Антология хоррора 2019

Санаторий

Каждый день я ходила на прогулку. «Это полезно при вашем состоянии», сообщил доктор в первый же день. Что же, полезно так полезно. И я ежедневно, в 8.32 надевала свою любимую шляпу с алой лентой, накидывала теплый платок на плечи и отправлялась в парк при санатории. Усыпанные мертвой листвой дорожки навевали на меня меланхолию, но я продолжала выполнять назначения доктора Палмера даже спустя столько лет. Он очень гордился бы мной, если бы не уехал от нас чуть ранее.

В 8.47 я доходила до дальних ворот. Да, пожалуй, для парка это место маловато, так, несколько коротких аллей, собирающихся к центральной площади, она же площадь перед главным зданием. За долгие годы я изучила каждый уголок и могу пройти этот путь даже с закрытыми глазами. Прогулка назад занимает всегда чуть больше времени, и к 9 часам я стою напротив огромного особняка. Краска на нем давно облупилась, свисает хлопьями.

Оглядываюсь по сторонам. Центральная площадь украшена резными скамейками, на одной из них лежит забытый кем-то из маленьких гостей санатория игрушечный робот. Кажется, этот малыш, его хозяин, уже уехал. Это, конечно, к лучшему. Хотя может быть у него просто не было повода остаться. Я до сих пор не знаю наверняка, почему мы с Анджелой и еще несколько наших соседей так задержались.

– Миссис Коллинз! – мне навстречу по ступеням сбежала молодая темноволосая девушка в темно-синей форме медсестры. Юная Анджела присматривала за мной и немного переживала из-за моих ежеутренних прогулок в одиночестве.

– Ничего, милая, ничего, я уже вернулась.

Медсестра молча протянула мне два стаканчика – с водой и с парой разноцветных таблеток.

– Вы снова забыли… – с укором посмотрела она на меня, пока я глотала горьковатые капсулы. – Вы ведь знаете, без них нельзя…

– Да, милая, да, конечно знаю. Прости, сегодня я снова припозднилась с выходом и сильно спешила.

Она взяла меня под руку, помогая подняться по ступеням. Ветер, как и всегда, налетел на нас, заставив вздрогнуть и чуть теснее прижаться друг к другу. Близость холодов ощущалась все сильнее, пар при дыхании становился все заметнее, а листвы на деревьях становилось все меньше. Стоя на верхней ступени, я обернулась. Скоро в больничном парке останутся лишь голые деревья да несколько старых елей. Умирающая природа подходила этому месту как нельзя лучше.

Анджела говорила что-то о том, что осталось всего несколько минут, хотя я, конечно, и сама знала об этом. Наше расписание не менялось уже десяток лет и все давно запомнили свои роли. Я поглядывала на такие знакомые, давно уже опостылевшие мне стены, штукатурка на которых покрылась трещинами и сколами, местами отсырела и осыпалась. Нам с моей милой сиделкой полагалось успеть дойти до двери столовой. Чем ближе мы подходили, тем отчетливее становился неприятный запах, тем чаще попадались на стенах пятна копоти. Когда мы уже почти подошли к концу нашего недолгого пути, высокая дверь столовой отворилась и навстречу нам, не глядя, вышли два молодых парня и девушка, одетые по-зимнему, с небольшими фонариками в руках.

– …призраков видели. Я, конечно, не верю, но знаете же, как это бывает в старых домах, не веришь, а темные углы все равно подальше обходишь, – бодро говорил тот, что повыше. Голос его звучал уверенно и даже как будто чуть насмешливо, но фонарь, высвечивающий черные тени, заметно подрагивал в его руке. Мы молча прошли сквозь них. До взрыва бытового газа в кухне за столовой оставалось меньше минуты. Снежные хлопья медленно опускались на голый парк у давно выгоревшего изнутри здания санатория.

Подарок

Пролог

Подмышки были влажными от пота, ещё немного, и она станет липкой и отвратительно воняющей, как личинка мухи сами знаете в чём. Шелковая блузка, купленная «для особого случая», неприятно прилипла к спине и единственным желанием Евы было стащить пальто и выбросить его в ближайший мусорный бак. Но даже на это времени катастрофически не хватало. Праздник не может начаться без главной его участницы.

19.20 вторник

станция метро «Гостиный двор»

Ева лавировала между встречным потоком пассажиров метро и вяло шагающими в одном направлении с нею людьми, обгоняя их при любой возможности. Она чувствовала себя сперматозоидом, рвущимся через струю заторможенных собратьев, чтобы скорее проникнуть в чрево вагона метро. Но на «гостинке» попасть в вагон было непросто, особенно в час пик. Девушка остановилась возле двойных дверей, которые ненавидела почти также, как двери лифтов в высотках. На таких станциях картинка, придуманная в детстве, часто всплывала в воображении: внешние двери открываются, ты шагаешь в открывшееся пространство и понимаешь, что поезд с отвратительным скрипом тормозов приближается к тебе огромной и смертоносной махиной.

Яркий свет несущихся на тебя фар слепит сильнее, чем десятки вспышек фотоаппаратов. Ты замираешь в ожидании собственной гибели, не в силах пошевелиться или наполнить воздухом лёгкие, сердце перестает биться, а затем взрывается, раздавленное грудной клеткой. Мозг, который только что работал, как хороший жёсткий диск не старого ещё компа, в одно мгновение перестает функционировать, разлетаясь на множество разноцветных фрагментов…

– Девушка, вы заходите? – спросил старческий голос из-за спины.

– Да, конечно. – не оборачиваясь ответила Ева и протиснулась в вагон подъехавшего поезда.

19.40 вторник

Васильевский остров

Перепрыгивая через лужи и стараясь не попасть под брызги от колес, проезжающих мимо автомобилей Ева торопливым шагом приближалась к маленькому и уютному кафе в глубине Васильевского острова. Светофор на несколько секунд заставил ее остановиться и выровнять дыхание. Сердце гулко стучало в ушах от быстрой ходьбы. Неприятный холод неожиданно пробежал между лопатками, и девушка инстинктивно передернула плечами, чтобы стряхнуть с себя это ощущение. Как будто кто-то пристально смотрит тебе в спину, буквально прожигает дыру в позвоночнике, и ты не знаешь стоит ли тебе оборачиваться или лучше бежать подальше от этого взгляда, так и не узнав кому или чему он принадлежит.

Загорелся зелёный сигнал светофора и Ева, стараясь сглотнуть, как тошноту, накативший на неё страх и не обращать внимание на свернувшееся в глубине желудка предчувствие чего-то плохого, направилась в сторону видневшегося в конце переулка кафе.

19.55 вторник

Кафе на Васильевском острове

Распахнув дверь Ева втянула ноздрями ароматную смесь кофе, ванили и свежей сдобы с корицей и направилась к столику в глубине зала, постепенно сбавляя шаг. Остановившись в центре пустого кафе она прислушалась, пытаясь уловить хотя бы какие-то звуки, кроме мелодии, звучащей из динамиков – странной музыки, монотонной, как будто стонущую от невыносимой боли скрипку заставляют играть свадебный марш… Не считая мелодии в кафе стояла гробовая тишина.

В углу зала, на забронированном по случаю дня рождения Евы столике, стояла коробка, обернутая яркой подарочной упаковкой с изображенными на ней детскими рисунками. Рисунками, нарисованными когда-то Евой.

Идеальная коробка с красивым бантом, стоящая в красном свете абажура, внушала животный ужас и завораживала. Только подойдя ближе Ева поняла, что неровная тень на скатерти – это красная жижа, в которой стоял подарок, который несомненно был приготовлен для неё.

«Чтобы это ни было – я ни за что не открою эту чёртову коробку. Хотя скорее всего это просто дурацкая шутка друзей…» – безуспешно попыталась себя успокоить Ева и попятились к выходу.

23.55 вторник

Дворцовая площадь

Она потеряла чувство времени. Выскочив из кафе под холодные струи осеннего ливня Ева, отгоняя от себя любые мысли, побежала в сторону освещённого и оживлённого центра города. Стрелка, Дворцовый мост и набережная, сад Зимнего, Дворцовая площадь, Адмиралтейство, Исаакий… Она металась среди памятников, музеев, площадей и парков, не находя места, где можно спрятаться от сжирающего её страха.

Толпы туристов в одинаковых дождевиках были похожи на злобных карликов, оживающие статуи напоминали монстров, родившихся из камня, в лицах одиноких прохожих она видела гримасы чудовищ.

«Я схожу с ума», – подумала Ева и вдруг разглядела за стеной дождя фигуры Атлантов.

«Они сильные, они спасут меня», – пробормотала Ева и спряталась под портиком дома на Миллионной. Она прижалась к гигантской ступне каменного Атланта, закрыла глаза и попыталась успокоиться, но страх ледяной рукой сдавил ей горло. Ева попыталась позвать на помощь. Вместо крика получился сдавленный стон, который забрал из её лёгких последний воздух. Темнота поглощала её всю, проникала в самую глубину ее сознания, медленно и настойчиво забирая все силы девушки.

«Так душа и улетает в небо, когда приходит смерть», – подумала Ева уже без страха.

Ей стало всё равно, что с ней будет. Только бы скорее все закончилось…

Эпилог

Урчащий звук мотора напоминал об обычной жизни: женихе, друзьях, родителях, бабушке и дедушке, бывших возлюбленных, любимой подруге… Ева сжимала веки, боясь увидеть то, что находилось рядом с ней. И того, кто находился с ней в автомобиле. Она не слышала, но чувствовала рядом чьё-то зловонное дыхание. Тошнотворный запах гнили, казалось, пропитал воздух насквозь.

– Зря ты не открыла ту коробку. Я собрал в ней по частичке каждого из тех, кто когда-либо был дорог тебе…

Гнев

– Ну и «шляпа» этот твой робот-пылесос, настоящий убийца, – причитал Сева, изнывая от боли в спине. Пару часов назад курсы выехавшего из детской робота и бежавшего к звонящему телефону Севы пересеклись, отец семейства потерял равновесие и спиной ударился об коляску, загораживавшую половину прихожей.

– Может, в больницу? – волновалась жена, укачивая на руках плачущего ребенка.

– Чтоб меня там до смерти залечили?! Ерунду не предлагай. Вот чего он орет?! У меня уже и спина болит, и голова от его криков. А таблеток нет, аптечка пустая. Ты хоть проверяла ее?!

– В аптеку сходи. И не кричи на меня, – всхлипывая, ушла в детскую жена.

На улице была именно та погода, про которую говорили, мол, хороший хозяин в такую и собаку из дома не выгонит. Небо было плотно затянуто облаками. Сильный холодный дождь не оставлял сухими даже тех, кто шел с зонтом. Ветер рвал с деревьев пожелтевшие мокрые листья. Сева накинул на голову капюшон, но ветер то и дело срывал его. Это жутко раздражало. Как и то, что кеды моментально промокли.

Раздражение было главным его чувством в этот момент. Бесило всё: больная спина, несмолкающий сын, жена, которая ничего с ним не могла сделать («И пыталась ли?!»), чёртов пылесос («Будь проклят тот день, когда…»). Бесило, что дома не было лекарств («Я должен за всем этим следить?!»). Бесил ветер и дождь, отсутствие нормального освещения. Бесило, что аптек у дома шесть штук, но круглосуточная только одна в нескольких кварталах от него. Гнев раздувал его как воздушный шар, тронь – он взорвется. Он был грозовой тучей, которая вот-вот разразится целым каскадом молний, взведенным курком оружия в руках эмоционально нестабильного человека.

Круглосуточная аптека была маленьким закутком, где сквозь решетчатое окно отпускали страждущим необходимое. Помимо Севы, в очереди оказались двое характерно пахнущих аборигенов, перед ними у самого окна старуха. Ожидание затягивалось. Провизор никак не мог выиграть у бабки в игру «Угадай название таблеток по описанию их формы», несколько раз просил вернуться с рецептом. Но старуха была непреклонна. Между тем, тошнотворный запах настолько распространился по маленькому помещению, что прошибал слезу.

– Эй, старая, – вскипел Всеволод, – ты б очередь пропустила, пока название пилюлек вспоминаешь. Ты не одна.

– Да я быстро, подожди, миленький.

– Не хочу я больше ждать! Давай, бабусь, пропускай, нехрен людей задерживать!

– Не серчай, сынок, сейчас все вспомню и пущу. Такие круглые были таблеточки, мелкие, белые…

– Да иди ты в жопу, карга старая, я из-за тебя тут уже минут пятнадцать стою говном дышу. Пошла, говорю, вон отсюда. Иди, вспоминай в другом месте, – дерзко пододвинул Сева старушку от окна и обратился к провизору: – Доброй ночи, дайте мне мазь и таблетки обезболивающие.

На выходе Сева услышал обрывок фразы от обиженной старухи: «… и останется только вспоминать».

Буря стихла. Дождь почти закончился. Ветер становился все слабее. Покинув круг света от фонаря около аптеки, единственного на целой улице, Всеволод бодро зашагал домой. Сам факт, что лекарства куплены, уже предавал ему облегчение. Он шел и думал, что, наверное, зря сорвался на жене, что она и без того устает, пытаясь научиться быть хорошей мамой для их такого беспокойного трехмесячного малыша. Думал, что неплохо будет сделать жене сюрприз, отправить на весь день куда-нибудь отдохнуть.

Внезапно Сева заметил, что дождь окончательно стих, ветра нет, кругом не горят ни окна многоквартирного дома, ни одинокие фонари, тускло светившие, когда он шел в аптеку. И тишина. Абсолютная. Давящая. Сева ускорил шаг. Ему уже было все равно на боль в спине и обиду на весь мир. Ему было тревожно. И эта необъяснимая тревога нарастала, обволакивая его.

Где-то сбоку послышались шорохи. Он остановился, направив свет телефона на ближайшие кусты. Несколько секунд он стоял, не дыша, ожидая чего-то страшного, по спине струйками стекал пот. Из кустов, почесываясь, вылез большой рыжий пес, понюхал штанину Севы и побежал дальше по своим собачьим делам. Севе даже стало смешно над тем, что он испугался какую-то дворнягу.

Домофон у подъезда, обычно переливавшийся огоньками подсветки, был темен и не подавал признаков жизни, замок был открыт. «Всё ясно, электричество отключили во всем районе, наверное, опять авария на подстанции, ерунда», – подумал Сева. Он поднялся на свой этаж, открыл квартиру. В прихожей попытался не врезаться в ту злосчастную коляску, которой травмировал спину. Но ее не оказалось на месте. «Хм, странно». Разделся, повесил одежду в шкаф, показавшийся ему слишком просторным. Дошел до кухни, выпил таблетку обезболивающего. Вскипятил чайник («Хорошо, что плита газовая и чайник обычный есть»), налил жене чай, взял купленную мазь и пошел уговаривать натереть ему спину.

Зашел в спальню, поставил чашку на тумбочку, сел на кровать. Привычным движением он занес руку, чтобы погладить жену по голове. И промахнулся. Подсвечивая телефоном, он осмотрел кровать. Пусто. «Уснула в детской на тахте?» Пусто… И детская – не детская, а просто пустая комната. Врезаясь в дверные косяки, Сева побежал искать вещи жены. Но их не было. Не было на стене и их фото: знакомство, поездка в Сочи, свадьба, выписка из роддома. Ничего не было. Сева прислонился спиной к стене и медленно сполз на пол. Шутка, а ведь это наверняка была шутка его жены, затянулась.

Дрожащими пальцами он набрал ее номер телефона. «Набранный вами номер не существует». Он набирал номер снова и снова. Он не понимал, куда могла деться его семья, их вещи. Набрал номер тещи. «Набранный вами номер не существует». Теща живет недалеко, на другом конце района, через сквер рукой подать. Надо бежать к ней, они наверняка там. Почему она так поступила? По-че-му?

На улицу Сева выбежал в расстегнутой куртке, в промокших не зашнурованных кедах, было не до того. Холодало. В сквере ему то там, то тут мерещились какие-то призрачные фигуры, казалось, что он слышит детский плач. Но никого не было рядом. Он шарахался от любого звука. Ему даже показалось, что он заблудился. Он повернул назад, потом снова пошел в сторону дома тещи. Он постоянно останавливался, оборачивался, ускорялся, замедлялся. И совсем не смотрел под ноги, запинался, падал, вставал и продолжал идти.

***

Мужской крик разорвал тишину, захлопнулась металлическая крышка канализационного люка, с деревьев сорвались с шумом птицы.

– То-то же! – прозвучал голос старухи.

***

Ранним утром, еще до того, как рассвело в сквер на пробежку вышла девушка. Ее внимание привлек огонек фонарика телефона, валявшегося на земле. Она подняла его. С экрана на нее смотрела счастливая пара, держащая в вязаном одеяльце малыша. Телефон пропищал о нулевом заряде и выключился. На черный асфальт ложился первый снег.

Месть

Родные сестры Татьяна и Анна жили сто двадцать лет назад. Они были потомственными целительницами, и помогали людям. Дар передался им по материнской линии. Однако судьбы женщин сложились по-разному.

Анна вышла замуж, родила дочь и продолжала использовать свой дар во благо.

Татьяна перенесла серьёзную операцию, которая поставила крест на её материнстве. Муж ушёл к другой женщине.

Что-то надломилось в отношениях. Сёстры отдалились, а потом и вовсе забыли о существовании друг друга.

Ходили слухи, что Таня сгинула…

3 октября 1978 года

Ночь

Галя проснулась от боли. Кольцо, доставшееся ей от прабабки, жгло средний палец левой руки. Да так сильно, что хотелось его отрезать. Она сунула руку под одеяло и прижала к груди, повернулась на бок и сморщилась.

«Никогда такого не было. Видимо на материал аллергия? Хотя, почему раньше не проявилась? Может зря сняла, когда вчера в бассейне плавала?» – недоумевала девушка.

В комнате стояла пронзительная тишина.

Сегодня Галине исполняется семнадцать лет. Вечером будет музыка и веселье. А тут казус такой.

«Зачем я согласилась надеть этот антиквариат год назад?»

3 октябрь 1977 года

– Носи, доченька, и не снимай ни при каких обстоятельствах. Это защита, – уверяла мать.

– А от чего защита или от кого? – вопрошала Галя.

– Ты – комсомолка, тобой Маркс и Энгельс двигают. Если расскажу, всё равно не поверишь. И зачем тебе голову забивать? Сболтнёшь в школе лишнее, проблем не оберёшься. И вообще мать надо слушать.

– Есть слушать родных. И всё же?

– Так надо и точка.

3 октября 1978 года

Ночь

«Да, я – член школьного комитета комсомола, материалистка. Я не верю – ни в бога, ни в чёрта, но что происходит?!»

Кровать скрипнула. Девушка села, поджала ноги и обхватила коленки.

– Помоги-и-и мне-е, – услышала Галя незнакомый женский голос рядом со своим ухом, – помоги-и-и!

От ужаса мышцы живота собрались в комок, а глаза зажмурились.

– Вытащи-и-и, – протяжно повторил голос.

Холодный пот выступил на лбу.

В квартире, кроме Гали никого не было. А голос не унимался.

– Освободи- и-и меня- я-я.

«Главное не разговаривать. Я верю в светлое будущее. А ещё верю в то, что вижу, в то, что можно потрогать и попробовать. И вообще надо включить свет», – убеждала себя испуганная девушка.

Слезть с кровати она не смогла. Охватившая паника мешала распрямить ноги. «Комсомолка я или нет, в авангарде я или трусиха?!»

– Пой! – скомандовала Галя и запела, тихим и дрожащим голосом, – вих-ри враж-деб-ные ве-ют над на-ми, тём-ные сии-лы нас злоо-бно г-гне-тут.

– Отда-й кольцо-о! Не отдаш-шь – с паль-цем откушу-у.

На трясущихся полусогнутых ногах она подошла к выключателю, и клацнула по нему. Лампочка вспыхнула, искры от неё полетели в разные стороны, а стекло звонко посыпалось на пол, словно в неё кто-то выстрелил.

Слёзы текли из глаз, ком стоял в горле. Руки и ноги сделались ватными, и она присела на корточки,

– В бо-й роков-ой мы всту-пи-ли с врага-ми…, – пела она сквозь слёзы.

– Освободи-и-и. Сними-и оковы-ы, – вновь заговорил голос.

А у Гали случился дыхательный спазм и приступ удушья.

Она попыталась стянуть оберег, но тщетно.

«Надо найти ножовку и распилить кольцо», подумала девушка. И неожиданно пилка появилась в её руке.

В квартире было темно, а тишину нарушал скрежет по металлу, который вызывал ноющую боль в зубах.

Когда ей удалось снять бабкино наследство, она швырнула его под кровать и на четвереньках поползла в санузел. Точнее потащила своё неуправляемое тело. Трусы и ночная сорочка были мокрые.

– Я – член-н-н ком-м-митета комс-сомола наш-шей ш-школы, – выла она в голос и еле двигалась на четырёх костях.

В туалетной комнате горел свет. От этого сделалось жутко. Девушка понимала, что в квартире находится сущность и никакой «Капитал» ей не поможет.

Там на полу лежало зеркало. Галя боялась к нему приблизиться. Невидимая сила заставила её посмотреться. Она пришла в ужас, когда вместо юной девушки увидела безглазую уродливую ведьму,

– А-а-а-а-а-а, – заорала Галина и разбила зеркало о ванну.

– Теперь ты стала мною-ю-ю! Спасибо-о-о за зрение-е-е и свободу-у-у, – злорадствовал голос, – у меня теперь будет полноценная семья-я и молодость! А твой удел готовить варево вурдалакам-м. Не переборщи с солью, комсомолка-а-а! Хха-ха-ха-ха-ха!!!!

Сердце билось о рёбра, а девчонка хватала воздух ртом, как рыбы на берегу и молчала. Сил противостоять невидимой твари не было.

– Скоро будешь дома, среди своих-х! Хха-ха-ха-ха-ха!!!

3 октября 1978 года

Утро

Мать пришла с работы, заглянула в спальню. Дочь лежала в кровати.

«Как она похорошела за ночь. Вот что значит поспать досыта. Расцвела, словно цветок», – подумала она. Женщина заторопилась на кухню, чтобы приготовить завтрак имениннице.

Татьяна, потянулась в постели, распахнула глаза и улыбнулась хищной улыбкой. Старинный перстень украшал средний палец правой руки.

Неприкаянный

«Неужели она смотрит на меня? Какие у нее бездонные голубые глаза. Прозрачные, как сегодняшнее небо. И волосы такие золотые. Будто ее голову обрамляет соломенная шляпка».

Егор стоял посреди галдящей площади и ничего не замечал вокруг, кроме девушки в сарафане с красными маками. Она улыбалась и будто гипнотизировала его. Парень смущенно отводил глаза и через время вновь встречался с ней взглядом.

«Автобус уже идет. Черт, как не вовремя! Следующий только через час, опоздаю».

Егор, заглядевшись на красавицу, заметался на месте, вдруг оступился и упал на брусчатку. Через пару секунд недалеко от него раздался мощный взрыв…

«Что происходит? Я был без сознания? Сколько? Почему так гудит голова и где звук?»

Егор с трудом открыл глаза. Он лежал на усыпанной обломками площади. Люди в форме не давали прорваться через ограждение бьющимся в истерике гражданским, а между лежащими в эпицентре взрыва телами в это время спокойно и плавно передвигался робот-сапер. Как только парень попытался приподняться, к нему подбежала женщина в белом халате и стала энергично привлекать к себе жестами чье-то внимание.

– Ну-с, голубчик, как Ваше самочувствие? – доктор светил маленьким фонариком по очереди в каждый глаз и улыбался. – Можете хоть что-то рассказать о себе?

– К сожалению, – парень вздохнул и развел руками. – Я пытался, но увы. Ничего в голову не идет.

– Это вполне объяснимо. Контузия, шок от увиденного. Я тут посмотрел фотографии оттуда. Жуткое зрелище! Вам очень повезло, что Вы упали. В бомбе было столько всяких поражающих элементов, что многих опознать можно будет только по ДНК. Они до неузнаваемости обезображены, – мужчина выглядел очень расстроенным. – Но у меня есть и хорошая новость. Нашли Ваш рюкзак с документами. Вас зовут Хомяков Егор Вадимович. Пока ни о чем не говорит?

– Как будто впервые слышу это имя, – у Егора на глазах выступили слезы.

– Срочно прекратите это мокрое дело, – доктор легко ударил кулаком по столу. – Всё зависит только от Вас. Усиленно отдыхаем, расслабляемся и лечимся. Дополним рацион еще вот этим лекарством. Предупреждаю, что будет чувство легкости, эйфории и даже возможен небольшой галлюцинногенный эффект. Но это все временное явление. Главное – не пропускать прием и следовать моим инструкциям.

Пациент принял в палате таблетки и лег на кровать. Он смотрел в потолок и не знал, как жить дальше. Странно, что до сих пор к нему так никто и не пришел.