально!

– Узнаю Яшкин тайм-менеджмент, – засмеялась Маша. – Она и тебя уже достала сказкой о потерянном времени? Ладно, ладно, слушай, – сдалась она под его выразительным взглядом. – В этот дурацкий день они оба узнали, что Наташа, бывшая девушка папы, беременна. Когда папа ее бросил, никто этого не знал. То есть, она-то знала, но ему не сказала, не хотела удерживать такими методами… Вот…

Маша замолчала.

– И что дальше?

– Дальше… Я уже говорила, что у мамы дурной характер? Она даже слушать ничего не стала, выгнала его сразу и все. Она не умеет прощать. И не умеет просить прощения. У нее вообще эта часть психики отключена. Сначала она сильно злится, кричит и ругается, потом что-то перещелкивается, и она больше не злится. При этом ей не требуются извинения или раскаяние, этот щелчок происходит независимо, просто время должно пройти. Мы это еще в детстве поняли, что ее лучше не трогать, когда она сердится, нужно просто не попадаться ей на глаза. Пройдет полчаса, и она придет, как ни в чем не бывало, даже если мы были страшно виноваты. – Маша замолчала, видимо, задумавшись о маме с ее жутким характером.

– А потом выяснилось, что она тоже беременна? – продолжил за нее Максим.

– Да, – не удивившись его догадливости, ответила Маша.

Максим хмыкнул.

– Что? – подозрительно спросила она.

– А презервативы тогда еще не придумали? – пошутил Максим.

– Эээ… Я никогда не обсуждала такие проблемы с родителями. Возможно, папа их не любит. Или мама… – Маша вдруг смутилась, до нее дошло, что она обсуждает с полузнакомым парнем очень деликатную проблему. Но быстро расслабилась под насмешливым взглядом его серых глаз, поняв, что он шутит, а не осуждает ее безалаберного родителя.

– И слава Богу, что не придумали, – утешил ее Максим, – ведь тогда ты бы не родилась.

– Да ну тебя…

– Не сердись. Рассказывай дальше.

– Дальше папе пришлось выбирать, и он не выбрал маму… что неудивительно, ее сложно выбрать, можно только смириться с ее неизбежностью. У мамы была лучшая подруга Ира, они дружили с детства, жили в соседних квартирах и вместе работали в одном салоне – подруга была парикмахер, а мама делала маникюр. Ира недавно родила ребенка и растила его одна, парень бросил ее, когда узнал, что она беременна, и потом никогда больше не появлялся в ее жизни.

– Он тоже не знал о презервативах? У вас тут какая-то аномалия просто…

Маша строго на него взглянула, и он знаками показал, что заткнулся.

– Это был мальчик по имени Андрей. Вероятно, если бы не он, я бы никогда не появилась на свет. Они тогда по очереди сидели с ребенком, и маме, видимо, очень захотелось своего такого же. А тут как раз подвернулся папа, у которого было одно неоспоримое достоинство, – он не знал о существовании презервативов. – Они оба захохотали от удачно продолженной шутки. – В общем, маму ничего не пугало, потому что перед глазами был пример Иры. Раз им удалось растить вдвоем одного ребенка, значит, справятся и с двумя.

– Получается, что он старше тебя почти на год?

– Чуть больше. Год и три месяца у нас разница.

– А как получилось, что вы в одном классе?

– А что тебя смущает? В школы принимают и в шесть лет, и в семь, и в восемь. Ты знаешь, что у Белки есть брат в одиннадцатом классе?

– Нет. При чем тут он?

– Брат-близнец, – объяснила Маша. – Родители посчитали, что Белла не готова к школе в шесть с половиной лет, а Марк готов. А у нас получилось наоборот.

– Ты была готова?

– Да нет, не в этом смысле. Я была полная дура.

Максим поморщился.

– Не говори так о себе. Мне неприятно.

– Я с тех пор поумнела, – утешила его Маша. И рассмешила.

– Так все-таки – зачем? Если ты была… ну ты понимаешь… – Максим чуть прикусил нижнюю губу, пытаясь не смеяться.

Маша тоже улыбнулась.

– Он отказался без меня в школу идти.

– Как – отказался?

– Ну… как-то. Я уже плохо помню. Он очень упертый. Если что-то решил, то скорее мир кончится совсем, чем он изменит решение. Ира говорит, что их спасало только то, что обычно он принимал правильные решения, которые особо никому не мешали. Не всегда, конечно. Есть история о том, как нас хотели отдать в садик. Идти в разные со мной группы он категорически отказался, и мамам каких-то героических усилий и кучи денег стоило устроить нас в одну группу. Но тут возникла непреодолимая преграда – он отказался днем спать. Категорически. Типа дома он не привык, не будет и в садике начинать. Уложить его силой не могли, он орал и мешал спать другим детям. Оставлять в группе было нельзя, так как надо было проветривать и вообще отдыхать воспитателям, это их законные два часа, и им не нужен посторонний ребенок. В общем, он с неделю посидел на стуле в группе, после чего уже никакие деньги не помогли договориться с садиком, его оттуда вежливо попросили. Или не вежливо, я не помню. Пришлось нам сидеть дома. Правда, недолго. Кому-то пришла в голову светлая мысль отдать нас на фигурное катание. Вернее, мне пришла. Я увидела его по телевизору и очень-очень захотела так кататься. И тут началась совсем другая жизнь…

Маша вдруг замолчала, задумавшись о чем-то, видимо, приятном, так как глаза ее светились, а на лице блуждала джокондовская полуулыбка. Максим некоторое время любовался этой улыбкой, но, когда пауза слишком затянулась, потребовал продолжения.

– Мне было три года. Ему, соответственно, четыре. Но мы уже умели кататься, потому что мой папа с нами занимался, он нас научил стоять на коньках, поэтому мы в своей группе считались самыми продвинутыми, остальные умели только ползать по льду.

– Так твой папа… он вас все-таки не бросил?

– Ну… он не бросил меня. Он всегда был где-то рядом, помогал деньгами и вообще… Он дал мамам денег на открытие своего салона, покупал нам коньки, костюмы для выступлений, оплачивал поездки на соревнования. И вообще мы много времени проводим вместе, у них очень хорошая семья, у меня есть сводный брат и две сестры, и я никогда не чувствовала себя там чужой.

– Брат – это… тот самый? Из-за которого расстались твои родители?

– Да. Его зовут Олег. И он… очень классный. Мне с ним повезло.

– Вы с ним почти ровесники, ведь так?

– Полгода разницы. Ровно. Он родился пятого февраля, а я – пятого августа.

– Тогда почему он не учится в лицее?

– Он учится, только в другом, в физико-математическом. Потому что сильно умный, – засмеялась она. – Меня окружают сплошные математики, деваться от них некуда. А если честно, тетя Наташа просто не хотела лишний раз встречаться с моей мамой, у них не очень дружеские отношения.

– А как у отца получается содержать две семьи? Кем он работает?

– Он занимается недвижимостью. Что-то строит, продает, покупает, я никогда особо не вникала. Вот, например, пристрой к лицею – это его работа. Правда, по заказу городской администрации, это уже Маринин муж постарался. – Маша засмеялась. – Видишь, у нас тут мафия, все друг с другом повязаны.

– Зачем администрации пристрой к лицею?

– Они используют это здание для своих мероприятий – конференций каких-нибудь, праздников, выборы там проводятся, соревнования городские. У нас очень хороший большой зал. И столовая удобно расположена. Ну то есть этот пристрой делался и для лицея, и для нужд города одновременно.

– Здорово вы устроились, – одобрил Максим. – Только ты отвлеклась от темы.

– Я не отвлеклась, просто тема кончилась. Дальше в моей биографии идет сплошное фигурное катание. С небольшими перерывами на учебу, сон и еду. И оно продолжалось до этой весны.

– А что случилось этой весной?

– Бросила, – коротко ответила Маша и нахмурилась.

Максим почувствовал, что продолжать эту тему она не хочет, но все-таки осторожно спросил:

– Почему?

– Так сложилось…

Глава 4. На грани фола

Маша очень скоро поняла, что с нетерпением ждет новой встречи, хотя говорила, в основном, она, а Максим на все вопросы о себе отшучивался и быстро менял тему. Она и не заметила, как вдруг эти два часа в четверг стали чем-то настолько важным, что растянулись на всю неделю – сначала ожидание и предвкушение, а потом послевкусие и осмысливание. Она думала об этом больше, чем хотела бы, но предпочитала этого не замечать за собой. Маше было весело с ним, ей нравился его смех, по-детски звонкий и заразительный, нравилась полуулыбка, уголком рта, когда он шутил, нравились смеющиеся глаза, когда он хотел скрыть улыбку, а она, непослушная, пробивалась в них задорными искорками. Маша быстро выучила его типичные движения, и по ним легко угадывала настроение и мысли. Когда он не знал, что ответить на каверзный вопрос, взъерошивал волосы обеими руками; когда был не согласен или злился, чуть прищуривал глаза; когда на языке вертелось что-нибудь непристойное, немного отводил взгляд и криво улыбался. Маша часто ловила его на таких мелочах, а он не в силах понять, каким образом у нее получается прочесть мысли, обзывал ее ведьмой. Она смеялась и не возражала.

Ее как-то неясно будоражили их разговоры "на грани фола". Максим мог так запросто сказать, что ему нравится проводить с ней время, или сделать неожиданный комплимент, как будто она была свободна, как будто не было никакого Андрея, как будто он был уверен, что имеет на это право. С Машей никогда до этого парни так не разговаривали. Ее воспринимали как "девушку Шевцова", причем настолько давно, что никто даже не пытался изменить этот порядок вещей. С другой стороны, Максим тоже не пытался. Он охотно проводил с Машей время, общался, шутил, но только в отсутствие Андрея. Если Андрей был рядом, Максим не подходил даже по делу. При этом он совсем не выглядел трусом, Маша подозревала какие-то другие причины такого поведения, но не могла понять. Она вообще предпочитала не думать на эту тему, потому что тогда бы пришлось определять для себя какие-то линии поведения, правильные и неправильные поступки и слова, да и вообще разобраться, наконец, с тем, что она чувствует. Пока Максим молчал и не говорил главного, Маша тоже могла вести себя так, как будто не происходит ничего необычного.

Обратной стороной этих встреч для Маши неожиданно стало отставание по математике. Проводя свое свободное время с Максимом, она не успевала сделать домашнее задание, и каждую пятницу Альгебра радостно использовала возможность поставить ей двойку. Максим брал уроки домой, и ему даже в голову не приходило, что причиной этих двоек могут являться их встречи. Маша уроки домой не брала, как ей казалось, принципиально (она разделяла дом и школу), но на самом деле в глубине души просто не хотела признаваться Андрею, почему не успела сделать их в лицее. Не то чтобы она скрывала, просто молчала, пока не спрашивали. Андрей тоже не понимал причины этих внезапных двоек, в выходные пытался объяснять Маше то, что она, как ему казалось, не понимала, но к следующей пятнице переставал следить за ее уроками, и она снова получала пару. Альгебра злорадствовала, Андрей беспокоился, Максим недоумевал, а Маша все больше запутывалась.

Все разрешилось в один день. В пятницу. Альгебра каким-то чутьем всегда угадывала, когда Маша наиболее уязвима, и спрашивала ее именно в эти дни. Вызвала ее к доске доказывать заданную на дом теорему. Маша хмурилась, пытаясь сообразить что-то на ходу, искоса взглядывала на сидевшего за первой партой очкарика Алика Цоя, тот отрицательно качал головой, давая понять, что ход рассуждений неправильный. Наконец Маша отложила мел.