Посвящается моей бывшей интернет-приятельнице, с которой я весело проводил вечера и дружба с которой навсегда останется в моей памяти в качестве воспоминаний
I
Сегодня утром не стало Эллис.
Об этом мне сообщил Эдди, мой друг. Рано утром он позвонил мне и сказал это. Его мать работает в больнице, где лежала Эллис, и она первая узнала об этом и попросила, что он сообщил это мне. Эдди выразил соболезнования и бросил трубку.
Узнав об её смерти, я сразу же позвонил в ту больницу, где она лечилась от лейкемии. Я не поверил тому, что сказал Эдди. Может, это какой-то розыгрыш. Не знаю. Я не хотел в это верить. В больнице подтвердили информацию о ее кончине. Я не поверил. Такого не может быть. Она же шла на поправку!
Позвонил ее матери, чтобы уж точно удостовериться в смерти Эллис. Она, захлебываясь от слез, рыдая и споя, тоже подтвердила смерть Эллис. Я опять не поверил.
Позвонил отцу. Отец сказал мне, что она умерла.
Сегодня на работу я не пошёл по понятным причинам.
Два дня назад я пришёл к ней в больницу чтобы навестить её. Это был обыкновенный весенний день. Перед этим, я заскочил в цветочный магазин и купил белые розы, которые она очень любила.
Зайдя в палату, меня ослепил белоснежный блеск стен, на которые падал луч солнца. Эллис лежала на койке и была подключена к капельнице. Смотря в окно, она не сразу заметила меня. Лишь только я сделал шаг, Эллис повернула голову в мою сторону, посмотрела на меня, улыбнулась и сказала:
– Привет, Джеймс…
Я подошёл к её койке поближе. Судя по виду, она только что проснулась. Уперевшись к тумбочке, стоящая около койки, я подарил ей те белые розы и поцеловал в лоб. Он был холодный, как голубой лед, которым был покрыт пруд, на котором мы каждую зиму катались на коньках.
Взяв в свои худые, бледные руки цветы, Эллис попросила, чтобы я положил их в вазу. Я послушно выполнил ее просьбу.
– Ты наверное прогулял работу, – сказала с сожалением Эллис. – Тебя же прибьют за это.
– Сегодня воскресенье, – ответил я. – выходной, на работу не надо.
Нагнувшись, я снова поцеловал Эллис в лоб и рукой погладил её тёмно-коричневые волосы, которые всё также пахли молодой, свежей сиренью, которую только сорвали с ветки.
– Что там у вас? – спросила Эллис.
– Ничего хорошего. Мать волнуется, отец тоже. Хотят либо завтра, либо сегодня к тебе прийти. Я им сказал, что она будет очень рада вашему визиту. На меня посмотрели как на дурака, мол, и что? Мы вообще-то её родители!
Эллис улыбнулась и слегка посмеялась. Ей было больно открывать рот и говорить – всё из-за слабости. Она была очень слаба, хотя и шла на поправку. Взяв ее за руки, я сказал:
– Когда ты вылечишься, то мы обязательно распишемся.
Эллис только кивнула головой, и всё также улыбаясь мне своей узенькой, милой улыбкой, смотрела на меня. Этот милый взгляд очаровывал меня каждый день, когда мы были рядом и когда она ещё не болела лейкемией. Кто же знал, что именно сегодня ночью её не станет?
Эллис умерла двадцать первого апреля в три часа ночи сорок три минуты от остановки сердца.
И об её смерти мне доложили только сегодня.
Сегодня весь день я просидел в гостинной около столика, где всегда сидела и читала Эллис. Было довольно душно, комнату я не проветрил. На полке стояли разные книги, и самая первая из них была «Анна Каренина» Толстого. Эллис её очень любила и перечитывала каждую осень. Карандашиком она подчеркивала строки, где по её мнению, «Каренина была живой».
Была ли она живой или нет, меня сейчас не волнует. Меня волнует только одно – Эллис больше нет, и как мне дальше быть?
В тумбочке около кровати в нашей спальне лежала красная коробочка с золотым кольцом внутри. Его я хотел подарить Эллис, или сделать ей предложение выйти за меня замуж. Этому плану не суждено было сбыться. Эллис умерла и о никакой свадьбе речи идти не могло.
Говорят, что любовь живёт недолго Это не правда. С Эллис я встречался долго, и каждый день с ней был как первый. Возвращаясь с работы, один только шум на кухне или шепот в гостинной делал меня счастливым. Один только голос Эллис мог меня успокоить. Ее голос звучал как пение лесных птиц, как игра на скрипке. А она очень любила играть на скрипке.
Теперь она лежит и пылится в углу.
Как быть мне дальше я не знаю. Смерть Эллис разорвало мою жизнь на пополам как лента кассеты на «до» и «после». И ни один клей, ни один скотч не склеит эти два отрезка заново. Теперь я один и буду один всегда. Я вдовец.
Неожиданно, кто-то постучал в входную дверь. Я подумал, что это были родители Эллис, чтобы побыть со мной, или чтобы проведать меня. Но нет, это был Эдди. Он пришел, чтобы поддержать меня. Я лишь поддакивал и благодарил его за это.
У меня не было сил разговаривать с ним, двигать руками, что нибудь делать вообще. Мне хотелось побыть одному и мне казалось, что это было лучшим решением для меня.
Когда Эдди ушел, я вернулся в спальню и лёг на кровать, после чего заснул.
Спустя шесть часов мне позвонили по телефону. Встав с кровати и выйдя в коридор, подойдя к столику, на котором лежал телефон, я поднял трубку и сказал тихим голосом:
– Алло?
На той стороне провода был отец Эллис. Он сообщил мне, что скоро будут похороны, и попросил меня, чтобы я на них пришёл. Я ответил, мол, само собой, я буду находится на похоронах. После этого он пожелал мне крепиться и положил трубку.
Будь это кошмар, я бы незамедлительно проснулся и обнял Эллис за плечи, дабы успокоиться. Но к сожалению, это был не кошмар а реальность. Хотя, эти два понятия однозначны. Рано или поздно, это бы всё равно произошло. Но почему именно сейчас? Почему именно сегодня? Кто даст мне ответ на эти два вопроса?
Никто не даст ответа. Сколько вопросов, и никаких ответов.
Я снова пошёл спать. Мне хотелось жутко спать, так как я не знал, как скоротать время. Лучше вечно спать, чем ощущать эту невыносимую, сжимающую твоё сердце боль, колющее душу и разрывая тебя в клочья боль. Весь день меня трясло, я был в холодном поту. В груди очень сильно ныло, казалось, что тебе разрывали сердце на куски. Эта боль сравнима с пытками. Представьте, когда вам под ногти (или в любое чувствительное место на вашем теле) суют раскаленные иголки и ковыряют это место. Представьте, как вам стрельнули в сердце, или когда его режут острым, холодным клинком.
Эту боль трудно описать и представить. Каждому дано её испытать. Только пробьет час и вам сообщат о смерти вашего родственника, или человека, которого вы сильно любили. Не каждый справится с этим.
Я заснул. Через несколько дней прошли похороны Эллис.
II
Похороны. Двадцать четвертое апреля. Я стою около храма, где во всю готовилось прощание с Эллис. Гроб с ее телом еще не привезли, что напрягало меня и волновало еще больше. Я так боялся увидеть ее мертвую.
Я в принципе и так на похоронах не был никогда, так еще на похоронах близких, так ещё похороны девушки, с который ты встречался и которую ты жутко любил. Похороны Эллис создавало большую нагрузку на психику. Окружающая обстановка усиливала напряжение. Я был к этому морально не готов.
Около входа в храм столпились знакомые и коллеги Эллис по работе. Они пришли проводить ее в последний путь. Среди них были старушки, которые знали Эллис с детства. Они плакали и дрожали. Кто-то из них легла на землю и забилась в истерике. Ритуальщики успокаивали ее как могли. В итоге, отдали эту старушку медикам.
К воротам храма подъехала машина чёрного цвета с чёрными дисками на колесах. Это была машина родителей Эллис. Черный мерседес остановился около забора храма и прекратил рычание. Из машины вышел отец Эллис и его жена. Все в черном. Зайдя на территорию храма, они пошли вперёд.
Вдруг, увидев меня, отец Эллис вместе со своей женой подошел ко мне с протянутой рукой, чтобы поздороваться. Увидев его, я двинулся с места и начал идти к нему на встречу, тоже протянув руку. Встретившись, мы пожали руки.
Отец Эллис снова пожелал мне крепиться и похлопал по плечу. Я попытался сделать тоже самое, но не мог подобрать и слова, так ещё жутко стеснялся и был подавлен настолько, что если спросив, кого я хороню, я не скажу ни слова, как партизан на допросе.
Медленно шагая, мы двигались в сторону в ходу. Я захотел обратиться к матери Эллис. Я смог подобрать слова и выразил ей соболезнования. Плача, она пожелала мне того же. Когда мы остановились, я встал перед ними как солдат на посту и смотрел на вход в ожидании начала мероприятия.
Спустя час – привезли тело Эллис. Чёрный катафалк въехал на территорию храма, и развернувшись задом ко входу, остановился. Сотрудники ритуальной службы вовремя подоспели и, открыв двери катафалка, достали белый гроб с телом Эллис и отнесли в храм. Увидев это, я с ее родителями направились ко входу, чтобы посмотреть на это, и если что, помочь.
Всё прощание я был пустым.
Как это – пустым? А вот так. Представьте, что человек – это наклейка. Наложите эту наклейку на бумагу. Потом, обведите эту наклейку чёрной гелевой ручкой, или фломастером, чем удобно. Аккуратно снимите наклейку с бумаги. Что вы увидете? Вы увидите контур этой наклейки. А что внутри этого контура? Внутри этого контура пустота.
Я и был этой наклейкой, которую сначала налепили, потом обвели, потом сняли с бумаги и выбросили в мусорку.
Внутри меня была пустота, и ничего более. А вокруг меня – контур. Меня как будто не было Просто пустота, которую нельзя никак описать, так как она не имела внешнего облика.
Спустя некоторое время началось прощание. В храм впустили мать, отца Эллис, и меня. Остальные ждали на улице.
Медленным шагом мы шли в зал, в середине которого стоял открытый гроб с телом Эллис. Дойдя до него, меня окутало волнение и мои руки начали трястись. Было очень непривычно.
Подойдя к гробу, я увидел Эллис. Покойное тело в белом платье лежало в гробу и ожидало похорон. Бледное, загримированное лицо с закрытыми глазами спало вечным сном.
На лбу была какая-то повязка, которая, наверное, охватывала всю голову. Священник начал что-то говорить. Мать рыдала. Отец стоял как вкопанный. Я стоял как солдат на посту.
Я ничего не запомнил с прощания. Всё прошло как-то незаметно для меня, будто прошло мимо. Я запомнил только начало, когда мы шли к гробу, и конец, когда его закрывали и выносили из храма. Мы шли вслед за ним.
Когда гроб погрузили в катафалк, мы подошли к минивэну, который должен был нас отвезти на кладбище, и когда мы в него сели, катафалк постоял, будто ожидая что-то, и тронулся с места. Вслед за ним следовал минивэн, в котором мы сидели.
Кладбище. Всё было готово к похоронам. Когда мы вышли из машины, под нашим присмотром гроб вытащили из катафалка и понесли к могиле.
Эллис должна была покоиться около бабушки и тёти. К этому времени, знакомые и коллеги Эллис прибыли на кладбище. Они хотели взять горсть земли и бросить его в могилу.
Началось погребение. Сначала дали возможность матери и отцу кинуть горсть земли в могилу, а потом уже мне. Я послушно, механическими движениями рук взял горсть земли и незаметно бросил его в могилу, после чего отошел, чтобы не мешаться.
Когда все бросили по горсти, могилу начали закапывать.
Я смотрел на это всё мертвым, холодным взглядом. Создавалось ощущение, что мне было это безразлично. Но на самом деле, это было не так. Внутри меня трепетали, только начинал гореть пожар всех этих эмоций, которые испытывает каждый человек, когда у него умирает близкий человек.
Похороны закончились. Весь народ разошелся и на могиле остались только мы – мать, отец Эллис, и я. Смерть Эллис приняла официальный характер.
Похороны закончились в семнадцать часов тридцать пять минут. Весь день было облачно и солнце пряталось за серым слоем облаков.
III
Я проснулся в шесть часов утра. Весна. Только начало всё разогреваться, земля недавно отошла от зимы. Небо начавшегося дня было затянуто серыми тучами, сквозь которые едва пробивалось солнце. Вместо него было видно большое белое пятно, которое спряталось за бесцветным полотном. На землю падал его бледный свет, словно сквозь дымчатое стекло.
Сегодня обещали дождь, но я не верил синоптикам. Они всегда ошибаются. Но взять зонт надо – на всякий случай. Вдруг пригодится.
Встав с кровати, я направился в ванную. Нажав на клавишу выключателя, тусклый свет лампочки выхватил из темноты моё лицо: отекшее, с щетиной, с синяками под глазами.
Мне тридцать пять лет, а уже имею такой внешний вид. Какой ужас! Уход Эллис сделал меня молодым стариком.
Холодная вода на мгновение развеяла сонливость и чуть-чуть улучшило внешний вид. Вроде бы. Зубы чистить не стал – не успел. После умывания пошёл на кухню.
Открыв холодильник, желто-оранжевый свет лампочки осветил полки. Сосиски, яйца, масло. Не много, но и не мало. Взял масло. Много есть не стал. В семь надо быть на работе, иначе Фернандес не простит. Он не терпит опозданий.
Чайник закипел. Я заварил себе кофе и сделал бутерброды с маслом и сахаром – минимальный завтрак. Раньше Эллис готовила аппетитную яичницу с сосисками, которые я очень любил. Теперь её нет. Три дня прошло. Я ещё не привык к тишине.
На часах было шесть пятнадцать. Автобус уже подъезжал к остановке. Ринувшись в комнату, не доев и бутерброда, я одел синюю рубашку и серые брюки.
Это была моя рабочая одежда.
Накинув куртку и взяв сумку с документами, я вышел из квартиры, закрыв её на ключ. Бутерброды так и остались лежать на тарелке.
Автобус подъехал вовремя. Огромная толпа людей разного сорта пыталась протиснуться в дверной проём. Среди них был я.
Пройдя сквозь толстую старуху и борзых школьников, и сев на случайное свободное место, водитель тут же нажал на газ, будто ждав, пока я сяду, и автобус тронулся с места.
Город проплывал за окном: мясная лавка Роби располагалась на соседней улице с страховой тёти Сьюзан, а проехав несколько метров и повернув направо стояла черная вывеска с белыми буквами похоронного бюро мистера Смита. Оно организовало похороны Эллис.
Наконец, автобус прибыл к остановке, позади которой возвышалось вверх серое здание с темными окнами, сквозь которые были видны бледные свечения напольных ламп. Выбравшись из автобуса, я направился к входу в здание.
Показав помятый пропуск толстому охраннику Джону, мне предстоял лифт. Он как всегда был душен и полон людьми. Главная цель – достичь восьмого этажа.
Я вошёл в него. Толстяк Джордж изливался потом, стоя рядом с молодой бухгалтершей Джессикой Стрендж и стажером Майклом Дрю. Они все вместе теснились, из-за чего Джорджу было жарко.
Войдя в лифт, за мной последовала толпа рабочих, которым тоже надо на восьмой этаж. Спустя несколько минут лифт достиг его.
И вот, я уже в офисе. Около моего рабочего места располагался стол, за котором сидел невысокий мужчина лет двадцати пяти в белой кофте с красным швом и очках.
Это был Эдди Леймон, мой приятель. Увидев меня, он встал и подошёл ко мне, протянув руку. Я ответил взаимностью. Я сел за своё рабочее место. Около принтера красовался портрет Эллис.
Милая, красивая улыбка находилась на гладком, ухоженном лице, которое смотрело на меня. Я засмотрелся на него. Было грустно, но терпимо. Выдержу. Эдди попытался взять портрет и убрать его. Я не позволил.
– Оставь его. Я не хочу потерять ее окончательно.
Эдди послушно вернул портрет на место и сел за свой стол. Вдруг из кабинета вышел Фернандес. Как всегда злой и недовольный. Он увидел меня и подошёл. Выразил соболезнования. Я кивнул.
Эти слова уже ничего не значили. Мне было на них всё равно. В течение этих трёх дней я накопил достаточно соболезнований и сочувствий.
Началась работа. Толстяк Джордж, принес на стол стопку бумаги. Это были документы, которые я должен разобрать к обеду. Но не смог. Их было слишком много.
На момент меня накинули возмущения – у меня умер близкий человек, почему мне не могут дать какую-нибудь маленькую работу? Но видимо, всем было безразлично.
Надо жить, а иначе засохнешь как цветок без воды. Так говорила Эллис. Мне очень не хватает этих слов.
– Может, дашь мне половину своих бумаг? – повернулся ко мне Эдди. – Всё таки, тебе сейчас тяжело.
– Нет, спасибо, Эд. Тут немного. Я справлюсь. – ответил я ему, одновременно проверяя документ. Эдди повернулся к своему экрану.
Спустя несколько часов настал обед. Очередь в столовой растянулась, казалось, на метр. Я успел взять еду первым. На подносе лежала жареная рыба, картошка, и стакан с соком. Эдди ел свой суп, принесенный из дома. Вдруг он обратился ко мне:
– Джей, если тебе нужна помощь…
– Я справлюсь. – резко остановил его. Тот возмущенно остановился есть свой суп и посмотрел на меня. По нему было видно, что прямо сейчас он готов меня обругать с головы до пяток.
– Через бутылку? Или через колёса? Ты ведь знаешь, что это очень сложно. Многие не справляются.
– Нет, не через бутылку. Я справлюсь. Я сильный человек.
– Знаю я вас, сильных. Один однажды сдох на лестничной клетке, другого зарубили топором по пьяне.
Насчёт того, что я сильный человек, Эдди глубоко сомневался. Он боялся за меня. Я пообещал найти психолога. Вроде бы в клинике был один, все говорили, что помогает. Я на него не надеялся. Самое главное, чтобы Эдди был спокоен.
Не знаю, будет ли в этом толк. Может, я помру в собственной квартире в глубоком одиночестве, или выйду в окно, перед этим вскрыв вены. Никакие варианты я больше не рассматривал. Лучше поддаться судьбе, чем надеяться на что либо и идти к этому.
Ведь она же распоряжается человеческими жизнями. Иначе как можно объяснить тот факт, что Эллис ушла из жизни в три часа ночи, будучи идя на поправку?
После обеда я принялся за работу. Плохо распечатанные бумаги высасывали из меня все силы. Было ничего не понятно. В этот момент я походил на китайца. Глаза сузились, даже лупа не помогала. Фернандес подошёл к моему столику и кинул ещё одну такую же стопку бумаги.
Чёртов испанец!
Сам знает, что мне сейчас плохо, у меня горе. И ведь дал отгул, чтобы я похоронил Эллис. Но что-то не пахнет, чтобы он мне сожалел. Ну, ладно. Видимо, всем на это наплевать. Я вспомнил те самые слова Эллис, о которых вспоминал, и продолжил работу.
В итоге – отредактировал половину документов. Я очень хотел домой. На каком-то телеканале должно было идти интересное кино, название которого я записал в блокнотик.
Взяв листок и ручку в руки, я написал на нём, что доделаю всё завтра, и после чего, положил его на стопку и, взяв свою куртку, отправился к выходу. Выйдя из здания, автобус только подъезжал к остановке.
Вечер. Автобус ехал по той же дороге. Вечер уже уходил, а на его место приходила ночь. На небе были видны одни лишь звезды. Луна стояла вместо солнца где-то посередине. Звездочки горели бледным, наивным огнём. Из них я увидел одну большую, одинокую звезду.
Может быть, это чья-то душа? Рядом с этой звездой никого не было. Возникало ощущение, что она кого-то ждала. Нет, это не Эллис. Просто звёздочка.
Автобус остановился. Я вышел из него довольно легко, народа было немного. На детской площадке громко резвились дети, а родители были их надзирателями.