Медиум из высшего общества

– Письма влюбленной женщины всегда верх откровения, Линн, – сказал он, не глядя на меня. – Ты помнишь, что писала мне, или напомнить?

– Ты же обещал их сжечь… – растерялась я. – Ты клялся, что сожжешь!

– Я решил оставить их на память и не ошибся – сейчас они очень мне пригодятся, – невозмутимо пожал плечами он и повернулся ко мне, улыбаясь: – Полагаю, Ее Светлость, герцогиня Воральберг, с интересом прочтет однажды утром в любимой газете захватывающую переписку незамужней внучки с любовником. Ты отлично пишешь, детка, очень образно. Большинству хватает чего-то типа «ах, подарите мне еще один поцелуй!» или «я мечтаю вновь оказаться в твоих объятиях!», но твои эпитеты – это просто высший класс!

Перед глазами потемнело. Я пожалела, что не могу упасть в обморок прямо сейчас. С другой стороны, это привлекло бы ненужное внимание.

Однако, взглянув на Хокуна, я все же не могла не отметить, как он красив. С него окончательно спала маска, которую я принимала за истинное обличье, и теперь он выглядел, как негодяй из дамского романа. Подобными зачитывались юные, мечтающие о грешной любви девы. Я такое не читала, но, увы, внимание, оказываемое мне Виллемом, и желание стать хоть к кому-то ближе однажды толкнули меня в его объятия… Плоды этого скоропостижного решения я сейчас и пожинала.

– Почему?.. – прошептала я. – За что?

– Я решил на тебе жениться, Линн, еще тогда, когда ты была юной психопаткой без состояния, оцени это, – он продолжал усмехаться. – Но ставки выросли. Бабушкино наследство сделало тебя более привлекательной в моих глазах. Принадлежность к Кевинсам в сочетании с наследством Кевинсов – это беспроигрышная партия.

Я просто не верила своим ушам. Хокун рассуждал так, будто оценивал потенциальную прибыль от очередной сделки.

– Значит, на мои чувства тебе наплевать? – все еще не веря в то, что это происходит в реальности, спросила я. – Ты готов жениться на женщине, которая тебя не любит?

– Да брось, – пожал плечами он. – Кто в наше время женится по любви? Я обеспечу тебя всем необходимым для женского счастья. Ты забудешь, наконец, свой бред про призраков и нарожаешь детей. Моих детей, которых будут называть «урожденные Кевинсы», ведь принадлежность к роду всех твоих потомков навечно закреплена императорским указом. Все будет просто отлично!

«Все будет просто отлично!» – когда-то именно с этими словами мама оставила меня в кабинете заведующей пансиона, на несколько лет ставшего моей тюрьмой. А сейчас человек, которым я легкомысленно увлеклась, предлагал мне тюремное заключение не на несколько лет – на всю жизнь.

Я представила себя женой Виллема Хокуна, угасающей в его роскошном особняке. И одновременно – лицо бабушки, перевернувшей газетную страницу и увидевшей заголовок, который непременно будет кричащим, что-нибудь вроде: «С кем спит наследница знаменитого рода?» или «Интимные откровения богатой наследницы». А еще я увидела в зрачках Виллема свое отражение – бледное лицо с нездоровым румянцем, глаза, горящие, как в лихорадке… И этот человек думает, что я не переживу позора? Но он ошибается – в моей жизни его было достаточно.

– Делай, что хочешь, но замуж за тебя я не выйду, – бросила я и пошла прочь.

Хокун догнал меня одним прыжком и схватил за локоть:

– Одумайся, Линн! Неужели тебе наплевать на репутацию?

У меня не хватило бы сил вырваться из его стальных пальцев, поэтому я остановилась. Как вдруг из стены вылетела призрачная фурия и пролетела сквозь Виллема, размахивая простыней, как гвардейцы, идущие в атаку, полковым флагом.

Хокун вздрогнул и выпустил меня – прямое прикосновение привидения не так-то легко пережить. Я успела добежать до выхода с галереи в зал и влиться в толпу до того, как он пришел в себя. Украдкой приподняла рукав платья – на коже наливались краснотой отметины от хватки Виллема.

Плохо воспринимая действительность, я принялась разыскивать бабушку среди приглашенных. Пока искала – дыхание выровнялось, а разум прояснился. Однако с моим лицом, видимо, все еще было что-то не так, потому что, едва увидев меня, бабушка всплеснула руками:

– Господи, Линн, что случилось?

– Прости, но я хочу уйти отсюда. У меня… разболелась голова.

– Ты не останешься на праздничный ужин?

– Я просто не смогу есть. Позволь мне уйти!

Она несколько мгновений разглядывала меня, а затем кивнула:

– Хорошо, дорогая. Я извинюсь за тебя перед Их Величествами. Вижу, что тебе нехорошо. Наверное, мне не стоило давать тебе самогон.

– Наверное, – кивнула я.

– Пусть мой онтикат довезет тебя до дома и возвращается сюда, – приказала бабушка. – А ты ложись пораньше. Такой бал в первый раз – это испытание.

Улыбнувшись через силу, я попрощалась и пошла прочь. Если Виллем осуществит задуманное, завтра утром мне придется объясниться с ней. И сделать это лучше до завтрака, то есть до того момента, как она начнет просматривать прессу. А это значит, что нужно отправиться в родной дом и встретиться лицом к лицу с матерью. Если она увидит газеты раньше бабушки…

«Стоп, Эвелинн! – сказала я себе, сбегая по лестнице. – Больше ни одной мысли на этот счет. Ты подумаешь об этом завтра. А сейчас – вернешься домой, примешь снотворное, прикажешь Вель разбудить тебя в шесть утра и отправишься в мир волшебных сновидений, в котором нет места коварству, подлости и предательству!»

Я сообщила лакею, стоящему у подножия лестницы, свое имя, и он отправился за онтикатом. Через несколько минут я уже ехала домой. Мокрые глаза фонарей провожали мой путь. Но мои глаза были сухими.

***

Дома меня встретила удивленная Вельмина – она не ожидала, что я вернусь так рано. Видимо, Расмус считал так же, потому что, со слов Вель, «отправился на поиски приключений» на всю ночь.

Я попросила принести чашку чая в гостиную, медленно выпила ее, глядя на свет фар проезжающих по улице онтикатов, умылась и перед тем, как лечь спать, приняла таблетку снотворного.

Мне казалось, я совершенно спокойна, но едва моя голова коснулась подушки, как разговор с Виллемом вспомнился до мельчайших подробностей. Еще несколько дней назад я считала, что могу свести на нет упорство Хокуна в отношении меня, просто избегая встреч с ним. Но теперь стало совершенно ясно – он не отступится. Как верно заметила бабушка: добыча всегда привлекает хищников.

Несмотря на снотворное, услужливое воображение преподносило одну ужасающую сцену за другой.

Вот бабушка, держа в одной руке чашку чая, другой листает газету. Презрительно усмехается кричащему заголовку, пробегает статью глазами. А затем перечитывает снова и снова, и чай из чашки проливается на белоснежное постельное белье.

Вот отчим в кабинете просматривает прессу до завтрака. Увидев мое имя, напечатанное жирным шрифтом, меняется в лице и зовет жену.

Вот мама стоит у его стола, держа газету. Ее руки дрожат, а на лице появляется то самое выражение, при виде которого в детстве я каждый раз умирала от страха и предчувствия беды. Она поджимает губы и в гневе швыряет газету на пол. Та падает со стуком…

«Почему она стучит?» – подумала я и… проснулась. Голова болела так, что впору было заплакать, но тишина и темнота спальни дарили некоторое облегчение.

Машинально взглянула на часы. Половина четвертого? Скоро рассвет, а бал, наверное, уже закончился.

Из остатков сна выплыла последняя сцена: вернувшийся домой Виллем читает мои письма. Интересно, о чем он думает? Выбирает наиболее откровенные? Смакует воспоминания о наших встречах? Или бесится от злости, что не удалось меня сломать?

Понимая, что больше не усну, я поднялась и накинула пеньюар. Перешла в кабинет, где села за свой стол под мансардным окном и принялась перебирать бумаги, доставая их из ящиков бюро. Нужно навести порядок в делах. Мне придется какое-то время пожить в Воральберге, ожидая пока в столице утихнет скандал. Если, конечно, бабушка после всего этого примет меня в поместье!

Новый стук спугнул мои мысли. Запрокинув лицо, я едва сдержала крик – чья-то лохматая голова склонилась к окну с той стороны.

Расмус? Но почему он просто не открыл дверь своими ключами? Неужели что-то случилось?

Вскочила, машинально запахивая пеньюар на груди. И только сейчас поняла, что волосы стучавшего были… светлыми, а не рыжими!

Стук повторился.

Окончательно придя в себя, я протянула руку и повернула замок. Створка взлетела вверх и гибкое мужское тело ввинтилось в окно. Следом за ним в кабинет проник холодный ветер.

– Господи, что вы здесь делаете? – изумилась я.

– Гуляю по крышам, как видите, – хохотнул Демьен Дарч.

Уловив аромат спиртного, я взглянула на дознавателя с подозрением. Увы, мои опасения оправдались: его серые глаза казались ярче обычного, а из зрачков выглядывал уже знакомый мне «демон» светлой половины.

– Какая вы хорошенькая со сна, леди! – воскликнул он и, схватив мою руку, горячо прижал к губам.

– Да что ж это такое… – пробормотала я, вырывая руку. – Зачем вы пришли? Да еще в таком… состоянии.

– Вы меня не любите, – он засмеялся так заразительно, что я едва не улыбнулась. – Может быть, я хочу предложить вам прогулку по крышам? Или собираюсь украсть ваше сердце?

– Может быть, вы сообщите мне, ради чего проникли в мою квартиру таким необычным способом? – начиная раздражаться, спросила я.

Вот только его не хватало этим утром, грозящим расколоть мою жизнь и окончательно уничтожить мою репутацию!

– Вы не предложите мне чашечку чая? – осведомился Дарч. – Не спросите, какова нынче погода?

– Какова погода – я и сама знаю, – сердито ответила я и дернула шнур, захлопывая окно и прекращая сквозняку доступ в кабинет. – Что вам нужно?

– Не-е-ет, это вам нужно, леди, – продолжая веселиться, ответил дознаватель и полез во внутренний карман сюртука.

Сюртук был тот же самый, в котором я видела Дарча на балу. Значило ли это, что дознаватель явился прямо оттуда?

– Бал уже закончился? – поинтересовалась я.

– Полагаю, да. Я вынужден был уйти раньше, – кивнул он и принялся хлопать по карманам. – Да куда же я это дел? Неужели посеял? Вот будет номер!

Я села, недоумевая, что дальше? Выгнать «светлого» Дарча из кабинета, не разбудив Вельмину, казалось невозможным. Да и Брен, как назло, загулял где-то под луной.

– Вот! – воскликнул дознаватель и положил передо мной толстый сверток. – Я думаю, вам покажется это интересным.

– Что это? – я недоверчиво посмотрела на сверток. От такого Дарча можно было ожидать, что угодно. – Деньги?

– Лучше, леди, намного лучше, – мурлыкнул он.

Этот тон я слышала от него впервые и неожиданно он взволновал меня. Что происходит?

– Сядьте, – приказала я – дознаватель нависал надо мной, как скала, а я этого терпеть не могла.

Он послушно сел на стул для посетителей, но тут же вскочил и принялся расхаживать по комнате, вертя головой как деревенский мальчишка, попавший на городскую ярмарку.

Развернув сверок, я высыпала содержимое на стол и ахнула, узнав нежно-лавандовый цвет. Письма лишь к одному единственному человеку я запечатывала в подобные конверты, казавшиеся мне крайне изысканными и ужасно романтичными. Как и чувства, испытываемые к Виллему Хокуну.

– Это же!.. – воскликнула я.

– …Ваши письма, – любезно подсказал Дарч, словно чертик из табакерки вновь возникая за моим плечом.

Хватая конверты, я принялась судорожно доставать из них листки бумаги, узнавая собственный почерк и кляня себя за излишнюю откровенность. Но мне так хотелось повзрослеть! Мне таким счастьем казалось то, что Виллем испытывает ко мне интерес! Боже мой, какой глупой я была всего несколько месяцев назад…

Дрожащими руками я сложила письма в стопку и повернулась к дознавателю:

– Откуда они у вас?

Дарч поглядел на меня так задумчиво, будто я была ожившей статуей из Золотого парка. А затем развернул второй стул спинкой ко мне и уселся на него верхом.

– Не сочтите за наглость с моей стороны, но я стал свидетелем вашего разговора с бывшим женихом, – сказал он так виновато, что мне захотелось погладить его, как нашкодившего щенка.

– Вы не добавили «случайным», – ошеломленно пробормотала я.

– Случайным свидетелем? – уточнил Дарч. – О нет, конечно же, не случайным! Мне, как должностному лицу, в чьи обязанности входит поддержание порядка во вверенном помещении, коим являлся бальный зал… – он вдруг хихикнул и подмигнул мне, – показалось странным упорство, с которым Хокун настаивал на разговоре с вами. Когда я увидел, что он уводит… – Он сморщился и потер лоб. – Как это в романах пишут?.. Влечет! Влечет вас на галерею, я понял, что дело нечисто и отправился следом.

Ей-богу, я не знала, плакать мне или смеяться? Этот Дарч был совершенно невыносим, но, кажется, именно он сейчас изо всех сил спасал мою репутацию.

– Значит, вы подслушали наш разговор? – констатировала я.

– Конечно, – пожал плечами Дарч. – И знаете, леди, я ужасно рад, что вы отказали этому редкостному ублюдку!

Я моргнула. Чего-чего, но даже от «светлого» Дарча я не ожидала такой откровенности.

– Но как у вас оказались мои письма? Виллем… Не носил же он их с собой во время бала?

– Конечно, нет, – хмыкнул Дарч. – Он трепетно хранил их в домашнем сейфе. Полагаю, подобных памятных безделушек от влюбленных дамочек у него полным-полно. Вдруг пригодятся?

Слова, которые произносил дознаватель, мне были знакомы, но я с трудом понимала смысл сказанного.

Дарч просто вошел в дом Хокуна…

Открыл сейф…

Но Виллем – потомственный маг. Все его сейфы, сколько бы их ни было и что бы в них ни лежало, должны быть зачарованы!

– Но Виллем – маг! – я вскочила и закружила по комнате, как ранее Дарч. – Господи боже, вы не могли просто так вломиться к нему в дом!

– Ах, леди, великие маги прошлого знали, как превращаться в животных и летать, а нынешние только и умеют, что шантажировать влюбленных дамочек, – сообщил дознаватель с искренней печалью в голосе. – Что ни говори, мир мельчает, как и его чудеса.

Я остановилась напротив.

– Дарч, прекратите ломать комедию! Каким образом письма оказались у вас? Что вы сделали?

– О-о, не беспокойтесь обо мне, леди! – усмехнулся он. – Хокун будет молчать, как рыба, и не станет привлекать к этому делу имперский сыск. Ведь тогда ему придется рассказать, что именно он хранил в сейфе и для чего. Давайте лучше побеспокоимся о вас, Эвелинн…

С этими словами он вскочил, сгреб письма одной рукой, а меня – другой, и все это с такой скоростью, что я просто онемела.

– Где ваша кухня? – рявкнул он, становясь немного похожим на того Дарча, которого я знала раньше.

– В… в конце коридора, направо.

– Кухарка там живет?

– Нет, вечером она уходит.

– Ваш чуткий друг, Расмус, дома?

– Он отпросился на всю ночь, здесь только моя горничная…

Я тут же пожалела о сказанном. Дознаватель помутился рассудком, это совершенно ясно. Опасно оставаться с ним наедине!

Дарч что-то проворчал и потащил меня за собой.

В моей голове возникали картинки одна кошмарнее другой. В них фигурировали острые столовые проборы в качестве орудия преступления и я – в качестве жертвы.

Мы вошли на кухню. Отпустив меня, Дарч бросился к плите, заглянул в ее жерло и удовлетворенно кивнул.

– Идите сюда, – позвал он.

Оцепенев от ужаса, я подошла.

– Держите, – он сунул письма мне в руки и кивнул на плиту, – избавьтесь от них, пока они не попали еще к кому-нибудь.

Я непонимающе смотрела то на лавандовые конверты, то на пылающее лихорадочным румянцем лицо дознавателя.

– Да кидайте же! – прорычал он. – Мне пора уходить, но прежде я хочу убедиться, что вы сделали все правильно, а не сели проливать горькую слезу над неудавшимся браком.

Это был уже перебор. Мое сознание медленно, но неуклонно затягивал обморочный туман. Наверное, я потеряла бы сознание прямо там, если бы Дарч вдруг не схватил меня за плечи и не прижался горячими губами к моим…

От близкого аромата «Дыхания дракона» закружилась голова. Я не сопротивлялась, пока его губы осторожно, нежно пробовали мои на вкус, целовали, останавливались, будто пытались задержать мгновение. Травяной оттенок его дыхания навел меня на мысль, а не кармодонский ли самогон он использовал, чтобы напиться? И для чего пил? Неужели, для храбрости?

– Вы… вы нарушили закон ради меня? – прошептала я между поцелуями, становящимися все более горячими.

– Что вы сказали? – переспросил Дарч, отстраняясь и глядя на меня совершенно шальными глазами.

– Вы нарушили ради меня закон? – повторила я.

– Сожгите письма – и я вам отвечу, – прищурился он. – Ну же! Смелее! Сделайте Виллема Хокуна воспоминанием!

Последняя фраза стряхнула с меня оцепенение. Я вспомнила жестокую усмешку на губах Виллема, когда он произносил: «Бабушкино наследство делает тебя еще более привлекательной в моих глазах. Принадлежность к Кевинсам в сочетании с наследством Кевинсов – это беспроигрышная партия». Унизительные слова загремели в ушах, как колеса приближающегося на полной скорости онтиката. Не медля более ни секунды, я швырнула письма в жерло плиты, где их подхватил проснувшийся огонь. Глядя, как чернеют, съеживаются и превращаются в прах нежные девичьи мечты, я ощущала себя птицей, устремившейся в небеса из клетки. Меня не сломало время, проведенное в пансионе, и годы послушного приема таблеток, стирающих личность. Не сломает и Виллем Хокун!

Я следила за пламенем до тех пор, покуда оно не пожрало бумажное подношение. А когда подняла взгляд, обнаружила, что осталась одна. Дарч ушел, так и не ответив. И хотя ответ был мне известен, я хотела услышать это от него.

Надеясь догнать дознавателя, я побежала в кабинет, но и там было пусто. Лишь покачивающийся шнур да проникшая в комнату стылость указывали на то, что окно только что захлопнули.

Я в задумчивости потрогала пальцем припухшие губы. Виллем умел целовать, и я буквально плавилась в его объятиях. Демьен Дарч целовался по меньшей мере не хуже.

Запретив себе дальнейшие размышления, я вернулась в спальню. И только забравшись в постель поняла, как замерзла.

Всполохи света от фар проезжающего онтиката высветили призрачную фигуру в кресле у окна.

– Эвелинн, что это только что было? – ворчливо спросил дед, поблескивая макушкой.

– Ах, дедушка, я и сама не знаю, – пробормотала я.

И счастливо улыбнулась, ощущая, как тепло затягивает меня в крепкий и сладкий сон.

***

Мне снилась тетушка Агата. Она сидела на скамейке, задумчиво теребя обрывок веревки на шее. Я подходила к ней, каждой клеточкой тела впитывая покой старого парка поместья Воральберг, с благодарностью прислушиваясь к скрипу гравия под ногами и заранее радуясь встрече с тетушкой. Но, когда я подошла, призрак посмотрел на меня укоряюще и исчез, не сказав ни слова. Все, что мне оставалось – сесть на скамейку вместо него и закрыть глаза…

Меня разбудил полный энтузиазма голос Бреннона, зазвучавший из-за двери:

– Просыпайся, соня! Уже шесть часов утра.

– Ни за что! – пробормотала я. – Уходи, Брен, я хочу еще поспать.

– Тогда зачем просила Вель разбудить тебя в шесть? Утренний чай готов. Я голоден, как волк, и составлю тебе компанию за завтраком, если ты не против…

Громкий голос понемногу распутывал сеть сновидений, возвращая меня к реальности.

Хокун…

Письма…

Неожиданный визит Дарча!

– Скажи Вель, пусть накрывает на стол, – окончательно проснувшись, я села в кровати. – Мне нужно кое-что рассказать тебе.

– Жду с нетерпением! – послышалось из-за двери.

Когда я вошла в столовую, первое, что увидела – чашки с восхитительно золотыми листьями.

Ахнув, я бросилась к столу. Сервиз был точь-в-точь как тот, который уничтожили разбушевавшиеся призраки.

– Бреннон Расмус, ты знаешь, что я тебя обожаю? – серьезно сказала я, повернувшись к нему.

– Как и я тебя, Линн, – довольно усмехнулся он. – Но давай уже завтракать.

Я с подозрением посмотрела на него.

– Купил, честное благородное слово! – воскликнул секретарь, подходя к столу и отодвигая стул для меня. – Нашел на барахолке несколько дней назад. Сервиз просто ждал своего часа, чтобы поднять тебе настроение. Вель дала понять, ты вернулась с бала в расстроенных чувствах. Что случилось?

Подумав о горячих губах Демьена Дарча, я замешкалась с ответом.

– Линн? – с волнением в голосе спросил Расмус.

– Сейчас расскажу, – я помотала головой, отгоняя воспоминания, которые меня смущали, и села.

Бреннон действительно был голоден, но, когда я дошла до разговора с Виллемом, совершенно позабыл о еде. Несколько раз мой помощник порывался вскочить с искаженным от гнева и возмущения лицом. Мне приходилось замолкать, дабы дать ему время прийти в себя. Узнав о визите Дарча и о том, что он сотворил, Расмус так удивился, что попытался выпить чаю из давно опустевшей чашки.

Естественно, про поцелуи я не сказала. Я бы их с удовольствием забыла… если бы могла.

– Ушам не верю, – воскликнул Брен, когда я замолчала. – Дарч?! Выкрал письма? Да не может этого быть! Хотя… Он прав – это единственно верный путь. Доведись мне услышать твой разговор с Хокуном, я на его месте поступил бы так же. Нет, я просто прикончил бы эту сволочь!

– И сел бы в тюрьму, а мои письма попали бы в руки его поверенных, – горько усмехнулась я.

Удивительно, но несмотря на два часа сна я чувствовала себя вполне отдохнувшей.

– Как жаль, что я все пропустил, – покачал головой Брен и встал. – Пожалуй, схожу и куплю первый выпуск всех светских газет, дабы убедиться, что в них ничего не просочилось. Дарч не из тех, кто ошибается, но так мне будет спокойнее. А что будешь делать ты?

– Мне нужно съездить к мадам Валери… – привычно сказала я и осеклась, после чего поправилась: – На квартиру к мадам Валери. Поговорить с домовладельцем насчет продажи мебели, узнать, задолжала ли она ему…

– Дождись меня и поедем вместе, – предложил Брен. – У Хокуна выдалось напряженное утро, поэтому тебе не стоит ездить по делам в одиночку.

Я кивнула, потому что Расмус был прав.

Когда Бреннон ушел, я налила себе еще чаю, взяла чашку и подошла к окну. Сердце кровило болью, вызванной смертью Валери. У Виллема начнется неудачный день, едва он обнаружит пропажу. Может быть, это сделает его умнее… А мой день наполнит светлая память о человеке, которого я любила.

Разбирая утреннюю почту в ожидании Расмуса, я наткнулась на конверт со штампом Департамента имперского сыска. Лисс, как и обещал, прислал список вещей мадам. В отдельной приписке он сообщал о том, что следственные мероприятия в квартире закончены, и я могу распоряжаться ей, как посчитаю нужным.

Довольно скоро Брен принес кипу газет, в том числе тех, которые я никогда не читала. Вдвоем мы пролистали их от первой страницы до последней, но не нашли ни слова о моей переписке с Виллемом. Несмотря на то, что я отказалась от его предложения, осознавая всю тяжесть последствий, с плеч будто свалился огромный камень, а пасмурный день воссиял яркими красками. Демьен Дарч избавил меня не только от большой беды в виде потери репутации, но и от сопутствующих неприятностей, вроде необходимости визита в отчий дом ради объяснений с бабушкой.

Газеты – на радость деду, – были оставлены на кушетке в гостиной. Нанятый Бреном онтикат вез нас в направлении Угольной пади. Мы молчали, думая каждый о своем.

– Как ты собираешься уговорить Ее Светлость принять приглашение графа Рослинса? – вдруг спросил Расмус.

– Я уже уговорила, совсем забыла тебе сказать, – ответила я. – Но, боюсь, мне придется ехать без тебя и Вельмины.

– Это безобразие! – возмутился Бреннон. – Ладно, без Вель ты как-нибудь обойдешься… Обходилась же все то время, пока горничные от тебя сбегали! Но без меня?

Невольно улыбнувшись, пояснила:

– На самом деле, ты тоже едешь, но не с нами, а сам по себе. Думаю, ей об этом знать не нужно. Так даже лучше – у тебя появится больше возможностей для сбора информации.

– Хм, ты, пожалуй, права, – согласился помощник. – Да и связь с серым будет легче держать.

Предстоящая поездка пока казалась мне чем-то нереальным. Нет, я была рада тому, что бабушка согласилась. История Теобальда Рича интриговала, а его нынешнее положение вызывало желание восстановить справедливость и наказать злодея. Но сейчас я ехала к мадам, а кроме того, меня ждал длинный список дел, которые следовало завершить до отбытия в Рослинсберг.

Онтикат остановился у знакомого дома. Мы вышли. Перед входом я помедлила, и Брен не стал торопить. Он понимал.

Сначала мы заглянули к домовладельцу. Благообразный пожилой господин Маерс был искренне опечален не только смертью постоялицы, но и потерей постоянного клиента. Как выяснилось, мадам платила исправно и состояла с ним в дружеских отношениях. Иногда они даже пропускали вместе стаканчик-другой так любимой Валери яблоневой настойки.