Медиум из высшего общества

Слезы снова показались на глазах, но я отерла их тыльной стороной ладони. Нет, я больше не стану плакать, я стану действовать! Валери будет похоронена не как какая-то там «гадалка», а как близкий мне человек. Когда закончится следствие, я приведу в порядок ее земные дела, выплачу долги, если они были, раздам вещи нуждающимся, распоряжусь, чтобы смыли пентаграмму с пола и сняли амулеты со стен… Мне представилась пустая, будто лишенная причины для собственного существования, квартира. Бог с ней! Это лишь внешняя оболочка. Богатство человека – в его деяниях, а не в вещах, которыми он окружает себя при жизни. Вот только… что делать с Ромио?

В этот момент из кабинета раздался женский вскрик. Поскольку в квартире были только мы с Вельминой, я сделала вывод, что кричит она, и кинулась туда.

Вбежав в комнату, увидела следующую картину – горничная, схватившись за голову, разглядывала лежащую у ее ног погребальную урну. Судя по валяющейся рядом метелке для пыли, Вельмина убиралась в кабинете, но, передвигая журналы на полке, случайно толкнула урну.

– Что случилось? – спросила я, подходя.

Нет, урну она уронила не случайно. А тогда, когда прочитала надпись и сообразила, что это именно урна. Я поняла это, стоило разглядеть лицо Вель, на котором отразился весь спектр эмоций, начиная от страха и заканчивая крайним изумлением.

– Меня уронили! Это безобразие! – послышался сердитый голос.

Из стены до половины высунулся дед. Вид у него был донельзя разгневанный.

– Я сейчас кому-то руки оторву, – пообещал он, глядя на побледневшую горничную. – Аккуратнее надо быть с мертвыми – они и ответить могут!

– Дедушка, пожалуйста, успокойся! – Я ободряюще кивнула Вельмине. – Иди, я сама разберусь.

– Какой я тебе дедушка? – рявкнул он. – Мы же договорились!

Вель исчезла с такой быстротой, будто дед гнался за ней, размахивая собственной урной.

– Немедленно поставь меня на место! – приказал дед и шагнул из стены. – Надеюсь, урна цела? Иначе тебе придется заказывать новую и, срань господня, соскребать мой прах с пола!

Я подобрала урну и внимательно ее осмотрела. Слава богу, гранит с Неверийского кряжа был крепок, как стены, окружавшие Валентайн.

– Стой! – воскликнул дед, когда я потянулась к полке. – Почему бы тебе не подобрать для меня другое пристанище?

– А чем тебя это не устраивает? – невинно поинтересовалась я, подвигая поближе к урне последний номер «Нарядного обозревателя».

– Пф-ф, – фыркнул дед. – И в кого только ты такая вредная уродилась?

Я благоразумно промолчала. Если вредность во мне и присутствовала – ее источник сейчас стоял напротив. Точнее, дух источника.

– Обвинение в убийстве с тебя снимут? – между тем, спросил дед и уселся за мой рабочий стол, словно за свой.

Я кивнула. Подобрала метелку, отнесла к двери и повесила на ручку – Вель заберет, когда вернется.

– Она была тебе близка, та женщина, которую убили? – вдруг спросил дед.

С удивлением взглянув на него, поинтересовалась:

– Откуда ты знаешь, что это женщина?

Бенедикт невразумительно пожал плечами, из чего я сделала вывод, что наш разговор с Расмусом он подслушал.

Подойдя, остановилась у стула, на котором устроился Бенедикт, и смотрела на деда до тех пор, пока он не проворчал: «Ну так и быть, садись!» и не пересел на стул для посетителей.

– Валери научила меня не бояться таких, как ты, – сказала я, прислушиваясь к своему голосу – не дрогнет ли? Ведь теперь мне следовало говорить о ней в прошедшем времени. – Поддерживала тогда, когда все от меня отвернулись.

– Ну неправда, – улыбнулся дед. – Не все. Я вот все время тебя поддерживал!

– Да ну? – удивилась я. – Твои вопли про «отрублю голову» до сих пор звенят у меня в ушах.

– Я старался, – довольно покивал он и сменил тему: – Знаешь, о «Бегущей» в свое время много писали в газетах.

– О шхуне капитана Рича? – удивилась я.

– Ричей в Норрофинде, как блох у дракона, – хмыкнул Бенедикт. – Это имя ни о чем бы мне не напомнило, а вот название корабля – другое дело. Хорошо, что в моем возрасте я не жалуюсь на память!

– И что же о ней писали?

– Она была в числе десяти судов, отправленных вокруг света в поисках артефактов, – заговорил дед. – Первая экспедиция, собранная по инициативе императора. Поэтому в нее нанимались лишь опытные экипажи. Шесть кораблей не вернулись назад. «Бегущая» была одной из вернувшихся. Шхуну встречали с триумфом. Ее трюмы ломились от артефактов, привезенных с той стороны моря. Племенам, живущим на Южном побережье, те были без надобности, поэтому они отдавали их просто так…

– Но откуда у них столько артефактов? – удивилась я. – Тем более, что, как ты говоришь, они ими не пользовались?

– Их привозили кочевники из пустыни и обменивали на нужные товары. Многие артефакты, например, драгоценные камни, красивы сами по себе. Местные жители использовали их для украшения жилищ и одежды, не подозревая об истинной ценности.

Я задумалась. Убийство капитана «Бегущей» и Черриша Пакса, фото с памятной надписью от человека, который, возможно, что-то знал, поскольку писал «у тебя все получится!» А, может, он и был убийцей Пакса? Или… И того, и другого? Рассказанное дедом проливало новый свет на эти события. Артефакты всегда ценились в Норрофинде, а шхуна капитана Рича привезла их много. Возможно, отчиму известны подробности той экспедиции? Ведь сейчас он один из тех, кто напрямую отвечает за их снаряжение и отправку.

– Капитан Рич еще участвовал в подобных путешествиях? – уточнила я.

– Да, и вышел в отставку спустя десять лет, – кивнул дед. – Видимо, билеты в театр были куплены им для себя и супруги именно по этому поводу. И надо же было случиться такому несчастью!

– Артефакты… – задумчиво проговорила я.

– Артефакты бывают разными, – усмехнулся дед, – за некоторые не жалко и убить.

Я вскинула взгляд, но стул для посетителей уже был пуст.

***

За окном мелькнули постовые огни на выезде из города. Спустя несколько минут онтикат затрясся по ухабам, съехав с главной дороги на проселочную, и сбавил ход. Свет фар освещал густые заросли, выползающие на обочины, и густую подкронную тьму. Мы ехали по лесистой местности в сторону деревеньки под названием Обленищево.

Брен был прав – наблюдение с меня сняли сразу после обеда. Когда Расмус вернулся из города, ищеек уже не было. Однако, помня о вероломстве шефа Департамента имперского сыска, мы все же покинули квартиру на улице Первого пришествия тайно: одетые в черное, скрыв лица под масками. Выбрались через чердачное окно на крышу соседнего дома и так, по крышам, миновали несколько кварталов, после чего спустились вниз, где Бреннон нанял онтикат, посулив меганику хорошие деньги за загородную поездку.

– Останови на развилке, которая ведет к деревне! – громко крикнул Расмус, стукнув в переднюю стенку онтиката.

Оттуда донеслось в ответ:

– Как прикажете.

– Мы не поедем в деревню? – удивилась я.

– Не будем глаза мозолить, – пояснил Брен. – У меня есть карта, до мельницы всего полчаса пути от Обленищево. Пойдем по берегу реки.

– Но темно же! – возмутилась я.

– А твои светляки на что? – хмыкнул он. – Линн, ты иногда как ребенок, ей-богу.

Я обиженно промолчала.

Спустя некоторое время онтикат остановился, как и просил Расмус, на перекрестке. На повороте стоял добротный деревянный щит с надписью «Обленищево» и толстой стрелкой, указывающей путникам, в какую сторону идти. Ниже, более мелко, было приписано: «Деревенские яства за полцены». Прочитав ее, Брен засмеялся и, взяв меня за руку, повел сначала по дороге, потом через поле. Послышался шум воды. Мы вышли на берег небольшой речки. Темно не было – хватало света от печально глядевшей луны и ее отражения, неверно подрагивающего в воде. Однако светляков я все-таки выпустила. Они вились у ног, освещая едва заметную тропинку.

Вдали что-то зашумело.

– Мельница работает, – пояснил Расмус в ответ на мой вопросительный взгляд. – Мы почти пришли.

Кажущаяся в темноте еще более черной, без единого огня, башня походила на древнее чудовище, прилегшее отдохнуть. Лопасти неспешно хлопали по воде, рождая звуки, похожие на сонное дыхание. Мне вдруг представился дракон, заснувший на берегу. Сейчас он пробудится, услышав шаги, поднимет точеную голову на длинной шее и уставится на нас огромными огненными глазами, имеющими способность заглядывать прямо в душу…

Пугающее и пленительное одновременно видение было столь ярким, что по спине побежали мурашки. Вдруг вспомнилось, как в детстве я представляла, что у меня есть друг – дракон, который никому не дает меня в обиду: живых обидчиков сжигает, а неживых – сдувает струей пламени, бьющей из пасти.

Жгучее прикосновение спугнуло картинку – поскольку к мельнице мы подходили сзади, пришлось продираться через заросли крапивы. Стебли, на которые наступал шедший впереди Бреннон, щелкали и хрустели, словно старые кости, прежде чем стать прахом. Звуки казались ужасающе громкими, и я удивлялась, отчего все жители деревни еще не прибежали сюда, дабы взглянуть на незваных гостей. Словно в ответ на мои мысли массивный силуэт вдруг выступил из темноты и хрипло произнес:

– Вы все-таки пришли!

Расмус остановился лишь на миг – каблуком прижать к земле особенно упрямый стебель, – после чего пробормотал: «А вот и серый!» и вывел меня на освещенный луной участок земли перед входом в башню.

Фигура шагнула вперед, обретая перспективу. Бродяга был одет в какую-то мешковатую хламиду с капюшоном, под которым я разглядела знакомое изможденное лицо и глаза, ярко сиявшие зеленым – под луной это было особенно заметно!

Я смутилась, не зная, с чего начать.

– Добрый вечер! Как поживаете? – хмыкнул Бреннон, когда понял, что мы с оборотнем замолчали, глядя друг на друга.

– Вы пришли! – повторил Бродяга, не обращая на него внимания. – Вы решились!

– Я не смогла отказать помощи тому, кто в ней нуждался, – ответила я. – Но чем я могу помочь… вам?

Оборотень, словно спохватившись, оглянулся на дверь за своей спиной и предложил:

– Зайдем внутрь? Здесь мы слишком на виду.

– Вы же писали, что мельница заброшена и даже пользуется дурной славой, – в голосе Расмуса звучала ирония. – Кто же нас здесь увидит?

Бродяга неопределенно пожал широченными плечами и первым скрылся внутри.

Переглянувшись, мы с Бреном последовали за ним.

Света от огарка свечи, стоящего на какой-то бочке, было слишком мало, поэтому с моей ладони взлетели светляки, освещая внутреннее пространство башни. Да, мельница была давно позабыта. Несмотря на то, что вода продолжала крутить колесо, жернов застыл в неподвижности, покрытый плотной пылью. На полу валялась полусгнившая солома, пахнущая прелой землей.

– Простите, не могу предложить вам чаю, – вдруг улыбнулся оборотень. – У меня дома к чаю всегда подают такие маленькие пирожные с кремом и взбитыми сливками. Мы называли их «лебедушки».

– У вас дома? – переспросила я.

А Расмус воскликнул изумленно:

– У вас есть дом?

Бродяга помрачнел и прянул в темноту.

– У меня есть дом, – донеслось оттуда, – но я не могу туда вернуться. Именно поэтому я прошу вашей помощи, леди Эвелинн.

За последние дни я порядком устала от тайн, недомолвок и заговоров. Правда – вот что мне сейчас требовалось больше всего.

– Если у вас есть дом, значит должно быть и имя. Назовите его, и я подумаю, чем могу вам помочь, – решительно сказала я. – И выйдите на свет! Я хочу видеть ваше лицо.

Бреннон покосился на меня и направился к выходу, шепнув:

– Посторожу.

Бродяга вернулся. Дрожащий от сквозняков огонек свечи и магические светляки, парящие над ней, заставляли тени перемещаться. Робкий свет тек плавно, будто водоросли в глубине реки, мерно несущей воду с гор к морю, но лицо оборотня я видела так же ясно, как и под лунным сиянием.

– Виконт Теобальд Рич, урожденный Рослинс, к вашим услугам, – произнес он.

Слова дались ему с трудом.

Я рассматривала его с изумлением, не зная, что сказать.

– Так вы не оборотень? – опередил меня Расмус из-за двери.

– Нет, – махнул космами новоявленный виконт. – Десять лет назад на меня наложили злые чары. Из-за них я большую часть суток провожу в зверином обличье, лишь ненадолго становясь человеком.

– Но кто сотворил такое с вами? – воскликнула я, приходя в себя после минутного замешательства.

– Это я и хочу выяснить с вашей помощью, леди, – невесело усмехнулся Теобальд.

Я молча разглядывала его, перебирая в памяти все, что знала о графе Рослинсе, том самом, что настойчиво приглашал на юбилей мою бабушку.

Рослинсы были одним из древнейших в Норрофинде семейств. Кобальд Рич, первый граф Рослинс, прибыл для строительства Валентайна в составе неверийской делегации. Но город не манил его. Когда его услуги более не потребовались, он попросил у принца Стича разрешение возглавить экспедицию на север, в еще неисследованные уголки новой страны. За составление первой карты этих земель Кобальд получил наследуемый титул и провинцию Рослинс на полюбившемся ему севере, которая позже стала одной из крупнейших в королевстве. Его потомок, Эндрю Рич – последний граф Рослинс, был другом моего деда Рогодона Воральберга.

Я помнила графа, приехавшего на похороны дедушки. Высокий, жилистый старик с аккуратной бородкой, насмешливым взглядом и язвительной речью. Судя по всему, характер у него был не сахар, что не мешало ему искренне печалиться о почившем товарище. Когда он уехал, бабушка заметила: «Если бы Эндрю не существовало, его следовало бы придумать. В нем столько энергии, что поставь рядом с ним яйцо – из него тут же вылупится дракон! Слава богу, что он здесь не задержался». После смерти первой супруги, Кейтлин, он долго жил один, но потом взял в жены дворянку из небогатого местного рода, намного моложе его самого. Характер у нее, если верить слухам, был под стать супругу.

О потомках графа, я, как ни старалась, вспомнить не могла. Судя по темпераменту старшего Рича, детей у него должно было быть много. Как и проблем, с ними связанных.

– Где вы провели эти десять лет? – спросила я. – Бродяжничали? В газетах о вас ничего не писали.

Горькая усмешка коснулась мужественных губ «оборотня» и пропала, словно ее и не было.

– Полагаю, родные сделали все, чтобы скрыть мое исчезновение. Не удивлюсь, если вам расскажут о том, что я отправился путешествовать, гонимый страстью к приключениям и новым землям, как мой знаменитый предок.

– Отец так не любит вас? – удивилась я и тут же смутилась, поняв, что сказала бестактность: – Простите, ради бога… Теобальд. Я не хотела вас обидеть!

– Можете звать меня Тео, – улыбнулся он. – Отец… Он хорошо ко мне относился, но не стал бы мешать, если бы я действительно решил отправиться в путешествие. У Рослинсов существует понятие «зов крови», введенное еще Кобальдом. Считается, что истинные наследники рода не могут ему противиться. Зов заставляет их оставить дом и поспешить навстречу неизведанному, и горе тому, кто встанет у них на пути.

– Надо же, – пробормотала я.

Виконт шагнул вперед. Теперь он нависал надо мной, как гора над мышью. Его зеленые глаза загадочно светились в полумраке, наводя на мысль, что все это розыгрыш, и на самом деле он – настоящий норрофиндский оборотень.

– Помогите мне, – попросил он. – Вам придется найти повод, чтобы оказаться в Рослинсберге и узнать, кто из близких подлил мне чертово зелье. Если вы узнаете это, возможно, я смогу заставить его вернуть мне человеческую сущность.

– А почему вы думаете, что это кто-то из семьи? – пискнула я, все больше ощущая себя маленьким хвостатым грызуном, которого сейчас раздавят.

Теобальд на миг прикрыл глаза, будто пытался вспомнить день – или ночь? – когда прекратилась его обычная жизнь.

– Больше некому – в тот вечер мы не приглашали никого на ужин. Вкус вина показался мне странным, но все пили одно и то же, и я не обратил на него внимания. Брат ушел первым – он быстро пьянеет и начинает нести чушь, а отец этого не любит. Затем столовую покинула Клементина – это его вторая жена, с сыном. Отец снова завел свою песню, и я сообщил ему, что если он не перестанет, я навсегда покину дом…

– Какую песню? – заинтересованно донеслось из-за двери.

Теобальд поморщился:

– Он хотел, чтобы я женился, и предлагал на выбор девушек на выданье из знатных родов Норрофинда.

– Вы жениться не хотели? – уточнила я.

– Не на тех, кого выбрал отец, – пожал плечами виконт. – Я предпочел бы сделать это по собственному желанию.

– И что случилось дальше?

– Я почувствовал, что у меня кружится голова, и ушел к себе. Часы как раз пробили полночь. Последнее, что я помню, как провалился в тяжелый сон. Пришел в себя уже зверем, в дремучем лесу – наверняка вам известно, какими обширными угодьями владеют Рослинсы. Помню, как бежал, не разбирая дороги, пока не упал от утомления. Меня пугали звуки, которые были чересчур громкими, запахи – их стало слишком много… Проснулся ближе к полуночи, вновь превратился в человека и вспомнил произошедшее рано утром. Как, обнаружив, что стал волком, поспешил скрыться, страшась того, что слуги, увидев меня – убьют, потому что решат, будто настоящий зверь пробрался в замок.

Поначалу чужая сущность полностью подчинила меня. Даже на короткое время становясь собой, я вел себя, как зверь, и потому был опасен для других людей. Понимая это, я бежал все дальше и дальше, покуда не очутился в отрогах Неверийского кряжа, где провел последние девять лет. Около года назад ко мне вдруг стала настойчиво возвращаться память и прежние, человеческие, навыки. Словно чары слабели, а влияние зверя уменьшалось. Я вспомнил, как меня зовут, где находится мой дом, и твердо решил вернуться, ведь не дело урожденному Рослинсу таиться в диких чащах! Я отправился в обратный путь, но… попал в капкан в ваших землях в Воральберге. Дальше вы знаете. Я твердо намерен вернуться домой, однако тот, кто сделал это со мной, все еще в замке и, стоит мне вернуться, он попробует навредить снова – либо мне, либо, что гораздо хуже, кому-то из моих близких. Вот почему мне нужен помощник. Кто-то, кто знает о моем нынешнем состоянии, и кому я могу доверять безоговорочно. Как доверяю вам, леди Эвелинн!

Пока он рассказывал, от него исходила волна давно сдерживаемой боли, такой сильной, что я едва не застонала. И поспешила отступить, разрывая возникшую между Тео и мной опасную близость. Не время страдать – маленький Кевинс внутри меня уже требовал действий! Поэтому первое, о чем я вспомнила, было так и не принятое бабушкой приглашение на юбилей графа. Кроме того, мне настоятельно требовалось заглянуть в Валиантум Рослинсберга. Но где хранится этот Валиантум? В замке графа или в старейшей библиотеке Норрофинда, располагавшейся в столице провинции Краале, в древнем монастыре под названием «Драконья обитель»?

– Где хранится ваш родовой Валиантум? – спросила я, когда мужчина замолчал, тяжело дыша – воспоминания заставляли его страдать.

– Как вы сказали?! Валиантум? – изумленно переспросил виконт.

– Валиантум, он самый, – эхом донеслось от двери – в отличие от Теобальда, Брен прекрасно понимал ход моих мыслей.

– В Драконьей обители – все ценные книги Рослинсов хранятся там. Местные монахи владеют секретом сбережения древних рукописей, недаром Рослинсбергская библиотека так знаменита, – ответил Тео, и в его голосе прозвучала гордость.

– Как думаете, ваш отец даст мне разрешение посетить ее, чтобы увидеть Валиантум? – задумчиво спросила я.

– Почему нет? – воскликнул Теобальд и вдруг, придвинувшись, взял меня за руки. – Леди Эвелинн… Линн, вы согласны?

Послышался скрип двери – это Бреннон просунул внутрь голову, глядя на нас с любопытством.

Я вспыхнула – слова виконта прозвучали так… романтично, хотя означали совершенно иное.

– Постараюсь вам помочь, – сухо ответила я и выдернула свои пальцы из его. – Скоро у графа день рождения. Если мне удастся получить приглашение, я поеду в Рослинсберг и сделаю для вас, что смогу.

Виконт сверкнул глазами.

– Сегодня же я отправлюсь в родные края и буду ждать вас там, – сказал он. – Я найду вас сам, просто заведите привычку вечером выходить в парк с южной стороны замка. Ориентиром послужит грот, отмеченный скульптурой лесной нимфы у входа. И еще, было бы нетактично просить леди оказать мне подобную сомнительную услугу, не дав ничего взамен. Но сейчас я могу заплатить только этим…

Он снова взял меня за руку. На мою ладонь упал старинный перстень, украшенный пламенеющим кабошоном, от которого исходила сдержанная мощь, легко позволяющая отличить магический артефакт от обычной драгоценности.

– Я не могу это принять! – воскликнула я. – А если я ничего не узнаю?

– Перстень ваш в любом случае! – твердо сказал виконт. – Вы спасли истекающего кровью зверя: освободили от капкана и исцелили. Вы пришли сейчас, хотя могли бы выкинуть письмо и забыть обо мне. Это древний артефакт, фамильная драгоценность Рослинсов. Семейная легенда гласит, что он содержит каплю драконьей крови. Перстень принадлежал моей матери, а я носил его, как наследник рода. Он – единственное, что я смог сохранить, превратившись в зверя. Теперь я хочу, чтобы он принадлежал вам!

Я потрясенно смотрела на украшение. В глубине рубиново-красного камня бесконечно бежали по кругу яркие искры, тонули в алой глубине, чтобы спустя мгновение вновь вынырнуть на поверхность и продолжить движение.

– А что он делает? – не выдержал любопытный Расмус.

Теобальд пожал плечами.

– Никто не знает. Маги, гостившие в нашем замке, пытались разбудить сокрытую в нем силу, но им это не удалось.

– Как красиво… – завороженно прошептала я, не в силах оторвать взгляд от вальсирующих искр.

– Могу дать вам совет? – спросил виконт.

Я посмотрела на него.

– Если перстень увидит кто-то из моих родственников, следите за их реакцией – она может выдать того, кто совершил злодейство.

На миг мне привиделось, будто я вхожу в незнакомый замок – огромное сооружение из серого с красными прожилками камня. По широкой лестнице, украшенной пылающими факелами, спускается навстречу седой старик в накинутых на плечи роскошных мехах…

Я моргнула и видение исчезло, оставив в сердце твердое намерение посетить Рослинсберг. Нужно придумать, как уговорить бабушку принять приглашение. Но это потом, а сейчас меня ждет Валентайн.

– Вам пора уходить, – правильно истолковав выражение моего лица, произнес Теобальд. – Леди Эвелинн… Линн, я хочу сказать, что очень рад снова вас видеть!

Брен вдруг зашел внутрь, взял меня за руку и буквально потащил прочь, кинув через плечо:

– Взаимно!

Виконт не делал попытки нас задержать, но я спиной ощущала его жгучий взгляд, в котором смешались изумление, возмущение и надежда.

Сама я была так удивлена поступком Расмуса, что опомнилась лишь тогда, когда мы оказались на приличном расстоянии от мельницы.

– Что ты себе позволяешь? – возмутилась я и остановилась, дернув его за руку. – Брен, что это было?

– Он смотрит на тебя, как кот – на масло, – прошипел Расмус, – а ты на него – как завороженная мышь – на гадюку! Сначала пусть станет обратно человеком, а потом можешь влюбляться в него, сколько захочешь.

– Ты так заботишься обо мне? – спросила я, пораженная внезапной догадкой.

– Именно, – сердито фыркнул он. – Если ты не сможешь снять чары, и он останется таким навсегда – на что ты обречешь себя в союзе с ним? На жизнь в изгнании, в укрытии, в вечном страхе, что кто-то узнает правду. Оно тебе надо?

Я не знала, гневаться или смеяться? С одной стороны, Расмус перегибал палку и лез туда, куда не следовало. С другой, он, к моему величайшему сожалению, был прав: голову терять не следовало.

– Ну хорошо, – несколько раздраженно согласилась я и двинулась вперед. – Твои доводы меня убедили. Едем домой.

***

Воистину, сон для уставшего – лучший подарок господа. Но мне не позволили ни проваляться в постели до полудня, как я мечтала, ни устроить ленивые сборы на бал в честь Дня рождения императрицы, который должен был состояться этим вечером.

Настойчивый стук в дверь вырвал меня из путаного сна, в котором я пробиралась по бесконечным коридорам незнакомого замка, следуя за катящимся впереди, подобно мячику, перстнем с рубиново-красным кабошоном. Удивительным было то, что за каждым новым поворотом коридора я видела тетушку Агату, парящую под потолком и провожающую меня бесконечно печальным взором. Этот редкостный бред, видимо, являлся последствием моей усталости за последние дни.

– Что опять случилось? – протирая глаза, спросила я.

– Тут снова Дарч, – послышался из-за двери напряженный голос моего помощника. – Говорит, ты должна поехать с ним.

– О боже, боже… – простонала я. – Нет мне покоя от смертных! Брен, позови, пожалуйста, Вель.