- -
- 100%
- +
Вернувшись домой на рассвете, Морана увидела: Кайлах сидевшую у двери, тихо улыбаясь. Ее глаза были наполнены глубокой печалью и гордостью.
– Теперь ты – хранительница, – сказала старуха. – Не рыжие твои волосы, не песни твои, даже не мудрость рук делает тебя продолжением родовой нити. А твоя способность обнимать этот мир без страха, даже когда он обращается к тебе лицом боли.
Весной Кайлах стала угасать, словно костер после долгой ночи. В ее волосах рассыпались последние искры серебра, голос стал тихим, едва различимым, но взгляд не потускнел. Морана заботилась о ней, вспоминая все те уроки, что получила.
В последнюю ночь, когда небо было беззвездным, а к их дому пришли друзья и те, кому Кайлах когда-то помогла. Старуха позвала Морону к себе.
– Всё, что я знала, теперь хранится в тебе. Но помни: знания растут, если их сеять с любовью.
Рано утром Кайлах ушла, не оставив после себя ни одной вещи – только лес, переменившийся, как будто что-то большое и значимое произошло, и только внучку с глазами цвета неба после шторма.
С того времени прошло много лет. Морана стала звездочетом, хранительницей леса и учителем для тех, кто искал исцеления и советов. Рассказывали, что порой под тенью старого ясеня, когда ветер приносит запах можжевельника, к ней приходит старуха с лицом из морщин и волосами из инея. Они долго-долго беседуют до рассвета – о том, что для мира главнее не заклятия и сильные травы, а простая доброта и сила прощения.
Так продолжается древний круг: знания живут, когда сердце открыто, а память – как родник, никогда не иссякнет, пока есть те, кто готов слушать и учиться. И в каждом лесу, на каждом холме вновь и вновь рождаются новые Кайлахи и новые Мораны, следуя заветам любви и служения великому миру.
Вот и сказке конец, а кто слушал – тот принял в себя немного магии старухи Кайлах, что живет там, где между ветвями шепчет ветер и рождаются новые легенды.
Две богини, мать и дочь
В древние времена, когда реки были полны серебристых рыб, а леса пели голосами мудрых духов, на окраине одного забытого селения жила молодая девушка по имени Лада. С косой, сотканной из света утренней росы и голосом тихим, будто дыхание осеннего ветра. Лада помогала своей семье и заботилась о малых и старых среди земляков, но мир в ее сердце не знал покоя.
В роду Лады издавна существовало древнее проклятие: каждую деву по достижении семнадцати лет начинали терзать кошмары столь страшные, что даже сильнейшие сердца не выдерживали их натиска. В этих снах являлись тени, в которых нельзя было узнать ни врага, ни друга, а за каждой тенью крылось безмолвное зло. Со временем этот страх выжигал волю, превращая дев в бледные тени самих себя, и лишь женщины рода Лады знали причину – проклятье было наслано богиней Соней.
Соня, владычица снов и иллюзий, играющая на тонкой грани между видимым и сокрытым, обиделась когда-то на праматерь рода Лады: та отказалась принести ей дары во сне, посчитав, что лишь богине смерти Маре подобает принимать искренние молитвы в тяжелую пору зимы. Не простив дерзости, Соня наслала на родовые узы, кошмары – и каждую ночь по зиме к дверям Лады подкрадывались ее посланники-кошмары.
Семнадцатая зима пришла тихо, без грозы, но с холодом чужого взгляда за каждым деревом. В первую же ночь, едва Ладино тело было окутано паутиной сна, ей привиделся мир иной, где земля дышит серым пеплом, а деревья стоят обугленными стражами. Из-под корней выползали змеи, скрученные страхом, их шипение шептало о будущих бедах. В этих снах исчезал свет, а тропы уходили в пустоту, и Лада просыпалась, обливаясь холодным потом, чувствуя, как остывает её душа.
Ночью, когда силы были окончательно на исходе, Ладе привиделось, будто мама ее – та, что всегда спасала ободряющим словом, – уходит в белое молчание, и чем ближе она подбегала, тем дальше становился любимый образ. И всякий раз, когда Лада просыпалась после такого, страх рос в ней, как темный луг в пустоши – быстро, неконтролируемо, тянущийся к солнцу, чтобы заслонить его навсегда.
Однажды, на грани отчаяния, Лада увидела во сне женщину в черном, что стояла на перекрестке дорог, держа в руках сосуд, наполненный мутной водой:
– Я – Мара, богиня последнего покоя, но каждому даю шанс выстоять за жизнь до заката, – прозвучал её голос как шёпот мха, выросшего на камне старины.
– Почему за тебя не молились твои женщины раньше, дочь рода забытого? – поинтересовалась она.
Лада в ответ поведала богине о страхе, что жил в сердце каждой из женщин их рода, о бессонных ночах и о вине, что передалась по крови им от праматери. Мара молчала долго, но потом заговорила шумом реки после весеннего разлива:
– Кошмары насланы не для сломления, но для испытания. В каждом их узоре есть путь избавления. Стань сильна перед страхом – и страх склонит голову. Только истинная молитва, не страха ради, а с миром в сердце принесённая, дойдет до меня и даст силу ночному страннику.
На утро Лада собралась с духом и вышла опоясанная поясом плетёным из сухих трав, к реке. На том месте, где вода плавно огибала корни березы, начала она свою песню-молитву:
– Мара, Мать покоя, ты, что видишь за пределами ночи и зреешь в ростке жизнь и смерть, не дай погибнуть во мгле беспросветной мне и роду моему. Я принимаю страх свой как часть пути, не улетаю от него дрожью, но стою с ним лицом к лицу. Пусть пройдёт мимо меня боль, что не для меня; пусть приходят лишь те сны, что учат, а не калечат.
В ту же ночь во сне среди пожарища и проклятых призраков, Лада вдруг услышала тихий голос матери: "Не бойся, я рядом", – и увидела вдалеке очертанья женщины в чёрном, державшую сосуд, полный совсем уже прозрачной, светлой воды. Когда к Ладе приблизились змеи страха, она не отступила. Она взглянула им в глаза и сказала: "Я вижу вас, вы есть часть меня, моей ночи, но я больше вас. Я здесь и сейчас. Я принимаю вас, не прячась".
Соня, богиня снов, не привыкла к смелым людям: обычно они бежали, терялись, оставляя в её лесах куски души. Но Лада осталась на своей тропе, не побежала прочь и не затрепетала. Она отпустила руку матери, но не перестала чувствовать ее тепло, шагнула через змей, будто по траве, не позволяя их яду проникнуть глубоко. Лес вокруг вдруг осветился тысячью искрами, а самые темные ветви раздвинулись, открывая тропу к заре.
Когда Лада проснулась, в сердце ее было новое чувство – не победы, нет: скорее легкой свободы, что приходит после долгой болезни, когда чувствуешь движение воздуха в груди. Ночные страхи вернулись, но они уже не были ее врагами; теперь она узнавала их, как старых соседей: они шипели, пытались пугать, но Лада отвечала им спокойствием в глазах и тёплой молитвой Маре. С каждым новым сном их власть слабела.
Прошла неделя, потом месяц, и люди в деревне стали замечать перемены. Лада перестала вздрагивать по ночам, ее взгляд стал глубок и ясен. В её песнях появилась особая сила – те, кто слушал их, больше не видели дурных снов. Женщины рода Лады стали собираться весенней ночью у реки, чтобы вместе возносить ныне уже не мольбу, а благодарность Маре: за то, что дала дочери силу встретиться лицом к лицу со страхом, и не разрушила ее за дерзость, но научила принимать меч и щит в собственной душе.
А что касается богини Сони – с тех пор она стала реже наведываться в дома этого рода. Сны по-прежнему были разными: среди них встречались и печальные, но уже не было в них удушающего ужаса. Соня, глядя с лунного сокрытия, поняла: тот, кто однажды осмелился встретить страх в сердце собственном, больше не станет пленником сна.
Так Лада не только спасла себя, но открыла путь избавления всем женщинам из ее рода. С той поры говорили среди людей: "Велика сила молитвы сердца и таинство принятия страха", – ибо только тот, кто признал и простил даже тёмные стороны своей души, становится по-настоящему свободен и любим как богами, так и людьми.
Когда Лада стала старше и сама родила дочерей и внучек, она учила их простой истине: "Не бойтесь смотреть кошмарам в лицо, не бегите – слушайте их, ибо за каждой черной тенью стоит свет, что прячет вас и учит стойкости. А если будет страшно – вспомните обо мне и о женщине в чёрном у реки, что держит сосуд с водой. Пока ваши молитвы будут чисты, пока в вашем сердце есть желание жить не только ради себя, но ради рода – никакая тьма не сможет овладеть вами полностью".
Так и пошла в воспоминаниях и песнях эта история о Ладе, что встретила Смерть – и выбрала Жизнь, встретила Страх – и обрела свет в его чертогах. А дети и внуки её носили на сердце маленькое травяное плетение – оберег, чтобы помнить: страх – это лишь тень Силы, что причастна каждому, кто не отступает на тропе ночи.
А в лесах до сих пор, в долгие весенние ночи, сквозь шум ветра иногда раздается тихий женский шёпот – и не всегда можно понять, говорит ли это Мара, или же Лада, или, быть может, каждая из женщин рода её, вспоминающая свою победу перед лицом кошмара и рассвета.
Колдунья из Афин
Карманн
В те далекие годы, когда боги ещё ступали по земле, а ветры несли истории о подвигах и предательствах, в Афинах родилась девушка, чьё имя со временем стало неотделимо от шёпотов зимнего ветра и звона мечей. Звали её Карманн – воительница-колдунья, чья воля противилась воле как смертных, так и бессмертных.
Отец Карманн был известным воякой, сражавшимся за землю Афин на правах гордого защитника – его меч не знал поражения. Мать же происходила из исчезающего рода жриц луны, а её голос мог укротить любое бурное пламя, даруя земле дождь или раскалывая глыбы молнией. Когда же Карманн появилась на свет в полнолуние, великий храм Афины застонал под неподъёмным ветром; старцы толковали: будет в этом ребёнке огонь в душе и лед во взгляде.
Детство Карманн не было легким: она рано осталась без родителей. Боги унесли их в бессмертные чертоги за дерзость к ним. Девочку взяли на воспитание афинские жрецы, надеясь укротить её яростный дух и обуздать магическую силу, что всё пуще пылала в ней с каждым годом. Но Карманн, как волчица, тосковала по родной вольнице: она училась у ветра, спорила с дождём, ночью тренировалась с мечом, а днём долго сидела у древних книг, черпая мудрость тех, кто был до неё.
С годами Карманн превратилась в могучую воительницу – высокую, гибкую, с косой воронова цвета и глазами цвета полынной травы. Но больше всего удивляла её способность управлять холодом: в её присутствии инеем покрывался металл, а дыхание замирало в воздухе серебряными лентами. Иной раз она шептала заклятие, и на целое селение опускалась белая мгла – ни враг, ни демон не пройдут, покуда длится её воля.
Годы шли, Афины цвели и богатели, но амбиции и страхи городских властей росли быстрее хлебов на полях. Карманн стала опасной для них – уж слишком она горда, слишком мудра и сильна, чтоб безусловно слушаться. Афиняне советовались в тайных собраниях, как бы от неё избавиться или хотя бы надёжней подчинить. Взамен её помощи в войнах и их побед, Карманн требовала разрешения собирать вокруг себя таких же, как она – отверженных, колдунов, чужаков. Город рос, превращаясь в очаг не только ремёсел, но и силы, таившейся в тени.
Но свершилось то, чего боялась и Карманн, и мудрейшие: пришла зима, что казалась бесконечной. Месяц за месяцем снег ложился на оливковые ветви, замерзали колодцы, засевшие в холмах льды не отпускали даже крепких воинов. В этот лютый год в Афинах вспыхнули раздоры, а голод рвался в каждый дом – город казался проклятым. Народ винил Карманн: мол, разгневала богов, натравила Зиму-Стерву.
Повелевшие в панике власти решили избавиться от воительницы. В стылую ночь, когда луны не было видно, жрецы подослали стражу – связать Карманн да выдворить за городские стены. Карманн встретила их без злобы, но и без пощады. Одним движением подняла метель, превратив улицы в лабиринты, из которых не выбраться ни одному смертному. Город очнулся утром, полностью во власти льда и тумана: из окон домов ничего не виднелось, а на каждом пороге стоял снежный идол – знак воли Карманн.
В ту ночь она вышла на стену, став перед народом. Сильный голос зазвучал над площадью: «Вы просили холода, вы получили его. Ваш страх стал снежным покровом для ваших домов. Пока гневаетесь и жаждете крови, зима не отступит».
Афиняне с ужасом попрятались в жилища. Неделя прошла, другая – мороз крепчал, и только Карманн спокойно мерила улицы, неся с собой не замерзающие хлеб и воду для нищих. Некоторые смельчаки из её прежних сторонников присоединились к ней, нарушая приказ властей.
Тогда новые вожди города решили силой взять верх – во главе с самыми храбрыми воинами устроили засаду около ворот Артемиды. Но там Карманн ждала их. Она возникла в разорванной завесе метели, и от холодного ветра скрутились их латы, мечи примерзли к ладоням. Голос её был спокоен, но в нём ощущалась тяжесть ледника: «Кто поднимает меч на меня – меч обрушится на него самого».
В тот же миг воинов окутали снежные цепи – и Карманн не сломила никого, она лишь обратила их гнев в ледяной сон. Придя в себя, военачальники поняли: Карманн не желает крови, а лишь требует уважения.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.