000
ОтложитьЧитал
Редактор Ирина Полещук
© Эльмира Казарян, 2025
ISBN 978-5-0067-1323-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Эльмира Казарян
Сломать систему, но не сломаться
Истории Черного Лебедя
У каждого святого есть прошлое,
у каждого грешника есть будущее
Оскар Уайльд
Часть 1
Меня зовут Эльмира.
Я армянка, родилась в Спитаке – городе, навсегда запечатлевшем в памяти людей ужас землетрясения 1988 года. Эта катастрофа потрясла всю страну, оставив трагический след в сердцах многих поколений.
Бабушка, следуя древнему поверью, – наречь христианина мусульманским именем, чтобы он прожил долгую жизнь, – назвала меня Эльмирой. Пусть сбудется бабушкино предсказание! Я хочу доказать, что нельзя жить вопреки своей воле, плыть против течения души. Если система тебя пожирает, нужно вырваться из её когтей.
Но как разрушить систему, не разрушив себя…
Вот в чём вопрос.
***
В прохладном ручейке резвились две маленькие рыбки, сверкая чешуёй на солнце. Они плескались, гонялись за солнечными бликами на воде, словно два маленьких, сверкающих драгоценных камня. И вдруг одна из них, замерев на миг, тихонько вздохнула: «Ах, как я хочу в океан!» Вторая, продолжая свои игры, равнодушно ответила: «А что там?» – «Не знаю… Но я очень хочу! – прошептала первая, – мне кажется, там я буду по-настоящему счастлива! Там простор, там свобода!» Словно по мановению волшебной палочки, Вселенная перенесла их в безбрежную синеву океана. Первая рыбка, закружившись в водовороте радости, воскликнула: «Боже мой! Какое счастье! Спасибо, спасибо! Как здесь чудесно, как здесь хорошо!» Вторая же с нескрываемым безразличием наблюдала за её восторгом: «Ну, вода и вода… В чём разница?»
Так что, мой друг, если ты, подобно той первой рыбке, тоскуешь по просторам океана, чувствуешь, что тебе суждено большее, чем то, что есть у тебя сейчас, – эта книга для тебя! Вселенная всегда поможет тебе достичь того, к чему стремится твоя душа. Достаточно лишь сильно захотеть, поверить с горячим сердцем, и она распахнёт перед тобой все двери, укажет путь. Но помни: нужно идти, действовать, и главное – прислушиваться к своему внутреннему голосу, к зову своей души.
***
Пятнадцатилетняя Эльмира взяла ручку и начала писать:
«Давайте познакомимся. Я – Эльмира Карленовна Казарян, родилась 23 августа 1977 года.
В нашей армянской семье рождение девочки не вызвало такого ликования, как могло бы вызвать рождение мальчика, но появление на свет первенца, то есть меня, все равно очень обрадовало всех. У меня две бабушки, два дедушки, два дяди и восемь тётей – целая армия родственников, которые были готовы нянчиться со мной с самого рождения. Меня передавали из рук в руки, я утопала в любви и заботе. Мама даже не всегда успевала ухаживать за мной сама – мы жили в большой традиционной армянской семье, где сын с невесткой живут вместе со свекром и свекровью. Любовь к внукам в армянской семье безгранична, но невестка, хоть и любима, чувствует себя несколько ограниченной в свободе, и это мягко сказано, я бы назвала это в некоторой степени рабством…. Родители выбирали мужа для дочери, стараясь найти для нее самого достойного жениха – доброго и обеспеченного. Но, как водится, богатые мужчины предпочитали невест из богатых семей.
Родители моей мамы жили в селе, работали не покладая рук, держали хозяйство. Голода они не знали, но и богатыми их назвать было нельзя. В их жизни, как и в жизни многих сельских жителей, было заложено убеждение: бедность не повод отказываться от детей. Чем больше детей, тем больше надежды на то, что они изменят семейную судьбу, что они будут счастливы и не повторят родительской доли. Мои предки, рожая много детей, не задумывались о том, как их прокормить и дать образование. Они верили, что у каждого ребёнка свой путь, своя судьба, и даже в бедности он найдёт свое место под солнцем, свой кусок хлеба».
Сегодня, сидя с ручкой и бумагой, собираясь рассказать свою историю, 46-летняя Эльмира вновь чувствует боль в этих словах: «Найдёт свой кусок хлеба». Снова и снова она падает на колени, собирая осколки своей жизни, словно драгоценную мозаику, постоянно разбиваемую несправедливостью. Она хочет научить других противостоять системе, показать, что борьба с ней не означает саморазрушение.
«Но если бы ты очутилась в моей системе, ты бы, возможно, и не смогла выйти из нее без потерь»…
Очевидно, что Вселенная никогда не дает нам больше, чем мы способны вынести. Но порой всё же начинаешь задумываться: почему именно мне выпало это испытание? Каждый из нас, живущих на этой планете, задаёт себе этот вопрос. Однако не каждый способен принять его, пережить и трансформироваться.
Что же такое трансформация в человеческой жизни? Это переход от состояния непринятия, от уверенности в неизменности мира к новому пониманию, к принятию того, что казалось невозможным или недопустимым. Нужна ли эта трансформация? Да, если ты уже задумался об этом. Если человека устраивает его жизнь, его внутреннее состояние, то ему не нужна трансформация.
Но если твоей душе больно, если ты постоянно чувствуешь себя не на своём месте, то необходим переход на новый уровень. Без трансформации эта боль оставит неизгладимый отпечаток на твоей психике.
***
Эльмире было одиннадцать лет, она училась в четвёртом классе. В тот день на уроке географии было задание о землетрясениях. Эльмира всегда ответственно относилась к учёбе. Когда классная руководительница похвалила её успехи и призвала стремиться к отличной учёбе, девочка вдохновилась и пообещала стараться. Делая уроки и изучая шкалу балльности землетрясений, она вдруг услышала сильный грохот. Ей показалось, что началось землетрясение. Девочка в испуге бросилась к маме, которая после работы отдыхала дома. Было ближе к семи вечера.
«Мама, мама! – кричала Эльмира. – Ты почувствовала? Было землетрясение!» Полусонная мама успокоила дочь: «Тебе кажется, просто ты сейчас эту тему учишь. Иди, не бойся, учись дальше». Дома, кроме мамы, были папа, десятилетний брат Артем (на год младше Эльмиры) и четырёхлетняя сестра Джулиета (на семь лет младше). Глубокая любовь к брату и сестре жила в сердце Эльмиры, но внешне она ее не проявляла – семейные устои не приветствовали открытых эмоций. То же самое касалось и общества того времени: любовь между мужем и женой, родителями и детьми оставалась скрытой, проявлять ее было не принято.
Старшее поколение – бабушки, дедушки, тёти и дяди – свою любовь выражали более свободно. Всю сдерживаемую годами нежность, накопленную за жизнь, они выливали на внуков. Эльмира купалась в этой безусловной любви, но сама не умела показать свою любовь к брату и сестре. Неспособность выразить чувства превращалась в скрытую агрессию. С Артемом они часто ссорились, причём без конкретного повода. Порой их ссоры доходили до ужасных слов: «Чтоб ты сдох!», «Чтоб я тебя в гробу видела!», «Чтоб ты лежала в гробу!». Эльмира однажды услышала эти слова от соседки в деревне, где жила бабушка. Соседка проклинала так своего внука. В семье Эльмиры такие слова были неприемлемы. Не понимая, как правильно выражать свои чувства, Эльмира использовала эти ужасные слова, специально провоцируя ссоры с братом.
Если бы Эльмира знала, что эти слова причинят ей потом пожизненную боль, она никогда бы так не ругалась со своим любимым братом.
***
22:10.
Снова грохот, на этот раз гораздо сильнее, чем три часа назад.
Было 6 декабря 1988 года. На этот раз мама поднялась с дивана, папа вышел из комнаты, и все вместе подошли к окну. Раздвинув шторы, они выглянули на улицу. Из окна третьего этажа их пятиэтажного дома улица казалась необычно тихой, пустой. Вид на сахарный завод, где работали папа, дедушка и бабушка Эльмиры, был спокойным. Казалось, что город спит. Ничто не предвещало беды. Но Эльмира настаивала: «Я знаю, я знаю! Это землетрясение!». Детей уложили спать. Завтра – школа и работа. Папа работал в ночную смену и всегда после смены ухаживал за четырёхлетней Джулиетой, отводя её к бабушке и дедушке, которые жили в десяти минутах ходьбы от их квартиры. Эльмира и Артём учились в одной школе, в одном крыле четырёхэтажного здания, на третьем этаже: Эльмира в четвёртом классе, Артём – в третьем. Мама работала неподалёку от дома.
Утро началось как обычно, тревога, испытанная накануне вечером, уже отступила. Выйдя из дома, Эльмира с братом и мамой увидели пришедшего с ночной смены отца, Карлена. Дома осталась только четырёхлетняя Джулиета. Обычно Карлен, с тех пор, как они переехали в эту квартиру четыре года назад, не задерживался утром дома. Он был очень привязан к родителям и всегда отводил Джулиету к ним, и сам засыпал у них в доме. Но в этот раз что-то его остановило. Он позвал Джулиету к себе в кровать, обнял её и сказал: «Сейчас чуть-чуть поспим, и пойдём к бабушке». В двенадцать часов дня бабушка, удивившись, что их всё ещё нет, решила позвонить. Карлен не хотел вставать. Джулиета, взяв трубку, быстро пролепетала: «Бабушка, папа спит, мы придём позже!», и с радостью побежала к отцу. Она очень любила папу, и он с удовольствием нянчился с ней. Эльмира обожала наблюдать, как папа одевает малышке теплые колготки: сначала одну ножку, потом другую, а затем, держа резинку на талии, поднимает колготки вместе с дочерью. Джулиета хохочет, а Эльмира улыбается. Эта сцена была для неё воплощением той любви, которую отец, вынужденный традиционно сдерживать эмоции в родительском доме, свободно проявлял здесь.
Время 12:41, 7 декабря.
К этому моменту Эльмира с Артемом уже отсидели три урока. Накануне Эльмира тщательно выучила урок географии о землетрясениях, запоминая баллы по шкале Рихтера и соответствующие им описания разрушений. Картинка, иллюстрирующая последствия землетрясения силой 11—12 баллов, особенно сильно ей запомнилась – в негативном смысле, до мурашек. Третий урок в этот день был как раз география. Эльмира стоя у доски и, затаив дыхание, рассказала весь урок, получив от учительницы похвалу и отметку «5+».
У этой же учительницы был с ними ещё и урок рисования. Урок только начался. Учительница поставила на стол кувшин, предложив его нарисовать. Пожилая, но очень элегантная, в строгих очках, она наблюдала за классом. Эльмира сидела за третьей партой, рядом с окном. Она поднимала голову, внимательно разглядывая кувшин, потом опускала глаза и рисовала, снова поднимала… И вдруг увидела, как учительница резко встала, сняла очки, и хотела что-то сказать… Но не успела.
Ужас охватил Эльмиру.
«Ааааааа… ааааааааа!» – пронзительный крик пронесся в голове. Как в кошмарном сне, класс начал раскачиваться, сначала вправо, потом влево. Земля уходила из-под ног! Никто даже не встал с мест, только головы качались вверх-вниз. Эльмира подняла вверх свои красивые, по-детски наивные карие глаза, полные ужаса, и увидела, как с потолка посыпался песок, а затем потолок обрушился.
***
«Мама… мама… аааааа… мамааааааа… аааа!» – «Лиана, Лиана, пожалуйста, потерпи! Пожалуйста, Лиана, пожалуйста!» – Арсен, одноклассник Эльмиры, отчаянно пытался успокоить девочку. «Мама… аааа… мама…», – Лиана стонала, скрипя зубами от боли. «Не могу… больно… больно… аааа… не могу… мамааааааа… аааа!» Арсен, белокожий пухленький мальчик с красивым личиком, непрерывно успокаивал Лиану. Его тихий голос резко контрастировал с пронзительными криками Лианы, всегда шумной и неуправляемой веселой хулиганки. Сейчас же, погружённая в ужас, она кричала без перерыва. Её крики разрывали воздух. Эльмира, приходя в себя под обломками завала, с трудом открыла глаза.
Она вспомнила свои слова перед землетрясением:
«Я же говорила! Я же говорила, что будет землетрясение!».
Песок засыпал ей глаза, рот был полон пыли. Задыхаясь, она стала дышать, с трудом раскрывая веки. Кровь… везде кровь. Перед ней лежали Арсен и Лиана. На лице Арсена, бледном, как воск, зияла глубокая рана, из которой ручьём текла кровь. Его последние слова, которые он шептал уже с трудом, были обращены к Лиане: «Лиана… Лиана… всё будет хорошо… Лиана…». Эти слова стали последними в его жизни. Кто же знал, что Лиана останется в живых, а он умрет…
Её судьба оказалась лучше, чем у Арсена…
***
Врачи смогли восстановить здоровье Лианы, но, к несчастью, два пальца пришлось ампутировать. Эльмира никогда не забудет эту картину, и всегда будет восхищаться мужеством и рыцарством маленького Арсена, даже в самые последние минуты своей жизни, уже умирая, он успокаивал и подбадривал девочку…
***
А сейчас Эльмира лежала под обломками, под огромными бетонными плитами, не в силах пошевелить ногами. Она думала о брате, представляя, как он страдает где-то в глубине развалин. Они учились в одном крыле школы, но их классы находились довольно далеко друг от друга. Четырёxэтажный школьный дом превратился в громаду бетонного хлама. В это было трудно поверить. После нескольких минут мрачной тишины начались безумные крики. Отовсюду доносились плач, крики о помощи, стоны. И всё это время земля не прекращала дрожать.
***
Эльмира всегда была очень скромной, тихой девочкой. Она никогда не плакала, не жаловалась. Ей казалось, что если она не будет беспокоить других своей болью, это как-то поможет им. Однажды в классе собирали деньги на 23 февраля, чтобы поздравить мальчиков, и Эльмира даже не попросила у родителей, решив пропустить праздник, лишь бы не брать деньги из семейного бюджета.
Они жили вполне безбедно, никогда не испытывали необходимости в чем-то отказывать себе, но Эльмира не хотела брать эти деньги, даже не заговорила с мамой об этом. 23 февраля девочки, собравшие деньги, купили мальчикам подарки, и всё прошло незаметно. А вот 8 марта обстановка была совсем другой. Мальчики суетились, готовились, в воздухе витала приятная весёлая атмосфера. После уроков они накрыли стол: фрукты, конфеты, открытки, цветы, торт… Праздник начался! Мальчики сами организовали этот праздник впервые.
Но Эльмиру и ещё двух девочек оставили за дверью. Им сказали, что раз они не дали свой рубль 23 февраля, то на праздник их не пустят.
Эльмира сидела на подоконнике вместе с двумя девочками, и ей было ужасно больно.
Как же ей хотелось оказаться за той дверью, где одноклассники веселились, отмечая праздник! Но она знала, что для неё куда ценнее было то, что она сэкономила этот рубль для семейного бюджета. Эльмира видела, как мама и папа работают без отдыха, и решила сама, без их разрешения, что будет лучше и справедливее сэкономить на этом празднике.
Она была уверена, что родители почувствуют и оценят её поступок. И когда праздник закончился, после уроков Эльмира с гордо поднятой головой шла домой. Праздник прошёл, детские эмоции улеглись, а то, что она сэкономила рубль, останется в семье! За это она себя искренне хвалила.
Дома она ничего не рассказала маме, зная, что та будет переживать. А ей хотелось, чтобы мама не переживала, ведь она через жертвенность своими действиями показала любовь, и что ее жертвоприношение не прошло зря.
Прошёл год. В следующем году одноклассники не собирали деньги на праздник. Эльмира подумала, что если они снова будут праздновать, она попросит у родителей деньги – ведь она уже один раз доказала свою любовь и заботу.
Но следующего раза уже не было…
Однажды, когда они сидели на кухне, мама спросила, праздновали ли они 23 февраля. Тогда Эльмира рассказала свою историю. Мама очень расстроилась, что дочь сама приняла такое решение и ничего не сказала, жертвуя собой. Она заплакала и спросила, разве они заставляли её в чём-то отказывать себе?? «Конечно, нет, – ответила Эльмира, – конечно, просто я за вас переживала, потому что люблю вас».
После этого Эльмира решила, что если будет делать что-то ради родителей, она даже не будет им рассказывать, чтобы они не переживали. Как ребёнок, она не понимала, что в этот момент заложила основу своей жизненной стратегии: жертвовать собой ради близких, но молчать об этом, чтобы они не переживали.
Она не сделала вывод, что нельзя жертвовать собой без их ведома и согласия, а нужно говорить, спрашивать, нужна ли им эта жертва. Нельзя самой предполагать, как они будут думать и действовать. Они могли повести себя совсем не так, как она представляла. Но тогда ей казалось, что это и есть настоящая любовь – жертвовать собой во имя семьи, не заставляя их переживать.
С одиннадцати лет у нее работала другая система ценностей: самопожертвование ради близких втайне от них самих.
***
Земля продолжала сотрясаться, не прекращая ни на минуту. Эльмира лежала под завалами, придавленная тяжелыми бетонными плитами, не в силах пошевелиться. Нога лежала на ноге, она сама была на левом боку. Перед ней растеклась лужа крови Арсена. Её белый школьный фартук, в кармане которого лежали десять копеек на коржик – деньги, которые Эльмира так и не успела потратить – был весь в крови и пыли. Она не могла пошевелиться, даже пальцем шевельнуть. Только слышала, как где-то рядом передвигались люди.
Боже, неужели кто-то её спасёт?
К завалам подошел мужчина и начал руками раскапывать, пробивая в завале небольшое отверстие. По крикам Лианы он понял, что здесь есть дети. Эльмира, как всегда, молчала. Мужчина старался изо всех сил. Вот уже появился свет! Вот и голова Эльмиры показалась из-под завала. Она увидела свет, увидела лицо мужчины… Боже, какое отчаяние в его глазах, красных от слез! Лицо было все в пыли, смешанной с кровью, издающей ужасный, невыносимый запах, который ещё очень долго не будет отпускать мужчину. Он продолжал ковырять завал, стараясь спасти Эльмиру, но тяжелые бетонные плиты были неподъемны.
– Ты не знаешь, где сидел Арман? – спросил он.
– Нет, не знаю… Какой Арман? – с отчаянием ответила Эльмира.
В четырёхэтажной школе, превратившейся в груду обломков, было невозможно понять, кто где сидел.
– Не могу больше… – прокричал он, побежав дальше. – Арман! Арман!
Эльмира лежала, но теперь она видела, что происходит снаружи.
Хаос… невообразимый хаос. Земля продолжала сотрясаться, люди кричали, бежали в разные стороны. Взрослые бросались к завалам, ища своих детей. Кто-то кого-то спасал, кого-то доставали живыми, а чьи-то тела оставались лежать на асфальте. Эльмира пыталась хоть немного перевернуться, но чувствовала сильную боль в зажатой ноге. Ей было невероятно тесно, как будто её сжали в тиски. Она видела, как другие родители бежали к груде обломков, называемой когда-то школой, подходили и к ней, пытались спасти, но, ничего не достигнув, оставляли её и бежали дальше, искать своих детей.
К ней подбежал мужчина:
– Как ты? Ты жива? Господи… Давай, давай, я тебе помогу! – и он изо всех сил пытается вытащить её из-под обломков, из-под этой страшной груды бетонных плит. Но не может.
С отчаянием в голосе он извинился, объясняя, что должен искать своего ребёнка, и бросился дальше.
Эльмира лежала, запрокинув голову. Она видела, как люди бегут мимо, уже как будто не обращая на нее внимания. Лиана осталась там, в глубине завала, рядом с мертвым Арсеном. Каждый, кто проходил мимо, пытался хотя бы чуть-чуть поднять Эльмиру, и постепенно её голова и плечи оказались снаружи.
Эльмира медленно, почти незаметно, начала шевелить телом. Постепенно ей стало просторнее. Затем, собрав всю свою внутреннюю силу – она чувствовала в себе некий стержень, хотя еще не знала, что это такое, – с трудом, но всё же, расшевелила сначала одну ногу, потом другую. Внезапно её охватил страх: никто, даже самые добрые люди, не смогут ей помочь. Только она сама!
С огромным трудом Эльмира поднялась на ноги. Правая нога сильно болела. Её новые синие сапожки были порваны, и это причиняло ей дополнительную боль. Земля продолжала сотрясаться, всё вокруг качалось и шаталось. Сжав волю в кулак, Эльмира направилась к тому месту, где раньше был выход, но которого теперь уже не существовало.
Вокруг царила разруха, одна лишь груда обломков. Огромные бетонные плиты, тела погибших детей, разбросанные по асфальту и газонам…
Эльмире приходилось переступать через них, чтобы идти дальше. Шаг за шагом она пробиралась сквозь этот ужас, не в силах понять, как умудряется сдерживать боль, не кричать, не рыдать, в отличие от других оставшихся в живых. Боль была невыносимой. Она не знала, как спасти их, и шла по улице, отчаянно высматривая брата.
Засунув руку в карман фартука, Эльмира обнаружила, что десятикопеечная монета, предназначенная для покупки коржика, пропала. Проверила серьги – мама всегда учила проверять их каждый день, чтобы не потерять. К счастью, серьги были на месте. Обнаружив пропажу монетки, Эльмира почувствовала лёгкое огорчение – жаль, что сегодня она так и не купит любимый коржик. Зато, убедившись, что серьги целы, вздохнула с облегчением.
Эльмира озиралась, ища глазами брата. Вокруг сновали мальчишки в одинаковой школьной форме – каждый из них ненадолго казался ей братом, но это было не так. Отчаявшись, Эльмира направилась к дороге. Взрослые бежали к школе, кричали, плакали, их лица были измазаны кровью и грязью, смешанными со слезами. Правая нога ужасно болела, но Эльмира шла дальше. Она увидела маму Киму, бегущую к школе и что-то кричащую. Подойдя к ней ближе, Эльмира закричала: «Мама! Мама!» Кима посмотрела на неё, но даже не сразу узнала – девочка была вся в пыли и крови, лицо её было неразличимо. В глазах Кимы – ужас, отчаяние, боль. Эльмира снова крикнула: «Мама! Это я!» Наконец, Кима узнала её, обняла, прижала к себе и, зарыдав, спросила: «Где твой брат? Где твой брат?» «Я… я не знаю… я не видела его… мама, я не знаю…»
Мама отпустила Эльмиру, сказав: «Подожди здесь». В этот момент она увидела бабушку Араксию, мать Карлена (отца Эльмиры), бегущую к школе с криком: «Вай, им балес! (О, мои дети!)» Её крик, полный боли и отчаяния, смешался с общим плачем и стонами. Кима, отдав Эльмиру бабушке, побежала искать Артема. Увидев, что Эльмира еле стоит на ногах, бабушка спросила, что болит. Эльмира ответила, что правая нога. Опухшая нога оказалась зажата в сапоге, и снять его было невозможно. Бабушка опустилась на колени, попросила Эльмиру обнять её за шею и, подняв внучку на спину, понесла её домой. Сидя на бабушкиной спине, Эльмира слышала, как та громко плакала, повторяя: «Вай, Карлен! Вай, им балес! Вай, Карлен!»
Эльмира никого не видела, кроме мамы и бабушки. Вокруг царил хаос: разрушенные здания, бегущие, кричащие, плачущие люди, никто не знал, что происходит. Они приближались к дому Эльмиры, пятиэтажке, превратившейся в груду обломков. Бабушка повела Эльмиру к своему дому, одноэтажному, находящемуся в нескольких кварталах. Добирались они больше получаса. Дом бабушки и дедушки был поврежден, но не разрушен полностью. Однако входить внутрь было опасно из-за обрушившихся стен и потолков. Всё шаталось и угрожающе скрипело.
На улице бабушка нашла старое одеяло среди обломков, уложила на него Эльмиру и принялась за сапожок. Найдя где-то ножницы, она разрезала сапог, освободив опухшую, болезненную ногу. Эльмира не могла пошевелить ногой. Бабушка нашла палку, подложила её под ногу и туго перевязала, зафиксировав возможный перелом.
Увидев, что дедушка принёс маленькую Джулиету (ей было всего четыре года), Эльмира обрадовалась до слёз, бросилась к сестре и крепко обняла её, рыдая от счастья. Дедушка ушёл дальше на поиски других членов семьи. Бабушка, оставив их вдвоём, сказала, что скоро придёт дядя. У Джулиеты была рана на голове, но она не плакала. Во время землетрясения она спала с отцом, который пришел с работы. Обычно папа, возвращаясь с ночной смены, забирал Джулиету и нёс её к бабушке, но сегодня всё было иначе
Позже Джулиета рассказывала, как во время землетрясения лежала в кровати со спящим отцом. Услышав звонок бабушки, и ответив на него, она снова легла, хотя спать уже не хотелось. Глядя на спящего отца, она заметила на подоконнике красивые цветы в маленьких, похожих на ведёрки, железных горшочках. В них были голубые и жёлтые цветы. Отвернувшись от них, девочка вдруг увидела, как на отца падает большая часть мебели. Она не успела ничего сказать, как цветы тоже упали на них. Дальше Джулиета ничего не помнила. Открыв глаза, она оказалась в темноте, закричала от страха и начала сильно плакать. В этот момент дедушка Артавазд бежал к их дому. Сколько она кричала – неизвестно, но её крик и быстрые действия дедушки спасли ей жизнь. Услышав крик внучки, Артавазд обрадовался, крича: «Сейчас, балла джан! Сейчас!», пробираясь сквозь завалы и, наконец, вытащил Джулиету из-под обломков.
«Где папа? Где папа?» – спрашивал дедушка, обнимая Джулиету. «Не знаю… не знаю… он был со мной в постели», – отвечала девочка. Отдав Джулиету бабушке, дедушка продолжил поиски сына. Эльмира ждала, надеясь, что все родные найдутся. В этот момент дядя поднял Эльмиру на руки и сказал, что нужно к врачу.
Он нёс её, идя по земле, залитой коричневой жидкостью – смесью сахара (или, скорее, сиропа) и крови. Пробираясь сквозь эту липкую массу, дядя шагал по ней, он донёс Эльмиру до автобуса, где собирали пострадавших для отправки в ближайший город. На автобусе было написано название города, и дядя знал, что там они потом будут искать Эльмиру. Сейчас главное – она жива. Посадив её в автобус, он побежал искать других.
В автобусе царила ужасающая картина: дети, взрослые, все в шоке, в стрессе, плачущие, кричащие. Эльмира тихо сидела, стараясь терпеть боль в ноге, которая с каждой минутой усиливалась. Автобус ехал с трудом: дороги были разрушены, асфальт местами напоминал бурное море, повсюду были завалы и препятствия. Через полчаса навстречу попался другой автобус. Его водитель, увидев их, крикнул, чтобы они не ехали дальше: там всё разрушено, ничего нет. Он предложил пересадить пассажиров в свой автобус и отвезти их в Кировакан.
«Нас пересадили в другой автобус, – вспоминала Эльмира, давая интервью в больнице. – Я уже не могла ходить, мужчина взял меня на руки и отнёс. Мы сидели, все плакали… Я ужасно проголодалась, нога сильно болела, и на душе было очень тяжело. Я видела только маму, бабушку, сестру и дядю. Знала, что дедушка жив, спас сестру… Куда нас везут – было непонятно. Дядя посадил меня в один автобус, а здесь маршрут изменили… Я просто сидела и молчала, даже плакать не могла. Одна женщина дала мне кусок хлеба. Я стеснялась взять, но она настояла. Я хотела есть, но когда взяла хлеб в рот, у меня стали крошиться зубы! Было очень страшно. Я выплюнула хлеб и не стала есть. Мы ехали очень долго… Землетрясение было 7 декабря в 11:41, а когда мы приехали, было уже 8-е число».
«Нас высадили, меня принесли на руках. Я думала, что мы в больнице, но мест не было – нас привезли в огромный спортивный зал. Всех разложили на полу. В зале стояло эхо от стонов, плача и криков. Врачи бегали, не успевая ни к кому. Один кричал, что умирает, другой – тоже… Я лежала на полу, рядом девочка моего возраста кричала так сильно, что врачи бросились к ней, спрашивая, что болит. Она кричала: «Нога! Нога!» Я еле сдерживала боль в ноге, но молчала, видя, что врачи и так не успевают. Думала, что у неё наверно хуже, раз она так кричит.
Врачи, наконец, подошли к ней, сняли колготки, осмотрели ногу и сказали потерпеть. Потом побежали к мужчине, другие врачи кричали: «Быстрее! Быстрее! Кровотечение!»
Я уговаривала себя терпеть: «Эльмира, тебе ещё терпимо, там человек умирает!» И я терпела, думая, как же некрасиво кричать, когда врачи всё равно подойдут. Я лежала, смотрела на окружающих и вспоминала, как пару часов назад, из окна автобуса, видела открытый стадион в Спитаке, покрытый, словно ковром, телами погибших. Некоторые ещё шевелились… Вертолёты летали, забирая кого-то…»
«Лежа на полу и ожидая, пока кто-нибудь подойдёт, я слышала крики девочки рядом. Врачи занялись ею, а я терпеливо сносила боль. Один врач, заметив меня, спросил: «Как тебя зовут?» – «Эльмира», – ответила я. – «У тебя что-то болит?» – «Да, очень болит правая нога», – тихо сказала я. Он приподнял одеяло – нас каким-то чудом укрыли, потому что было очень холодно. Увидев, что я в колготках, он спросил, не снимая их: «Сильно болит?» – «Да», – прошептала я, спокойно и тихо, в отличие от кричащей рядом девушки. – «А ты сможешь ещё немного потерпеть?» – спросил он. – «Хорошо, потерплю», – ответила я. И он ушёл. «Я потерплю, я умею терпеть, я могу ради других пожертвовать собой. Раз у неё так плохо, значит, у меня терпимо», – думала я, продолжая терпеть боль.
Пару часов я пролежала на полу, наблюдая за происходящим и вдыхая запах крови, пронизывающий огромный зал. Через некоторое время подъехали автобусы, и началась погрузка. Кого-то везли в Ереван, кого-то – в другие города. Меня погрузили в автобус, следующий в Алаверди. Я никогда не слышала об этом городе, он был очень далеко от Спитака, эпицентра землетрясения.
Спитак и Ленинакан пострадали больше всего, остальные города – меньше, дома и здания там хоть как-то стояли, людей можно было спасать. В автобусе ехала и та девочка, которая кричала. Мы периодически слышали крики других пассажиров, а я молча сидела и думала, как же меня найдут родные. Меня уже увезли из Кировакана, теперь везут в Алаверди… Как они меня найдут?
Наконец, автобус прибыл. Это была больница, и нас быстро стали распределять по палатам. Врачи, персонал и простые люди, все суетились, помогая пострадавшим. Народу было очень много. Меня подняли на носилках на третий этаж, я уже совсем не могла ходить. Рядом со мной в палате лежали та кричащая девочка, ещё одна девочка и парень – мы были примерно одного возраста, 10—11 лет. Было уже утро.
Я пыталась уснуть, но боялась закрыть глаза – перед глазами всё время стояли картины землетрясения, разрушающиеся дома. Утром в палату начали заходить люди – добрые, заботливые, они обнимали, целовали, плакали вместе с нами. Носили еду – очень много, но я не могла есть, аппетита не было, да и зубы были сломаны. Один уходил, другой приходил – все такие добрые, в их глазах – любовь и жалость. Врачи к нам не подходили – не успевали, слишком много было людей, они спасали жизни.
С момента землетрясения я всё ещё терпела невыносимую боль, а девушка рядом продолжала кричать. Только на следующий день прилетели врачи из Киева и, наконец, зашли в нашу палату. Сначала сделали рентген ноги кричащей девушке, потом спросили меня, что болит. «Правая нога», – ответила я. Они сделали снимок, не снимая колготок. Моя нога опухла ещё больше. Сделав снимок, они ушли. Потом зашла медсестра и наложила гипс на ногу той девушке. Я ждала, когда займутся мной, но они ушли, ничего не сделав. На второй день к нам, как и раньше, приходили люди, но добавились новые. Простые люди приносили еду и кормили всех. Девушка рядом перестала кричать, начала играть и есть. Я тоже была очень голодна и съела картофельное пюре с котлетой, приготовленные тётей Флорой, а потом тётя Марго угостила вкусными булочками. Я привыкла к сломанным зубам и ела, как могла.