Медиум смотрит на звёзды

– Я пыталась достучаться до людей, но, ослепленные властью над величайшим чудом природы, они не слышали меня, смеялись надо мной…

– Нерожденными ты называешь драконов, не вылупившихся из яиц? – уточнила я. Сейчас мне казалось очень важным понимать все именно так, как должно было быть.

– Да. Они угасали, не рождаясь, не желая становиться рабами. Драконы не могут жить без свободы. Но, если они существуют без дела – становятся смертельно опасны…

А я вдруг вспомнила горящую конюшню, увиденную по дороге в замок. И нечто на ее крыше, что не дало себя разглядеть – нечто огромное и, несомненно, смертельно опасное!

Варево в котле моего сознания вскипело, выбрасывая на поверхность одну за другой картины, сохраненные памятью.

Вот я в онтикате читаю в газете о происшествии на далеком севере: пламя охватило здание, располагавшееся на окраине Крааля, во время церковной службы. По словам очевидцев, сначала загорелась крыша. Огонь распространился стремительно и был так силен, что храм выгорел дотла.

Вот драконы в сиянии Синей луны. Десятки, сотни драконов, заполонивших воздушное пространство. Они парят в вышине, расправляя гордые крылья, они тяжело ступают по земле, волоча грозные хвосты, они плавают в морях и реках, двигаясь быстрее любого потока. Драконы наполняют этот мир, ведь, уйдя из жизни, они не покинули Норрофинд. Они никогда его не покидали!

А вот и Дарч, спрашивающий: «Как вы думаете, Эвелинн, кто может прятаться в огне?»

– Духам драконов не нужен посмертный покой! – ошеломленная догадкой, воскликнула я. – Погибнув, они получили долгожданную свободу, но лишились дела. Им нужно…

Я потрясенно посмотрела на люстру, которую зажег Бенедикт. А когда отвела взгляд, знала, что решение найдено.

Полные черноты дыры – глаза Розы из Шальса – требовательно смотрели в мои.

– Им нужно действие, – тихо сказала я. – Бездействие сводит их с ума, вот почему они сжигают здания! И если это не прекратить…

– …Они начнут уничтожать все, что видят, – прошелестело во тьме. – ВСЕ!

Последнее слово превратило ручей в грозный поток, в ревущую бездну… Дернулись створки окна, распахнулись, впуская ветер, который пронесся по комнате, сбивая на пол безделушки с каминной полки, срывая занавеси.

Вцепившись в подоконник, чтобы не быть сбитой с ног ледяным порывом, я пыталась осознать масштабы бедствия. Сотни тысяч разъяренных драконьих полтергейстов не оставят от Норрофинда камня на камне за считанные дни! «Земля умрет, моря иссохнут…». Улица Первого пришествия превратится в дымящиеся руины, и домик Гроусов, в который я так и не переехала, и бабушкино поместье! Тысячи погибших уставятся незрячими глазами в небо, и никто не закроет им веки, поскольку некому будет сделать это. В Норрофинде, превращенном в бесконечный погост, воцарится воронье. Насилие порождает лишь насилие – и никакие тысячелетия этого не изменят!

– Черт возьми, что здесь происходит? – раздался громкий голос.

В освещенном проеме открывшейся из коридора двери я увидела высокую фигуру.

Дарч ворвался в помещение, убедился, что со мной все в порядке, закрыл окно и подкинул поленьев в камин. После чего взял меня за руку и вытащил в коридор – на свет.

– Эвелинн, что случилось? Вам кто-то – или что-то? – угрожал?

– Теперь я знаю, как расшифровать пророчество, – пробормотала я. – Демьен, простите, мне нужно немного времени, чтобы прийти в себя.

– А затем вы все мне расскажете? – требовательно спросил он, и я, кажется, кивнула, потому что еще не совсем соображала, что делаю.

– Что случилось?

Взволнованная бабушка стояла на пороге своих покоев, глядя на нас округлившимися глазами.

– Порыв ветра распахнул окно в гостиной леди Эвелинн, – тут же ответил Дарч, незаметно выпуская мои пальцы, – да еще и люстра погасла. Я шел к вам, Ваша Светлость, но услышал вскрик и решил проверить, что случилось. Уже все в порядке. Я сейчас же отправлюсь к дворецкому и сообщу ему, что нужно заменить иссякший артефакт. – Старший дознаватель изящно поклонился, и я в очередной раз отметила, что подобной грации нельзя научиться, она может быть только врожденной. – Буду рад видеть вас обеих за ужином!

Он ушел так быстро, что бабушка не успела сказать ни слова в ответ. Проводив старшего дознавателя изумленным взглядом, она посмотрела на меня. Мое счастье, что пока Дарч произносил свою тираду, я успокоилась и уже не выглядела потрясенной. Разве только слегка.

– Эвелинн, с тобой все в порядке? – строго спросила бабушка. – Ты выглядишь… взъерошенной.

Слово вызвало невольную улыбку. Подойдя к бабушке, я взяла ее под руку и проводила в покои со словами:

– Я уснула, когда ушла от тебя. Потом раздался грохот, и свет погас. Конечно, я испугалась! Я зайду за тобой перед ужином, хорошо?

Успокоенная моими словами бабушка кивнула. А я порадовалась, что уроки Валери не прошли даром. Именно она научила меня «держать лицо», что бы ни происходило, каких бы ужасающих духов я ни видела, каким бы странным событиям ни становилась свидетелем.

Я вернулась к себе. Спустя десять минут в дверь постучала Амелия и сообщила, что принесла артефакт на замену. Люстра была починена, свет воцарился в гостиной, что было весьма кстати.

Последующие два часа я провела, приводя себя в порядок при помощи горничной. Приняла ванну, поухаживала за лицом, стараясь скрыть следы бессонных ночей, долго расчесывала вымытые и высушенные волосы, выбирала платье. К назначенному часу я выглядела почти так же, как выглядела бы в Валентайне, отправляясь на званый ужин. На самом деле, леди Эвелинн Абигайл Торч была до сих пор взбудоражена и ошеломлена открывшейся ей правдой о драконах, но глядя на нее, вы никогда бы об этом не догадались.

Стучась к бабушке, я чувствовала себя полной решимости. Я обещала Розе из Шальса помочь – и была готова!

***

За огромным столом пустых мест оказалось куда больше, чем я думала. Около половины гостей, из тех, кто жил в Краале или поблизости, покинули замок, дабы, заперев изнутри ставни и двери, предаваться страху в родных стенах, вместе с такими же испуганными близкими. Среди уехавших был и нотариус Джемис. Оставшиеся изо всех сил делали вид, что ничего не происходит, но уныние витало в зале, словно привидение под потолком.

Гости тихо переговаривались между собой – общий разговор не клеился. Я то и дело слышала: «Какой ужас!», «Что же будет?» и «Когда мы сможем уехать?»

По правую руку графа Рича, сидевшего во главе стола с задумчивым видом, расположилась бабушка, по левую – Рэндальф, который в эту минуту был очень похож на отца. Пожалуй, впервые я видела его таким мрачным. На другом конце стола Клементина пыталась наладить беседу с гостями, но я заметила, как неестественно она улыбается, как напряжена, испугана. И это удивило меня, ведь я не могла забыть ее выражение лица в то мгновение, когда на Рэнди было совершено покушение. Она радовалась тому, что Гальфи стал на шаг ближе к наследству, а значит, после возвращения пасынка должна была испытывать разочарование, грусть, даже злость. Но не испуг!

Граф покинул общество, не притронувшись к еде и даже не уделив времени бабушке, из чего я сделала вывод, что он все еще раздумывает над моим предложением. Впрочем, бабушка вполне его понимала. Она, едва ли не единственная из гостей, вела себя так, будто ничего не случилось. В отличие от баронессы Савой.

– Беата, зачем я только послушала тебя! – уже в который раз проныла она. – Мне даже в страшном сне не могла присниться такая история!

Бабушка пожала плечами и промолчала. После чего взглянула на Рэндальфа.

– Что ты планируешь предпринять, Рэнди? – спросила она, и гости дружно замолчали, навострив уши.

– Повторю облаву, – махнул буйными кудрями он. – И буду повторять до тех пор, пока в Рослинсберге не останется ни одного волка!

– Какой урон природе! – горестно вздохнула бабушка.

– Очень правильно, молодой человек, убейте их всех! – кровожадно воскликнула Шарлот. – Господь сам разберется, есть ли среди них волк-убийца!

Отужинав, гости разбились на группы, не стремясь вернуться в свои покои. В прохладном, несмотря на ярко пылающие камины, зале ярко горел свет, даря ощущение безопасности, а у дверей застыли дюжие герцогские стражники. Казалось невозможным, что где-то рядом бродит ужасный монстр, убивающий людей, ведь огонь дружелюбно трещал, бульоты на столе дымились, десерты манили.

Когда бабушка поднялась, я последовала за ней, но очень быстро отстала, не желая слушать Шарлот. Пожалуй, после этой поездки бабушка задумается, брать ли подругу с собой в качестве компаньонки.

– Я так благодарна, леди Торч, что вы не уехали! – вдруг услышала я и, обернувшись, увидела графиню.

Она смотрела на меня с заискивающей улыбкой.

– Добрый вечер, Клементина, – улыбнулась в ответ я. – Бабушку сложно испугать, если вы об этом. Но то, что происходит, конечно, ужасно.

– Ужасно! – воскликнула она, и я вновь отметила, как она бледна. – Как вы думаете, зверь не сможет пробраться в замок?

– Вы – хозяйка, Клементина, вам должно быть виднее, – философски заметила я. – Думаете, он охотится на кого-то из тех, кто живет здесь?

– Боже упаси! – совсем побелела она. – Эвелинн, я – мать и опасаюсь за жизнь сына!

– У вас есть основания для этого, леди Рич? – услышала я знакомый голос.

Дарч подошел бесшумно, словно кот, и теперь стоял напротив графини, чуть склонив голову в вежливом поклоне.

– Опять вы! – поморщилась та. – Нет, господин Дарч, оснований у меня не больше, чем у любого из присутствующих.

– С Гальфи не должно случиться ничего плохого, – сказала я, успокаивающе положив ладонь на ее запястье. – Кроме того, думаю, вы позаботились о его охране?

– Конечно, – она благодарно сжала мою руку, – у его покоев круглосуточно дежурят, да и я буду ночевать там, а не у себя.

– Очень разумно, – кивнул старший дознаватель, – впрочем, охрана нужна не столько от «волка», сколько от убийцы вашей горничной. Вы, случайно, не подозреваете кого-нибудь?

Она посмотрела на него с таким изумлением, словно он предложил ей раздеться перед гостями догола.

– Как вам могло такое в голову прийти? – воскликнула она. – У нас было все хорошо, пока… пока Эндрю не решил собрать гостей на праздник. Ищите среди них!

И она ушла, что-то возмущенно бормоча под нос.

– Хорошая версия, – согласился Дарч и предложил мне руку. – Прогуляетесь со мной по галерее, леди? Шесть тысяч шагов после ужина мы, конечно, не сделаем, но треть – лучше, чем ничего.

Кладя ладонь на предплечье старшего дознавателя, я покосилась на него с удивлением – неужели, шутит? Но он говорил совершенно серьезно.

Я огляделась, нашла глазами бабушку и, увидев, что она смотрит на нас, кивнула ей. Она кивнула в ответ и вернулась к разговору с одним из гостей – с Дарчем она за меня не волновалась.

Мы покинули зал, чтобы перейти в ту же галерею, в которой я гуляла с графиней, и медленно двинулись вдоль нее, разглядывая портреты. Те смотрели равнодушно – кем мы были для них, многим из которых насчитывались сотни лет? Былинками на драконьей шкуре вечности.

Помещение не могло не напомнить Галерею славы в Министерстве магии. Когда-то я хотела задать Дарчу один вопрос, но не решилась. А сейчас момент показался подходящим – как бы ни увиливала я от этого, как бы ни старалась не замечать, но между мной и старшим дознавателем больше не было пропасти, лишь узенькая тропинка, по одной стороне которой двигалась я, а по другой – он. И двигались мы в одном направлении.

– Я бы хотела пролить свет на некое обстоятельство, но не знаю, как задать вам вопрос, Демьен, – честно призналась я, не глядя на него.

– Вы интригуете, Эвелинн, – скучнейшим тоном сообщил он, однако по быстроте, с которой ответил, я поняла, что он, действительно, заинтригован.

За окнами снова шел снег, медленный и густой. Никогда и нигде я не видела столько падающего снега, как в Рослинсберге. В его движении было что-то завораживающее, даже пугающее, будто не за снегопадом я наблюдала, а за концом света.

Дарч на мгновенье теснее прижал к себе мой локоть, напоминая о сказанном. Что ж, будь как будет.

– В Валентайне, в Галерее славы, я увидела портрет мага по имени Шеррин Дарч… – заговорила я, повернувшись к нему.

– Это мой отец, – тут же ответил старший дознаватель.

Вот так? Так просто? Впрочем, мне показалось, что спокойствие Дарча напускное.

– Значит, я не ошиблась, – кивнула я. – Родовое сходство не слишком явное, но все-таки вы похожи.

– Эвелинн, вы не об этом хотели спросить, – усмехнулся уголком рта старший дознаватель. – Вы уже догадались, что он – мой родственник, наверняка, раздумывали, кем он мне приходится. Но не это вас заинтересовало, так ведь?

Я почувствовала, как заалели кончики ушей. То, что Дарч любого человека способен прочитать, как открытую книгу, я поняла давно, вот только мне не хотелось стать еще одной книгой на его полке. Прочитанной. Заброшенной. Не интересной.

– Я прилежно училась истории, в том числе истории магии, – раздраженно ответила я. – Если портрет мага висит в Галерее славы, значит, он знаменит, но, как я ни пытаюсь, не могу вспомнить этого имени. Почему?

Дарч молчал. То ли раздумывал, как ответить, то ли не знал – что отвечать.

– Портрет может быть размещен в Галерее в обход положенного регламента, по личному указанию императора, вы это знаете? – наконец, ответил он вопросом на вопрос.

Я отрицательно качнула головой – откуда мне было знать? – и поинтересовалась:

– Ваш отец оказал Его Величеству какую-то услугу? Если это государственная тайна – можете не отвечать.

– Видите ли, – к моему удивлению, старший дознаватель казался растерянным, – я и сам того не знаю. Но когда… – он запнулся, отвернулся и завершил странным, глухим голосом, – …когда отца не стало, его портрет появился в Галерее.

Впервые я слышала от него подобный тон, на который сердце отозвалось острой жалостью, будто на ужасную потерю. Не понимая, что делаю, я приподнялась на цыпочки и коснулась губами гладкой и прохладной щеки Дарча. И попыталась вытащить свою руку, чтобы тут же уйти.

– Эвелинн? – остановившись и не выпуская моей руки, старший дознаватель смотрел на меня так, будто я была виновна в преступлении. – Зачем вы это сделали?

– Я… сама не знаю, – выдохнула я. – Мне показалось…

И замолчала. Как я могла ему объяснить, что ясно ощутила в сказанном скорбь по ушедшему, к которой примешивалось еще что-то. Какое-то чувство, которое просто невозможно было связать со старшим дознавателем Особого отдела Департамента имперского сыска Демьеном Дарчем.

– Вам показалось, леди, – сказал Дарч, и я поняла, что он сдерживается, чтобы не произнести это слишком резко, даже жестко.

– Конечно, – поспешила согласиться я, – простите меня, Демьен!

Уже в следующее мгновение наши губы встретились, а его дыхание смешалось с моим. Если я и пыталась по привычке что-то анализировать, осознала только, что в стылой галерее внезапно стало так жарко, что захотелось выбежать на улицу, под снегопад конца света. А затем я просто потерялась в чувственных поцелуях и прикосновениях, в страсти, которую я могла бы ожидать от «светлого» Дарча, но никак не от Дарча, находящегося при исполнении.

Не знаю, сколько времени мы стояли, жадно целуясь, прижавшись друг к другу и не желая размыкать объятий, но шум, послышавшийся у входа в галерею, заставил нас отпрянуть, словно котов, облитых водой. На мгновение мы замерли, тяжело дыша и глядя друг на друга. И в зрачках Дарча я увидела то же безумие, которое он, наверняка, разглядел в моих. А затем он пробормотал нечто вроде: «Мне надо идти» и исчез так быстро, что я не успела ни отдышаться, ни сказать хоть что-нибудь. Впрочем, я была настолько ошеломлена произошедшим, что говорить ничего не собиралась, более того, была благодарна Дарчу за поспешное отступление.

Когда в галерею зашел кто-то из гостей, я уже выходила в дальнюю дверь, чтобы оказаться в противоположном крыле замка. Смятение не покидало, и нужно было срочно сделать что-то, чтобы прийти в себя. Кажется, я знала, что мне поможет, как помогало всегда. Этому научила моя дорогая Валери: «Делай, что должна, и будь что будет!» – так она говорила. В Рослинсберге скрывалось слишком много тайн! Одну из них я собиралась раскрыть прямо сейчас.

Позабыв о том, что не одета для улицы, о том, что по замку бродит «высокий правша и, скорее всего, мужчина», уже лишивший жизни двоих человек, я быстро шла, почти бежала по направлению к лестнице, ведущей на открытую галерею. Ту самую, где однажды увидела пятно угрожающей черноты, замершее на крыше башни.

Дрожа от волнения, я толкнула дверь в конце коридора, чтобы оказаться в ледяных объятиях северного ветра. Холодно мне не было, как не было страшно. Горячие поцелуи Дарча тлели на губах, плавя кровь, и мне хотелось как забыть о них, так и… никогда не забывать.

Я замерла, балансируя на ветру, прикрыв веки, пытаясь успокоить дыхание и изгнать из памяти сильные ладони старшего дознавателя, одновременно бережно и жадно изучающие мое тело. И когда, спустя некоторое время, мне это удалось, вспомнила, зачем я пришла и почему вновь испытываю тоскливое чувство, охватившее при прошлой встрече с неведомым. Тогда я не поняла, а сейчас знала, что и раньше сталкивалась с ним – унынием неприкаянных душ, тоской астральных бродяг. Просто до того момента я никогда не встречала… такой большой души.

Не открывая глаз, заговорила тихо, а порывы ветра срывали слова с губ, чтобы унести ввысь.

– Вы чувствуете себя запертыми в клетке мира, без которого не можете существовать… Я знаю, каково это – жить в клетке. Я жила в ней многие годы, но мои силы не так велики, и, не обладая возможностью разрушить свой мир-клетку, я разрушала себя, пока не встретила Валери, удержавшую меня на краю. Я хотела бы удержать на краю вас – и этот мир, ведь он так прекрасен! Я хотела бы повернуть время вспять, сделать так, чтобы прежний Норрофинд не возводили на ваших жизнях. Я искренне сожалею, что люди сотворили подобное с вашим народом. И хотела бы все исправить, но не знаю – как? Помогите мне, подскажите, прошу!

Ветер стих. Я ощутила тепло, даже жар на открытых участках кожи. Он то усиливался, то ослабевал, будто кто-то дышал на меня. И когда я открыла глаза, не в силах поверить в то, что сейчас увижу, взгляд уперся в огненные очи. Эти нечеловеческие глаза выпили меня, вынули душу, и рассмотрели ее со всех сторон. Резко закружилась голова, меня повело к опасному краю древней галереи, вздымающейся, будто драконий хребет.

Воздух за моей спиной уплотнился. Я застыла, ощущая бездну позади всем телом, но что-то не давало мне качнуться и рухнуть в раззявленную ею пасть. С трудом оторвав взгляд от огненных очей, я повернулась и разглядела полупрозрачное перепончатое крыло, отделяющее меня от пропасти. А затем услышала:

– Пока жив хоть один из нас, дитя, мир будет существовать. Но нас остается все меньше, наши дети умирают, не проснувшись, и нет на земле никого, кто знает, как их разбудить…

В наступившем молчании было место всему, и горечи, и страху, и… надежде. Я ощутила ее ясно, словно она была звездой, упавшей с небес в мое сердце и затеплившейся там, пока незаметно, безмолвно, едва.

– На земле нет! – воскликнула я. – Но я вас слышу и теперь знаю, что вы знаете! Расскажите мне!

Странный звук, похожий одновременно на рев и клекот встревожил снег, заставляя плыть по воздуху бесконечной завораживающей спиралью.

– Смешная! Что можешь сделать ты? – донеслось до меня сквозь рокот.

– Я знаю, как можно применить вашу силу без вреда для людей, – твердо сказала я. – И даже наоборот – на пользу и вам, и нам. Если, конечно, вы захотите сделать это для нас после всего, что пережили.

Миг – и тлеющие угли глаз опалили жаром, а рев разорвал снежную ленту в клочья:

– Люди достойны конца света!

Ярость внутри говорящего вспыхнула, как факел, очертила возвышающийся надо мной огромный силуэт: гибкую шею, плоскую голову с прихотливо изогнутыми рогами, вытянутую морду, мощные грудь и лапы, попиравшие камни галереи так, будто существо владело этим миром, а мир никогда не знал людей.

И я поняла, что сейчас умру. Нет, он не уберет крыло, удерживающее меня на краю, я не буду сожжена невидимым пламенем, как храм на окраине Крааля и другие строения по всему миру, уничтоженные его призрачными собратьями. Но его ярости станет так много, что под ее порывом теплящаяся во мне надежда погаснет, а вместе с ней – и моя жизнь.

– Насилие порождает только насилие, – прошептала я, закрывая глаза, чтобы не видеть собственную смерть. – Путь в никуда. Мне жаль…

Мелькнула мысль, что я не узнаю, о чем не договорил Демьен Дарч, рассказывая о гибели отца. Как вдруг я ощутила то же чувство, что и на кладбище у черного обелиска, и в сокровищнице библиотеки – объятия, полные любви, тепла и поддержки. И гордости. Гордости за меня!

Спустя долгую паузу, заполненную тишиной такой глубокой, будто вселенная замерла, пытаясь постигнуть биение собственного сердца, я услышала глухое:

– Ты права, дитя, во владении мертвой пустошью нет радости, как нет мудрости в том, кто отвергает жизнь. Что ты хочешь предложить нам?

Не веря себе, я открыла глаза и, как ни притягивал меня огненный взгляд, торопливо огляделась, мечтая увидеть… Я не знала, что ожидала увидеть, но что бы это ни было, я его не увидела. Лишь светлая грусть коснулась лба бережным поцелуем.

– Что же ты молчишь? – громыхнул вопрос редкой зимней грозой, и я, опомнившись, поведала тому, кто его задал, о теряющих силу артефактах и скорых сумерках цивилизации.

– Хм-м… – проворчал собеседник, когда я замолчала. – А это может быть забавно! Мы подумаем об этом.

– Хорошо, – с облегчением выдохнула я и спросила с волнением: – Теперь вы скажете мне, где найти живых драконов?

– Там же, где и всегда – в драконьих кладках.

– Но их не осталось!

– Остались яйца…

– Они давно окаменели!

– Ты в этом так уверена, дитя? На свете нет ничего тверже драконьей скорлупы, она может хранить нутро сотни лет, пока не будут применены ключи…

Сияющий силуэт потек, как ранее снежная лента, размываясь на ветру.

– Вы имеете в виду ключи-кинжалы? – закричала я, срывая голос.

– Кинжалы – лукавое изобретение норров, – донеслось до меня. – Но они помогут тебе, если добавить кровь и зов матери…

Холод упал на меня хищной птицей, когтями рвущей кожу. Я осознала, что стою на самом краю пропасти, отшатнулась и бросилась к кажущейся такой далекой двери в замок. Вбежала внутрь, захлопнула ее и прижалась спиной, пытаясь отдышаться. Озноб бил изнутри, но был ли он от волнения или от холода, я пока не понимала. В любом случае, средство от простуды, которое дал мне любезный Дункан Кворч, не помешает!

Вернувшись в свои покои, я приняла лекарство, подбросила в камин поленьев, умылась и легла, закутавшись в толстое одеяло, словно в кокон. Мыслей в голове было так много, что ни за одну из них я не успевала уцепиться. Они кружили стайкой юрких рыбешек, не давая себя обдумать.

В спальне было темно, если не считать отсветов от огня в камине, котятами играющих на полу. А затем на краю кровати я разглядела призрачную фигуру, чья бритая макушка блестела, словно от света луны. На других подобное зрелище навеяло бы страх, а мне стало спокойно и даже уютно.

– Ты нашел блокнот? – чувствуя, как сон затягивает меня в сети, спросила я.

И услышала в ответ тихое:

– Пока нет. Спи сладко, малышка Эвелинн, ведь сон – это жизнь.

– А жизнь?

И еще тише:

– Это смерть.

– А смерть?

И едва уловимо:

– Смерть – это сон… Спи.

***

После завтрака Лилен похоронили на кладбище, куда выходила замковая часовня. Вряд ли простая служанка удостоилась бы такой чести, если бы не обстоятельства, но на похороны собрались все гости Рослинса. Гроб был закрыт, внутри, – об этом рассказал доктор Карвер, – стояла урна с прахом, поскольку тело подвергли сожжению. На всякий случай.

Мерзлая земля плохо поддавалась, и слуги взопрели, пока копали могилу. От их разгоряченных спин шел пар, отлетая, словно неупокоенные души, лопаты скребли землю, как когти мертвецов, а в толпе собравшихся сквозняком, тянущимся из-под одной дверной щели в другую, пробегали шепотки.

Я стояла рядом с бабушкой в первом ряду, по правую руку от меня нервно вздрагивала графиня в распахнутом, несмотря на холод, плаще, а позади застыл доктор. По другую сторону от могилы маялся Рэндальф – сегодня он представлял отца, который на похоронах не появился, поэтому одет был строго и элегантно, что совершенно не вязалось с его образом и его самого явно раздражало. Но не он занимал мои мысли – я взглядом искала старшего дознавателя и не находила. Тревоги не испытывала, то, что я не видела Дарча, не означало его отсутствия. Он мог наблюдать за погребением, оставаясь незамеченным, и, скорее всего, так и было. Однако после того, что произошло между нами вчера, мне отчаянно хотелось посмотреть ему в глаза и увидеть в них те же чувства, что испытывала и я.