Глава 1
Лилиана д’Арье сидела перед зеркалом, погружённая в уютный полумрак гримёрки, который прорезали лучи круглых ламп, обрамляющих зеркало. В их теплом свете её лицо казалось словно отлитым из бледного фарфора – почти идеальным, почти неестественным.
Её взгляд скользнул по отражению, внимательно изучая каждую деталь. Волосы цвета тёмного шоколада струились длинными шелковистыми прядями по плечам, слегка переливаясь в свете ламп. На лбу покоилась изящная диадема, украшенная мелкими камнями, которые мерцали подобно звёздам в ночном небе.
Кисть плавно скользила по векам, оставляя за собой тонкую дымчатую линию. Каждый её жест был точен и отточен десятками репетиций перед десятками выступлений. Макияж всегда был частью её ритуала, её брони, за которой она пряталась, выходя на сцену.
Сегодня она выбрала глубокий винный оттенок помады, подчёркивающий форму её губ, полных и чувственных, контрастировавших с хрупкостью её фигуры. Черное платье идеально облегало её тело, подчеркивая тонкую талию и изящный изгиб плеч. Корсет, плотно затянутый шнуровкой, напоминал ей, что сцена – это всегда чуть-чуть больно, но именно эта боль делала её живой.
Колготки в крупную сетку добавляли образу вызов, будто напоминание о её внутренней дерзости, которую она всегда держала под контролем. Туфли-лодочки на высоких шпильках завершали картину, придавая ей уверенность и чуть больше роста – словно иллюзию власти над зрительным залом.
Лилиана услышала глухой, ритмичный стук бас-бочки – Нико, их барабанщик, уже настраивал установку. Этот звук был похож на сердцебиение какого-то огромного зверя, ждущего пробуждения. Затем вступил бас, глубокий и бархатный – это Рэйвен, всегда спокойный и чуть отстранённый, будто наблюдающий за происходящим со стороны.
Наконец зазвучали аккорды гитары Воланда, резкие, пронзительные, словно пытающиеся донести до всех то, о чём сам гитарист никогда не говорил вслух. Воланд всегда казался ей самым загадочным участником группы – вечно молчаливым, прячущим что-то за своими глазами цвета мокрого асфальта.
Лилиана отвела взгляд от зеркала, прислушиваясь к шуму зала за стенами гримёрки. Где-то там, среди голосов и обрывков смеха, возможно, уже ждал Дэмиан. Сердце отозвалось тихим, но отчётливым беспокойством.
Когда-то он был просто странным парнем, пришедшим после концерта с огромным букетом роз и нелепой улыбкой. Но сейчас он стал кем-то иным, неуловимым и пугающе притягательным. Лилиана сама не заметила, как он завладел её мыслями и с каждым днём всё больше заполнял её внутренний мир.
Она слегка поморщилась, вспоминая слова родителей, друзей и особенно Воланда, которые говорили, что она изменилась с тех пор, как в её жизни появился Дэмиан. Что она стала другой – отстранённой, закрытой, будто под его влиянием.
"Но разве это плохо?" – спросила она себя, поправляя прядь волос, выбившуюся из-под диадемы. Ведь именно Дэмиан видел в ней то, чего не замечали другие. Он видел её настоящей. Или ей только казалось, что видел?
До выхода оставалось десять минут. Десять минут на то, чтобы забыть обо всём, что не касалось сцены и музыки. Лилиана снова взглянула на отражение, глубоко вдохнула, задержала дыхание, словно боясь нарушить хрупкое равновесие, а затем медленно выдохнула.
Сегодня она снова выйдет на сцену как Лилиана д’Арье – сильная, загадочная и совершенно неуязвимая. Пусть никто не знает, как тяжело ей даётся этот образ, пусть никто не видит, сколько сомнений прячется в глубине её глаз.
Сегодня она станет собой. Хотя бы на эти несколько часов.
Смотря на своё отражение и неторопливо проводя расческой по гладким, словно шёлк, волосам, Лилиана не могла избавиться от мыслей о Дэмиане. Он будто поселился в её сознании, наполняя собой каждую свободную минуту и заставляя сердце ускорять ритм. А ведь поначалу она даже не обратила на него внимания. Когда после выступления он появился перед ней с роскошным букетом алых роз, она увидела в нём лишь странного, немного неуклюжего поклонника. Однако что-то в его искреннем восхищении и щедрости заставило её сказать не дежурное «спасибо», а принять приглашение выпить вина.
Один глоток перешёл в следующий, и вскоре бокал оказался пуст. Мир вокруг вдруг обрёл новые краски и глубину. Чем дольше они общались, тем сильнее Лилиана понимала, насколько ошибалась в нём. Дэм, как он попросил себя называть, оказался остроумным, обаятельным и необычным собеседником. Его голос, мягкий и завораживающий, имел странную силу уносить её далеко от повседневных забот и сомнений.
Они обменялись контактами и стали часто гулять по ночному Санкт-Петербургу. В тусклом свете фонарей Лилиана впервые почувствовала ту странную силу и магнетизм, исходившие от Дэмиана. А затем последовало признание, изменившее всё. Дэмиан оказался вампиром. Это открытие одновременно напугало и восхитило её. Он жил между двух миров – привычного, людского, и тёмного, полного загадок и соблазнов. Лилиана не могла устоять перед тайной, окутывавшей его, и начала мечтать быть частью его мира.
Теперь её мысли целиком были заняты Дэмианом, тем, как он преобразился в её глазах из обычного поклонника в сильного и могущественного вампира. Её внутренний голос всё настойчивее шептал ей, что она хочет стать такой же, как он. В последний раз, когда Дэмиан провожал её домой и собирался уходить, Лилиана не выдержала и резко повернулась, пытаясь поцеловать его. Но он уклонился с мягкой, почти снисходительной улыбкой.
– Не стоит, малышка, – произнёс он тихо.
– Но я хочу быть с тобой и… – Лилиана замолчала, подбирая слова, – хочу быть такой, как ты.
Дэмиан долго смотрел на неё с задумчивым выражением, затем медленно улыбнулся.
– Интересно. Хорошо, – произнёс он загадочно, – после твоего следующего выступления я исполню твою просьбу.
Сегодня был именно тот вечер, и Лилиана не могла подавить волнение. В глубине души она понимала, что это решение изменит всю её жизнь. Возможно, ей придётся отказаться от прежних отношений и привычного общения. Родители уже начали выражать тревогу – им не нравилось, что она стала замкнутой и таинственной, что её мысли были заняты только им одним. Она знала, что они не поймут, даже если расскажет правду.
Сложнее всего было с музыкантами группы. Они прямо говорили, что Дэмиан плохо влияет на неё. Воланд был особенно резок, и это больно задевало её. Между ними всегда существовала особая связь, которую она теперь невольно разрушала. На одной из репетиций разговор дошёл до серьёзной ссоры, и Лилиане пришлось жестко поставить условие – или её личную жизнь оставляют в покое, или она уйдёт из группы. Конфликт был заглушен, но напряжение осталось, словно невидимая трещина в их отношениях.
Лилиана отложила расчёску и прислушалась к звукам зала. Шум становился всё громче, смешиваясь с отдалёнными нотами инструментов. Она знала, что Воланд наблюдает за ней с тревогой и ревностью. Он даже иногда тайком следовал за ней на ночных прогулках с Дэмианом, и это знание одновременно раздражало и почему-то согревало её изнутри.
«Всё не может быть так просто», – подумала Лилиана, сжимая пальцами край стола перед зеркалом. Она ещё раз взглянула на себя, словно стараясь убедиться, что готова принять то, что ждёт её сегодня после выступления. Вздохнула глубоко, прогоняя остатки сомнений, и поднялась со стула.
Настало время выйти к зрителям и вновь стать Лилианой д’Арье – неуязвимой, уверенной, той, кем мечтала быть.
В шум зала проникли первые аккорды вступительной композиции "Schizophrenia", звучавшие как призыв проснуться и ощутить музыку каждой клеткой тела. Лилиана глубоко вдохнула, на мгновение замерла, а затем решительно шагнула из темноты гримёрки на освещённую сцену, высоко подняв руки над головой. Свет прожекторов ослепил её на мгновение, но через секунду она уже видела лица людей, собравшихся сегодня, и улыбнулась им искренне и широко.
Зал взорвался аплодисментами, свистом и приветственными выкриками. Волна энергии, исходившая от зрителей, буквально толкала её вперёд. Лилиана сняла микрофон со стойки и с грацией, свойственной только ей, прошла к краю сцены, приветствуя фанатов рукопожатиями и лёгкими касаниями ладоней. С каждым прикосновением её сердце билось всё быстрее, захваченное этим живым, ощутимым обменом энергией.
Она остановилась в центре сцены, чувствуя, как холодный металл микрофона приятно успокаивает слегка дрожащие пальцы. Прожекторы вновь сфокусировались на ней, окутывая фигуру мягким светом, словно выделяя её из реальности в отдельный мир. Вдохнув ещё раз, Лилиана закрыла глаза на мгновение, собирая мысли, и начала петь.
Её голос, глубокий и выразительный, разнёсся по залу, сливаясь с инструментами в единое живое полотно звука. Она полностью отдалась музыке, позволяя ей управлять своими движениями и эмоциями. Каждое слово и каждая нота вырывались из её сердца, выражая бесконечную бурю эмоций: страсть, боль, надежду и непреодолимую силу. Лилиана ощущала себя частью этой музыки, словно песня была продолжением её собственной души.
Зал отвечал ей мощным ритмом, подхватывая эмоции и усиливая их своими аплодисментами и восторженными криками. Когда последняя нота "Schizophrenia" затихла, пространство заполнилось громкими овациями. Лилиана чувствовала, как её грудь вздымается от быстрого дыхания, а на губах расцветает довольная улыбка.
Она подошла к краю сцены, сделала глоток прохладной воды из бутылки, которую предусмотрительно оставила на стойке, и быстро окинула взглядом зал, надеясь увидеть Дэмиана. Его нигде не было видно, и сердце на мгновение сжалось в груди, но девушка быстро прогнала разочарование. "Если он не захочет, то и не покажется," – напомнила она себе.
Музыканты уже начинали вступление к следующей песне "Закрой". Гитарные аккорды Воланда прозвучали пронзительно и выразительно, словно вторя её внутренним переживаниям. Лилиана снова подняла микрофон, голос её звучал ярко и напористо, вплетаясь в музыкальный рисунок, созданный её группой. Песня звучала настойчиво и драматично, заставляя зрителей замереть и внимать каждому слову, каждой ноте.
Последние аккорды "Закрой" медленно растворились в воздухе, сменившись мягким и тревожным вступлением "Phantoms of the Past". Лилиана решительно выбросила из головы все посторонние мысли, сосредоточившись лишь на музыке и текущем моменте. Её голос снова зазвучал, наполненный глубокой печалью и трепетной нежностью, перенося слушателей в иной, почти мистический мир.
Она пела, полностью отдавшись волне музыки, став проводником эмоций, заложенных в песне. Её голос, словно магия, проникал в сердца присутствующих, заставляя их испытывать каждое её чувство – от горечи потерь до тихой, почти неуловимой надежды. Лилиана чувствовала, как с каждой спетой строчкой она освобождается от внутренних страхов и сомнений, превращая их в мощную волну, которая окутывала весь зал и соединяла её с каждым из слушателей.
Всё это время Лилиана даже не подозревала, что девушка, сидящая в одиночестве за барной стойкой в дальнем углу зала, внимательно наблюдала за ней. Она сидела в тени, будто вырезанная из плотного клубного полумрака, растворённая в нём. Узкая стойка в углу зала, за которой почти никто не задерживался, стала её укрытием. На лице – непроницаемые тёмные очки. Даже в помещении они не казались странными: наоборот, были частью неё, как дыхание, как след на снегу, который оставляет идущий одинокий зверь.
Скрытые за тёмными очками глаза Ники отражали внутреннюю тревогу, смешанную с любопытством и восхищением. Она внимательно следила за каждым движением Лилианы, замечая, как энергия и страсть девушки проникают в сердца зрителей. Но еще Ника ясно видела неестественные следы, словно тёмные нити, тянущиеся к ауре девушки, и это ей совершенно не нравилось. В этом влиянии было нечто мрачное и деструктивное.
Она не имела права. Ника не просто наблюдала за происходящим – она вслушивалась, втягивала звук в себя, как когда-то давно на сцене – с той остервенелой жадностью, с которой умирающий пьёт влагу с ладоней. И всё же в этот раз внутри не пылал огонь. Она уже не горела. Она давно не выходила под свет прожекторов – не потому, что потеряла голос или смысл. Потому что перестала быть тем, кем была. И теперь, будучи тем, кем стала…
Музыка зацепила. Нельзя было отрицать очевидное – девчонка на сцене пела настоящим голосом, без глянца, без маски, отдавая себя и свой огонь полностью, без остатка. С каждой строкой в ней звенело что-то, с чем Ника была знакома до боли.
Несносна боль… Эту боль разделю я с тобой!
Ты не одна. Верь мне, это не просто слова!
Мне холодно… Этот холод несет с собой тьма.
Принять пора все, что сделала с нами судьба….1
Голос звучал, как стёкла, брошенные в воду. Ярко. Остро. Правдиво. Строки ударили. Простые, почти подростковые, но именно в этом была сила – в искренности. Лилиана д’Арье стояла в залитом светом центре сцены – не как икона, не как жрица, а как та, кто уже однажды упала, но всё равно поёт. Пальцы её обнимали микрофон, будто зацепку. А голос…
Ника затаила дыхание. Это было красиво. Живое. И в этом была проблема. Слишком живое – а значит уязвимое.
Она видела больше, чем остальные. Видела не свет, а то, что в него впивалось. Аура Лилианы – золотисто-белая, с искрами пурпура по краям – была бы прекрасна, если бы не грязные, липкие нити, что свисали с плеч и шеи. Присоски. Паразиты. Энергетические щупальца, внедрённые извне, питавшиеся её болью, эмоциями, даже её ритмом.
Мы не смогли наладить связь – всё против нас!
Я так хочу найти душевный консонанс. 1
Чужое влияние обвивало девушку почти ласково. Оно не подавляло – оно подчёркивало. Подталкивало к ещё большей отдаче, к ещё большей боли, чтобы ей питаться. В зале никто этого не видел. Но Ника – видела. И ненавидела за это себя. За то, что узнаёт в этом собственный след, слишком хорошо знакомый вкус…
Она снова почувствовала, как в ней вспыхивает то, что давно пыталась забыть: старое желание – вмешаться, спасти, отрезать, выжечь. Но она знала: ей нельзя. Она больше не из тех, кто спасает.
В толпе, недалеко от сцены, она увидела Кайзера – тот стоял у пульта, как обычно, полуразвёрнутый к публике, но его взгляд не был рассеян. Он смотрел… на неё. Они встретились глазами, и он коротко кивнул. Едва заметно. Почти виновато. Он знал. Не всё, но достаточно.
Когда-то, давным-давно, Ника и Кайзер вместе выступали на одной сцене. Он был клавишником в группе, которая делила с её командой вечер за вечером. Иногда помогал на разогреве, иногда – в бэкстейдже. Один раз – заменял вживую основного клавишника их команды, когда тот сломал руку. Тогда они по-настоящему сработались. Даже не музыкально – по-человечески.
Позже, уже после её исчезновения из светской жизни, Кайзер всё ещё верил, что она где-то рядом. Он не знал, что она – не совсем та, кто была. Но что-то чувствовал. Потому и позвал её сейчас. Не напрямую – намёком, фразой, переданной через общих людей: «Сходи послушай, пожалуйста. Там что-то странное творится с девчонкой. Может, тебе покажется знакомым».
Теперь Ника поняла, почему. Кайзер, хоть и слабый колдун, всегда имел чуткость к вибрациям, к тем, кто творит – настоящим. Он не видел присоски, не различал чары, но он чувствовал фальшь, когда кто-то глушит голос сильной души.
И поглотила его тьма.
Забвение и пустота, что где-то рядом,
Скоро настигнут и меня.
Ведь этот мир уже не тот, что был когда-то.2
Ника провела рукой по столешнице, словно стирая пыль. Её внутренний пульс ускорился. Она ощущала, как вибрации чужого влияния нарастают, как отголоски тьмы жадно впитывают каждую сильную эмоцию, что рождалась на сцене. И Лилиана отдавалась этому неосознанно, всей собой. Не из глупости – а потому что иначе не умела.
«Ты даже не знаешь, что тебя грабят при всех», – прошептала Ника мысленно.
Но песня шла дальше. И она не могла остановиться.На секунду ей показалось, что взгляд Лилианы зацепился за неё – прямо сквозь прожекторы, зал и звук. Мимолётно, мимикой, словно внутренняя тревога что-то уловила.
Ника вытащила телефон. Пальцы быстро пробежались по экрану. Сообщение – короткое, чёткое, адресовано не тем, кто спасает, а тем, кто следит. Контакт, не существующий в обычной сети. Те, кто знают, что делать, если энергетические паразиты завелись у сильных.
Ника на мгновение прикрыла глаза. Внутри пульсировала тоска, как старая струна. Раньше она бы взлетела на сцену и пела бы рядом. Вмешалась бы. Спасла бы.
Но она уже не могла дотрагиваться до света.
Пройди его, удиви нас!
О, ты увидел этот сон, теперь ты первый,
Кто выделяется из масс.
Ты выбрал этот сложный путь, сложный безмерно.2
Последние строки как выстрел. Как вызов. И Ника впервые за долгое время почувствовала – возможно, у этой девочки есть шанс. Если успеть. Если вмешаться. Если не дать тем, кто тянет её вниз, добраться до корня.
Она встала. Осторожно. Плавно. Словно не тело поднималось, а тень внутри неё выпрямлялась. Она шла по направлению к сцене, но не с намерением вмешаться – пока нет. Она просто хотела… посмотреть ближе. Почувствовать, что именно пульсирует под этой искренностью. И почему именно сейчас ей стало не всё равно.
Сцена заканчивалась, но волнение в зале не спадало. Наоборот, оно сгущалось. Казалось, что энергия, которую Лилиана вплела в своё выступление, не угасала, а продолжала вибрировать в воздухе, под потолком, в груди у каждого. И в этом резонансе Ника чувствовала напряжение – почти как перед взрывом.
Она стояла теперь у самой границы танцпола, будто тень, отделённая от тела. Незаметная, но внимательная до предела. Отсюда она видела всё. Ритм, пульс, вспышки света. И главное – девушку в центре сцены, которая не просто пела. Она докричивалась до чьей-то боли. И каждое слово, будто клинок, входило в грудь, а не в уши.
Отдача была абсолютной. Настолько сильной, что чужеродное влияние, паразитирующее на ней, начало раскрываться – щупальца расправлялись, расширяясь, пульсируя в такт барабанам, как будто и они были частью шоу. Но Ника знала: если сорвать всё сейчас, вмешаться резко – произойдёт обратный выброс. И всё пойдёт не в ту сторону.
Я не знаю, где ты, но я в силах узнать…
Как мне выход найти? Как из леса сбежать?.. 3
Песня началась, и у Ники на затылке встали волосы дыбом. «Оттенки красного». В качестве последней – почти вызов. Эта песня не только вписывалась в происходящее, она слишком точно повторяла происходящее здесь, сейчас, в этом клубе.
Как же я устала убегать.
Как же я устала тебя ждать…
Разбавят серые тона
Разные оттенки красного… 3
Даже не зная, Лилиана словно раскрывала себя, как страницу. Как откровение.
Ника сжала зубы. Пора было что-то решать. Сейчас – нет. Внутри выступления – любое внешнее вторжение может навредить. Но сразу после – да. Есть способы. Один, в частности, был почти древним, почти забытым, и применяемым редко. Но она – могла.
Высший маяк крови. Метка, незаметная для большинства, но чётко фиксируемая всеми, кто способен видеть – инквизиторами, старыми вампирами, существами из верхних сфер. Установить его на Лилиану – значило пометить её как «объект под защитой». Прикосновение к её ауре теперь будет вызывать резонанс.
И всё же… этого может быть мало.
Идея пришла внезапно, но села как пазл. Прямая передача энергии через соприкосновение дыхания. Не магия в привычном смысле, а энергетический импульс, словно капля чистой крови, влитая в сосуд.
Паразиты хитры. Они прячутся. Они могут вернуться. Но если передать часть себя… дать вспышку света, отпечаток, эмоциональный слепок с ядром силы – этого будет достаточно, чтобы на время стабилизировать Лилиану. Высший поцелуй.
Больше мне не надо убегать.
Больше мне не надо тебя ждать…
Ты её жизнь не заберёшь…
За всё, что сделал – ты умрёшь!3
Сцена кипела. Лилиана уже пела с закрытыми глазами, будто сама растворялась в этих словах. И в этот момент Ника увидела его.
Фронтмен. Второй вокал. Гитарист. Тот, кто стоял чуть в стороне, но каждую секунду держал её поле. Он не знал, что делает, но интуитивно подпитывал её, перекрывая паразитов, как щит. Он любил.
Эта мысль хлестнула Нику. И одновременно подтолкнула: он – её якорь. Но она может стать вторым контуром.
Пока я жив – ты не умрёшь…
Последние слова прозвучали, как заклинание. Как финальная печать.
И вот – всё стихло.
Микрофон был поставлен на стойку. Свет прожекторов потух, оставив за собой только пар, тёплый воздух и… волну тишины, вибрирующую в груди.
Лилиана, опустив плечи, направилась к краю сцены, благодарно кивая в сторону зала. Она не видела, что теперь Ника уже двигалась навстречу. Скользя между людьми, как ветер между флагами, почти незаметно. Но не для всех.
Кайзер повернул голову. Увидел её. Сделал шаг. Потом ещё один. Он всё понял. Слишком много эмоций в воздухе. Слишком много влияний. И Ника… Она не просто наблюдатель.
Он хотел было подойти, остановить. Но в этот момент она послала волну – не агрессию, не приказ, а чёткий ментальный импульс, как крик внутри головы:
«Не лезь. Я поняла, что можно сделать. Не мешай.»
Кайзер вздрогнул, словно ему дали током. Споткнулся, качнулся, потом остановился. Посмотрел ей в глаза. И кивнул. Молча. Понимающе. А потом развернулся и ушёл к своему пульту.
Ника двинулась дальше. В зале уже гас свет, кто-то расходился, кто-то толпился у бара, кто-то пытался поймать музыкантов для фото. Но она шла только к одной цели.
Пока я жива – ты не умрёшь. И когда её пальцы на долю секунды коснутся запястья Лилианы, когда та повернётся – всё изменится.
Шум стихал. Свет прожекторов один за другим затухал, оставляя на сцене золотистые отсветы прожилков дыма и дрожащего воздуха. Лилиана стояла в центре, дыша глубоко, раскалённо, как после бега. Микрофон уже был поставлен на стойку. Больше не нужно слов.
Выдох. Она подняла голову. Публика аплодировала стоя. Зал, что ещё минуту назад дышал с ней в унисон, теперь будто отдавал накопленное – бурей эмоций, благодарностью, светом телефонов и свистами. Лилиана наклонилась в лёгком поклоне – не театрально, не ради формальности, а искренне. Как умеют только те, кто действительно отдал себя. Потом шагнула к краю сцены и коротко кивнула – группе, публике, звуку, свету… себе.
За кулисами было тише, но только внешне. Пульс гремел в висках. Пальцы ещё дрожали. Она прошла в гримёрку, скинула с плеч кардиган, села на край дивана. Несколько глотков воды – сухость не проходила. Кожа чуть липкая от пота, туфли давят, а спина словно сделана из проволоки. И всё же внутри – легкость. Та самая, которая приходит только после настоящего выступления. Краткая передышка между разрушением и возрождением.
Она переоделась: плотные джинсы, простая чёрная футболка, куртка. Убрала волосы в высокий хвост, наскоро умывшись. Ни косметики, ни образа. Только она. Настоящая. Лилиана д’Арье без света рампы.
Может, он будет там. Она ещё надеялась. Не видела Дэмиана среди зала, но возможно, он просто не захотел показываться. А может – наблюдал. Он часто делал именно так. Молчаливо, издалека.
Лилиана вышла среди них – не как звезда, не как героиня, просто как девушка, которая ещё не до конца отошла от прожекторов. На щеках ещё оставался жар. В теле – отголоски чего-то незавершённого.Зал уже выдыхал. Кто-то фотографировался у сцены, кто-то скупал диски у стенда, кто-то просто стоял у барной стойки, обсуждая.
Голос раздался сзади. Спокойный, низкий, но с приятным тембром.
– Прекрасное выступление. Я поражена.
Лилиана обернулась.
Перед ней стояла женщина – невысокая, стройная, с идеально ровной стрижкой каре. Тёмные очки прятали глаза, и в полутёмном зале они казались лишними, но… в её случае – органичными. Что-то в ней сразу ощущалось – не то чтобы опасность, но напряжение. Будто внутри неё спрятано больше, чем может показаться. И всё же – голос был искренним.
– Спасибо, – ответила Лилиана, слегка удивлённо. – Я стараюсь отдаваться целиком. Иначе… иначе просто не выходит.
– Это заметно, – незнакомка кивнула. На её губах появилась лёгкая, почти тёплая усмешка. – Только не сгорите раньше времени.
Она сделала шаг ближе. И вдруг – кто-то из-за спины, не глядя, толкнул её плечом, прорываясь мимо.
Незнакомка качнулась вперёд, и в это движение – быстрое, на грани неловкости – её губы едва, но ощутимо, коснулись губ Лилианы. Мгновение. Как электрический разряд. Ни жар, ни холод – просто мгновенный контакт дыханий. Глубже, чем прикосновение. Ни поцелуй, ни жест… но что-то между.
Обе отпрянули почти одновременно. Лилиана замерла, не сразу поняв, что произошло. Сердце стукнуло чуть быстрее. Незнакомка задержалась на долю секунды. Затем сказала с лёгкой, почти ласковой тенью в голосе:
– Простите, – сдержанно произнесла незнакомка, быстро оправившись. – Меня толкнули.
– Всё в порядке… – Лилиана кивнула. Но в голосе дрогнуло. Потому что не всё.
– Главное… не забывай, кто ты. – Сказала немонятную фразу собеседница. И развернулась, исчезая в толпе так, будто никогда и не была рядом.
А Лилиана осталась. Стояла, глядя ей вслед. Пальцы нервно сжались в кулаки. Во рту будто остался вкус металла, а в лёгких – ощущение, что кто-то вдохнул в неё воздух… но чужой.
Не поцелуй. Не прикосновение. Но в чём-то больше.
Будто с неё слегка сдвинули маску, которую она не знала, что носит.Она не могла это объяснить, но чувствовала – что-то только что изменилось. Что-то на грани. Её собственные мысли теперь будто резонировали, и в этом резонансе… был дискомфорт. Тонкий. Тревожный.
И впервые за долгое время – Лилиана почувствовала неуверенность не в себе, а в своих желаниях.
Что-то было не так. И не тогда. И, возможно… не с тем?
– Девушка, вы кого-то ждете?
Этот голос был ей знаком до последнего оттенка. Тихий, мягкий, обволакивающий, словно тонкая шаль в промозглый вечер, и в то же время полный едва уловимого, тревожного подтекста. Это был Дэмиан. Он всегда умел появляться именно тогда, когда её защита была на исходе, когда внутри не оставалось ничего, кроме беззащитности и ожидания. Лилиана медленно обернулась, чувствуя, как её сердце делает привычный, резкий скачок.
Но вместо того, чтобы почувствовать привычную теплоту или хотя бы знакомую сладкую боль от его присутствия, она вдруг ощутила странную пустоту. Будто кто-то закрыл в ней дверцу, за которой всегда хранились чувства к нему. Это было так непривычно, что она на мгновение растерялась. Дэмиан протянул ей букет из тёмно-алых роз, и Лилиана смотрела на них так, будто видела впервые. Почему раньше эти цветы казались ей воплощением романтики и тайны, а теперь выглядели словно театральный реквизит, который не вызвал в ней ни единой искры? Ведь она никогда не любила розы.
– Всё хорошо? – спросил он, изучая её лицо так внимательно, словно искал на нём следы тайных перемен. И это было правда – с ней что-то изменилось. Но она сама ещё не могла понять, что именно.
– Да, конечно, – ответила она чуть медленнее, чем обычно, словно ей пришлось искать слова где-то далеко внутри. – Просто я… не заметила тебя на выступлении.
– Надо было посмотреть на второй этаж, я был там, – улыбнулся он, стараясь выглядеть легко и непринуждённо.
Но его голос не обманывал её. Она знала, что это неправда. Всегда раньше она чувствовала его присутствие, его взгляд на своей коже, даже когда не видела. Ощущение его присуствия, или же наоборот отсуствия было знакомо ей до мельчайших деталей – тяжёлая, вязкая, манящая, когда он есть и пустота – когда его нет. А сегодня была именно пустотаю Которая продалжала расширятся. Пустота, отчего окружающее казалась ей тонким и прозрачным, лишённым той притягательной глубины, что всегда заставляла её сердце сбиваться с привычного ритма.
Они отошли к тихому уголку клуба, уселись на мягкий полукруглый диванчик, который спрятался от взглядов в полумраке. Дэмиан что-то рассказывал ей, улыбался, говорил, как обычно, правильные и уместные вещи. Но она с каждой минутой всё отчётливее чувствовала, что его слова не вызывают в ней абсолютно ничего – ни восторга, ни трепета, ни даже страха, который всегда сопровождал её встречи с ним.
Лилиана смотрела на него и впервые отчётливо видела все мелочи, которые раньше ускользали от неё. Его лицо, всегда казавшееся ей красивым и пугающим одновременно, вдруг открылось ей совершенно по-другому: слишком ровное, слишком отточенное, словно вылепленное из воска, застывшее в вечном выражении лёгкой насмешки. Взгляд его глаз, раньше заставлявший её дыхание сбиваться, теперь казался пустым и неестественным. Будто не она, а кто-то другой смотрел на него через её собственные глаза и отмечал все эти мелкие несовершенства, не понимая, как можно было когда-то считать его прекрасным.
«Что со мной происходит? Ведь всего час назад я мечтала о том, чтобы он забрал меня к себе, думала, как это будет прекрасно – перестать быть человеком и стать такой, как он. Что изменилось? В какой момент всё пошло не так? Может быть, этот случайный поцелуй? Нет, невозможно, я даже не знаю её имени, той странной девушки в тёмных очках. И всё-таки, почему после её прикосновения я чувствую себя такой пустой рядом с ним? Что она сделала со мной?»
Лилиана вспомнила его признание, как тогда была поражена и очарована его тайной, как казалось ей, что его мир был тем единственным, куда она всегда хотела попасть. Но теперь эта идея вдруг стала казаться ей почти абсурдной. Как я могла хотеть отдать свою жизнь, свою сущность кому-то, кто даже не может искренне смотреть в мои глаза и признать, что его не было рядом, когда я так отчаянно его ждала?
– Ты сегодня совсем не здесь, – тихо произнёс Дэмиан, впервые за вечер прерывая свои ровные, безупречно построенные речи, которые теперь казались ей ненастоящими, как дешёвый театральный монолог. – Что-то случилось?
Она снова подняла на него глаза и почувствовала отчуждение, которое накрыло её ещё сильнее. Раньше она ждала его вопросов, его прикосновений, его внимательности. Сейчас же это вызвало только раздражение и желание немедленно сбежать от него, уйти в тишину, где она могла бы понять, что на самом деле происходит внутри неё.
– Прости, наверное, я просто устала после выступления, – произнесла она, стараясь говорить спокойно, хотя внутри всё сжималось от нарастающего смятения. Она понимала, что это не просто усталость. Это была потеря той связи, которую она считала неразрывной. И хуже всего было то, что Лилиана даже не могла объяснить самой себе, что именно произошло за те несколько секунд, пока её губы касались губ незнакомой девушки. Но это прикосновение оставило внутри неё что-то странное, неуловимое, что теперь мешало ей вернуться к прежней жизни, прежним желаниям, прежним мечтам.