Солнце било в окна, обращённые на восток. Оля Калашникова собиралась в школу. Первый раз в двадцатый класс. Понедельник, тепло, словно летом, но это только на праздник, со второго сентября пойдут дожди. Выглаженная школьная форма аккуратно висела на вешалке. Белые колготки с розами, блузка с кружевным воротничком, сарафан. И это будет каждый день, Оленьке не в тягость.
Ехать полтора часа. Всего одна школа на весь район открыла классы после одиннадцатого. Это раньше школа была рядом с домом. Но там было не так. Там временная школа, где гостят одиннадцать лет. Общежитие, гостиница, плацкартный вагон. Каждый год новые теснят старших, и бывшие одиннадцатиклассники уже не встают на праздничную линейку. На последнем звонке и выпускном плачут, разводя руками: "Ну, двенадцатого класса у нас нет". А кто-то дни считает до окончания учёбы. Говорит, что отсидеть осталось столько-то, на разные лады считает – всего и чистого времени, без выходных и каникул.
Отсидеть? Да Оленька была в ужасе от перспективы окончания школы! Тогда, в третьем классе, пугала перспектива перехода в четвёртый. Ведь потом перемены! Пусть взрослым пятый класс кажется ерундой – подумаешь, даже школа та же – сама будущая пятиклассница так не думала. Ещё учительница говорила: "Вы будете совсем взрослыми". И другие так визжали, радовались! Конечно, взрослыми, домашку не делать, от родителей секреты – у Оли в голове всплыли мамины слова. И тогда, утром двадцатого мая, объявили о создании двенадцатого класса и далее.
Класс загудел: "Кошмар! Мы из школы не вырвемся теперь"? Кто-то поумнее задал другие вопросы: "А как же работать потом? Когда профессию получать"? Оказалось, школа дальше по желанию, никакой аттестат не выдаётся потом. Берут по заявлению родителей вне зависимости от оценок. А Оленька чувствовала, что становится легко-легко. После одиннадцатого класса не будет ничего страшного и неизвестного, а просто двенадцатый класс. Раньше ещё Настя её поддерживала, но потом, ближе к шестому классу, заинтересовалась медициной и захотела уйти после девятого.
В августе, перед учёбой, Оленька получила ежегодную терапию блокаторами созревания. Из-за неё она носила последний детский размер одежды и в целом выглядела лет на десять. Хотя нет, в десять лет её некоторые одноклассницы уже начинали оформляться по-женски и по-другому смотреть на отношения. А Олю мама тогда первый раз сводила на лечение от взросления. В классе всё чаще слышались басы, даже у девочек, все постепенно переставали отличаться от взрослых. У Оли же была по-детски плоская грудь, тоненькие и маленькие ручки и ножки, высокий звонкий голос. И косички.
У Оли только мама. Нет, там не было истории смерти мужа и отца, даже предательства или развода. Мама стала мамой для себя. Не хотела делить постель и родительские права с мужчиной, поэтому выбрала искусственное оплодотворение. И ожидала, что девственная беременность – гарантия особенно хорошего характера ребёнка. И девочка это мнение невольно подтверждала. Не просто девочка-пай, а мамина фанатка. Всегда полное единодушие, добровольно выученный и рассказанный стих про маму – слеза умиления.
И, конечно, зависть знакомых. То одна, то другая: "Да, а вот мой уже подросток. Ты ему слово – он тебе десять". "У дочки появились секреты. От меня! Ей всего десять лет! А ведь такая миленькая была ещё недавно"! "С ужасом осознаю, что я мама этих взрослых мужиков. Где мои деточки, нежные, безусые? Где детский голос и маленькие ножки"? "Моя дочь уже как я! А я теперь что, старая"? Оля не хотела расстраивать маму.
Соскучиться по одноклассникам не было возможности. Факультативы шли все каникулы, ученики варились в собственном кругу. Борька Ишутин, её сосед по парте, доучивается последний год, до конца призывного возраста. Что, с ним придётся расставаться? Да Оля стресс от потери девятого и одиннадцатого не пережила ещё. Когда прежде родные одноклассники уходили в незнакомую, страшную взрослую жизнь. Думать больно! Последние звонки и выпускные Калашникова не праздновала, в концерте не участвовала, разве что стояла и пела вместе со всеми.
ЕГЭ – очень страшно. Оля и не сдавала, ведь в двенадцатый класс это не требовалось. Это шебутные одноклассники носились по консультациям, писали заявления на предметы. Всё что-то учили, учили, в классе пробники писали. Б-р-р! Хотя нет: Оле было в удовольствие слышать и говорить о ЕГЭ, потому что её это не касалось. Это как девочки в классе говорили про осенний призыв. Жаль, что ОГЭ сдавать всё же пришлось. И после девятого из школы всех отчислили! Оля случайно услышала об этом и плакала несколько дней.
С половинной потерей девятый класс пошёл в десятый, к ним ещё приклеили половину из другой параллели. Оля обижалась, что не всегда проверяют тетрадь с домашним заданием и не ставят за него отметку в журнал. Её с девятого класса спрашивали о профессии, и когда в одиннадцатом классе слышали ответ "не определилась", кричали: "Ты о чём вообще думаешь? Окончишь школу – будешь болтаться". Оля думала о двенадцатом классе. Пусть другие носятся, переживают. Вон у них там баллы, внутренние экзамены, разные конкурсные списки, осенний призыв. Олю это не волнует!
Куда уходит детство? Да никуда, вот оно, в школьной форме. На линейке звёзды – первоклассники, одиннадцатиклассник несёт маленькую девочку с колокольчиком. Слово предоставляется одному, другому… Малыши зевают. Вот уже и в класс пора. Первого сентября нет уроков, как и во временной школе. А зачем, куда торопиться? Но здесь класс один, как в начальном звене, учителя приходят. Сегодня знакомство. Но с кем и чем?
Те же лица. Лиза Королёва, не поступила после одиннадцатого вообще никуда, даже платно. Гуманитарное направление, это технари в приоритете у государства. Хотя Галя Сорокина, поступавшая вместе с ней (не вместе, это просто так говорится неправильно, выбравшая то же направление) пошла работать. А Лиза не пошла поступать снова ни через год, ни дальше. Боря боялся, что отсрочка от армии прервётся, новую-то надо заслужить. Хотя Никита ушёл служить. Алина вот безуспешно пытается поступить в МГУ каждый год, из каждого нового класса. Отличница же, как иначе?
Маме дали выходной на первое сентября. В обычной школе такое доступно только родителям первоклассников. Хотя другие привилегии дают только временным ученикам. Пособия, школьный автобус, скидки на проезд, бесплатное питание – гостям школы, а не постоянным жителям. Ну что за дискриминация? Конференции, олимпиады – всё им. Вышеклассников даже администрация не поздравляет. Парадокс какой-то: временных так ублажают, а теми, кто останется в школе навсегда, с кем всё время быть, пренебрегают.
Что такое школа? Это детство. В двенадцатый класс – словно в четвёртый. Там все дети. Не сидят на чемоданах, грезя, как вот-вот станут взрослыми. Детство в разгаре и никуда не торопится. Детские песенки, милые добрые книги. И совершенно детские запреты. Нельзя влюбляться, говорить на тяжёлые темы. И произведения искусства 16+. Возраст словно обнуляется. Детство берегут. Учителя приходят в эти классы, устав от неудобных подростков, которые уже не хотят смотреть в рот. А почему бы не работать здесь? Госэкзаменов нет, после началки не откроются ошибки первого учителя, не будет претензий.
И здесь все хотят учиться в школе. Нет случайных людей, которых государство заставляет мотать срок, не поступивших в колледж, рассматривающих старшие классы не как школу, а как подготовку к ЕГЭ. Нет, в самой старшей школе только профессиональные ученики. И в отсутствии всяких проверок проще гнуть свою педагогическую линию. Например, не делить на сдающих и не сдающих экзамен по предмету. Или не отводить уроки на подготовку к этим самым экзаменам.
А как наказали Петрова за симпатию к соседке по парте! Постоянные школьники – это не взрослые во временной школе! Те – люди, просто не успевшие получить обязательное образование к восемнадцати годам. Они только учат программу средней школы, а сами уже мужчины и женщины, обвешанные взрослыми правами. Работа, брак, дети, вождение машины.… Хотя порой учителям нравятся больше временных детей. Но на постоянку их не зовут, а вскоре прощаются на выпускном. Навсегда.
Тридцать семь уроков в неделю – тридцать семь предметов. Шестидневка, конечно. Школой надо жить! Не надо разрывать учебный процесс и устраивать маленькую жизнь на выходных. Оленьку всё время провожает мама. Шесть учебников и порой спортивная форма – девочке ростом метр тридцать пять и весом тридцать килограмм не дотащить.
Какие новые предметы в этот раз? Китайский, украинский, португальский – новые и максимально разные языки. А кто сказал, что в постоянной школе будет легко? Это дополнительное образование, никто не тащит на аркане. Родители приводят. Хочешь учить то, что пригодится? Иди на профессию. Но там надо определяться и поступать. В школе же тебя держат всегда, а языки преподаются в детской форме – с песенками, картинками, вырезанием букв. Это во временной школе учили английский с пятого класса по-взрослому, как науку. Через знание грамматических структур и лингвистические особенности. А здесь – языковая среда, детский незамутнённый взгляд, словно в младенчестве говорить учишься.
Предмет, тянущийся через всю новую школу, как русский с математикой во временной – обществознание. Там обсуждаются важные вопросы. Чем хорошо детство и почему не надо взрослеть, секс – это грязь, человек – гражданин мира. Эх, во временной школе всё наоборот говорится: надо взрослеть, получать профессию, создавать семью, защищать Родину. Но там растят людей для работы, а не для счастья. Предмет "Всё обо всём" – разные факты и цифры из всех областей. Молодёжная музыка – обзор современных песен, спетых немужскими и неженскими шепелявыми голосами. Стиль и мода. Каллиграфия.
Домашние задания задаются всегда! Любая информация, что не задано, проверяется. Но порой так обидно бывает, когда видишь гуляющих вечером взрослых, а тебе надо заполнить по пять упражнений в пяти рабочих тетрадях. И в субботу утром маме никуда не идти, и воскресенье не занято переписыванием в тетрадь. Хотя… Привет из началки – проекты с родителями! Для сближения. Мама садится с Оленькой собирать информацию про африканских лягушек, церемонию чаепития и русский балет. Это временных школьников приучают к самостоятельности, им ведь надо взрослеть, у них даже в последних классах оценки по семестрам, как в вузе. Постоянным-то что?
Дневник на еженедельную подпись родителей, родительские собрания раз в четверть и по особым случаям. Внеурочка, кружки. Проверка школьной формы и сменной обуви. Только патриотических мероприятий вообще никаких. Школьный психолог, отдельный сопровождающий в поездках и экскурсиях, библиотекарь. Няня для трудных случаев.
Как и обещали, со второго сентября наступила настоящая осень. Дождь лил как из ведра, но гулять всё равно не получается: а как же уроки? После школы Оля особенно любила художественную гимнастику: от препаратов делалась гуттаперчевой, а о том, какой вырастет, думать не надо. Детская одежда изнашивается быстрее, ведь сшита из более нежных тканей и без грубых швов. И детские туфельки живут два сезона. Это Юлька уже во втором классе носила минимальные женские размеры.
Голод по информации охватил Олю. Сколько в мире ещё неизученного! Суахили. Диалект северного Таджикистана. Хотя переводить литературу Калашникова совершенно не собиралась. Статистика: какого цвета пуговицы популярны в разных частях мира. Литературоведение: прочтение книг и разбор деталей. И ещё сложное в простом: абсурдные слова, детские книги второй раз. То, чему не учат в обычной школе и институте. То, чего нигде больше нет.
Первым уроком сегодня логика. Но не та, которая на информатике, для программирования, не по советскому учебнику. Учительница стала барабанить пальцами по столу и спрашивать хитрым голосом:
– Сколько голубей клюют?
– Пять, – сказала Оксана.
– Неправильно, я семь загадывала.
– Считаем последующим разрядом! На скорость!
– Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят, шестьдесят, семьдесят, восемьдесят, девяносто, сто, двести, триста, четыреста, пятьсот, шестьсот, семьсот, восемьсот, девятьсот, тысяча, две тысячи…
Так дошли до миллиарда. Хорошее упражнение для начальной школы.
Потом Дина стала топать ногами под партой, выдавая острый звук.
– Дина, перестань.
– Я коник.
– В смысле?
– Это значит, что я имею право так делать, иначе мне будет невыносимо плохо.
– Я тоже коник, – добавил Серёжа и затопал сам.
Весь класс, кроме Бори и Оксаны, последовал примеру. Ух, как весело!
После урока топанья был урок стихов.
У обезьянки Типи-топ
Четвёртый день наморщен лоб:
Как это у кошки
Вместо ручек ножки?
Дина ответила это стихотворение. А вот Серёжа трясётся. Не выучил?
– Пожалуйста, не ставьте двойку, – так и есть. – У меня планшет отберут.
Потом сами подбирали рифмы и складывали такие же стихотворения. На уроке пения песни, видимо, кончились. Поэтому пропевали весь урок бессмысленные звукосочетания. "Кулипаты-кулипаты-кулипаты-кулипаты". "Пирим-бим-бим, пирим-бим-бим". "Гули-гули-гули, гули-гули-гули". "Онэй-аноу". В продолжение на литературоведении была тема абсурдизмов. Посочиняли их, конечно. Абур-абур, мон-мон… Даже Оксана что-то буркнула.
Только Оксане всё время что-то не нравится. Она, конечно, отвечает на уроках, но для того, чтобы отстали. Она вообще не хотела в двенадцатый класс. Но мама, растившая её одна, очень боялась: в вузе всякое бывает, на работе – тоже. Ещё влюбится дочь, травмируется. Нет, для мамы это ребёнок! Пусть идёт в школу дальше. Её неоднократно ловили на нарушениях: то под партой Достоевского читает (это убивает детство!), то слушает песни двадцатого века не для детей. Уроки делать – с жутким скандалом, начальник пригрозил увольнением за постоянные отпрашивания, поэтому мама пустила на самотёк. Но провожать – обязательно, иначе вообще не придёт на занятия. Нет домашнего задания, нетронутый ортопедический ранец, остающиеся новенькими прочитанные за лето учебники. И лицо как у пожизненно заключённой.