Одержимый Ромео

- -
- 100%
- +

Пролог
Вспышки тысячи огней.
Я чувствую, как свист пуль разрезает мою грудь, вынуждая с глухим ударом упасть на пол, выпуская из сломанной руки второй глок.
Завалившись на бок прямо за раздробленным кадиллаком, я пытаюсь оценить ущерб, нанесенный предателями.
Лучано не двигается.
Мой младший босс напоминает мертвеца посреди этой кровавой бани. Однако легкое, почти незаметное движение руки, что сжимала окровавленное оружие, опровергает весь внешний осмотр.
Нас отрезало от основной части солдат, загнав в тупик прямо в темном перекрестке.
Эти твари совершенно точно знали, куда они идут, и все схемы ближайших проездов.
Однако им мало что представлялось о моей подготовке и желании жить.
Игнорируя боль в сломанном запястье, перезаряжаю пистолет, направляя его под ноги двум солдатам Манчини.
Идиоты, как птенцы, заливаются с визгом на грязный асфальт, позволяя добить их еще парой пуль, которые любезно выпускает Лучано.
– Моретти, твоя рука? – Он шипит, откидывая свои длинные волосы прочь с лица.
Глаза медленно спускаются к онемевшей окровавленной руке.
– Порядок. – Кричу не своим голосом.
Эта утробная ярость, обещающая всем выжившим предателям скорый финал.
Где-то позади моя правая рука, Нино Висконти, забрасывает в сторону оставшейся пятерки гранату, снося нас ударной волной в ближайший загроможденный свалкой переулок.
Это короткое мгновение доставляет невыносимую боль, усиливая мою дизаренацию.
Громкий, почти осязаемый хруст костей и тупая боль, отягощающая голову настолько, что я не в силах подняться.
А потом туман и резкий запах медикаментов.
Словно беспробудная пелена печально известного финала, который я не в силах изменить.
Из-под пелены бредового флера вижу слабые очертания чужого лица и чувствую мягкие волосы на своей кровавой руке.
Я мог бы ошибиться, но был уверен в том, что они благородного каштанового цвета. Мягкие и отливающие золотом.
Манящие настолько, чтобы цепляться за сознание, как за последнее пристанище.
Эти нежные изящные руки касались моего разбитого тела, оскверняя белоснежную кожу.
Всё это походило на сильнейший бред, которого не возникает даже от литра текилы, или дурацкий сон при высочайшей температуре.
Это наваждение, которое кружило голову, и как назло, сил сфокусироваться совершенно не было.
Но запах.
Этот запах… Словно ты оказался в огромном белоснежном саду, засаженном сверху донизу цветущими жасминами.
Он опьянял, не позволяя напиться и насытиться, лаская обоняние.
Он удушающе топтал всю мою жажду, наполняя ее темным желанием.
Я цеплялся за каждый кусочек этого безумия до тех пор, пока острый укол не разрезал мое воспаленное бедро.
Оставив в напоминание лишь скрытый флером силуэт.
Глава 1
Данте Моретти 34 года
Резкий грохочущий скрип разрушает весь мой набожный покой из-за деревянной балки, которую я буквально проламываю своей бинтовой рукой в попытке догнать утекающий из сознания силуэт.
Она снова ушла.
Это ангел, который подарил мне свет, ненадолго осветив призрачным лучом всю мою тьму, подарив ей немного света.
Немного надежды и жизни.
Стряхнув с себя холодный пот, накидываю спортивные штаны, спускаясь на первый этаж таунхауса.
Спортзал как последнее пристанище позволяет размяться. Мышцы правой руки безбожно ноют, напоминая о событиях годовой давности.
Дне, когда я едва ли не лишился своей гребаной руки, с трудом вернув ей пятьдесят пять процентов чувствительности.
Я мог бы его ненавидеть и желать забыть, но это было бы огромной ложью.
Именно тот день стал знаковым для моего становления во главе итальянской элиты.
Бастард, которого никто не принимал, взошел на трон и отобрал у старых ублюдков власть.
А еще то видение… Я не был уверен, что желал когда-либо что-то большее, чем женщину из наваждения.
Я был уверен, что однажды ее встречу и только ей отдам своё чертово сердце, и позволю править гнусным королевством.
Но чем больше я это желал, тем чаще во снах наблюдал одно и тоже. Но это было далеко не радужно, учесть, что даже год поисков и ожиданий не принес мне ровным счетом ничего.
– Данте, не переусердствуй. – Лучано усмехается, напрягая свой заживший шрам возле губы. Он получил его в тот день.
Его спортивное питание зажато в левой руке, пока этот засранец поправляет волосы, скрученные в тугой пучок.
– Гимнастика полезна. – Хмурюсь, откидывая от себя эспандер. – Что известно по грекам?
– Все тоже – чисты, и с одной стороны любой бы поверил в прозрачность их намерений. – Он удобнее расположился за барной стойкой.
– А с другой?
– Они все что-то задумали, я установил слежку за его подручными, пока еще не получил результаты. – Он придвигает к другому концу стола айпад, позволяя изучить статистику продаж нашей компании.
Подставной счет кристально чист, и кажется, что все миллионы, которые попадают на счет «Моретти трафт», это огромная транспортная империя.
Отчасти это так, однако политикам стоит лишь догадываться, что именно подразумевают эти транспортировки.
Оружие и наркотики – это лишь малая часть этого бизнеса.
Открытая область, которая позволяет обнажать то, что существует, но открыто игнорируется всеми правильными.
– Выясни, где Платон хочет провести сделку, наведаемся к ним.
На губах расползается убийственная усмешка, не сулящая грекам ничего хорошего.
Слишком давно они ходят по тонкой грани, и пора бы показать, что наше гостеприимство не безгранично.
– Ты думаешь, они здесь ради сделки с американцами? На нашей же территории? За предателей? – Впервые за последние несколько месяцев на его лице более глубинная эмоция.
– Они слишком сумасшедшие и меж тем самоуверенные, дай знать, как станет известно, куда заявились его собачки.
Он кивает, и я сворачиваю в коридор, чтобы принять душ.
Всё это дерьмо лишь часть той жизни, на которую я подписался в момент, когда моя мать решила, что понести от женатого дона – это отличная идея.
За что она исчезла слишком рано, и я был должен существовать один, протаптывая дорогу к власти. Через ненависть и злость. Не было выбора на хорошую жизнь и архитектурный колледж.
Либо убивает бастард, либо убивают его.
А жить тогда мне хотелось больше.
Лучано передает информацию о переговорах в русской рулетке. Казино, как это примитивно.
Переодевшись почти сразу, мы следуем по горячему следу, захватывая небольшой отряд солдат, уместившийся в два тонированных кадиллака позади нас.
Я должен положить конец заносчивым грекам.
Иначе я никогда не увижу силуэт своего ангела.
Глава 2
Сумерки над городом сгущаются все больше, когда удается миновать контрольный пост, инкогнито проникая на территорию заведения.
Методично, как по отработанной схеме, кадиллак притормаживает возле двойной двери для персонала, оставляя нас вне досягаемости камер.
Лучано натягивает черную балаклаву на голову, так как мы об этом договорились часами ранее.
Но засранец просто не может не прокомментировать ситуацию.
– Действуем как шпионы на своей же территории, кто б знал.
Нино усмехается, подавая еще одну балаклаву Майкрофту, моему водителю.
– Какое-то разнообразие, не находишь, рапунцель? – Его голос лучится сарказмом, замечая, как в узких прорезях Лучано разгорается самый настоящий гнев.
Готов поспорить, он уже собрался завалить мою правую руку за такие комплименты его длинным волосам.
И речь не о тихой смерти на фоне лошадиной дозы снотворного.
– Ублюдок. – В его руке оказывается нож, намеренно размахивающийся перед лицом Висконти. – Как только это закончится, я доберусь до тебя, красавчик.
Нино прикладывает руку к сердцу, и это вынуждает меня закатить глаза.
О чем, черт возьми, думают мои люди, когда мы на грани вторжения?
Неизвестно, о чем именно сейчас договариваются греки.
О какой-то личной сделке или же о нападении на нас?
Это заставляет меня с силой сжать дверцу.
Никто не имеет права трогать то, что принадлежит мне.
Будь то вещь, будь то территория.
– Лучано и Майкрофт зайдут вперед нас как охранники, мы явимся чуть позже под видом посетителей. Раз они не настолько умны, чтобы оцепить все казино.
Замечая мою смену настроения, спешит разложить по полочкам ближайшие события Нино.
– Или не настолько глупы. – Кривая усмешка искривляет рот. – Но как гости они не те, которых ждут повторно.
Все они соглашаются. Иначе быть не может. Только не в выстроенном годами механизме.
– Сегодня может все пойти не так. Платон тот еще пиздюк, от него нет ничего ожидаемого.
После того как Майкрофт и Лучано занимают посты, мы проверяем наличие патронов в магазине.
– Греки. – Несколько безразлично тяну. – Как и договаривались, если начинается сомнение, давай нашим код красный и валим их всех.
Нино кивает, после чего мы выходим на промерзлую улицу.
Прохладный ветер ударяет, как пощечина. Он отрезвляет и напоминает о том, кто я и кем стал.
Это кажется таким правильным, но удушающим.
Словно есть некая крупица осознанности, диктующая о том, что сегодня прольется много крови.
– И какой ты подарок хочешь на Рождество, Висконти?
Он улыбается, подавляя в себе чуждые чувства слишком быстро.
– Если нас сегодня не убьют, то я сочту, что мы с вселенной квиты. – Равнодушно убеждает. – А ты? Чего хочешь ты?
Силуэт. Стройный, изящный, притягательный.
Запах жасмина.
Длинные нежные руки.
Это всё должно принадлежать мне. Другого не приму.
– Если нас сегодня не убьют, то я сочту, что это знак вселенной, и я получу желанный подарок на Рождество.
– Как ты услажняешь. – Бормочет под нос.
Удушающее помещение с миксом женских духов и тяжелого ликера сжимает шею.
Никогда не любил многолюдные места.
В особенности такие клоповники, где каждый старается казаться кем-то важным.
Вот они. Прямо в центре вокруг круглого стола, словно раскладывая пасьянс.
Рядом сидят неизветные парни, и, конечно, Платон и Атлас – боссы греческой таверны.
Леон либо слишком гениальный, чтобы разворачивать дела за моей спиной, либо до смешного наивный.
– А греческий дон умеет удивлять. – Прямо возле плеча шипит Лучано, скрытый мраком приглушенного света.
Игнорируя младшего босса, направляюсь прямо к их столу.
Эта игра зашла через чур далеко.
– Двойной виски. – Мой голос выдергивает спокойствие из всей компании.
Бегающие глаза Платона действительно умеют веселить. Неужели он не думал, что я догадаюсь или хотя бы полюбопытствую проследить за его людьми?
О, святая наивность.
– Данте? – Платон выпрямляется, изображая деловитый вид. – Хорошие у вас казино, ничего не скажешь, мы здесь…
Лучано, будучи владельцем всей сети, слышно хмыкнул.
– Привели американцев на нашу территорию? – С той же невозмутимостью продолжаю, обводя огранку бокала пальцем. – И какие же вы дела здесь проворачиваете?
– Может, ради веселья скажешь, что он всего лишь турист, а этот вообще твой сват, Атлас? – сдерживая смешок, вклинивается Нино.
– Ну же, не молчи, Платон, нам интересно, ты заинтриговал нас, сукин сын. – Последнее говорю с усмешкой, напоминающей кривую улыбку.
Каким же идиотом надо быть, чтобы вести такие дела на моей территории.
Но мужик не боится, и это вынуждает руку лечь на Глок.
Что-то здесь не так.
– Ты слишком самоуверенный ублюдок. – Только и гаркает на ломаном английском, поднимая руку.
Пуля попадает в плечо, разряжая воздух запахом горелого.
– А вот это зря, дорогой гость. – Предвкушающе улыбаюсь. – Не так у нас принято отвечать на гостеприимство.
Нырнув под стол, молниеносно среагировал, попадая ему и Атласу в ноги. Они что-то закряхтели, продолжая палить в нашу сторону.
– Ты правда счел нас настолько идиотами? – Он грязно рассмеялся, напоминая по звучанию желчь, льющуюся из горла наружу. – Сдавайся, малец, здесь все наши.
– Блять, это превратилось в гребаную традицию. – Вскрик Лучано отрывисто раздается посреди оглушающего града пуль.
Он прав, но их немного.
Не больше пятнадцати человек. Стоило приглядеться к нашим гостям мужского пола, но сейчас это не важно.
Перекатившись в сторону, осторожно оббегаю этот беспорядок, вовремя оказываясь за спиной уверенно уворачивающегося от пуль Платона.
Два коротких движения, и каждый из них оглушен ударом, как тряпичная кукла развалившись на полу.
Фишки летят в разные стороны, буквально превращая бар в настоящую русскую рулетку.
Их уже меньшинство, Лучайно и Майкрофт – идеальные киллеры, и я не сомневаюсь в них.
Весь мой взгляд сосредотачивается на американцах.
Один, к несчастью, убит, а вот второй подрывается, уверенно протискиваясь сквозь пулевую стену.
Двинувшись следом, пропускаю еще один укус стали в бедро. Стиснув зубы, следую за ублюдком.
Заметив меня, парень резко меняет курс с припаркованного Бентли на темный переулок.
Но ему не убежать.
Следуя по пятам, оббегаю коробки и прочий хлам, валяющийся под ногами в этом тошнотворном месте.
Забежав в старый подъезд, он ринулся к лестнице.
Отадской боли ногу сводит.
Но к чертям всё это, я должен догнать его.
Перепрыгивая через лестничные пролеты, я следую за ним до самой крыши, а потом вниз по пожарной лестнице.
Я бегу так быстро, что чувствую собственный пульс, разрывающий сердечные сосуды. Но именно это помогает мне загнать его в тупиковый переулок.
– Что вам нужно на моей территории? – Мой голос звучит угрожающе хрипло.
Он мешкается, но тут же надевает на себя беспечную улыбку типичного американца из рекламы апельсинового сока.
– Зря ты это сделал, Моретти.
Не успевая понять, в чем дело, и среагировать, сзади раздается еще один выстрел, окрашивающий мою голубую рубашку на три тона темнее.
Ничего не говоря, он пытается обойти меня, но я хватаю его за руку, вынуждая смотреть мне в глаза.
Я хочу понять, что грядет.
Он ничего не предпринимает, потому что я сам отпускаю его руку.
Утопающая слабость буквально создает вокруг сонливость. Она убаюкивает, вынуждая игнорировать боль от пули.
И я готов поклясться, что ступил одной ногой в забытье, но… снова тот же запах.
Запах жасмина вынуждает силой распахнуть навалившиеся кровью веки.
Тот же образ, но намного четче, о чем я и не мог мечтать.
Блендное женское лицо искривлено в хлестком напряжении, пока бледно-розовый шарф вжимается в мою грудь с такой силой, что это вынуждает глухо простонать.
Глава 3
Ария Беспуччи 24 года.
Газета в руках, перечитанная досконально порядка сотни раз, возвращается обратно в учебник по анатомии.
Скромная вырезка из вестника четырехлетней давности – всё, что осталось от прошлой меня.
Жизнь, прожитая в достатке вокруг своей семьи, стремительно оборвалась.
Всё, что я могла, – это перечитывать тот самый единственный баннер в элитном издании о пропаже благородной итальянки.
Секрет, который никто и никогда не узнает.
В конце концов я построила новый мир вокруг себя. И больше это спокойствие я не отдам никому.
– Карла, поторопись, вот этих двух нужно отвезти на рентген.
Голос Дороти, старшей медсестры, оглушает светлый коридор. Рукой женщина указывает на каталки с двумя пациентами.
Подозвав к себе Патрика, она остается снисходительной, выделив мне помощника.
– Я не уверен, но мне кажется, у него проблемы с печенью.
Санитар указывает в сторону каталки.
Хмурюсь, возвращаясь к амбулаторной карте.
У мужчины есть проблемы с алкоголем, но пока его печень все еще в строю.
Стоит взять соответствующие анализы, чтобы понять ее работу.
– Давай пока завезем их к Калебу, а после рентгена получим его рекомендации.
Он соглашается, и поочередно мы завозим две каталки в просторный серебряный лифт.
Медикаментозный запах давно вжился в кожу, проникая вглубь сознания настолько, что я больше не чувствовала его при приходе на работу.
Эта больница в первые дни казалась настоящим адом, совсем не то, что я представляла себе, будучи мечтающим подростком, лежащим на шикарной кровати из красного дерева.
Однако всё, что мне довелось пережить и чему стоило научиться, было лучшей школой жизни.
Как правило, сутки в больнице учат тебя ценить маленькие радости ввиду сна и еды, переставая акцентировать на мыслях о доме и семье.
Тяжелая смена заканчивается в девять вечера. Как и всегда на протяжении двух последних лет.
Сразу после того, как мы сверяемся с анализами обследуемых пациентов.
Просторная тихая ванная сразу за операционной приветливо встречает скрипом тяжелой двери.
Быстрый душ позволяет немного сбросить напряжение, прежде чем я споласкиваю волосы.
Запотевшее зеркало протираю полотенцем.
Видок удручает своей нестабильностью.
Длинные в прошлом золотые, а теперь грязно-каштановые волосы неряшливо спадают на лицо, но быстро скручиваются в замысловатый кокон.
Ты сама выбрала эту жизнь, Ария.
Ты выбрала свободу, ставя на чашу весов всё против брака с жалким человеком.
Закончив, выхожу из больницы, имея при себе лишь небольшой рюкзак с парочкой книг и двух полных контейнеров с обедом, которые я опять не успела опустошить.
Морозный воздух и разукрашенные магазины напоминали о приближающемся Рождестве.
Но Рождество имело примитивную ассоциацию с домом, когда вся наша многочисленная родня собиралась в элитном клубе за длинным сервировочным столом.
Впрочем, все три, что я провела в одиночестве, были любезно проведены в отделении на ночных сменах.
Неблагополучный дешевый район встретил периферией своих ароматов.
Но больше меня это не волновало.
Давно прошел тот период, когда я вздрагивала от каждой тени позади.
Воспоминание младшей сестры, которая так любила на Рождество оформлять имбирные пряники, врезается в сознание, но так же быстро исчезает.
Стоит услышать громкое мяуканье кошек и шуршание мусорных коробок.
Я должна пройти мимо, но эти звуки… Они, как ни странно, пробуждают во мне человечность.
Только вот вместо бедного измученного котенка, в прижатом к асфальту теле, я узнаю огромного мужчину.
Он, как нечто инородное, лежит посреди тихого, пропитанного грязью и запахом мочи переулка.
Так, как будто уже мертв, и что-то шевелится внутри, говоря, что стоит сделать ноги.
Он слишком не вписывается в привычную картину безопасности.
Но глухой кашель останавливает.
Я врач.
Я не могу бросить того, кто во мне нуждается. Это не профессионально и не то, что я могу себе позволить.
Медленно, почти опасливо подхожу, отмечая бледность кожи. Никакой опасности для меня, но есть для него.
По внешней оценке его ребра раздроблены пулей, в то время как из бедра также капает, собираясь мелкими каплями, багровая кровь.
Приподняв края рубашки, лишь подтверждаю это, находя мелкую прорезь.
Ария! У него чертова пуля, он опасен!
А вдруг он вообще шел за тобой и на него напала местная банда?
Эта теория укрепляется в голове. Слишком хороший, дорогой костюм, шелковая рубашка, а парфюм даже не перебивает кровь и местные ароматы.
Это выглядит как опасность.
Мешкаюсь всего секунду, в момент, когда он открывает глаза.
Два огромных изумруда захватывают в свой плен.
Они умоляют не оставлять. Лишь одной своей яркостью.
Сорвав с шеи клетчатый шарф, прижимаю к его ране, стараясь между делом проверить, не задета ли артерия на бедре.
Но, судя по мелким каплям, ему повезло.
Глухой, почти неслышный стон, напоминающий падение какого-то тяжелого предмета, вынуждает поспешить.
Иисус, Ария, что ты делаешь?
Я не могу противостоять желанию помочь ему. Не могу бросить его на дороге.
Вытащив наспех мобильник, набираю Джемму.
– Карла? – Оживленный веселый голос звеняще проносится по трубке.
– Джемма, дорогая, ты сейчас на работе?
Пытаюсь сохранять спокойствие. Но, черт возьми, я спасаю жизнь кому-то из теневого мира и не знаю, какие последствия за этим последуют.
– Да, мы патрулируем южный район. – Невесело подтверждает, параллельно уточняя у водителя дорогу.
– Я в двух дворах от верхней улицы, здесь мужчина в критическом состоянии, нужна ваша скорая, как скоро сможете приехать?
Она что-то уточняет у водителя, когда в трубке раздаются слабые помехи. После чего голос снова обретает четкость.
– Поняла, будем у вас через десять минут, дождетесь?
Куда же тут бежать.
Судорожно пролетело в сознании.
– Дождемся.
Его черты расслаблены.
Такие люди, как он, никому не доверяют, но то, как его тело расслабилось при виде меня, удручает.
Неужели я взяла на себя такую ответственность?
Я врач, и это всего лишь помощь тому, кто попал в беду.
Приедет Джемма и отвезет его в другую больницу.
Он никогда не узнает, кто помогал ему.
Я в безопасности.
Глава 4
ДантеУдушливая жажда сдавливает горло, наполняя легкие невыносимой тяжестью.
Боль в груди быстро отрезвляет, прогоняя прочь нависшую сонливость. Это чувство впивается в руку так же стремительно, как и игла катетера.
Но больше я не спокоен.
Нет запаха жасмина и бережных касаний. Лишь жесткая отрезвляющая боль, наполненная медикаментозным запахом.
Превозмогая себя, открыл глаза, едва не простонав от яркого больничного света.
Гребаные придурки! Кто додумался перенаправить на мое лицо прожектора?
– Данте! Черт возьми. – Нино хрипит рядом, вынуждая меня повернуть голову в направлении басистого голоса.
Бледный как полотно с гипсованной рукой, он смеряет меня взглядом, полным недовольства.
– Ты настоящий мудак! Где тебя носило?
Усмешка расползается по моему лицу, принося неприятную скованность в лицевых нервах.
– Загонял в угол американца.
– Где я, черт возьми, должен был найти тебя, босс? – Он закатывает глаза, зачесывая темные волосы назад. – Ты телефон выронил в двух кварталах от места, где тебя нашли. Так что теперь я настаиваю на вживленном чипе.
События снова окунают меня в водоворот чувств.
Это воспоминание. Это идеальное лицо, которое я не могу забыть.
Было ли оно явью?
– Найди мне девушку с духами, которые пахнут жасмином. – Бросаю как нечто само собой разумеющееся.
Лицо Висконти искажается в замешательстве. Чистое непонимание сосредоточено вокруг моих слов.
Я и сам не знаю, чего прошу.
Даже тогда, год назад, все это дерьмо осталось под моей кожей, и никто из моих солдат не узнал об истинной причине той живучести.
– Что?
Я снова пытаюсь выдавить усмешку, но лицо едва ли слушается. Похоже, они снова накачали меня транквилизаторами, как чертову лошадь.
– Девушка, которая привезла меня сюда. – Не унимаюсь.
Его лицо озаряется смутным пониманием, когда он кивает, убираясь за двери.
Минуты, наполненные дикой потребностью, превращаются в часы бесконечного ожидания.
Так ли она хороша сейчас? Или мое сознание создало в голове образ непокобелимого ангела?
Врач ли она или всего лишь очевидец, что не остался равнодушным?
Неужели это судьба? Видеть два раза подряд на пороге смерти одного и того же чело…
Ставные железные двери частной палаты распахиваются, вынуждая затаить дыхание.
Нино практически насильно впихивает брюнетку азиатской внешности в палату, продвигая ближе к моей кровати.
Лицо медсестры озаряется интересом, рассматривая мою фигуру.
Но это не она. Нисколько не она. И даже одним простым движением рук… не она.
– Я так и не поняла, что вам нужно? – зло бросила в лицо Висконти с явным акцентом. – Вы хотите, чтобы я проверяла его показатели?
Мысль озаряет, но лишь на секунду.
– Сделайте это, док.
Она неуверенно приближается ко мне, стараясь смотреть лишь на датчики и экран с жизненными показателями.
Еще бы. Данте Моретти в обычной жизни без труда внушает страх окружающему люду, а в этом изрезанном, забинтованном состоянии, готов поспорить, что напоминаю монстра. Франкенштейна.
Ее руки подрагивают, пока сжимаются вокруг планшета. Но в глаза бросается не это.
Запах почти различимый. Почти невесомый. Но это… Жасмин?
– Скажите, док, а ваша напарница любительница сладких духов?




