Ненормат. Стишки и пьески
Издательство:
Автор
- -
- 100%
- +
© Кат Катов, 2015
© Андрей Машанов, дизайн обложки, 2015
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Стишки
К Мунку
Потому что в комнате не было гвоздя,Ванька не повесился, стенку бороздя.Ванька не повесился, а ушёл в запой.Утром было весело, после – волком вой.Волком ли, собакою, бешеной лисойили же заплаканной совестью босой.Вой катился по ветру и пугал ворон,возвращался в сумерках с четырёх сторон.Гас в тиши, не слышимый больше никому, —то, что птицы слушают, люди не поймут.Лишь деревья охали, в небо громоздясь…Всем плевать, что в комнате не было гвоздя.Бессонница
Когда по жизни всё легко,удача ломится,с ночным попутным ветеркомпридёт бессонница.Она ругнётся матеркоми ляжет около.И позабытым холодкомпотянет по полу.И станет всё вдруг непростыми грустным делом —как будто залпом холостымжизнь просвистела.Как будто это был не ты,а кто-то лишний.Чужие вздорные мечтыпрошли и вышли.А ты лежишь сейчас вот здесь —ты вдруг попался.Совсем другой – такой, как есть,а не казался.Ошибок тянется потокпечальной конницей…Дымок пуская в потолок,лежит бессонница.Лишь коньяком смахнёшь её,сведёшь из дому.Она, как то хулиганьё,Пойдёт к другому.И станешь жить, дружить с вином —всё по-простецки.С хорошим и здоровым сном,почти мертвецким.В коридоре
Поступив в сумасшедший дом,не жалей ни о чём, мой милый.В нём тепло и уютно в нём,и не все тут кругом дебилы.Здесь сиделки смирны как шёлк,доктора участливы тоже.Человек человеку волк?Ну зачем ты меня по роже?Человек человеку друг,человек человеку братик.Вот те саечка за испуг.Испугался, поплакал? Хватит.Полежишь, микстуры попьёшь,станешь смирным, полезным даже.Ничего, это нервная дрожь.Ничего, это только сажа.Это копоть чадящих дней, —тех, которые миновали.Ты горел в каморке своей,ты в ней бредил какой-то далью,всё стремился за горизонт,посвящал сонеты кому-то…Я-то знала, что это понт,понт, рассчитанный на минуту.Ты не слушал меня, родной, —так любил, как кричат немые.Не помог тебе голос мой.Пусть поможет лоботомия.В отключении
А вот лежишь в отключке —и очень хорошо.Летают где-то лётчикии спутники ещё.Шахтёры добываютсвоей стране угля.Китайцы прирастают,вращается Земля.Пенсионеры где-тострадают в этот час.В Большом идут балеты.А Бродский – три-два-раз,и Евтушенко тоже,и все вообще кругом.Там кто-то с наглой рожейчужой присвоил дом,здесь клоуны рыдают,там весело в гробу.За поворотом Каиндудит в свою трубу.Кругом теченье жизни,бурлеск и суета.И лишь тебе всё этосегодня до болта.Тебя закоротилои вышибло к чертям.А ток к чужим могиламтечёт по проводам.И хрен с ним, пусть мотаетон цифры киловатт.Обугленные знают,чего они хотят.Сибирское
«По итогам последней переписи населения слово „сибиряк“ в графе „Национальность“ побило все рекорды».
Журнал «ЭкспертВдруг вопрос заметался в воздухе —не к добру эти истины низкие —вы зачем утверждаете, олухи,что не русские, а сибирские?Отчего не радеете, мерины,за Россию с берёзками близкими?Ведь казаками вольность посеяна,на глухих на просторах сибирских.Вам и речь, и история даденыпушек залпами канонирскими.Что за блажь, отвечайте, граждане,быть не русскими, а сибирскими?Почесав под треухом проплешинуи напялив часы «Командирские»,я отвечу вам, русичи лешие,отчего мы такие, сибирские.Оттого, что достали вы, братия,телевизором с песнями склизкими,депутатами вашими, партиямии законами антисибирскими.Пусть дома на Рублёвке у публикине высокие и не низкиеза пятьсот миллионов рубликов.Деньги – русские, нефть – сибирская.Потому что давно у вас, милые,в жилах кровь не простая – вампирскаяи в глазах только цифры унылые.А у нас ещё – сосны сибирские.Нет, конечно, не все вы исчадия.есть средь вас и морально нам близкие.Так вколите противоядие,растворитесь в просторах сибирских.А коль нет, обретайтесь в Московии —хоть в тамбовской, а хоть и в башкирской.Если так вам сподручней, толковее,но оставьте нам наше, сибирское.Бездорожное, стылое, дикое,неуютное, дезертирское,староверчески-тёмноликое.Одним словом, не ваше – сибирское.И живите себе по-расейски, —мы дадим вам и нефти, и стали.Не чужие вы нам, европейские,только, видите ли, достали.40 градусов
Законопаченные улицывстречают утренний мороз.Подслеповато город щуритсясквозь призму стынущих берёзна человеков, что торопятсяпопасть в присутствие, покамашин сверкающая конницаиз пробки вырвалась слегка.И фары противотуманные,совсем не лишние сейчас,мерцают точками обманнымии в этот раз, и в этот раз.За светофором замороженнымуходит в будущее бликгрядущих дел, в компьютер сложенныхи ждущих исполненья их.И граждане окоченевшие,переступив тепло и лень,преодолев мороз, успешновпрягаются в рабочий день.Мы с псом им, бедным, не завидуем,хоть и желаем всем добра.Но мы на отдыхе. И, видимо,я выпью водочки с утра.Освобождение
Если в тюрьме твоего стоп-анализавдруг появилось к себе отвращение,не хрен выдумывать горькие паузы —только отмщение, только отмщение.Пусть подсознание жалко и сумрачнотихо визжит: «Есть другое спасение», —в морду ему, как бывалоча в рюмочной —на! – чтоб побои и чтоб нанесение.В звон же аккордов, скулящих от жалости,той, что вращает прощенье, прощение,вдруг диссонансом вползает по малости:«Невозвращение, невозвращение».Невозвращение к бешеным радостям,к бывшей любви, бившей месторождением,к той, что терпела из крайней из жалости…Опровержение, опровержение.Именно так: «К сожаленью, ошибкоюбыло счастливого мира кружение.Да, признаю». И с тоскливой улыбкоюмолча пойти в перевооружение.Временно сдохнуть до реинкарнации(тутошней, а не грядущей в забвении),выдохнуть прошлые все девиациии не качаться пустым отражениемв зеркале. Крест из осины, чеснок ливряд ли добавят чего в отношения.Мокрый, унылый ноябрьский снежокждет поднесения опустошения.Всё непременным исходом дано —ярким и мрачным изображением.Как про войну, что случилась в кино —освобождение, освобождение.Где-то
Славке Зимбулатову
Тают снега, обнажая вершиныневозмутимых гор.Значит, весна и кончается длинныймагометанский год.Небо седое от зноя и пыли,жёсткого солнца лучи.Но не забыли, пока не забылимы мартовские ручьи.Где-то капель ксилофонит по нотамдобрых весенних днейза поворотом, за поворотомжизни твоей и моей.А на прямой, что сейчас перед намитонкая, как струна,то громыхают обстрелы в Баграме,то в Гульбахоре война.Ночью подъедет бэтэров параиз разрывов вдали:топот за дверью, крик санитара:«Раненых привезли!».Значит опять на носилках в приёмномв кровью залитом хэбэпарни лежат и в сознании полноммолятся судьбе…Это, дружище, будто не с нами было:песчаный блюз,жгучее солнце, пыль под ногами,Новый год как Новруз.Переход
Переменный ток, переменная жизнь,Перемена школьная первая.Переменный слог, перевернутый лист, —Перевернутый напрочь, наверное.Перекошенный луг, перепаханный лог,Перепутанный мир в сознании.Перекупленный друг, перепроданный Бог,Перепроданный кем-то заранее.Пережитком дождь переходит граньПеремены меж ливнем и моросью.Перманентный вождь предвещает браньПересвета с ордынскою волостью.Переводчик врёт – перевода нет:Перевода русского с русского.Перестрелян влёт мёртвый интернетПерестрелкой гуннов с этрусками.Перебита кость, перепит сосед,Переезжена линия встречная.Переспавший гость поношает вследПереростка с вопросами вечными.Пероральный смог поражает мозгПерепадами настроения…Перезревший сок, перегретый воск,Перебитое поколение.Перейду на Вы, переход – ничто,Переход – пешеходово творчество.Перехода, увы, не заметит никто.Одиночество, одиночество.# # #
Пошёл топиться. Не сумел,а возвращаться не хотелось.Светало. Грезилось и пелось.И плакал. Плакал и взрослел.###
если ёлке отрезать ногуили глаз удалить допустимто она инвалидом станетведь идет разговор о певицеесли выпустить в небо волкаон летать высоко не сможетпопытается волк конечноно не факт что успешней енотаесли девушка выпила в барето не нужно звонить ее мамеили даже искать полицейскихэто козырь на долгие годыесли встретишь мизулину утромне крестись а достань из карманаты флакон со святою водоюто-то будет прохожим потехаесли ногти подстричь элегантносделать модную стрижку и пирсингто ты гопником быть перестанешьпредав сущность пассионаризмаесли бросить дышать свежим клеемпить курить и соседку алёнуто вполне можно стать бобслеистоми поехать на олимпиадуВосточное
Нам с тобой не впервой, как водится,жить вне времени и вещей.Просто вновь за окном находитсякоролевство серых мышей.Неприметное, тошное, тусклое,некурящее и вообщенепохожее очень на русскоекоролевство серых мышей.Где главенствует вошь чиновничья,вся в законах для корешей —тех, которых в погонах полковничьихкоролевства серых мышей.И ведь кажется, что летящее,всё цветное для глаз и ушейжило время, не предвещавшеекоролевства серых мышей.Что ж теперь горевать о пройденном?Это просто такое клише:утверждать, что несчастная родина —королевство серых мышей.Ничего, мы нашли здесь себе ночлег,научились жить невпопад…За окном вырастает из сумерексерый, липкий, родной Ашхабад.Новогодняя бухгалтерская
Раз в году подводятся итоги,раз в году балансовый отчёт.Все печали, встречи и тревогизакрываю на переучёт.Закрываю двери расстояний,перестану жить на сквознякесутолок, вокзалов, расставаний,перекрестьем жилок на виске.Зачеркну ненужные кредиты,выплачу последние долги.Снова чашка кофе недопита,безразличны и не злы враги.Суету разлук и грех ошибокоставляю в прожитом году.Но расчёт настолько слаб и зыбок,что концов с концами не сведу.На приход поставлю битый опыт,а в расход – умение мечтать.За окном светлеет неба копоть,и уже кончается тетрадь…Не терять в снегу свою дорогу,не ронять пустых напрасных слов.На моём балансе слишком многодавних, неоплаченных счетов.Развод
До свиданья, моя Одесса,жаль, что так пришлось расставаться.Остаётся теперь из креслав телевизоре ждать «Ликвидацию».Прощевайте, Киев и Харьков, —я в вас был и там было мило.Вы являли собой подаркирусофобам и русофилам.Львов, Полтава, Донецк и Припять,Шепетовка, Луганск, Николаев, —так и хочется с вами выпитьпосошок по одной, по крайней.Закурив, присесть на дорожку,помолчать, забыв о скандалах.Мы же, в общем, были хорошие.нам же, в общем, всего хватало.И поднявшись, направиться к двери,окончательной, неотступной.И спиною просить доверия,понимая, как это глупо.Но предательства не искупишь,даже если уходишь гордо,если раньше твердил, что любишь,а потом – с размаху по морде.Вот и всё. И идёшь как в рубище,пряча стон из последних сил.Ничего не изменится в будущем.Ничего. Ты сам заслужил.Много лет спустя на рассветевдруг с тоской наберёшь Житомир.Но холодный голос ответит:«Не звоните сюда. Он помер».На поправку
Время лечиться от долгой болезни —путаной, жаркой, слепой лихорадки.Время опять становиться полезным —чётким, спокойным, логичным и кратким.Время разбрасывать камни, которыхвдруг за душой накопилось немало.Выбросить взрывом тоску мониторов —лишь бы другому во вред не упало.Хватит, вставай, брат, – был вынужден симкамигорькое черпать чужое снадобье.Грезил виденьями, памятью, снимками,грезил – и всё это были подобья.Нет ничего, что должно задержатьсятам, в миокарде, истрёпанном болью.Чтобы нейронов потом папараццив мозг не тащили картины юдоли.Кончилось всё, пусть и не начиналось.Кончились спазмы, страданья и стрессы.Если же вирусы где-то остались, —веником в бане изгнать, словно бесов.Завтра ты станешь разумным и твёрдым.Гордым. (Ах, боже ты мой, снова гордым!)Печень забудет о прошлых невзгодах.Кости не будет ломить к непогоде.Что до причины болезни – ну что же,пусть у неё всё срастётся как нужно,пусть подойдёт неслучайный прохожий,пусть без проблем завершится окружность…Всё, решено. Завтра встану здоровым,выйду в реал – и увидимся, братцы,там, где легко, где не держат оковы…Только бы час до утра продержаться.Маша и лифтик
Тра-та-та, тра-та-та,вышла Маша из лифта.Лифт уехал далеко,Маша дышит глубоко.Из груди рыдания:«Лифтик, до свидания!Ты летишь сейчас туда,где не ходят поезда,не летят ракеты,милый, милый, где ты?Возвращайся, буду ждатьдаже через месяц,пусть лифтёры на менявсех собак повесят —всё равно я буду здесьтихо жать на кнопку,буду пить здесь, буду есть,буду морщить жопкуна ступенях ледяных,лишь бы ты вернулся,избежал врагов лихих,к небу прикоснулся.Я ль тебе не хороша?Лифтик, тут всё наше…»Сигареты, что смешат,подвернулись Маше!Мушкетёрское
И на обломках самовластьянапишут наши имена.Страна, причудами полна,исторгнет вздох глубокий счастьяи скажет: «Грёбаный компот,какие правильные людивертели власть в протестном блюде,и автократии оплотиздох благодаря фейсбуку.Держи, товарищ, нашу руку,бери нас, ватных, на порукуи смело двинемся вперёд.Туда, где рынок и свободанас встретит радостно у входа,который раньше выход был».Так мнилось мне, револьсьёнеру,в душе почти что Робеспьеру,пока я водку с пивом пил.Но зелье кончилось нежданнои морок спал с прикрытых глаз.Я вновь обычный пидорасс тупой усмешкой Д'Артаньяна…Как странно, милая, как странно.В последний раз, в последний раз.Якорь
Держаться – такая моя непростая задача.Держаться, когда отрывает от ветра башку.Держаться, держаться, держаться – иначележать потерпевшим на том бережку.Туда гонит шквал жизнью битую шхуну —на скалы крушения ветхих надежд.Накрыло посудину южным тайфуном,срывающим парус цивильных одежд.Вгрызаться в гранит утомлённым металлом,на смычках дрожащих распугивать рыб.И помнить: кораллы, кораллы, кораллывсё сделают, чтоб ты красиво погиб.Держаться. Скулить про себя, но держаться.Ты крайняя степень паденья на грунт.Упасть и отжаться, упасть и отжаться, —а как не отжаться? На палубе бунт.Команда отчаянья, вся в аркебузах,готова порвать капитана и юнг.И Фрейда отправить купаться к медузам,и Юнга спустить в корабельный гальюн.А ветер ударил с удвоенной силой,и цепь оборвалась, как злая струна.Несёмся на рифы безвестной могилы,на скалы непрошеной памяти, на…Пейджер
Ах, девяностые, лихие,безумные, сторожевые.Бабло гуляет по России,а мы такие молодые…Пенсий ждут пенсионеры,шмотки возят инженеры,касками стучат шахтёры,рубль – взял почти и помер.ЕБН, Мавроди, Авен,Хакамада, Листьев, Кох.Нет фамилии Аршавин,есть фамилия Титов.Пацаны, стрела, разводка,рэкет, лохи и быки,«амаретто», пиво, водка,крыша, палево, венки.Бартер, ваучер, валюта,«сникерс», биржа, фильма «Брат»,референдум, виза, смута,траст, Чечня, электорат.Понт, «тойота», «Doom», прокладки,Gorky Park, прикид, шансон,бакс, с дефолта взятки гладки,видеомагнитофон…Нынче всё не так, как прежде, —вождь, духовность и безнал…Кто не помнит слова «пейджер»,тот свободы не видал.Этапное
Население шло по этапу,был невесел весенний этап.У католиков выбрали папу,будто мало у них этих пап.Ким Чен Ын угрожал ойкумене,веселился и пел его штаб.И Обама сидел на измене.«Пусть сосут», – огрызался этап.На обочинах лузгали семки,матеря всех очкастых растяп:«Хорошо бы поставить их к стенке,не туда ли ведёт их этап?»Был конвой правоверен и злобен,по-владимирски скучен и ряб.Спотыкаясь в ухабах колдобин,к горизонту стремился этап.Весь в красивых наколках на теле,от дороги тяжёлой ослаб,он ногами ступал еле-еле —не доевший баланды этап.Обессиленный лёг он и замерпод молчанье зловещее баб.Весь такой исторический ламер —современный российский этап…Матюгнётся студенточка «фак ю!»в свете зала читального ламп,просмотрев на грядущем истфакедва абзаца про здешний этап.Где стабильности полная шляпаи духовности пошлый масштаб…Население шло по этапу.Был невесел весенний этап.Побег
День-ночь, день-ночь,тиканье часов.Шаг прочь, шаг прочь,двери на засов.Уйти, уйти,не мешать жить.Позади, позадипорванная нить.Чуть свет, чуть светвыйти на перрон.От бед, от бедсесть в пустой вагон.Там где, там гдеярки краски дня,там нет, там нетбольше нет меня.Летит, летитза стеклом дождь.Нелепых обидв кассу не вернёшь.Опять, опятьпусто за душой.Не дать, не взятьи хоть волком вой.Прочь-вон, прочь-вон —мысли в пустоту.Качает вагонпозднюю звезду.Отповедь
Ни света, ни отблеска, ни тишинына плясках тепла и покоя.Последней крапивою обожженыостатки любви и левкоя.Труба задохнулась в победном глоткефальшивящего оркестра.Уходим с оглядкой, бежим налегкекак будто украли невесту.Нет гордости плача и нет палача,с невыплаканными слезами.И некого в фарш порубить сгоряча,столкнувшись в проулке глазами.Октябрь-забияка нам хлещет в лицотоскливой дождливою плетью.Мы молча покинем чужое крыльцо,мы просто чужие оплетья.Никто не задержит, никто не вернёт,никто никого не осудит.А ветер тревожную песню поёт,которая точно погубит.Мы все умираем в чужой глубине…Читатель, а ты не тупица?Ты ищешь в бессмысленной этой хуйнеот Бродского, что ли, крупицы?Да ты, я гляжу, ценишь гения труд,не чужд ты изяществу слова.Я эту херню написал в пять минут, —не Вера я, чай, Полозкова.В фейсбуке поэт каждый третий, считай,тут много искусников слога.Иди, вон, Прилепина, что ль, почитай,а лучше – любого Толстого.Предзимнее
Пустое неяркое солнце —примета осенних хлопот,когда на зиму поворот.И хочется выпить до донцатебя. Чтоб осталось внутриспокойствие мёртвого снега,застывшего в глупости бега,налипшего на фонари.Он стает, конечно, слезаминоябрьских бешеных дней,проложив пунктиром огней,отверстия под образами.Закончился святости срок,не выдержав тяжести ноши.Ты больше не будешь хорошей,ты просто последний урок,невыученный, неповторённый,незаданный даже. И вотникто никуда не придёт.И снегом приговорённыйдекабрь стоит у ворот.Жанна
Весь прошлый год, сходящий на исход,я прожил нездоровым человеком —таким полуконтуженным калекой,хоть выглядел совсем наоборот.Смеялся, пил, вертепствовал посильно,все грани года пробуя на вкус.А жизнь, как рубль, всё меняла курсс устойчивого вновь на нестабильный.Какой бы курс ни проложил куда,мозг возвращался в заданную точку.И эта точка била очень точно,как Костя Цзю в известные года.Счёт рефери отсчитывал не раз(его ж не бьют, он только наблюдаетоттуда, где про нас всю правду знают).Нокаут не случался. Свет не гас,не отключалось тусклое сознанье.Оно терпело хук и апперкот,и новый напряжённый поворотвзбесившегося напрочь мирозданья.И вытерпев всё, сесть бы в самолет,чтоб улететь от постоянных стрессов,не позабыв заметить стюардессе:«Ну что же, здравствуй, Жанна. Новый год».Календарное
Восемнадцатого, под вечер,во дворе шелестели листья.Ты сжимала себя за плечи,напряжённая, словно выстрел.Девятнадцатого, наутров спальне свет находил детали.Речка Кама текла, как сутра,бодхисаттвы ее читали.Двадцать пятого было хмуро,дождь то шпарил, то просто капал.Скучной нравственности цензурасутки губы не мяла кляпом.А тридцатого время всталомёртвым штилем в тени акаций.Не моргали часы вокзала.Тебе ехать. Мне оставаться.К Башлачёву
«Вы все между ложкой и ложью», —пел СашБаш когда-то тревожно.Ложечки нашлись под кроватью,ложь оделась в бальное платье.Но осадок чёрный остался,палачи в нём кружатся в вальсе,в нём живут и грезят войною,выпадают сыпью чумною.Озверевший мир нараспашку,карта повернулась рубашкой.Там, где дама пик рисовалась,лишь шестёрки самая малостьолицетворяет свободу.Козыри в чужую колодуприфартили. Вот и попёрлотак, что хрип вбивается в горлосапогом смазным да державным.Ты хотел быть с ними на равных?Распишись за грошик в жестянкуда ступай в родную землянку.Обернись у входа на стадо,марширующее к вратам адада под лай пастушьих овчарок.И опять к себе, брат, на нары.Черпай ложкой полную мерулжи, которой счастливо верил.Ложечкой согнись на кровати.Некому берёзу заломати.Карниз
Весь город у меня как на ладони.Снимаю шляпу – больше нет помех.Карниз – моё спасенье от погони.Отталкиваюсь и шагаю вверх.Внизу мелькают улицы и крыши,внизу провалы удивлённых ртов.А я лечу всё выше, выше, вышеи выхожу из мокрых облаков.Над низенькими серыми полями,над бесконечной серой пеленой,над горизонтом сереньких желанийхрусталик солнца тёплый и живой.Здесь воздух полон синего простораи огненные блики на руках.Здесь выше облаков немые горы.И звёзды ближе, и неведом страх.Но не хватает краски на палитре,и не закончен затяжной прыжок.Убогими словами злой молитвывстречаю розовеющий восток.Мне встречный ветер поломает крылья,плеснёт предсмертным холодом в душе.Захлёбываясь душной чёрной пылью,пробью асфальт в последнем вираже…Нет правды на земле, но нет и выше.Солидный горожанин всё поймёт:опять здесь сумасшедший прыгнул с крыши.Уже четвёртый за последний год.Вопросник
Был бы клоуном, было бы прощеполучать каждый раз по носу.Тут же водку пьёшь еженощно,задавая себе вопросы.Ты какого, простите, хераждёшь, что всё обернётся прошлым?Ври себе, но и знай же меру:ничего уже нет хорошего.Вот зачем ты опять повёлсяна намёк, что не всё потеряно?Сколько было таких же вёсен —тех, расстреливающих доверие?Там, напротив, живётся скушно,там всегда и бездонно правы.Ты не понял, что ты игрушка?Мальчик для битья и забавы.Это с Крымом всё очень просто:раз – и радость у всех с лихвою.У тебя ещё есть вопросы?Зря. Мы можем прийти с конвоем.А зачем же? За что? Не важно.Там не спрашивают, там всё просто.Ты пустая деталь пейзажа,аппендектовидный отросток.Ты в расчёт не берёшься вовсе,зря не тешь себя искушеньем.У тебя ещё есть вопросы?Нет. Но нет уже и спасенья.# # #
Когда зелёным и тревожнымпокроется весенний лес,ты выйдешь в двери осторожно,чтоб достучаться до небес.Ты станешь бить во все пределы,звенеть ключами и вопить.А никому не будет дела.И пить. Осталось только пить.Папироска
Угости, братишка, папиросой сладкой —мой кисет пустой уже давно.В госпитале, помню, бился в лихорадке,а курить хотелось всё равно.Вот спасибо. Чиркни – мне-то несподручно.А богатый у тебя «Казбек».Я был раньше тоже как пила – двуручный,а теперь из гвардии калек.Ничего, прорвёмся. Не в окопах, верно?Сам-то где, летёха, воевал?Третий Украинский, в роте инженерной?То редуктор, то, блядь, коленвал?Ладно, слава богу, третий год мы дома,третий год, как кончилась война.Расскажу тебе, товарищ незнакомый,как приснилась мне моя страна.Будущее, в общем, год какой, не знаю,но лет тридцать вроде как прошло.Веришь, до сих пор там наш товарищ Сталинистребляет мировое зло.Сам его не видел, только на портретахкак живой и даже не старик.Музыка в квартирах – чисто оперетта.Как сказал однажды мой комбриг…Ладно, это после. Слышь-ко, а машины!«Студебеккер» рядом не стоял.Если бы ты видел, что там в магазинах,то на раз и пить бы завязал.Все кругом гвардейцы, даже пионеры —как так это вышло, не скажу.Пусть теперь завидуют псы-миллионерыЗапада такому виражуРодины советской, что сумела сказкойстать, негнущимся гвоздём.И там, веришь, новый молодец кавказский,как я понял, быть готов вождём.Ну, американцы нам враги, хоть тресни,те ещё союзнички, ага.В будущем, ты знаешь, вновь они воскреслив образе привычного врага.Давят на Россию, прямо как сегодня,прямо как и не прошли года.И Европа эта, мировая сводня,шурудит, не ведая стыда.Люди, как и нынче, в том далёком годесталинским традициям верны.Правда, вот не понял: с Украиной вродемы там в состоянии войны.Как-то непонятно, будто с перепою —век такому в жизни не бывать…Мало ль что приснится, дело-то такое —сон же ведь, едрёну твою мать.В общем, не напрасно мы три года с лишкомзащищали родную страну.Что, уже выходишь? Будь здоров, братишка.Папироску дай еще одну.Эпитафное
Вы сдохнете. Ах, вы оскорблены?Ну хорошо, не сдохнете – помрёте.В постели, под печальный свет луны,или на встречной, врезавшись в «тойоту».Не важно. Мне до вас и дела нет.Я это к слову – в общем, беспричинно.Презрев сегодня промискуитет,задумался случайно о кончине.Своей, конечно, хрена ль ваша мне?Так вот, я сдохну рано или поздно.(Тут надо бы о порванной струне,о том, что захлебнутся криком звёздыи прочую фальшивую фигню,но лень, и скучно, и бесперспективно).И лишь последних несколько минутзаставят обернуться объективно.Ну, что? Да ничего, такую жизньне принято описывать в романах.Ага, давай ширей карман держи,что вдруг найдётся хроникёр гуманный,биограф твой, посмертный милый друг,исследователь бытия поэта.Который понапишет много букво том, как приключалось то и это.Как ты пришёл к вершинам мастерства,как жил, любил и тяжело работал…Увы, судьба жестока и черства,ей похую твои гомозиготы.Уж лучше сам, покуда полон сил,покуда не лежу на смертном ложе.Ну да, я, в общем, милым в детстве был,что о себе сказать здесь всякий может.Потом, конечно, стало похужей,но и не так чтоб стал исчадьем ада.(Тут запросилась рифма «Фаберже»,а вслед за ней к чему-то и «помада»).Умел любить, умел и предавать.Был на войне не шибко знаменитой.Залазил к разным женщинам в кровать,мог в одного приговорить пол-литра.Чего-то там придумывал в башке,чего-то даже где-то воплощалось.Бывало, что и нос был в табаке,бывало, и рубля не оставалось.Тщеславием излишним не страдал,зато страдал излишне по химерам.Когда за мной приедет катафалк,то в воздухе слегка запахнет серой.Не оттого, что близок к сатане —с «Техуглерода» ветерок повеет…Страна не пожалеет обо мне.Лишь графоманы строй сомкнут теснее.