- -
- 100%
- +
Карпачев понял, что умирает, и наконец принял это…
Понимание этого пришло тяжело и неотвратимо.
В начале своего долгого, болезненного пути Александр испытывал страх, который периодически накатывал на него, как волна на берег, но рациональность и жизненный опыт гнали неприятные мысли и мобилизовались на борьбу за свою жизнь.
Первая шишечка появилась на боку Карпачева полгода назад после возвращения из Тайланда. Сначала Александр грешил на укус какого-то диковинного азиатского насекомого. Такая версия имела право на жизнь, так как в связи с массивным употреблением спиртного Сашка-турист не обращал внимания ни на какие укусы и царапины, а наслаждался честно заработанным отпуском.
Через несколько недель шишка подросла, но кто-то из знакомых сказал ему о том, что это простой жировик, и «у него самого такие есть», и Карпачев успокоился. Однако жировичок начал побаливать, потемнел, и пришлось обращаться к врачу. Проведенные исследования, операция и дальнейшая гистология подтвердили саркому.
С этого момента жизнь Александра разделилась на «до» и «после». Лучевая терапия, временное улучшение, новые образования, повторные операции, химия и вновь новые образования.
До последнего Карпачев верил в успех мероприятий, но через полгода отказали ноги, шишки начали появляться все чаще, а боль можно было убрать только при помощи мощных болеутоляющих.
В одной из последних бесед с женой и сыном, он заикнулся о возможности еще одной операции, но родня, видимо, боявшаяся этого вопроса или не ожидающая его, внезапно замолчала, и Карпачев все понял…
Карпачеву было пятьдесят пять. Кто-то скажет, что возраст вполне солидный, и нынешняя продолжительность жизни мужчин в Украине составляет примерно такой же возраст, но сам Саша чувствовал себя на тридцать, максимум тридцать пять, и вариант смерти казался для него полным абсурдом. Жизнь только наладилась. После долгого и тяжелого пути в построении бизнеса, наконец-то удалось найти нужных людей, завести необходимые знакомства, и строительный бизнес Александра вышел на уровень государственных заказов, бюджетных денег и солидных доходов.
Бизнесмену удавалось отдыхать несколько раз в год по всему миру и стать членом клуба путешественников. Старая квартира была отдана под сдачу. Сам Карпачев построил себе солидный дом в пригороде, затем такой же возвел своему сыну. В качестве реализации хобби был вырыт приличный пруд на большом участке возле дома. Запущена элитная рыбка, построена беседка с мангалом, и субботние приезды друзей и родственников радовали Александра состоявшейся жизнью.
А тут надвигающаяся смерть…
Сначала Карпачев впал в депрессию и замолчал на несколько дней. В этот период он пробовал топить свой страх в водке, но боли она не уменьшала, а в сочетании с болеутоляющими приводила к еще более сильным страданиям. В итоге лекарства, нежные советы родственников склонили Александра к таблеткам и уколам, и страх топился в постоянном сне, который стал занимать значительную часть времени.
За последние недели апатия достигла пика, и Карпачев смирился с неизбежным. Тяжело, с внутренней дрожью и слезами, но смирился.
В одну из ночей, сменяющих бесконечные дни, он проснулся и задумался.
Да, жизнь прошла…
Легкой она не была.
Рано потерявший родителей, он всего в жизни добивался сам. Сам поступил и окончил ХИСИ. Работал какое-то время по специальности и строил атомные ГЭС. Затем, после развала Союза и полного отсутствия заработной платы, перебивался на базарах торговлей турецкими шмотками. Вещи привозил азербайджанец Урфан и давал на реализацию Сашке-торгашу. Кое-как удавалось кормить только что появившуюся семью – жену в декрете Марию и малыша Мишку. Потом призвание взяло свое и, по убеждению Семена, друга детства, который строить ничего не умел и вообще не понимал, что это такое, работа в строительной бригаде сменила привычную базарную жизнь на строительные леса и обои.
Семен занимал отдельную веху в жизни Александра. Мелкий, но пронырливый, он всегда умел со всеми договориться. Начиная от пропусков уроков в школе, которые он мастерски выпрашивал у классного руководителя и иных учителей, мотивируя болью в животе, и заканчивая знакомством с девчонками на улице, он всегда был на высоте. Животом он никогда не мучился, но каким-то образом умудрился за школьные годы убедить учителей в том, что данная проблема у него действительно существует и те, видя его перекошенное от боли лицо и слыша скорбное: «Тамара Петровна, я могу посидеть еще урок, потерплю», немедленно отпускали героя-ученика домой. Сбегали они естественно вместе, но Саше всегда за это впоследствии перепадало на орехи, а Сема выходил сухим из воды. Понятно, что Саша не обижался на друга, как говорится, сам не можешь – на других не косись. Жили они симбиозом. Учились примерно одинаково, хорошистами. Однако Саша выезжал на заучивании и старании, а Семен на нахрапистости и развитой от природы памяти, а также умением быстро принимать решения и выкручиваться из проблем.
Спортсмен Сашка ловко раздавал тумаков всем врагам и за себя, и за друга, а Семен включал свои природные способности в парках и киношках: при знакомствах с девчонками, «захвате» нужного столика в кафе или выискивал подработку для обоих друзей, которые не были тогда богатыми.
Школьная жизнь сменилась институтской. Семен поступил в тот же ВУЗ, что и Саша. Студенческая жизнь продолжила школьную. Первые серьезные отношения, субботники, летние лагеря и уборка картошки. Первые задержания в милиции и даже первый секс прошли у друзей примерно в одно время.
После окончания института Саша был распределен на стройку ДНЕПРОГЭС-2, а Семен умудрился выбить себе какую-то поблажку и уехал на работу в конструкторское бюро Москвы. С тех пор их встречи стали значительно реже, но жизнь свела друзей уже после разделения государств. Бюро Семена закрылось, и он вернулся в Харьков, а Сашина организация держалась на последнем волоске, подобие шмоточного бизнеса позволяло лишь сводить концы с концами.
Семен появился внезапно, сразу с предложением сколотить строительную бригаду и заняться строительством коттеджей для появившейся тогда бизнес-элиты в лице кооператоров и местных бандитов-рэкетиров. Все вопросы по заказам Семен взялся решать сам, в Сашины обязанности входила организация персонала и работы. Через некоторое время был создан кооператив «УкрСтройка», и дела пошли на лад.
Проблема в отношениях между Сашей и Семеном произошла через пару лет. Семен, почувствовав в руках деньги, и следуя новомодными веяниям, внезапно увлекся казино, и вскоре в кооперативе начали появляться недостачи. За ними последовал неприятный разговор, итогом которого стало довольно мирное решение, в котором Саша прощал Семену долги, а тот выходил из бизнеса, оставляя все другу.
Какое-то время Семен и Саша даже не общались, но вскоре, на встрече одноклассников обиды были забыты, и Семен, избавившийся от казино-зависимости и по необъяснимо как сложившимся обстоятельствам ставший депутатом местного совета, даже предложил Александру некоторое сотрудничество. Суть его заключалась в следующем: Семен в рабочую деятельность Александра не входил, но продолжал поиск клиентов для Карпачева, за что получал 10 процентов от сметы заказа. По сути, деятельность Семена сводилась к банальным откатам на заре его появления.
Депутат Семен Фаранчук исправно склонял «клиентов» к сотрудничеству с Карпачевым, финансовые дела улучшились, и примерно через четыре-пять лет отношения между друзьями стали вновь приятными и добрыми.
Со временем, когда ставшему уже депутатом городского совета и обросшим капиталом Фаранчуку стало необходимо объяснять источник своих доходов, он вошел одним из акционеров ООО «УкрСтройка» и фактически стал официально получать десятипроцентную долю от деятельности предприятия. Насколько знал Саша, подобные доли были у Семена еще в ряде предприятий, но финансовой жизнью своего друга он особо не интересовался. Они вместе работали, кутили, отдыхали семьями и богатели.
В двухтысячных вокруг Семена начали распространяться слухи о якобы причастности его к махинациям и рейдерским захватам каких-то фирм и предприятий. Но ни доказательств, ни свидетелей этому ни милиция, ни прокуратура никогда не находила, да и найти не могла никак: все прокуроры, милиционеры и прочие власть держащие начальники города были в друзьях у Семена.
Подобные истории никак не отражались на дружбе мужчин, в связи с чем никогда не обсуждались. Пару раз Александр и сам попадал в поле зрения правоохранителей: то в связи с закупкой явно ворованного материала, то после случайного падения с лесов рабочего и получения им телесных повреждений, то в ходе бесконечных проверок прокуратуры и ОБЭПовцев. Каждый раз друг приходил на помощь, структуры отставали от Карпачева, и строительный поезд ехал своим курсом.
За более чем пятидесятилетнюю дружбу никаких противоречий между друзьями, кроме казиношной истории, не возникало, да и не могло возникнуть. Кроме, правда, одного нюанса.
В конце девяностых Александр познакомился с художником Аркадием Цвятишевым. Аркаша, как он любезно называл его всю последующую жизнь, должен был расписать внутреннюю стену одного из построенных Карпачевым домов местного «нового украинца» под картину «Тайной вечери».
Приехав оценить размер стены и тому подобные моменты, Аркадий забрел на стройку, и будучи неуклюжим от природы человеком, упал на ровном месте и поломал себе ногу. Находившийся в то время на стройке Карпачев лично отвез его в больницу и по необъяснимым причинам весь день помогал художнику как компанией, так и финансово.
Впоследствии выздоровевший Аркаша приехал с ответным визитом к Александру, и между ними завязалось что-то типа тесного общения.
Аркаша был высоким, кучерявым, очень симпатичным человеком: как внешне, так и внутренне. Он был приятным в общении, внимательным, интеллигентным и начитанным. Он знал ответы почти на все вопросы, начиная от интересовавшей Александра архитектуры и истории, до компьютерных игр Мишки и пирогов Маши. Общение с ним всегда было познавательным и интересным.
С Семкой так было не поговорить, так как в его общении было сплошное балагурство, бравада и веселье.
В общем, разные люди…
Вскоре Аркаша стал завсегдатаем дома семьи Карпачевых и их другом.
Семену Цвятишев не нравился. На редких мероприятиях, вызванных днями рождения Карпачевых, куда, естественно, приглашались оба друга Александра, Фаранчук держался с Аркадием отстраненно и с каким-то пренебрежением, постоянно подкалывал его и старался съязвить в его сторону. Аркадий на это никак не реагировал: то ли в связи с природным нежеланием иметь какие-либо конфликты и находиться «выше того, чтобы опускаться до ссоры с каким-то выскочкой-депутатом», то ли просто боялся открытого конфликта с Семеном. Для себя Карпачев решил, что Семен просто ревнует его к дружбе с Аркадием, и внимания на это также особо не обращал.
В одну из встреч, проводимых Капрачевым и Фаранчуком, они оба напились в ночном баре до «чертиков», и Фаранчук внезапно спросил Александра:
– Не водился бы ты с кудрявым этим. На хрена он сдался тебе? Шляется к тебе и шляется, кровь твою пьет да пироги Машкины ест. Любитель пирогов, млять.
– Да что он тебе сдался, нормальный мужик, интересный.
– Да что в нем интересного? Черт чертом. Я наводил справки о нем, гнидотный он чел. Любитель бабам голову запудрить, да и вообще с понятиями у него слабо. Они все, художнички да поэты, мудаки по жизни. Саня, гони его, гони.
– У тебя что-то конкретное на него есть? Если есть, говори, если нет, то заканчивай речи эти.
Семен как-то странно пристально и с какой-то горечью долго смотрел в глаза Саше, как бы размышляя о том, говорить ему что-то или нет, но в итоге разлил водку по рюмкам и сказал:
– Ладно, проехали. Нечего мне предъявлять. Жизнь сама рассудит, кого куда… Но я тебе как друг говорю: гнида он, гнида. Считай, что чувствую я это. Нутром чувствую.
На этом разговор был закончен, и вскоре Александр забыл о нем.
Оба этих человека ему были, хоть и каждый по-своему, приятны. От каждого он получал свой заряд эмоций, энергии и старался отдавать их в том же количестве.
Со временем Аркадий после долгого и старательного научного пути стал ученым секретарем ХГАДМ, а затем и ректором данного учебного заведения, приобрел какой-никакой статус. И с этого момента нападки Семена на Аркадия прекратились и сводились к сухим рукопожатиям.
А затем жизнь медленно, но уверено, шаг за шагом привела Александра к статусу владельца уже строительной компании «КарпУкрСтрой». Часть своих полномочий он переложил на зама Кирилла, бухгалтера Катю (верностью и профессионализмом которой он скорее гордился, чем сомневался), и свободного времени стало больше, чем Карпачев не замедлил воспользоваться и стал проводить его с женой и сыновьями.
Жена Маша была частью души Александра. Прожив с ней вместе практически со студенческой скамьи, с каждым годом Карпачев любил ее все сильнее. Маша никогда нигде не работала, занимая должность жены-домохозяйки, но с ней справлялась всегда очень исправно, и повода обвинить супругу в домашнем безделье Александр не мог.
Дома его всегда ждала вкусная еда, чистые полы и полки, ухоженные дети и полное отсутствие проблем с этим связанным. Маша не была балованной девчонкой, и, будучи выходцем из области, «крутизной» городских девиц не обладала. В принципе, имея достаточные средства в распоряжении, Маша отказывалась от услуг горничных, садовников и прочего обсуживающего персонала. Мотивировала она это тем, что никто лучше нее в доме не уберет, да и вообще она посторонних в доме не приветствует. Посещения ресторанов она также не любила, и в случае, когда Карпачеву всё-таки удавалось ее туда затащить, каждый раз спрашивала:
– Ну что, тут вкуснее, чем у меня?
– Нет, конечно, солнышко, – каждый раз отвечал уминающий котлеты или рыбу Александр, – но не могу же я не ходить с тобой в рестораны и клубы. Подумают, что я тебя в клетку посадил и любовницу завел.
– Я тебе заведу, – строго отвечала Маша,– тебе потом новую голову заводить придется.
– Ой, не неси чепуху, Машуль, ты же знаешь, что люблю я только тебя, и больше мне никто не нужен.
Это было правдой. Карпачев никогда не имел любовниц. Скорее всего, это было связано с его природной робостью перед женским полом, но и любовью к Маше это тоже объяснялось вполне.
Конечно, в его жизни были мимолетные женщины, чаще всего платные или «подгоняемые» Семкой во время различного рода командировок и на вечеринках. Но это были разовые явления, о которых Александр быстро забывал и, протрезвев, вспоминать не любил.
Маша прошла с ним все жизненные этапы: и радость побед и заработков, и тяжелый период 2008 года, когда всемирный кризис и крупные долларовые кредиты чуть не пустили бизнес Карпачевых под откос, на несколько лет откатив его назад. Александр любил, ценил и, главное, очень уважал свою жену.
Уважал за любовь и верность. В верности Маши сомневаться не приходилось никогда, так как женушка была исключительно домашней, со строгими деревенскими правилами.
Глупой куклой Машу назвать было нельзя. Закончившая с красным дипломом институт она очень много читала, увлекалась рукоделием, садоводством и живописью. Последнее ей привил при своем появлении Аркадий и даже дал ей пару уроков, после чего Маша стала посещать групповые художественные уроки, и вскоре дом Карпачевых и стены их друзей стали украшать картины ее руки.
Много внимания Маша уделяла и детям.
Старший – Миша, был бойким малым. Вечно лез в различного рода неприятности, и вызовы родителей в школу были постоянными. Его вечно тянуло во всякие авантюры и приключения. Он был очень коммуникабелен, что приводило к тому, что его окружало куча друзей и знакомых разного рода деятельности и направленности. Пару раз, повзрослевшего Мишу, крестный Семен, вытаскивал из милиции и проводил разъяснительные беседы. Повзрослев Миша стал чуть спокойнее и закончив Альма-матер папы в итоге стал помогать отцу в его бизнесе и был явным претендентом на продолжение дела отца.
Младший – Сергей, был его полной противоположностью. Тихий и спокойный с детства, общения с друзьями он не любил. Всю его жизнь занимал подаренный ему отцом еще в младшем школьном возрасте компьютер. Сергей возился с ним день и ночь, сначала играя, а впоследствии, после окончания школы, профильного колледжа и ХИРЭ, создавая игры. Карпачев не лез в дела сына, всячески помогал ему и продвигал начинания. Сережка, не смотря на свою нелюдимость, в отношениях с домашними был очень нежным и чувственным. Если от старшего непоседы дождаться поцелуя или нежного слова было практически невозможно, Сережа всегда был не прочь помочь матери с уборкой, поднести тяжелые сумки, узнать как у папы дела на работе и съездить к бабушкам на выходные. Миша терпеть этого не мог и всячески избегал поездок к родителям Маши. Иногда Карпачеву казалось, что Сергей все это делает надуманно, неискренне, желая «вырисоваться» перед родителями. Но потом гнал от себя эти мысли, думая о том, что если это и так, то парень приспосабливается к жизни, а если нет, то значит все хорошо, и мальчишка растет хорошо воспитанным. Не имея дочери, Карпачевы очень надеялись на то, что дети будут рядом с ними в старости, и будет кому «подать стакан» в трудный час. В размышлениях на эту тему они оба сходились на том, что, скорее всего, помощи можно будет жать только от Сереги. При всей любви к вечно бегущему куда-то Мишке, Карпачев Сергей внушал более надежные ощущения родителям.
И вот это час пришел.
Каждый раз, задумываясь обо всех прожитых годах, делах и людях, которые прошли в течении жизни Александра, он приходил к мысли о том, что жизнь прожил не зря.
Дом он построил, сад при помощи жены вырастил, дело свое открыл и приумножил, семью создал, детей воспитал. Друзья у него были верными и надежными. Врагов Карпачев не имел. Даже с соседями по улице был всегда в хороших отношениях.
На улице Карпачева любили. Тот мог по дешевке привезти соседям стройматериалы, помочь с рабочими, занять денег. В общем, имел вес состоятельного и умудренного опытом соседа. Дом был куплен в одном из сел, непосредственно примыкающих к городу, и на момент заселения представлял собой обычный деревенский домик на обычной деревенской улице им. Фрунзе. В дальнейшем дом был снесен, построен новый, трехэтажный.
Село и улица с годами тоже преображались. Старые владельцы продавали свои халупки вновь богатевшим коммерсантам, чиновникам и бандитам. Те расстраивались по мере своих доходов, и вскоре улица на 80 процентов состояла из новых домов. Александр лично собрал деньги со всех соседей и по себестоимости заасфальтировал улицу. Улучшил освещение, установил шлагбаум на въезде. В общем, хозяйствовал не только в доме, но и в пределах улицы.
В благоустройстве ему очень помогал сосед по дому слева – Сева Вороткин. На первый взгляд, Сева был бездельником, алкоголиком и тунеядцем. Но при необходимом подходе и влиянии, который Александр на него имел, тот прекращал пить и брался за то, что умел, как ни странно, лучше всего – хозяйствовании.
Не имея толком никакого образования, Сева умел делать все. Как говорится, был мастером на все руки. Спилить деревья – Сева, убрать снег – Сева, повозиться с пловом в тот момент, когда сам занят гостями, или помочь с чисткой рыбы после дружеской рыбалки – опять Сева. Сева был «безотказным малым» и Александр регулярно этим пользовался. Нельзя сказать, что Сева был в какой-то прямой зависимости от Александра. Богатый сосед часто помогал с продуктами питания, закупая их в далеком городском супермаркете и привозя Севе. При этом, как правило, на вопрос: «Сколько я должен?», отвечал: «Не помню, в чеке гляну и потом скажу, не парься». После таких реплик тема эта, по обоюдному, сложенному годами молчанию, больше никогда не поднималась. Таким же образом закрывались и все вопросы, связанные с небольшим, но регулярным займом денег…
Александр мог в свободные от друзей выходные сесть с соседом на берегу своего пруда порыбачить, распить какую-нибудь диковинную бутылку из солидного бара любящего выпить Карпачева.
В общем, жили они по-соседски, как во многих деревнях и селах бывшего Советского Союза рядом живут хорошие, но разные по достатку люди.
Рядом с Севой всегда кружил его сынишка – Пашка.
Пашка – рыжий мальчуган, как ксерокопия похожий на отца, безумно его любивший, и своей нежностью и вниманием к родителям часто восхищал семью Карпачевых. Дело было даже не в том, что все домашние дела делал Пашка самостоятельно, без указки со стороны старших. Он был поздним и явно уже не планируемым сыном Севы. Родившись, когда Севе уже было за сорок, Пашка скорее выглядел как его внук, а не сын, но его любовь к семье была настолько открытой и чистой, что это просто удивляло. И даже не в том, что его старшая сестра этого стремления не разделяла. Будучи на 20 лет его старше, Настя давно уехала от родителей и жила уже с третьим мужем где-то в Беларуси, отношений с родителями практически не поддерживая.
Его только и можно было увидеть бегущим из магазина с продуктами или с поля с тележкой травы на зиму для нехитрой, но любящей есть скотины Вороткиных. Пашка сам ремонтировал себе велики и собрал впоследствии мопед. И список этих его «сыновьих подвигов» был настолько велик, что перечислять его не брался никто, в случае, если о нем заходила речь.
Как-то раз Пашка, не влезающий ни в какие конфликты, вступил в драку с тремя мальчишками с соседней улицы. Те, идя домой, увидели валяющегося в кустах и пытающегося подняться в те времена сильно пившего Севу. Мальчишки, по своей детской дурости, начали издеваться над взрослым, пьяным дядькой, оскорбляя и тыкая его палками. Сева огрызался, но координации движений не хватало даже на то, чтобы четко встать и зафиксировать себя в вертикальном положении. В этот момент туда прибежал Пашка. Несмотря на то, что мальчишки были явно старше, Пашка, по словам наблюдавшей эту картину и впоследствии рассказывающей это всему селу тети Клавы, ворвался за отца как зверь. Он махал руками, рычал и бил обидчиков, как мог, переключаясь с одного на другого. Не останавливался он даже тогда, когда мальчишки начали падать на землю один за другим. В итоге один из мальчишек отделался поломанным носом, второй разбитыми губами, а вот у третьего начались проблемы с одним из глаз. По данному поводу было даже возбуждено уголовное дело. Затем долгие разборки между протрезвевшим и больше до такого состояния никогда не напивавшимся Севой и папой пострадавшего мальчишки. В итоге Карпачев был вынужден вмешаться в конфликт, подключил к вопросу друга-депутата, а затем и свои связи в прокуратуре, и вопрос как-то уладился.
Как – знал только Сева и Александр, но никогда об этом никому не говорили.
В итоге все закончилось тем, что Пашку вызвал к себе, по указанию руководителя, новый местный молодой помощник прокурора Алексей Холмогоров, провел с ним разъяснительную беседу, и на этом для Пашки все закончилось.
Пашка был примерно на 12 лет младше детей Карпачева. Скромный, стеснительный и вежливый мальчишка. Все его речи всегда были наивны и отдавали какой-то недостаточной образованностью. Учился он вроде бы неплохо, но и отличником не был. Видимо, в связи с тем, что ни Сева, ни Люба, его жена, соответствующего образования не имели, дать необходимого развития ребенку не могли, а может, и не хотели. Пашка рос обычным деревенским мальчишкой со своими победами и поражениями.
Карпачев на Пашу никогда толком внимания не обращал.
Да. «Хороший мальчик».
Да. «Посмотрите дети, как надо помогать и любить родителей!».
Но не больше.
Коммуникабельный Мишка, который пусть с ленью, ссорами с родителями и прочими своими недостатками всегда был умнее, быстрее, сильнее Пашки даже в детстве, всё-таки явно превосходил сына Вороткиных, несмотря на все «семейные» качества соседского паренька. А начав работать в фирме с отцом, вообще вскоре стал деловым и «цельным» начальником.
Про Серегу и говорить ничего было не надо, от того так и веяло заумностью. И когда он, выучившись на компьютерщика, уехал работать в США в какую-то крутую айтишную компанию, Карпачев понял, что гордится своими сыновьями и путь в жизни им дал хороший.
Обо всем этом Александр думал, лежа на кровати и смотря за окно, в котором радостно светило весеннее яркое утро.
Проснувшись утром и позвав Машу, он попросил не давать ему сегодня пакостные обезболивающие, заставляющие впадать в беспамятство, либо терять ход мысли настолько, что заканчивая предложение, Карпачев уже не помнил, с чего его начал.
– Машуль… Ты только не плачь. Я знаю, что ты плачешь все время, думая, что я сплю, но я слышу сквозь сон. Пожалуйста… У меня просьба есть, позвони кому сможешь, пусть приедут. Я чувствую, скоро мне… Поговорить со всеми хочу. Попрощаться, что ли…