Нормат. Пьески, стишки

Акуджава

Частный разговор в двух действиях

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Игорь – чиновник, 45 лет

Владимир – подхиппованный мужчина, 55 лет

Лариса – официантка

Все события происходят в кафе средней руки «Фиалка».

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Время бизнес-ланча. Игорь за столиком изучает меню, к нему подходит Лариса.

Лариса: Выбрали?

Игорь: Да, меню номер два, с рыбой. Свежая она у вас?

Лариса: У нас всё свежее. Хлеба сколько?

Игорь: А сколько можно?

Лариса: Не знаю. По аппетиту.

Игорь: Тогда три. Нет, два. В общем, один. Буду худеть.

Лариса: Хорошо. (Уходит).

Игорь достаёт телефон, погружается в него. В кафе заходит Владимир, садится за соседний столик. Мимо проходит Лариса.

Владимир: Девушка!

Лариса: Одну минуту.

Владимир вынимает из кармана фляжку, прикладывается, занюхивает солью из солонки. Определяет, что фляжка опустела, и с сожалением прячет её обратно. Лариса несёт обед Игорю.

Владимир: Девушка!

Лариса: Минуту. (Расставляет блюда на столике Игоря).

Игорь: Спасибо.

Лариса (подходит к Владимиру): Здравствуйте. Слушаю вас.

Владимир: Добрый день. Мне основное меню, пожалуйста.

Лариса: Сейчас принесу.

Владимир: И сразу сто коньячку, будьте добры. И сок.

Лариса: Какой?

Владимир: Яблочный.

Лариса: Яблочный – это кальвадос. Коньяк какой? Сок яблочный, хорошо.

Владимир: А какой у вас есть?

Лариса: Разный. Я вам меню принесу, сами выберете. (Уходит).

Владимир (в спину Ларисе): Девушка! Эх, девушка, девушка… (Обращается к Игорю). Простите, сигареты у вас не будет?

Игорь: Не курю.

Владимир: Убежала, даже заказать не успел. Извините.

Владимир уходит к стойке бара. Игорь обедает. Лариса приносит на столик Владимира меню в кожаной папке, уходит. Владимир возвращается, кладёт на стол пачку сигарет, открывает меню.

Чудесненько. Где у них тут? Ага. Армянских сейчас настоящих не бывает. Этот пусть олигархи пьют. О, есть. Девушка! (Лариса успокаивающе кивает Владимиру из глубин кафе).

У Игоря звонит телефон.

Игорь: Слушаю, Олег Артемьевич… На обеде, вернусь через полчаса… В работе тема… Там объем финансирования не позволяет… Так он в бюджет же не заложен… Сделаем, конечно… Не знаю, давайте Извекову поручим… Хорошо, Григорьянцу… Я понял, да. (Заканчивает разговор). Девушка!

Владимир: На кухню ушла, минут пять уже.

Игорь: Всегда у них так.

Владимир: Часто бываете здесь?

Игорь: Каждый день.

Владимир: Горячее какое порекомендуете? Стейк тут нормальный? Шашлык вижу.

Игорь: Не в курсе. Бизнес-ланчи ничего.

Владимир: Надеюсь, и остальное питабельное. Идёт, наконец.

Лариса ставит перед Владимиром стакан сока.

Владимир: Спасибо. А коньяк, значит…

Лариса: Минутку. (Подходит к столику Игоря, достаёт блокнот). Рассчитать вас?

Владимир: Милая моя, хорошая, а как же я?

Игорь: Да. Тороплюсь.

Лариса (Владимиру): Мужчина торопится, вы же видите. (Игорю) Двести семьдесят рублей. Карта у вас? Сейчас терминал принесу. (Уходит).

Владимир (в спину Ларисе): Кизлярского сто захватите, девушка! Умоляю!

Игорь: Нет уж. Иначе она ещё на полчаса пропадёт.

Владимир: Нет в людях состраданья к ближнему. «Как вожделенно жаждет век нащупать брешь у нас в цепочке».

Игорь: Что, простите?

Владимир: Неважно. Строчка из Окуджавы.

Игорь: А.

Приходит Лариса. Игорь рассчитывается.

Спасибо, всего доброго.

Лариса убирает со стола посуду, уносит. Игорь одевается.

(Владимиру) А Окуджава ваш говно.

Игорь идёт к выходу. У дверей останавливается, отвечает на телефонный звонок.

Да, Олег Артемьевич… В «Фиалке», как обычно… Сергей Семёнович подъедет?.. А, водитель Сергей… В департамент?.. Подпишу, конечно… Ясно, что так быстрее… А мне с ним ехать?.. Да, подожду.

Возвращается за свой столик. Перед Владимиром уже стоит коньяк и рюмка.

Девушка!

Владимир: У девушки имя есть.

Игорь: Что?

Владимир: Девушку зовут Лариса, у неё на груди написано. А пожалуй что и на лице.

Игорь: Девушка!

Владимир: Так не подойдёт. Вы уж лучше зовите её «челаэк!», «любезная!» или просто «эй!». Не чинясь.

Игорь: Советовать маме своей будете, что ей из Окуджавы слушать.

К Игорю подходит Лариса.

Лариса: Слушаю.

Игорь: Кофе, пожалуйста.

Владимир: «Одно кофе», вы забыли сказать, «одно».

Игорь (Ларисе): У вас теперь вся окрестная алкашня похмеляется в обед?

Лариса: Какой кофе?

Игорь: Чёрный, с молоком.

Владимир (Ларисе): Пока юноша в галстуке тут так откровенно завидует, принесите мне, Лариса, пожалуйста, люля. Из баранины он у вас?

Лариса: Из баранины. Гарнир?

Владимир: Давайте фри. Греческий салат и ещё сто коньяка.

Лариса: Хорошо. (Уходит).

Игорь: Лузерам вроде вас только бомжи из коллектора завидуют.

Владимир: Ваше здоровье, мой юный чиновный друг. Дальнейших успехов на ниве распила бюджетов всех уровней. (Выпивает).

Игорь: Вам денег дать на костюм приличный? Я тут как раз вчера один бюджет распилил, могу позволить себе лёгкую благотворительность.

Владимир: Не стоит, право. Вы же все в этих условно приличных костюмах смотритесь, как рота патрульно-постовой службы. Только без служебных овчарок. Спасибо, я уж как-нибудь в своём, цивильном.

Достаёт зазвонивший телефон, идёт покурить на крыльцо заведения.

Димчик, привет… Нормально вчера добрался, но помню плохо… Лечусь, да… В «Фиалке» какой-то… Супермаркет у «Октября» знаешь? Ну вот за ним слева… Найдёшь… Подъедешь – звони. (Выходит из кафе).

Лариса приносит кофе Игорю, уходит. У Игоря звонит телефон.

Игорь: Слушаю, Олег Артемьевич… Так я вернусь тогда… План мероприятий уточнить нужно сегодня… А смысл?.. Нет, конечно важнее… Понял, буду ждать здесь.

Медленно пьёт кофе. В кафе возвращается Владимир, садится за свой столик.

Владимир: Так на чём мы тут с вами остановились? А, костюм. Есть у меня желание прочитать вам небольшую лекцию о соответствии формы и содержания. Но вряд ли у вас есть время. У таких как вы свободного времени не бывает. Одна сплошная забота о росте благосостояния подведомственного населения. Скучное племя.

Игорь: Ну отчего же? В течение часа я совершенно свободен от трудов неправедных. Приступайте.

Владимир: Да тут у нас храбрый портняжка, оказывается. Очень мило с вашей стороны.

Появляется Лариса.

Лариса (Игорю): Вас рассчитать?

Игорь: Нет. Кофе повторите, пожалуйста, девушка.

Лариса: Хорошо. (Владимиру) Принести ещё что-нибудь?

Владимир: А принесите мне, Лариса, испить из чаши бытия.

Лариса: Ещё, значит, сто. (Уходит).

Владимир: Хорошая… Что ж, начнём, благословясь. Шкура саблезубого тигра, мой юный друг, в качестве одежды кроманьонца, разумеется, была в первую очередь функциональна. Но не только…

Игорь: Можно я буду записывать?

Владимир: Нужно.

Проходит некоторое количество времени. За окнами опустевшего заведения темнеет. Лариса включает верхний свет, садится за дальний столик, занимается расчётами на калькуляторе.

Владимир: …Таким образом, галстук является безусловной и категорической вершиной закрепления внутренней несвободы гражданина во внешнем её проявлении. Не случайно именно эта и только эта деталь одежды обязательно присутствует у военных, полицейских, чиновников любого ранга. Никак невозможно военную и чиновную униформу лишить галстука. Так и до бунта недалеко или революции какой… Вот, собственно, если вкратце.

Игорь: Да, любопытно.

Владимир: Рад, что вам понравилось.

Игорь: Любопытно, как вы сохранились, пещерные люди конца восьмидесятых. Советская интеллигенция позднего разлива. Последние ценители стругацких с акуджавами.

Владимир: Эк в вас масковский акцент сразу прорезался.

Игорь: Нет, ни разу не москвич. В столице часто бываю, но сам тутошний, коренной, уроженец деревни Лыхино Поречного района. Всегда вы, интеллигенты, пальцем в небо, но с апломбом. Типичное московское: «акошко», «акрошка», «Акуджава».

Игорь идёт к чёрной грифельной доске у бара, где написаны блюда меню, стирает их тряпкой, пишет крупно «АКУДЖАВА». Возвращается. Лариса наблюдает за действиями Игоря неодобрительно, вновь погружается в расчёты.

Слышать не могу, тошнит. Всё, прошло ваше время, бывшие мэнээсы, энтузиасты перестройки с томиком Стругадских в кармане. Сейчас. (Спешит к доске, добавляет слово «СТРУГАДСКИЕ», подчёркивает дважды, возвращается). Нет вас больше, сопливо гундосящих «возьмёмся за руки, друзья». Ничтожное меньшинство ничтожеств.

Владимир: Караул устал. Как же, помню.

Игорь: Какой ещё караул? Народ от вас устал, от бледных ядовитых поганок. Народу мой костюм роднее, чем твоя серьга в ухе и седые бабские патлы с хвостом.

Владимир: Нет, не Бриони.

Игорь: Чего?

Владимир: Костюмчик ваш явно не от Бриони. Не наворовали на Бриони ещё. Но тысяч восемьдесят стоит, пожалуй.

Игорь: Так купить вам, лузерок, такой же? Повторяю вопрос.

Владимир: Вы же, дружок, удавитесь, но не купите. Это простые комиссарские понты. Вы же партиец, с портретом вождя над рабочим столом наверняка. И с уверенностью, что ваш костюм роднит вас с электоратом. Такая стойкая аберрация сознания. Осознанный бред.

Игорь: А знаете, что удерживает народ от того, чтобы он не начал вас убивать прямо на улицах?

Владмир: Меня?

Игорь: Вас, извращенцев. Либерзонов, толерастов, геев, пятую колонну.

Владимир: Вы можете перестать говорить передовицами журнала «Крокодил» 70-х годов? Ладно, неважно. И что же?

Игорь: Я удерживаю. В смысле, мы. Нам это не нужно. Пока.

Владимир: Вам нельзя отказать в чувстве самосохранения.

У Игоря звонит телефон.

Игорь: Да, Олег Артемьевич… Обязательно, Олег Артемьевич…

Владимир (максимально наклоняется к Игорю): В жопу тебя, Олег Артемьевич!

Игорь: Да здесь тут… Невоспитанность… До упора?.. На месте?.. Как скажете, Олег Артемьевич, конечно. (Завершает разговор).

Владимир: У Артемьича-то Бриони, да? Не ссы, выслужишь.

Игорь: Я Отечеству служу, лузерок. Отечество меня ценит, а тебя нет. И храни тебя господь, если я скажу своему Отечеству «фас». Но не время ещё.

Владимир: А ведь вы, мой юный друг, сами бы, пожалуй, стреляли, дай вам автомат. В людей. Сами бы, признайтесь.

Игорь: Легко. Как в бешеных собак. Только не в людей, какие вы люди.

Владимир: Предохранитель на АК-47 в какое положение поставите, чтобы очередью по бешеным собакам?

Игорь: Э-э?

Владимир: Там же просто – верхнее, среднее, нижнее.

Игорь: Не волнуйтесь, поставлю в нужное.

Владимир: В каком полку служили, поручик? Впрочем, и так ясно.

Игорь: А это совсем не обязательно.

Владимир: Точно?

Игорь: Точно. Вас, педерастов, мы и голыми руками задушим.

Владимир: Точно?

Игорь: Точно.

Владимир (лезет в бумажник, достаёт удостоверение, протягивает Игорю): На, наслаждайся.

Игорь (читает): «Предъявитель настоящего свидетельства за успешное задание Правительства СССР имеет право на льготы, установленные постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 17 января 1983 года. Свидетельство бессрочное и действительно на всей территории СССР». Что за дурацкий раритет?

Владимир: Этот дурацкий раритет свидетельствует, что обладатель сего проходил службу в 108-й гвардейской Невельской орденов Кутузова и Александра Невского мотострелковой дивизии. Населённый пункт Баграм, страна Афганистан, в 1986-1988-м годах. А теперь рискни задушить меня, педераста, голыми руками. Здесь будешь душить или на свежий воздух пойдём?

Игорь: Тем более странно, что вы как заслуженный ветеран…

У Вадимира звонит телефон.

Владимир: Да, Димчик… Да брось ты… Отлично здесь уже. Нескучно, по крайней мере… Ну, час наверное продержусь ещё… Вечно у тебя, Григорьев, проблемы возникают в ненужный момент… Давай, Димчик, жду.

Игорь: Митю Григорьева ждёте, художника?

Владимир: Его самого. Ну да, у Димчика странные знакомые встречаются… Так что, любезный, вы душить-то меня своими голыми ручонками намерены или передумали уже?

Игорь: Что ж вы так всё буквально воспринимаете? Я фигурально выразился, от лица, можно сказать, народа.

Владимир: А, народа. Это на здоровье. Когда ворьё в Бриони ссылается на народ и, прости господи, на Отечество, мне как-то спокойнее. Расслабляет, как шум морской волны. Прекрасный фон для хорошего пищеварения. Сразу понятно, что в России всё идёт привычным чередом: власть сама по себе, люди отдельно от неё. Эвклидова геометрия.

Игорь: Причём здесь?

Владимир: Параллельные прямые не пересекаются. Вы и мы живём в перпендикулярных плоскостях. И это очень хорошо. Случайные пересечения крайне редки и не фатальны. Ну вот как у нас с вами сегодня. Несущественная погрешность, которая не будет иметь ни малейшего значения ни для вас, ни для меня, ни для мироздания в целом.

Игорь: Это до поры до времени. Фатальное, как вы выражаетесь, столкновение неизбежно. Вы чужие здесь, понимаете? Инородные, как СПИД. Организм или выгоняет из себя заразу, или погибает.

Владимир: Да и хрен с ним, не жалко.

Игорь: Конечно, вам ни страну не жалко, ни людей. Принципы важнее. Поколение Акуджавы.

Владимир: И вот что ещё замечательно, так это то что вы Окуджаву ненавидите. Окуджаву, Стругацких, Тарковского, Бродского – всех их. Ненавидите и боитесь. Потому что сами бездарности, серые и унылые. И скучные. Но когда ваша генерация уродов начнёт поднимать на свои знамёна Окуджаву, тогда я испугаюсь всерьёз. Тогда настанут последние времена и тогда нужно бежать отсюда как от чумы. Но боюсь, что будет поздно.

Игорь: Что ж, в таком случае предложу завтра же в нашем департаменте каждое утро начинать с корпоративного гимна: «Виноградную косточку в тёплую землю заро-ою-ю…»

Владимир выходит из-за стола и отвешивает Игорю затрещину.

Владимир: Пасть закрыл, сучонок.

Игорь пытается встать навстречу, но Владимир силой удерживает его на стуле.

Не нужно. Сам-то подумай. (Возвращается обратно).

Подходит Лариса.

Лариса: Звали?

Игорь: Кофе ещё, пожалуйста.

Владимир: Лариса, душа моя, ты Окуджаву любишь?

Игорь уходит в сторону туалета.

Лариса: У меня муж есть. Повторить?

Владимир: Повторить – только вот на этот столик. (Кивает в сторону дислокации Игоря). И сразу двести. Мне там запиши. Можно же так?

Лариса: Так тоже можно. (Уходит).

Владимир: Хорошая. (Достаёт пачку сигарет, выходит наружу).

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Владимир и Игорь сидят за одним столом. Графинчик, разваленные закуски, все дела.

Игорь: А «Игра престолов»?

Владимир: Не смотрел.

Игорь: Ну и вот. И какое тогда отношение ты имеешь к народу?

Владимир: Да в рот я этот народ.

Игорь: Ещё бы.

Владимир: Поясню. Это же Голливуд?

Игорь: Ну.

Владимир: И какого хрена ты, патриотик долбанный, тогда смотришь идеологически чуждую кинопродукцию, ась?

Игорь: А сказки – жанр интернациональный…

У Владимира звонит телефон.

Владимир: Ну ты где, Димчик?..

Игорь: Привет ему.

Владимир: Тут с тобой поговорить хотят. (Передаёт трубку Игорю).

Игорь: Митя, привет… Да случайно здесь познакомились… Ну и правильно… Пока. (Отдаёт телефон обратно). Он не приедет.

Владимир: Да и хрен с ним. По чуть?

Игорь: Давай. (Выпивают).

Владимир: Давно Димчика знаешь?

Игорь: С первого класса.

Владимир: Вон оно как. Бывает.

Игорь: Да, бывает.

Владимир: А боится он одноклассничка-то. Сразу соскочил, как тебя, Игорёк, услышал. Димчик славный, однако слабый. Но любим мы его не за это.

Игорь: Боится, боится.

Владимир: Это я неправильно сейчас. Похоже, не боится, а просто брезгует.

Игорь: Брезгует, брезгует.

Владимир: Смотри. Вот вы вместе росли, в одном классе учились, одни книжки читали. А получились полные противоположности. Димчик – человек свободный, свободнее меня, а ты – ну, сам понимаешь.

Игорь: Одну Акуджаву слушали даже.

Владимир: Окуджаву он слушал. Да у тебя «Ласковый май» в анамнезе на лице написан.

Игорь: Мне «Ласковый май» родители слушать запрещали. Ставили нам с Митькой Окуджаву, просвещали. Пластинка такая коричневая была, с портретом барда. Запиленная.

Владимир: Так у тебя, получается, и папа с мамой нормальные были.

Игорь: Они и сейчас есть.

Владимир: А у меня давно нет. За родителей?

Игорь: Давай.

Разливают остатки коньяка из графина, выпивают.

Владимир (вглубь кафе): Лариса, счастье моё, нам бы еще двести коньячку.

Игорь: Водки. Не люблю коньяк.

Подходит Лариса.

Лариса: Повторить?

Игорь: Двести водки.

Лариса: Какой?

Игорь: Хорошей.

Лариса: У нас плохой не бывает.

Владимир: Именно. Водка бывает хорошая и очень хорошая, остальное не водка. На ваш выбор Лариса, по среднему ценнику. Хорошо?

Лариса: Хорошо. (Уходит).

Владимир: А чего ты тут засиделся-то с самого обеда? У чиновничества рабочий день уже вышел весь.

Игорь: Шеф сказал, что нужно документ подписать срочно, водителя сюда отправит.

Владимир: И что? И где?

Игорь: В Кулунде.

Владимир: Гиблый край.

Игорь: Какой еще край?

Владимир: Кулундинская степь. Ровная, как стол с редкими берёзками. И озёра солёные через одно.

Игорь: А где это?

Владимир: Южная Сибирь. Какого радетеля Родины ни возьми, он про свою страну не знает ни хрена.

Игорь: Ну, вы зато много знаете про то как жизнь тут правильную наладить.

Владимир: «Для человека, чей родной язык – русский, разговоры о политическом зле столь же естественны, как пищеварение».

Игорь: Закуски, что ли, ещё заказать?

Владимир: Это из Бродского. Нобелевская речь.

Игорь: А, Бродский. Икона интеллигенции. Ну да, ну да. Ненавижу.

Владимир: Я в курсе.

Приходит Лариса, ставит графинчик с водкой.

Лариса: Ещё что-нибудь?

Владимир: Лариса, а как вам Бродский?

Лариса: Огурцы под водочку принести?

Владимир: Нет, спасибо.

Лариса уходит.

Игорь: Высоцкий вот нормальный был. Единственный в родительской фонотеке. И Митьке тоже нравился. Ну, тогда ещё.

Владимир: Ну, за детство.

Игорь: За детство. (Выпивают). Лет по двенадцать нам, что ли, было. А на соседней улице корпус худграфа – там студенты в аудитории на первом этаже натуру рисовали. Ну, натурщиц голых. Сидим во дворе, кто-нибудь из пацанов прибежит, доложит – и айда бегом всей толпой в окна подсматривать. Нам-то сиськи интересны, а Митьку процесс зацепил. Ну и вот. После школы я на экономиста пошёл, а он на художника.

Владимир: Однако, как по-разному сиськи на людей действуют. Одним открывают дорогу к свободе, другим – к профессиональному патриотизму.

Игорь: Как же вы задолбали с этой вашей свободой.

Владимир: А мне-то ты зачем свою убогую замшелость высказываешь? Димчику бы рассказал, а я бы послушал по какому адресу он тебя отправит. Да вот только не придёт Димчик. Ко мне бы пришёл, а к тебе не придёт. Смирись, чиновная душа, ты даже друзьям детства неинтересен.

Игорь: Конечно. Интересны же только свободные люди со светлыми, ясными лицами. Куда уж мне.

Владимир: Соображаешь. Можно из тебя ещё человека сделать.

Игорь: Вы уже сделали из Митьки человека. Спасибо, обойдусь.

Владимир: Давай уже к нам, к либерзонам. Галстук снимешь этот свой наконец, говорить начнёшь что хочешь, а не то что вам дозволено. Хочется же тебе, по глазам вижу. Давай, пока не поздно.

Игорь: Мне не поздно. У меня родители из ваших до мозга костей. И Митька. Мне поблажка выйдет.

Владимир: Ничего так родословная. Жаль, щеночек бракованный.

Игорь: Это вы бракованные. Ошибка эволюции.

Владимир: Димчику в лицо скажешь?

Игорь: Сто раз говорил.

Владимир: В третьем классе?

Игорь: Зачем в третьем классе? Позже. Когда он вены себе первый раз порезал.

Владимир: Это когда?

Игорь: Это двадцать лет назад.

Владимир: Я не знал.

Игорь: А никто не знал. Я случайно к нему зашёл тогда, еле успел.

Владимир: Странная история. Не представляю.

Игорь: Точно?

Владимир: Точно. Дима оптимист такой по жизни, совсем на него не похоже. Гонишь ты чего-то, патерналистик.

Игорь: Ладно, слушай, Акуджава. Тогда же ваша скотская свобода приключилась: всё стало можно, всё стало взахлёб: статьи, митинги, выставки, девки. И Митька стал модный – первый свободный художник города, икона стиля, как сейчас говорят. И захлебнулся он этой вашей свободой. И я его перевязывал, хлестал по роже, скорую вызывал.

Владимир: Я не знал.

Игорь: Никто не знал, я же говорю. Он тогда только со мной разговаривал неделю, пока отходил. Объяснял ему, что всё не то и не так, что нельзя жить по заповедям моих прогрессивных родителей. Что свобода имеет свои границы – и эти границы внутри человека, а не снаружи. Нравится Акуджава – слушай, но не воспринимай его как стиль жизни. Это мираж, фантом, морок, идеализм. Бред, в общем, нелепый романтический бред.

Владимир: Убедил?

Игорь: Убедил, светлый человечек, убедил. Пару заказов подогнал – нормальных, для Дома правительства – там тогда ещё галереей современного искусства озаботились, в духе пока ещё декларируемой свободы. И всё. И всё могло пойти не так.

Владимир: Не могло. Не мог Димчик встать на вашу сторону. Физически не мог.

Игорь: Смог бы, если бы не водка. Вы же, свободные люди, пьющие все как один. У вас же трезвость антинорма жизни.

Владимир: У нас. У нас с тобой сейчас эта самая антинорма. Вот прямо здесь. Налью.

Игорь: Налей. С Нового года себе не позволял. (Выпивают).

Владимир: Водка для русского человека главный коммуникатор. Мог бы это понимать, как заслуженный радетель Отчизны.

Игорь: Ну да. Вы где были, эстеты-революционеры, когда Митька в свои чёрные запои уходил? Когда он молотком мебель крушил. Когда от корки хлеба блевал, да и корки у него в доме никакой не было. Что-то я не припомню, чтобы вы его ремнём вязали, систему ставили, сладким чаем отпаивали. Не время, друзья, отвлекаться на мелочи, когда свобода в опасности. Ещё бы.

Владимир: Нет, ну я не раз ему говорил, чтобы он как-то поаккуратнее с этим делом. Берегов Дима не видит, это правда.

Игорь: Говорил он. Сидел бы сейчас Митька с тобой здесь, если бы не я, и пил бы до бессознанки. Говорил он. Это ты, что ли, его в наркологию упаковывал, когда он кончался буквально? Ты докторам деньги платил, чтобы водку ему никто не передал, как у них там водится? Ты его картины из мастерской увозил, чтобы он их за шкалик не продал? Хрен-то там. Все вы где-то у себя за идеалы боролись, а я за Митьку.

Владимир: Это когда было?

Игорь: В последний раз? Два года назад. С тех пор не виделись.

Владимир: Почему?

Игорь: Потому что человек так устроен.

Владимир: Как?

Игорь: Да вот так. Раздражают человека те, кто ему помог в трудный период. Видеть он их не может. Тошно ему от них. Всё просто.

Владимир: А я скажу почему. Ты же его не просто откачивал, ты же его жизни учил при этом. Нет, не при этом, а за это. Так ведь? «Я тебя, Дима, спасу, но ты, Дима, потом уж не водись с плохими ребятами. Ты, Дима, со мной водись, я тебя научу как надо». Ты свою картину мира вкладывал в его голову. Ты для себя это делал, а не для него. Всё просто.