Разводоворот

Я недоуменно на нее уставилась, но быстро потеряла интерес со всей прытью бросаясь к моим спасителям, желая поскорее все им рассказать. Но только я раскрыла рот, начав эмоционально жаловаться, как они меня достаточно грубо осадили, веля немедленно замолчать и слушать.

– Красильникова Полина Викторовна? – полуутвердительно произнес один из мужчин.

– Да, это я, – пробормотала я, совсем стушевавшись от того, что услышала свое полное имя, недоумевая от того, от куда они могли узнать, как меня зовут.

– Вы обвиняетесь в нанесении побоев или совершении иных насильственных действий, причинивших физическую боль, во-первых. А во-вторых, в нарушении неприкосновенности частной жизни за публикацию личных фотографий интимного характера без разрешения лица, которое на них изображено, а возможно и за незаконный оборот порнографических материалов, – громко, четко и с выражением заявил сотрудник полиции, введя меня в состояние крайнего шока.

И хоть я и слушала его очень даже внимательно, но смысл сказанных слов упорно отказывался доходить до меня в полной мере и объеме. Я впала в отрицание и только и могла, что растерянно и ошалело мотать головой из стороны в сторону, кажется даже потеряв на время дар речи.

– Нет, все это какая-то глупая ошибка. Все не так…, – тихо шептала я, надеясь достучаться до непробиваемых мужчин.

– Пройдемте пожалуйста с нами в участок. И вы тоже, Курочкина Виолетта Афанасьевна, пожалуйста собирайтесь. Нам еще необходимо снять и засвидетельствовать все нанесенные следы от побоев на вашем теле, а так же вам необходимо будет написать заявление и дать показания. Напоминаем вам, что вы так же сможете взыскать компенсацию причиненного морального вреда.

– А что будет с этой ненормальной? – мнимая жертва показала на меня, уже успевшую забиться в дальний угол комнаты, пальцем.

– Все зависит от статьи, под которую попадут действия гражданки. И от того, что покажет следствие тоже. Злоумышленнику грозит штраф, обязательные работы или арест. К тому же, если нарушитель порядка будет отрицать свою вину, будет проведена экспертиза.

– Нет! Нет! Нет! Я никуда не поеду! – выкрикнула я и выставила руки вперед, когда ко мне попытался приблизиться один из мужчин.

– Полина Викторовна, не усложняйте пожалуйста ваше и без того очень невыгодное положение! Вы ведь не хотите, чтоб к вам был применен еще и арест за сопротивление при задержании? – предупредил меня второй мужчина.

Загнанная в угол в прямом и переносном смысле, я так испугалась и запаниковала, что неожиданно для себя сорвалась со своего места и кинулась наутек по направлению к выходу, но мою жалкую попытку к бегству быстро пресекли. Полицейские поймали меня за обе руки и повели за собой, пока я отчаянно трепыхалась и пыталась вырваться на волю. А в какой-то момент я так отчаялась, что укусила одного из мужчин за руку, после чего получила оплеуху и на меня тут же надели наручники. Все происходящее казалось просто каким-то кошмарным сном! Ведь я же всегда была хорошей, тихой, послушной девочкой! Я усердно работала, исправно платила все налоги, а иногда даже ходила в храм по воскресным дням! Что же пошло не так? Когда? Почему? За что мне все это?

Всеми этими вопросами я задавалась, пока ехала в полицейской машине в сопровождении своих конвоиров, будто я самый злостный, закоренелый преступник и несу явственную опасность для общества. А потом меня привели в участок и, не говоря больше ни единого слова, грубо бросили за решетку. В этот момент я уже ничего не понимала. Что происходит? Что будет дальше? Но, что пожалуй самое важное, что мне делать? Я цеплялась холодными, немеющими пальцами за шершавые, металлические поручни, потрясенно и с надеждой наблюдая за тем, что происходит вокруг меня, как мимо проходят люди, в полицейской форме и без нее, в обычной гражданской одежде, работники данного учреждения и посетители, а так же и преступники… такие же, как и я, получается.

Не знаю, сколько я так стояла, упрямо не желая мириться с происходящим и все ожидая, что меня все-таки выпустят. Но время шло, а меня все так и не выпускали. Даже больше – ко мне вообще никто не подходил и на меня никто не обращал внимания, будто меня и вовсе не существовало. Устав стоять, я все-таки обернулась, замечая за своей спиной узкую лавочку у самой стены, но так и не двинулась с места. Когда я выехала из дома, было где-то часов восемь вечера. Интересно, сколько же сейчас? Около полуночи? Наверное, не меньше, потому что жизнь в участке постепенно затихала, только изредка от куда-то доносились звуки и недалеко проходили какие-то люди.

Почувствовав слабость во всем тебе, я покачнулась и чуть не упала, оседая вниз прямо на пол. И горько зарыдала навзрыд. Выплеснув все свои эмоции и дав волю чувствам, я немного успокоилась, стараясь уже более рационально размышлять и планировать свои дальнейшие действия. Наверное, мне нужно кому-нибудь позвонить. Но вот только кому? Мужу? А ведь он даже не хватился меня, не забеспокоился! Хотя, о чем я, ведь он уже точно все знает, его благоверная уже наверняка позаботилась об этом. Причем вывернула все в искаженном свете. И если бы он хотел мне помочь, то точно бы уже объявился! Да и важно ли это? То, что он подумает? После всего того, что я узнала о нем, о нас, о наших отношениях, уже не играло абсолютно никакой роли, какое у него сложится мнение о данной ситуации. Но все же то, что он решил бросить меня здесь, совсем одну, наносило еще один болезненный, сокрушительный удар.

Я конечно понимала и догадывалась, что в наших отношениях далеко не все гладко, но чтоб до такой степени! Это же надо быть такой глупой дурой, слепой, глухой и наивной, чтоб вот так вот легко всецело довериться человеку! Виолетта права! Никому, абсолютно никому нельзя доверять! Так проще. Так правильнее. И уж в особенности мужчинам! Если ты конечно не хочешь, чтоб тебя обманули, унизили и растоптали, смешав при этом с грязью. От воспоминаний того, что мне рассказывала девушка, что человек, которого я считала своей семьей, своей опорой, смеялся надо мной, забавлялся и глумился, на душе становилось так невыносимо горько, что дышать было тяжело. Нет любви. Нет. Не существует.

Столько лет я ждала, я надеялась, я хранила себя. И для чего? Для кого? Какая же дура. Только одного я совсем не могла понять – для чего Толя вообще на мне женился? Для чего нужно было все это устраивать? Если он не любил меня. Изначально не любил. Это у него такое вот извращенное чувство юмора что-ли? Развлечения такие? Для чего? Не уставала я спрашивать саму себя вновь и вновь.

Из моих размышлений меня вырвал раздавшийся где-то совсем близко резкий звук. Как-будто бы что-то упало. Я устало приподняла голову, лежащую на коленях и напрягла взгляд в темноте. По коридору медленно и задумчиво, совсем никуда не торопясь, шел мужчина в черном, деловом костюме. Это он уронил тяжелую связку ключей, но потом тут же ее поднял. И, хоть мужчина был и не в форме, я почему-то сразу догадалась, что он какой-то совсем не последний здесь человек. Проходя мимо, он даже на меня не взглянул. Неужели это не такая уж и необычная картина – приличная девушка ночью в камере? Или это только я считаю, что выгляжу очень даже благополучной?

Я еле поднялась на своих затекших ногах и окликнула его, когда он уже готов был скрыться в своем кабинете.

– Извините! Простите! Мужчина! Помогите мне пожалуйста! – с надеждой и как можно более вежливо проговорила я, только бы он не счел мое обращение наглостью и отреагировал на него.

Нехотя повернув в мою сторону голову, он как-будто бы усмехнулся, оставил свое занятие, а он уже вставил ключ в замок и пытался открыть дверь, и медленно ко мне двинулся, пряча ладони в карманах брюк. Только когда он подошел ближе, я вдруг поняла, что он не вполне трезв, а точнее совсем пьян.

– Чего тебе, красавица? – его низкий голос наконец нарушил тишину, а блестящие в темноте глаза с интересом и внимательно прошлись по мне с ног до головы, что стало даже как-то не по себе, хоть я и была в обычных синих джинсах и черной футболке, и задержались в итоге на лице.

– Вышла какая-то нелепая ошибка, – вновь заговорила я, прочистив горло и заправив за уши разметавшиеся по плечам спутанные, растрепанные волосы, – я совсем не понимаю, что происходит и почему я здесь оказалась. Пожалуйста, помогите мне, – я взмолилась, на что он только тихо усмехнулся.

– Все вы никогда не понимаете, почему тут оказываетесь. И каждый раз утверждаете, что это просто ошибка, – ответил он беззлобно.

В темноте было плохо видно, но даже в свете луны и желтом, проникающем в окна свете ночных фонарей было отчетливо ясно, что он был очень даже привлекательным – высокий, широкоплечий, мужественный, подтянутый, с ухоженной, темной, короткой бородой и густыми, хмурыми бровями, а пухлые, чувственные губы расплывались в обаятельную улыбку, оголяя ровный ряд белых зубов. И даже несмотря на то, что он был слегка навеселе, совсем не производил неприятного, отталкивающего впечатления.

– Нет, нет, нет! Погодите! Вы меня совсем неправильно поняли! – приблизилась я к решетке и вцепилась в нее обеими руками.

– Все я прекрасно понял. Поверь мне, пташка, не ты тут первая, не ты последняя. Ведь не зря же ваше ремесло считается одной из самых древнейших профессий. У всех у вас сложные обстоятельства и трудный жизненный путь. Но, знаешь ли, это не отменяет того факта, что выбор есть всегда. И тот, что делают такие, как ты, далеко не единственный, я бы даже сказал самый последний, на который стоило бы обратить свое внимание. Поверь мне, проституция – это не выход, – назидательно и серьезно заявил он мне.

– Что? Вы это о чем? – у меня аж дыхание перехватило! Этого мне только и не хватало! За последние несколько часов чьи роли я только на себя не примеряла, но чтоб роль проститутки, это уже, извините, слишком!

– Такая красивая, молодая и даже вроде бы на вид приличная, а все туда же, – укоризненно помотал головой он и уже хотел уйти, но я его опять окликнула.

– Постойте! Нет! Не уходите! Вы все неправильно поняли! Меня подставили! Мне нужна ваша помощь!

После этого мужчина стал более угрюмым, резко развернулся и приблизил ко мне свое лицо, заговорив тихо, но твердо и предельно ясно.

– Послушай меня, красавица, ты мне конечно нравишься и я даже больше тебе скажу, ты в моем вкусе, где-нибудь на улице, в парке или в баре я бы с удовольствием завязал с тобой милую беседу и пофлиртовал с тобой, но только вот у меня есть жизненное убеждение и твердая установка – я с шлюхами не трахаюсь! Ни за деньги, ни за услуги, вообще никак и вообще никогда. Так что даже не надейся и не расчитывай! – а потом он развернулся и ушел в свой кабинет быстрым шагом, кажется даже протрезвев и громко хлопнув дверью напоследок.

А я осталась стоять, как вкопанная с широко раскрытым ртом и глазами в который уже раз за этот день пребывая в состоянии полнейшего шока! Это я на что-то надеюсь? Это я на что-то с ним рассчитываю? С ума можно сойти! Это он что сейчас, назвал меня шлюхой?!

Когда на моем дне рождении еще совсем недавно моя лучшая подружка Вера пожелала мне крутых перемен, больших и незабываемых приключений, а так же побольше интересностей и пестроты в моей отнюдь не самой разнообразной жизни, я ее поблагодарила и мысленно с ней соглашалась. И даже хотела каких-нибудь увлекательных и захватывающих событий и авантюр, но не до такой же степени неординарных! Вывод: будьте осторожны со своими желаниями – они имеют свойство сбываться.

Глава 4.

Остаток ночи я провела, свернувшись неудобным калачиком на той самой одинокой лавочке в моей камере. И проснулась от громкого звука того, как открывается замок моей клетки. Я тут же подскочила на ноги и измучено оглянулась по сторонам, чувствуя себя так отвратительно, как кажется еще никогда. Незнакомый мужчина в форме указал мне на выход.

– Полина Викторовна, пройдемте пожалуйста со мной.

– Куда вы меня поведете? – испугалась я и даже не двинулась со своего места. Ведь судя по всему абсурду произошедшему за последние несколько часов моей жизни, я бы уже даже наверное не удивилась, если бы меня повели сейчас на электрический стул.

Но сотрудник полиции лишь упрямо дожидался, когда я выйду. Набрав полные легкие воздуха, я послушно прошла вперед, покоряясь своей судьбе. Мой конвоир сопроводил меня в какую-то светлую и полупустую комнату, где по середине стоял лишь стол и два стула с обеих сторон, и указал мне на один из них, а сам ушел, плотно прикрыв за собой дверь. Усевшись на него, я начала в подробностях воспроизводить в голове все, что произошло со мной вчера.

Господи, зачем же я к ней поехала? Не стоило мне этого делать. Чего я добилась? А чего хотела добиться? Столько ошибок, просто одна за одной. И что теперь со мной будет? Горькие слезы полились по щекам сами собой, а я машинально смахивала их холодными руками. Но в полной мере насладиться мне моими самобичеваниями все же не дали – уже через несколько минут дверь открылась и в нее быстрым и бодрым шагом вошел мужчина. И не кто-то, а тот самый полуночный, наглый тип! Он выглядел выспавшимся и очень даже свежим, а еще на нем совершенно точно была другая рубашка – я успела рассмотреть вчера белоснежную, а сегодня была темно – синяя, причем я точно видела и слышала, что он не покидал за ночь своего кабинета, ведь практически не спала, а отключилась только под самое утро и то не больше, чем на пол часа. У него что, на работе есть свой гардероб? Но больше всего этот негодяй запомнился мне тем, что обозвал меня шлюхой и принял за проститутку. Мерзкий, противный хам!

Он меня конечно же тоже узнал, я почувствовала это по его взгляду, но совершенно никак не стал комментировать подробности нашей ночной беседы. В его руках были папки и документы, которые он разложил на столе, а потом сел напротив, внимательно изучая меня холодным взглядом из-под бровей.

– Доброе утро, насколько оно вообще конечно для вас может быть добрым. Ларин Павел Владимирович, старший следователь, – представился мужчина и кивнул мне.

– Здравствуйте, – тихо проговорила я и ровнее села на своем стуле, вытянувшись перед ним, как по струнке.

– Красильникова Полина Викторовна, двадцать шесть лет, замужем, детей нет, образование высшее, работаете логопедом, родители живут далеко, муж Красильников Анатолий Аркадьевич, в браке всего шесть месяцев, – спокойным, монотонным, бесстрастным голосом он зачитывал мне факты моей же жизни, – поздно вечером тридцатого апреля появилась на пороге дома любовницы своего мужа, Курочкиной Виолетты Афанасьевны, после чего в порыве неконтролируемой ревности и ярости набросилась на бедную девушку, нанесла ей многочисленные удары и царапины, а после и вовсе ударила ее тяжелым, тупым предметом по затылку, вследствие чего пострадавшая до сих пор жалуется на очень сильные головные боли, – мужчина на несколько мгновений прервался и поднял на меня свои глаза, наблюдая за моей реакцией.

А она была очень даже эмоциональной – я сморщилась, отрицательно помотала головой и почувствовала, как горячие капли вновь начали щекотать щеки, спускаясь на шею. И воспользовавшись повисшей тишиной, я заговорила.

– Нет, все было не так, – пробормотала я дрожащим голосом, но мужчина меня тут же остановил, подняв ладонь вверх, и продолжил свой монолог.

– Далее. Воспользовавшись вашим недолгим замешательством, потерпевшей все-таки удалось выиграть время и выбежать из комнаты, которая так удачно запиралась на ключ, который она конечно же тут же и применила. Ну а потом незамедлительно вызвала полицию. Но на этом ваши выкрутасы еще не закончились. Вы оказали сопротивление сотрудникам полиции при задержании, и помимо этого вы их оскорбляли, попытались убежать и даже применили физическую силу, укусив одного из моих коллег за руку. След от ваших зубов так же был зафиксирован нашим дежурным медицинским работником.

Нахмурившись, я не выдержала и перебила этого самого Павла Владимировича, пытаясь исправить неточности и ошибки в его рассказе.

– Постойте, я никого и никак не оскорбляла! – вскрикнула я, возмущенная явными наговорами.

После чего он окинул меня строгим и недовольным взглядом, одними лишь грозными глазами заставляя замолчать и слушать его дальше.

– Соответственно, руководствуясь тем, что я перечислил выше, вы обвиняетесь в нанесении побоев или совершении иных насильственных действий, причинивших физическую боль, а также в нарушении неприкосновенности частной жизни за публикацию личных фотографий интимного характера без разрешения лица, которое на них изображено, или даже за незаконный оборот порнографических материалов. Но и это не все. За неповиновение требованиям сотрудника полиции, на которого возложена обязанность по охране общественного порядка, нарушителю так же грозит штраф, принудительные работы или даже арест.

Павел Владимирович захлопнул папку с документами, небрежно отбросил ее на стол и вальяжно откинулся на спинку своего стула, вперив на меня изучающий взгляд.

– Я все верно сказал, Полина Викторовна? Вы согласны с моими словами? Или может быть вы все же считаете, что где-то я допустил ошибку? – спросил мужчина, выждав небольшую паузу, во время которой я вся изъерзалась на своем стуле, – значит вы у нас, оказывается, и не ночная бабочка вовсе, а логопед, – усмехнулся он, констатируя факт.

Сморщившись, я подалась вперед и, склонившись над столом, заглянула в глаза следователя, золотисто – карий, ореховый цвет которых теперь могла разглядеть при ярком свете дня.

– Все так, до того самого момента, когда я из ревности набросилась на эту кикимору обезумевшую!

– Курочкину Виолетту Афанасьевну вы имеете в виду? А что, не из-за ревности набросились?

– Да не набрасывалась я на нее! – взвыла я, – да и не ревную я ровным счетом никого и ни капельки!

– А почему же тогда пострадавшая утверждает об обратном? И от куда на ее теле все эти многочисленные следы вашей неконтролируемой ярости? – приподнял брови мужчина и склонил голову на бок.

– Да не я это! – вспылила я, устав от того, что он как-будто бы меня совсем не слышит, – Да, я и правда узнала вчера вечером об измене своего мужа, случайно увидев на его телефоне фотографии обнаженной девушки, которые она сама ему и выслала, и видеозапись тоже. После этого я сбросила себе на телефон все эти снимки и сразу вызвала такси на адрес из приложения. И тут же поехала к ней. Номер квартиры мне подсказали соседи, и в подъезд я тоже зашла вместе с соседями. Когда эта Виолетта открыла мне дверь, я зашла к ней и мы долгое время говорили. Просто говорили. Она в подробностях рассказывала мне то, как они с моим мужем встречались, влюблялись и смеялись надо мной.

– И в этот то самый момент вы не выдержали и набросились на негодяйку, разлучницу, вашу обидчицу?

– Да нет же! После всего услышанного мне так захотелось хоть как-то ей досадить и сделать больно, что я соврала ей о том, что выложила ее откровенные фотографии в интернет.

– Соврали? Так значит, вы их никуда не выкладывали? – уточнил следователь.

– Нет же. Да и когда бы я успела?

– Ну, допустим, что было дальше?

– Она так разозлилась, рассвирепела и неожиданно набросилась на меня. Исцарапала меня, – я убрала в сторону волосы и показала мужчине свою щеку с несколькими подсохшими, кровавыми полосками – следами от длинных и острых ногтей, – а потом схватила статуэтку с полки и сама, САМА себя ударила ей по голове, бросила ее мне, выбежала из комнаты и заперла меня. На этом всё.

– Значит, такова ВАША версия произошедшего, – тихо произнес следователь, так же, как и я склонившись над столом, сильно приблизившись при этом своим лицом к моему лицу, – пристально глядя на меня прищуренными глазами, – а что вы скажете по поводу вашего поведения с сотрудниками полиции? Тоже не было? Они все сами придумали? Может быть даже вошли в сговор с вашей изобретательной обидчицей? – усмехнулся он, а мне на секунду показалось, что он надо мной издевается и не воспринимает мои слова всерьез.

– Нет, в этой части вашего рассказа все верно, – я потупила взгляд от стыда и стала разглядывать сильные и крепкие мужские руки с порослью темных волосков, лежащие на столе с закатанными до локтей рукавами рубашки, понимая, что была неправа и совершила большую ошибку, – я так испугалась, когда появились полицейские и вопреки здравому смыслу не спасли меня, а наоборот – обвинили. Ну и… я запаниковала …, – добавила я совсем тихо, чувствуя, как горло вновь сковал новый спазм рыданий.

– Вы хотя бы отдаете себе отчет во всей серьезности происходящего и в том, чем это вам грозит и во что может вылиться?

– Невиноватая я! Я не сделала ничего плохого! – запищала я и все-таки разрыдалась.

Достав из кармана пиджака, висевшего на спинке стула, белоснежный платок, мужнина протянул его мне.

– Держите, вытрите уже свои слезы. Сейчас в них нет абсолютно никакого смысла. Лучше б вы вчера, когда узнали об обмане любимого человека, лежали преспокойно у себя дома и лили слезы в подушку, а не по разборкам ездили. Скажите пожалуйста, чего именно вы хотели добиться этим своим визитом? Уж неужели собирались пристыдить бесстыдницу? – мужчина заговорил чуть мягче и спокойнее, чем прежде.

– Я не знаю, – я пожала плечами и тяжело вздохнула, вытирая слезы и громко высмаркиваясь в платок, тут же пряча его в кармашек джинсов, – простите пожалуйста, я куплю вам новый. И…я правда не знаю, – проговорила я тихо, закусив губу и разглядывая разрез рубашки из-под которого виднелась волосатая грудь мужчины.

– С мужем своим надо было отношения выяснять, а не с совершенно для вас посторонней женщиной, – назидательно заметил он, на что я лишь кивнула, соглашаясь, – хорошо, предположим, что вы сказали правду. Только вот зачем Виолетте Афанасьевне потребовалось проворачивать все это?

– Предположим? – я устало подняла глаза и встретилась с серьезным и проницательным взглядом, после чего горько усмехнулась, – Вы мне не верите, правда?

– А с чего бы это я должен вам верить? Я вас совсем не знаю. Мотивы у вас были, улики есть, свидетели тоже.

– Свидетели? – удивилась я.

– Все опрошенные соседи слышали, как громко рыдала бедная девушка, а так же видели и то, в каком состоянии она была, когда покинула квартиру после происшествия.

Набрав полные легкие воздуха, я прикрыла лицо ладонями, безнадежно закрывая глаза и прячась от суровой действительности. И буквально через несколько секунд вздрогнула всем телом, когда ощутила, как моих пальцев неожиданно коснулись теплые, мужские руки, тут же ошарашено распахивая глаза. Павел Владимирович взял мои руки в свои и, поджав губы, поднес их к себе ближе, рассматривая мои очень коротко остриженные, аккуратные ногти.

– Дааа, интересно, – протянул он, – очень сомневаюсь, что такими ногтями вы бы смогли кому-то нанести глубокие царапины. К тому же, – он едва заметно дотронулся моей раны на щеке, – уж больно сильно царапины на вашей щеке похожи на те, которыми покрыто все тело пострадавшей.

Я озадаченно уставилась на свой минималистичный маникюр, мысленно радуясь тому, что никогда не любила ходить с длинными ногтями. Расплываясь все сильнее в широкой улыбке, я открыто взглянула в глаза мужчины.

– Ну так что, теперь то вы мне верите? Она сама себя исцарапала!

– Очень на то похоже.

– Теперь я могу быть свободна? – еще больше обрадовалась я, уже предвкушая вкус свободы и мысленно выстраивая планы на предстоящий вечер.

– Не спешите так, Полина Викторовна. Не забывайте, что даже если действительно подтвердится то, что Курочкина Виолетта Афанасьевна на самом деле не пострадавшая, а совсем наоборот, то подтвержденный вами же факт того, что вы сопротивлялись и пытались убежать от сотрудника полиции, я уже даже не говорю о том, что вы его укусили, вовсе никто не отменял. Так что не все так просто и сейчас вам опять придется вернуться в свою камеру. Уж извините.

Вся моя радость тут же куда-то быстро улетучилась. Меня вновь проводили на то же место и заперли до выяснения всех обстоятельств.

Глава 5.

Днем время казалось тянулось еще дольше. Меня еще раз осматривал медицинский работник и я заполняла еще целую кучу каких-то бумаг, в смысл которых уже мало вникала. Я так устала и все, чего мне хотелось – это выбраться от сюда как можно быстрее. Поэтому после обеда меня все чаще начала посещать одна назойливая мысль. А может быть мне все-таки стоит позвонить мужу? Попросить его о помощи? Думаю, что он смог бы мне помочь, ведь является далеко не самым последним человеком, у него много влиятельных знакомых и он много с кем дружит исключительно из тех соображений, что считает того или иного человека нужным.

И несмотря на то, что впереди нас с Анатолием явно ждет развод, на данный момент он все же еще до сих пор являлся моим законным мужем, неужели он сможет мне отказать и бросить меня здесь совсем одну? И как бы мне не хотелось с ним разговаривать, видеться, иметь какие-то общие дела и уж тем более просить о просьбе, другие варианты в мою голову больше не шли. Больше мне было абсолютно некому помочь, а дело принимало по всей видимости серьезный оборот. И я понимала, что должна наступить на себя, растоптать всю свою гордость и позвонить ему.