Охотники на волков

James Oliver Curwood

THE WOLF HUNTERS.

THE GOLD HUNTERS.

THE BLACK HUNTER.

THE PLAINS OF ABRAHAM

© Н. А. Бухтоярова, перевод, 2025

© А. Е. Гурова, перевод, 2022, 2025

© Издание на русском языке, оформление

ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2025

Издательство Азбука®

* * *

Охотники на волков
Повесть о приключениях в лесной глуши

Товарищам по Великой Северной Пустыне, верным друзьям, с которыми мы делили радости и тяготы долгого «безмолвного пути», и особенно Мукоки – краснокожему проводнику и любимому другу, – автор с благодарностью посвящает эту книгу

Глава I
Битва в лесу

В канадской лесной глуши угасал холодный зимний день. Медленно восходил багровый шар луны, заливая безмолвные заснеженные просторы мерцающим сиянием. Все застыло в молчании: дневная жизнь уже отправилась на покой, ночные обитатели леса еще не начали подавать голоса. Под небом, усыпанным миллиардами звезд, раскинулось замерзшее озеро. Горы, поросшие черным и угрюмым еловым лесом, окружали озеро исполинским амфитеатром. Вдоль берегов глухой стеной стояли согнувшиеся под тяжестью снега и льда лиственницы, погруженные в непроницаемый мрак.

Огромная белая сова выпорхнула из темноты, пронеслась словно тень и вновь исчезла. Ее хриплое уханье будто возвещало о приближении таинственного часа, когда пробуждаются ночные существа. Снег, который валил весь день, теперь перестал. Ни малейшего дуновения ветерка не ощущалось в воздухе, ничто не тревожило белые шапки на ветвях деревьев. Только мороз усиливался. При таком лютом холоде человек, простоявший в лесу час неподвижно, может замерзнуть насмерть.

Внезапно тишину разорвал странный, жутковатый звук – гулкий, нечеловеческий, то ли вздох, то ли стон, от которого кровь начинает быстрее бежать в жилах, а пальцы крепче стискивают приклад ружья. Он исходил из рощи лиственниц. Затем стало еще тише, чем прежде. Лишь белая сова огромным снежным комом снова бесшумно скользнула в небе над озером.

Спустя несколько мгновений пугающий вздох прозвучал еще раз, но слабее. Человек, хорошо знакомый с Великой Белой Пустыней, сейчас вглядывался бы в темноту, напрягая слух и затаив дыхание; он безошибочно признал бы в странном звуке стон боли и агонии, изданный загнанным, умирающим животным.

Вскоре из заснеженной рощи медленно и осторожно показался огромный лось. Его ноздри раздувались, глаза лихорадочно блестели в лунном свете. Наклонив великолепную голову, словно под тяжестью массивных рогов, он остановился, пристально вглядываясь в стену лиственниц на дальнем берегу озера. Затем он побрел по глубокому снегу, покрывавшему лед, оставляя за собой кровавый след. В полумиле от озера чернела опушка елового леса; туда и стремился смертельно раненный лось, видимо надеясь обрести убежище.

Однако, едва отойдя от рощи, лось вдруг остановился, поднял морду к небу и насторожил длинные уши. У лосей необычайно тонкий слух; они могут за милю услышать, как плещется форель в ручье. Но сейчас вокруг царило бесконечное мертвое молчание, нарушаемое только заунывным уханьем белой совы где-то на другой стороне озера. Огромное животное стояло неподвижно, прислушиваясь. Лужица крови расплывалась на снегу под его передними ногами. Что за тайные звуки не давали ему покоя? Чуял ли он опасность? Самое внимательное человечье ухо не уловило бы ничего. Однако заостренные лосиные уши под широкими сохами рогов определенно что-то слышали. Лось поднял морду еще выше, повернул ее к востоку, фыркнул, повернулся к западу, снова зафыркал… То, что его тревожило, находилось на севере.

Откуда-то из глубин елового леса донесся новый звук – едва слышный, почти неуловимый для человека вой. Он повторялся и повторялся, понемногу приближаясь, становясь все определеннее: охотничий клич волчьей стаи!

Петля палача для убийцы, взведенное ружье для приговоренного к казни шпиона – вот что значит этот волчий вой для загнанного, раненого животного. Старый лось опустил голову с широкими рогами и мелкими шажками побежал на восток. Он мог бы укрыться среди лиственниц – бежать через открытое пространство было опасно, – но густой ельник казался ему более надежным убежищем.

Вдруг раненый лось снова застыл на месте, да так резко, что подогнулись передние ноги. Он споткнулся и рухнул в снег. С той же стороны, откуда доносился вой охотящейся стаи, донесся раскатистый звук ружейного выстрела. До стрелка было не меньше мили, а то и двух, но это не уменьшало страх короля Севера. Сегодня он уже слышал этот звук, и за ним последовала непонятная, необъяснимая резкая боль, а затем и слабость. Лось из последних сил вскочил, фыркнул, бросился к роще лиственниц и вскоре скрылся среди заснеженных деревьев.

Отзвучало эхо выстрела, и вновь стало тихо. Но не прошло и десяти минут, как опять раздался долгий одинокий вой. Завывание оборвалось резким взвизгом волка, идущего по следу, и тут же завыла вся стая. В тот же миг из-за деревьев показался лыжник. Пройдя десяток шагов по открытому месту, он остановился и обернулся к черной стене елей.

– Ты идешь, Ваби?

– Да, – отозвался голос из леса. – Поспеши! Не останавливайся!

Человек на лыжах снова повернулся к озеру и продолжил бег. Это был юноша, с виду не старше восемнадцати лет. Правой рукой он опирался на длинную палку. Левая, казавшаяся серьезно раненной, была перевязана импровизированной повязкой из толстого шарфа лесоруба. Лицо юноши покрывали кровоточащие царапины, и весь его вид говорил о смертельной усталости. Несколько мгновений он еще старался бежать, но вскоре остановился и дальше двигался пошатываясь. Через несколько шагов дыхание его пресеклось, палка выскользнула из немеющих пальцев. Юноша так ослаб, что даже не попытался подобрать ее. Несколько неуверенных шагов, затем колени его подогнулись, и он рухнул в снег.

В это время из лесу появился еще один лыжник, молодой индеец. Он тяжело дышал, но скорее от волнения, чем от усталости. Позади него раздавался вой быстро приближающейся волчьей стаи. Индеец оглянулся и на миг склонил гибкий стан к самому снегу, с обостренной чуткостью своей расы определяя расстояние до преследователей. Затем поискал взглядом своего товарища и не увидел его. Тревога вспыхнула в его глазах; поставив ружье между колен, он поднес сложенные рупором ладони к губам и издал клич, который в такую тихую ночь разносился на мили:

– Уоу-у-у-у! Уоу-у-у!

Услышав зов, лежащий в снегу измученный парень с трудом поднялся на ноги. Издав слабый ответный крик, он продолжил путь через озеро. Через пару минут молодой индеец уже догнал его.

– Сможешь идти дальше, Род?

Его товарищ попытался что-то сказать, но его ответ больше напоминал вздох. Прежде чем Ваби успел подхватить его, тот потерял остатки сил и во второй раз упал в снег.

– Боюсь… я… не могу, Ваби… – прошептал он. – Сил больше нет…

Молодой индеец бросил ружье и опустился на колени рядом с раненым другом, поддерживая его голову крепкими руками.

– Род, осталось совсем немного, – быстро заговорил он. – Дойдем до рощи, там влезем на дерево. Надо было сделать это раньше, но я не знал, что ты так далеко ушел вперед… Мы могли разбить там лагерь, и еще осталось бы три патрона, чтобы пересечь открытое место…

– Всего три?!

– Это все, что у нас есть. – Ваби склонился над товарищем, перегнувшись в талии, словно складной нож. – Обними меня за шею и держись крепче. Скорее!

Позади внезапно раздался вой волков, куда громче и отчетливее, чем раньше.

– Они вышли на открытое место и через пару минут будут на озере! – крикнул Ваби. – Обопрись о меня, Род! Вот так… Ты сможешь держать ружье?

Он выпрямился, покачнувшись под тяжестью друга, и они поковыляли к далеким лиственницам. Каждый мускул молодого индейца был напряжен до предела. Он куда отчетливее, чем его беспомощная ноша, осознавал грозящую им опасность. Еще три-четыре минуты – и стая настигнет их, а потом…

Ужасное видение вспыхнуло перед внутренним взором Ваби. Картина, которую он не мог забыть с детства: мальчик, растерзанный северными четвероногими убийцами прямо у него на глазах. Индеец содрогнулся. Если они не доберутся вовремя до рощи, если он не успеет выпустить три оставшиеся пули, их судьба предрешена. Правда, оставался еще один путь к спасению… Бросить раненого товарища и спасаться одному. Но эта мысль заставила Ваби лишь мрачно улыбнуться. Уже не впервые друзья вместе рисковали жизнью. В тот день Родерик доблестно сражался рядом с ним и был ранен. Стало быть, если они умрут, то вместе.

Ваби принял решение и крепче обхватил Рода. Он был почти уверен, что их обоих ждет смерть. Даже если они успеют добежать до лиственниц и забраться на дерево, им угрожает опасность замерзнуть насмерть, в то время как прожорливая стая будет караулить внизу. И все же, пока они были живы, надежда не угасала. Поддерживая друга, Ваби устремился вперед, прислушиваясь к волчьему вою и с каждым мгновением все острее ощущая, как тают его собственные силы.

Внезапно по какой-то необъяснимой причине вой умолк. Прошла минута, две, но стая все не появлялась на льду озера. Неужели они потеряли след? Затем индейцу пришло на ум, что последним выстрелом ему удалось ранить одного из преследователей и его сородичи теперь устроили каннибальское пиршество – этот прием уже не первый раз спасал беглецов. Едва он успел подумать об этом, как вновь раздался переливчатый вой и на опушке леса появилось около дюжины черных теней, быстро движущихся по их следу.

До лиственниц оставалось не больше четверти мили. Конечно, Род сумеет преодолеть это расстояние!

– Беги, Род! – крикнул его друг. – Ты отдохнул, а я останусь здесь и задержу их!

Ваби ослабил хватку. В тот же миг ружье выпало из ослабевших рук Родерика и зарылось в снег. Положив друга, индеец впервые толком разглядел его смертельно бледное лицо и полуприкрытые глаза. Ужас наполнил его сердце. Ваби опустился на колени рядом с неподвижным телом и застыл, сжимая в руках ружье. Его пылающий взгляд перебегал с пугающе неподвижного лица Рода на приближающуюся стаю. Теперь он отлично видел волков: они, словно муравьи, высыпали из елового леса. Около десятка уже были на расстоянии выстрела. Ваби знал, что с этим авангардом ему придется сразиться, даже если прочие по какой-то причине отстанут. Опустившись на колено, он подпускал их ближе и ближе, пока первые не оказались в двухстах футах. Тогда индеец с громким криком вскочил на ноги и бросился им навстречу. От неожиданности волки резко остановились и сбились в кучу, на что Ваби и рассчитывал. Он вскинул ружье и выстрелил. Пронзительный болезненный вой показал, что выстрел достиг цели. Ваби сразу же выстрелил еще раз, с беспощадной точностью поразив еще одного волка: тот подскочил на месте и безмолвно упал в снег.

Ваби, не теряя времени, подбежал к простертому на снегу Родерику, взгромоздил его на спину, сжал в руке ружье и кинулся к роще. Только раз он оглянулся и увидел, как волки толкаются, рычат и дерутся над телами погибших сородичей. Добравшись до лиственниц, Ваби опустил свою ношу и в изнеможении рухнул ничком. Однако через мгновение его черные глаза уже настороженно следили за волчьим пиршеством. Заметив движение темных пятен на белом снегу, говорившее, что кровавая трапеза заканчивается, индеец принялся карабкаться на нижние ветви лиственницы. Когда он потащил на дерево Родерика, тот открыл глаза. До сих пор раненый не подавал никаких признаков жизни. Но смертельная слабость начала понемногу отступать, и с помощью Ваби он сумел забраться на безопасную высоту.

– Уже второй раз ты спасаешь мне жизнь, Ваби, – сказал он, положив руку на плечо друга. – Один раз вытащил меня, когда я свалился в реку, второй – спас от волков… Я тебе сильно задолжал!

– Сегодняшний день не в счет!

Ваби поднял смуглое лицо, и друзья обменялись взглядами, полными любви и доверия, а затем одновременно повернулись к озеру. Волчья стая была отлично видна сверху – самая большая, какую Ваби встречал в своей жизни; он прикинул, что в ней по меньшей мере полсотни животных. Как голодные собаки, которым бросили несколько кусочков мяса, волки шастали вокруг места пиршества, обнюхивая снег, словно надеясь отыскать пропущенный кусок. Затем один из них вдруг остановился, задрал морду к небу, словно гончая, и издал охотничий клич.

– Ага, там две стаи! Я так и подумал, что их слишком много для одной! – воскликнул индеец. – Смотри, часть пошла по нашему следу, а другие остались обгладывать кости убитых собратьев. Эх, если бы не те разбойники, которые унесли твой винчестер и патроны, мы бы сейчас разбогатели! Но что…

Речь Ваби внезапно оборвалась, а рука, обхватывающая друга за пояс, напряглась так, что раненый юноша вздрогнул. Волки, шедшие по их следу, сбились в кучу на полпути между рощей лиственниц и местом недавнего пира. Голодная стая была охвачена необычайным возбуждением. Они наткнулись на лужу крови, оставленную умирающим лосем.

– В чем дело, Ваби? – прошептал Род.

Индеец не ответил. Его черные глаза широко раскрылись и разгорелись жарким пламенем, он едва дышал, вглядываясь в сумрак. Раненый повторил вопрос – и будто в ответ ему огромная темная тень с треском пронеслась сквозь рощу где-то внизу, ярдах в ста от юных охотников.

– Новый след! – выдохнул Ваби. – Волки пошли по горячему следу! Слушай! Они умолкли… Так всегда, когда они готовятся убивать!

Несколько мгновений – и на льду озера никого не осталось: все волки исчезли в лесу. Воцарилась мертвая тишина, а затем в чаще снова раздался вой стаи.

– Это наш шанс! – воскликнул Ваби. – Они нас потеряли, они идут за другой дичью!

Он отпустил Рода, которого поддерживал за пояс, и начал осторожно соскальзывать со своей ветки. Индеец уже готовился спрыгнуть на землю, когда стая вдруг снова повернула в их сторону. Громкий треск ломающегося подлеска послышался совсем близко. Ваби поспешно принялся карабкаться обратно.

– Скорее, лезем выше! – взволнованно призвал он. – Они возвращаются и сейчас пройдут прямо под нами! Если мы успеем подняться повыше, они нас не заметят…

Едва он успел выговорить эти слова, как огромная темная туша промчалась не более чем в пятнадцати футах от лиственницы, на которой охотники нашли спасение. Они и не догадывались, что уже встречались с этим огромным лосем: именно его Ваби подстрелил издалека утром в паре миль отсюда. Лося гнала по пятам алчущая стая. Волки низко держали головы, идя за раненым животным по кровавому следу; из их приоткрытых пастей вырывалось голодное рычание. Один за другим они проносились через небольшую поляну прямо под ногами юных охотников. Род никогда прежде не видел подобного зрелища; даже более опытный Ваби был заворожен им. Безмолвно наблюдали они, как свирепые голодные убийцы Белой Пустыни готовятся покончить с жертвой. Когда Ваби в лунном свете разглядел волков поближе, их вид многое ему объяснил: звери исхудали до того, что напоминали обтянутые шкурой скелеты. Род же в глубоком волнении видел только гибнущего лося, окруженного мощными, дьявольски жестокими хищниками, обезумевшими от близости желанной добычи.

Погоня пролетела внизу за одно мгновение, но этот миг на всю жизнь запечатлелся в памяти Родерика Дрю. Однако то, что началось потом, было еще страшнее, еще трагичнее. За миг до того, как стая настигла старого лося, обреченный лесной великан остановился и развернулся к окружившим его волкам. Род, чувствуя, что вот-вот потеряет сознание, как сквозь туман слышал клацанье зубов, рычание оголодавших хищников и отчаянный, безнадежный стон гибнущего животного.

У Ваби, напротив, кровь бурлила в венах от возбуждения; некогда это же чувство бросало его предков в битву. Ни единое мгновение расправы не ускользнуло от взгляда сына Белой Пустыни. Это был потрясающий бой! Ваби знал, что последние мгновения старого лося сочтены и что волки не уймутся, пока от туши не останется только обглоданный добела скелет. Индеец тихо протянул руку и прикоснулся к своему товарищу.

– Пора, – негромко сказал он. – Спускаемся. Очень тихо, с этой стороны дерева…

Ваби осторожно соскользнул вниз и помог спуститься другу. Когда оба оказались на земле, Ваби наклонился, как раньше, собираясь взвалить Рода себе на спину.

– Не надо, Ваби, я уже могу идти, – прошептал раненый. – Дай мне только опереться на тебя…

Ваби обхватил его за пояс, и они вскоре выбрались из рощи лиственниц. Четверть часа спустя друзья вышли к берегу небольшой замерзшей речки. На другом берегу, в сотне ярдов от них, подле огромной ели ярко горел костер. При виде огня оба испустили радостный вопль. В ответ на призывный окрик Ваби у костра поднялась темная фигура и ответила таким же далеко разносящимся индейским кличем.

– Мукоки! – радостно воскликнул юноша.

– Мукоки! – смеясь, подхватил Род, счастливый, что конец их испытаний близок.

В тот же миг он покачнулся, теряя сознание; Ваби бросил ружье и подхватил друга, не давая тому упасть в снег.

Глава II
Как Вабигун приобщился к цивилизации

Если бы только молодые охотники могли заглянуть в будущее, возможно, они постарались бы немедленно вернуться в факторию и эта ночь на берегу замерзшей Омбабики стала бы последней в их странствии по таежным дебрям. А может, и нет: предвидя счастливый финал, они все равно устремились бы навстречу опасностям, ибо любовь к острым ощущениям всегда горит в сердцах юношей, полных жизненных сил. Но будущее не было им открыто. Лишь многие годы спустя, сидя суровой зимой у жарко растопленного очага в окружении близких, они смогли восстановить в памяти всю картину и осознать, что ни за какое золото в мире они не расстались бы с захватывающими и трагическими воспоминаниями своей юности.

Примерно тридцатью годами ранее тех событий, о которых дальше пойдет речь, молодой джентльмен, по имени Джон Ньюсом, покинул Лондон и отправился в Новый Свет. Судьба обошлась с ним немилосердно: сперва он лишился обоих родителей, а потом обнаружил, что из их небольшого наследства ему не достанется ни гроша. Он прибыл в Монреаль и там, будучи юношей деятельным и хорошо образованным, быстро достиг определенного успеха. Когда Ньюсом добился полного доверия хозяина, он был отправлен уполномоченным представителем, или фактором, в отдаленную факторию Вабинош-Хаус. Она располагалась далеко на севере, в направлении Гудзонова залива, в лесной глуши возле озера Нипигон.

На второй год единоличного правления в Вабинош-Хаусе – а фактор является практически королем в своих владениях – Джону Ньюсому нанес визит индейский вождь Вабигун. Он приехал вместе со своей дочерью Миннетаки, в честь красоты и добродетели которой впоследствии был назван город. Миннетаки тогда была совсем юной индианкой редкостной прелести. Если существует на свете любовь с первого взгляда, то именно она сразила Джона Ньюсома, едва он взглянул на прекрасную индейскую принцессу. С тех пор он принялся часто наведываться в селение Вабигуна, укрытое среди диких лесов в тридцати милях от Вабинош-Хауса.

С самого начала Миннетаки горячо отвечала на чувства молодого фактора, однако свадьбе противилась, и тому имелись очень серьезные причины. Уже много лет Миннетаки была обещана в жены молодому вождю соседнего племени, по имени Вунга, которого, впрочем, терпеть не могла. Однако от милости Вунги зависело благосостояние рода ее отца, поскольку Вабигун пользовался охотничьими угодьями своего могущественного соседа.

Как только стало известно, что Джон Ньюсом посватался к Миннетаки, между претендентами разыгралось жесточайшее соперничество. На фактора было совершено два покушения, а затем Вабигуну был предъявлен ультиматум. Миннетаки сама ответила на него, да так, что ее ответ разжег лютую ненависть и жажду мести в свирепом сердце Вунги. Темной ночью, во главе десятка воинов своего племени, он напал на селение Вабигуна, стремясь похитить его дочь. В яростном сражении были убиты старый вождь и несколько его людей, но нападение удалось отбить, и Вунга остался ни с чем. В Вабинош-Хаус было поспешно отправлено послание с просьбой о помощи – и теперь уже Ньюсом с десятком смелых мужчин спешил на помощь своей невесте и ее соплеменникам. Вунга попытался напасть еще раз, но был разгромлен и с большими потерями убрался восвояси.

Три дня спустя Джон Ньюсом и Миннетаки поженились в фактории Хадсон-Бэй. С того времени началась долгая и кровавая вражда, которая растянулась на два поколения. Вунга и его племя вскоре приобрели репутацию отъявленных разбойников; они так безжалостно преследовали остатки племени старого Вабигуна, что уничтожили его почти полностью. Последние уцелевшие нашли убежище в Вабинош-Хаусе. Охотников из фактории выслеживали и убивали из засады, а всех индейцев, приходивших к Ньюсому торговать, Вунга объявлял своими личными врагами. Шли годы, но ничего не менялось. Вражда не угасала. Со временем всех кровожадных дикарей в тех краях начали называть вунгами и считали их отличной мишенью для ружейного выстрела.

Между тем союз Джона Ньюсома и его прекрасной индианки был благословлен двумя детьми. Старшего мальчика назвали в честь его деда, старого вождя, Вабигуном, или сокращенно Ваби. Девочку, тремя годами младше, Джон Ньюсом назвал Миннетаки, в честь матери. И вот что любопытно: Ваби внешностью пошел всецело в своих индейских предков. Миннетаки же, напротив, не унаследовала дикой красоты матери: подрастая, она все сильнее напоминала белую родню отца. Черные как смоль волосы и большие темные глаза сочетались со светлой кожей и мягкими чертами лица. Ваби же, наоборот, с макушки до мокасин был вылитым индейцем: смуглый, гибкий, мускулистый, подвижный, как рысь, самой природой созданный для жизни в тайге. При этом своим быстрым, глубоким умом Ваби порой изумлял даже родного отца.

Когда-то любимым занятием Ньюсома было обучение своей лесной невесты. Когда же маленькая Миннетаки и ее брат подросли, целью родителей стало дать им наилучшее образование. Сперва их учили мать и отец в фактории; затем их на два года отослали в соседний Порт-Артур, чтобы дети воспользовались преимуществом хорошо устроенной школы. К тому времени, как Ваби исполнилось шестнадцать, а Миннетаки двенадцать, по их речи и манерам никто бы не догадался, что в их жилах течет индейская кровь. Однако по настоянию обоих родителей они не чуждались жизни племени своей матери и бегло говорили на ее родном языке.

В то время вунги стали особенно дерзкими в своих преступлениях. Эти разбойники даже не притворялись, что живут честной жизнью; они охотились на трапперов^[1], нападали на индейцев, не разбирая племени, убивали и грабили всех, кто им попадался и не мог оказать сопротивления. Ненависть к Вабинош-Хаусу оставалась неугасимой; дети племени Вунги, казалось, уже рождались с ней в сердце. Многие давным-давно забыли истинную причину этой ненависти, но только не сам Вунга. Под конец он настолько обнаглел, что власти провинции объявили награду за его голову, а также и за головы нескольких его самых известных сообщников. Наконец разбойников удалось изгнать в отдаленные земли, однако их кровожадный вождь так и не был пойман.

Когда Ваби исполнилось семнадцать лет, было решено на год отправить его учиться в старшую школу в США. Молодой индеец – а все вокруг считали Ваби индейцем, и он гордился этим – категорически возражал против этого плана, приводя все возможные доводы. Страстную любовь к лесной глуши он впитал с молоком матери; все его существо восставало против больших городов с их шумом, сутолокой и грязью. Но Миннетаки сумела уговорить его. Всего на год, говорила она, а потом братец вернется и расскажет ей обо всем, что видел, и научит всему, чему учился сам. Ваби любил свою прекрасную сестренку больше всего на свете, и в конце концов, благодаря ее уговорам, а не доводам родителей, он все же отправился в путь.

Следующие три месяца Ваби старательно учился в Детройте. Но каждая прошедшая неделя лишь усиливала его одиночество и увеличивала тоску по сестре и родным лесам. Каждый новый день в городе был для него тяжким испытанием. Трижды в неделю он писал Миннетаки, и трижды в неделю сестра писала ему ответные письма, полные любви и поддержки. Впрочем, получал их Ваби только дважды в месяц, поскольку именно с такой частотой курьер забирал почту из фактории.

Именно во время своей одинокой школьной жизни Ваби познакомился с Родериком Дрю. Род показался Вабигуну таким же несчастным подростком, как он сам. Отец его умер, когда Род был еще младенцем, и остатки состояния как раз подходили к концу. Род встретил Ваби во время своей последней недели в школе – далее нужда, ставшая его неумолимым хозяином, отправляла юношу идти зарабатывать деньги. Как рассказал своему индейскому приятелю сам Родерик, его мать боролась до последнего, лишь бы ее сын учился, но теперь все возможности были исчерпаны.

Ваби ухватился за нового друга, словно за спасательный круг. Вскоре они уже были неразлучны, и в итоге Ваби переехал жить в дом миссис Дрю. Почтенная вдова была образованной, тонко чувствующей женщиной. Она полюбила Ваби почти как родного сына. В теплой домашней обстановке жизнь в городе уже не казалась юному индейцу такой ужасной, как прежде. Письма сестре теперь полнились восторженными похвалами в адрес его новых друзей. Немного погодя миссис Дрю получила благодарственное письмо от индейской принцессы из Вабинош-Хауса, и между дамами завязалась дружеская переписка.

Теперь двум товарищам уже не приходилось коротать время в одиночестве. Долгими зимними вечерами, когда Родерик возвращался со службы в торговом доме, а Ваби заканчивал учебу, они сидели у камина и молодой индеец красочно расписывал великолепную жизнь на просторах Великой Белой Пустыни. День проходил за днем, неделя за неделей, и в душе Рода росло желание своими глазами увидеть эту жизнь. Составлялись тысячи планов, придумывались тысячи будущих приключений. Мать Рода слушала, беспечно смеялась и строила планы вместе с сыном и его другом.

Но наконец для Ваби пришла пора возвращаться в леса, к матери-принцессе и к Миннетаки. В глазах у друзей при расставании дрожали слезы, и миссис Дрю плакала, провожая индейского мальчика к его народу. Время, последовавшее за отъездом Ваби, стало крайне болезненным для Родерика. Восемь месяцев их дружбы незаметно воспитали в нем совсем другую личность; и когда Ваби уехал, Родерику показалось, что друг забрал с собой часть его души. Наступила весна, промелькнуло лето. Из Вабинош-Хауса исправно летели письма для семьи Дрю, и ни разу индеец-курьер не привез в факторию почту, в которой не было бы послания для Ваби. И вот ранней осенью, когда первые сентябрьские заморозки окрасили листья северных лесов в алый и золотой цвета, от Ваби пришло длинное письмо. Оно принесло одновременно радость и беспокойство в маленький домик вдовы и ее сына. К письму прилагалось послание от самого фактора Вабинош-Хауса, письмо от его жены и небольшая записка от юной Миннетаки.

Все четыре послания настойчиво приглашали миссис Дрю и ее сына провести зиму в Вабинош-Хаусе. «Не опасайтесь, – писал Ваби, – что, оставив место, Родерик сильно потеряет в деньгах. Мы с ним за одну зиму заработаем больше, чем в Детройте можно было бы получить за три года. Мы будем охотиться на волков. Их в наших краях развелось невероятное количество, и правительство платит премию в пятнадцать долларов за каждый волчий скальп. Позапрошлой зимой я убил около сорока волков и считаю, что охота была не самой удачной. У меня есть ручной волк, которого я использую как приманку. Что касается ружей и экипировки, об этом не думайте, у нас все есть».

Несколько дней миссис Дрю и ее сын обсуждали это предложение, прежде чем отослать ответ семейству Ньюсом. Родерик умолял мать принять приглашение. Яркими красками он расписывал чудесную жизнь, которая ожидала их на севере, убеждал мать, что она пойдет на пользу их здоровью, и приводил множество разнообразных аргументов, лишь бы добиться желаемого. Однако миссис Дрю была полна сомнений. Их средства и так крайне невелики – так разумно ли Родерику отказываться от единственного постоянного источника доходов, который позволял им жить скромно, но в целом безбедно? Нынешнее положение Рода в торговом доме было весьма достойным, и зимой ему была обещана прибавка в десять долларов в неделю.

В конце концов они решили так: миссис Дрю на север не поедет, но позволит сыну провести у друзей всю зиму. Это решение и было отослано в Вабинош-Хаус. Через три недели пришел ответ от Вабигуна. Он писал, что встретит Родерика возле Спрюсвуда, что на реке Блэк-Стерджон. Оттуда они пойдут на каноэ до озера Стерджон, дальше переберутся на озеро Нипигон и таким образом успеют добраться до Вабинош-Хауса прежде, чем воду скует первый лед. На сборы оставалось совсем мало времени, и уже через четыре дня после получения письма Род прощался с матерью, садясь на поезд, который должен был умчать его в новую жизнь. Через одиннадцать дней юноша добрался до Спрюсвуда. Там его ждал Ваби в сопровождении индейца из фактории, и тем же днем после обеда началось путешествие вверх по реке.