- -
- 100%
- +
Я пыталась забыть этот вечер, но слова «я изменился» звучали у меня в голове снова и снова. И каждое утро, когда мы встречались в офисе, я чувствовала, что между нами что-то меняется. Совсем чуть-чуть, почти незаметно. Но меняется.
Я боялась этого больше всего. А именно, когда снова начну ему верить.
Время потекло по-другому.С каждой неделей я словно жила в двух параллельных реальностях. В одной — та, что видели все вокруг: собранная, сосредоточенная Элиана, выполняющая задачи, сдающая отчёты, ведущая переговоры с клиентами. В другой — скрытая, зыбкая, где каждое движение Рексфорда, его взгляд, интонация или даже случайное прикосновение вызывали внутри такую бурю, которую я старалась не показывать.
Мы работали слишком близко. Слишком много часов проводили вместе — в переговорных, за кофе, над презентациями, даже в такси по пути на встречи. И это не могло пройти бесследно. Иногда он бросал фразу, которая звучала слишком личной, иногда — просто молчал, и это молчание было тяжелее сотни слов. Я ловила себя на том, что уже не жду конца рабочего дня — я жду момента, когда мы снова останемся вдвоём. И это пугало больше всего.
В один из вечеров, когда мы задержались, он предложил:— Поехали перекусим, я знаю одно место.
Я уже хотела отказаться — рефлекс, защита, привычка. Но почему-то кивнула. И через двадцать минут мы сидели в маленьком ресторанчике с кирпичными стенами и мягким светом ламп. Он говорил о планах проекта, о том, как важно для него доказать, что он не просто «сын своего отца». Я слушала и впервые замечала, что за его уверенностью стоит ещё и усталость. Словно он борется не только с конкурентами, но и с собственными тенями.
— Ты думаешь, я всё ещё тот школьный идиот, — сказал он вдруг, отодвигая тарелку.Я молча посмотрела на него.— Но я пытаюсь доказать обратное. Хотя бы тебе.
Я не знала, что ответить. Мы слишком долго были врагами, чтобы так легко поверить в его перемены. Но в глубине души мне становилось страшно: вдруг он и правда изменился? Вдруг то, что я чувствую, не ошибка?
Работа всё сильнее связывала нас. Мы выиграли промежуточный этап, начальство было довольно, и это придавало сил. Но вместе с этим — и опасность. Я всё чаще ловила себя на том, что забываю о прошлом, вижу только настоящее. А это было слишком рискованно.
Однажды он задержался у моего стола.
— Ты заметила, — сказал он тихо, — что мы стали меньше ругаться?
— Наверное, просто устали спорить, - ответила я.
— Или начали слышать друг друга.
Я сделала вид, что не услышала. Но сердце сжалось — слишком узнаваемым был этот тон. Тон, который говорил не о работе.
Я уже собиралась вернуться к экрану, когда рядом раздались шаги — резкие, намеренно громкие.
— Всё ещё здесь? — протянул Роб Блэккорт, окидывая нас взглядом. — Рабочий день, если что, давно закончился.
Я открыла рот, но Рексфорд опередил меня. Он отодвинулся от стола и повернулся к Блэккорту всем корпусом.
— Тебя это как-то касается? — спросил он жёстко.
Блэккорт усмехнулся.
— Я просто замечаю странные вещи. Некоторые отчёты у Элианы теперь почему-то требуют слишком много… совместной работы.
— Ты сейчас намекаешь или уже обвиняешь? — перебил Рексфорд. Голос его стал ниже, холоднее. — Потому что если обвиняешь, будь добр, говори прямо.
— Да что ты так завёлся, — Роб развёл руками. — Я всего лишь переживаю за…
— Не переживаешь, — резко оборвал его Рексфорд. — Ты лезешь туда, где тебе делать нечего.
Он сделал шаг вперёд.
— Проект утверждён, результаты сданы, руководство довольно. Всё остальное — твои фантазии и попытки самоутвердиться.
Блэккорт прищурился.
— Ты слишком рьяно защищаешь коллегу.
— Потому что ты слишком долго её травил, — отрезал Рексфорд. — И если ты ещё раз попробуешь придраться к ней без фактов, я лично прослежу, чтобы этим занялись не слухи, а служебная проверка. Понял?
В помещении повисла тяжёлая тишина. Улыбка Блэккорта исчезла, осталась лишь напряжённая маска.
— Я тебя услышал, — сухо бросил он и развернулся.
Когда он ушёл, я наконец выдохнула.Рексфорд не смотрел на меня — он смотрел ему вслед.
— Он больше к тебе не полезет, — сказал он глухо. — Я не позволю.
Я откинулась на спинку кресла и посмотрела на него прямо.
— Рексфорд, послушай, — сказала я спокойно, но с нажимом. — Я не «дама в беде».
Он нахмурился, собираясь что-то возразить, но я продолжила:
— Блэккорт пытался давить на меня задолго до твоего появления. И я не пряталась, не просила защиты и не ломалась. Я научилась с ним справляться сама.
Я сделала паузу.
— Мне не нужен рыцарь, который встаёт между мной и проблемой.
— Я и не…
— Знаю, — перебила я мягче. — Но со стороны это выглядело именно так. А я не хочу, чтобы кто-то думал, будто я здесь держусь потому, что за меня кто-то вступается.
Он внимательно смотрел на меня, уже без резкости.
— Ты хочешь сказать, что я был лишним?
— Я хочу сказать, что если ты рядом, то как коллега, — ответила я. — А не как спаситель. Я не падаю — я стою.
Несколько секунд он молчал, потом коротко кивнул.
— Принял, — сказал он. — Ты не нуждаешься в защите. Но я всё равно не дам тебя жрать по кускам.
Я усмехнулась.
Было странно — чувствовать его защиту, но при этом ощущать странное напряжение в груди, лёгкую дрожь, как будто сердце само понимало опасность. Я привыкла действовать одна, полагаться только на себя. Любая помощь, даже самая искренняя, казалась испытанием, проверкой на слабость. А теперь Рексфорд стоял рядом, и это тепло, это чувство защищённости одновременно манило и пугало.
Вечером мы договорись с Люси, что сходим в кафе на углу нашего дома и проведем время вместе. Слишком много было работы, поэтому мне стало стыдно, что я так отдалилась от нее. Мы сидели и ели чизбургеры, рассказывая друг другу, что произошло в последнее время.
Она слушала мои отрывочные рассказы и вдруг прямо спросила:
— Ты снова начала к нему что-то испытывать, да?
Я едва не уронила стакан с колой, который подносила ко рту.
— Ты с ума сошла.
— По твоим глазам видно. И по тому, как ты о нём говоришь, - пожала она плечами.
— У него нет места в моей жизни, — резко оборвала я.
— Скажи это самой себе, а не мне, — спокойно ответила она.
Эти слова врезались в память. Я всю ночь ворочалась, пытаясь убедить себя, что это неправда. Но утром, увидев его в офисе, поняла: подруга права.
В конце месяца мы должны были презентовать наш проект на общем собрании. Подготовка шла напряжённо. Мы спорили о деталях, репетировали выступления, отрабатывали вопросы. За пару дней до презентации мы задержались почти до полуночи. В пустом офисе, среди кипы бумаг и остывшего кофе, я вдруг почувствовала, что мы не просто коллеги. Мы — команда. И больше.
— Ты изменилась, — сказал он, глядя на меня.
— С чего ты взял?
— Ты стала жёстче. Но внутри ты всё та же. Я это вижу.
Я отвернулась, чтобы скрыть дрожь. Эти слова опаснее любых его шуток.
Мы как раз закончили править последние слайды, когда в тишине офиса послышался характерный скрип колёс тележки и негромкое покашливание. Я подняла голову раньше, чем успела подумать, и невольно улыбнулась.
— Ну надо же… — протянула я. — Дуди?
Старичок в выцветшей синей куртке остановился у входа в зал, прищурился и расплылся в широкой, почти мальчишеской улыбке.
— А я думаю, кто тут ночами свет жжёт, — сказал он, покачивая головой. — Опять ты, Элиана. Совсем себя не бережёшь.
Я рассмеялась, чувствуя, как напряжение, висевшее между нами весь вечер, чуть ослабевает.
— Я вас сто лет не видела, — сказала я. — Куда вы пропали?
— В отпуске был, — гордо ответил он. — По важному делу. Дочку замуж выдавал.
— Правда? — я искренне удивилась. — Поздравляю!
— Спасибо, — он расправил плечи. — Вот, теперь снова в строю. А то без меня тут, гляжу, совсем бардак.
Он уже собирался катить тележку дальше, но вдруг остановился и посмотрел на Рексфорда, который всё это время молча наблюдал за сценой, прислонившись к столу.
— А это кто у нас? — прищурился Дуди. — Новенький?
Рексфорд выпрямился.
— Рексфорд, — коротко сказал он. — Работаю здесь.
— А-а, — протянул Дуди и кивнул, будто делая мысленную пометку. Потом повернулся к нему и добавил уже совсем другим тоном, полушутливым, но с неожиданной серьёзностью:— Ты, парень, смотри. Элиану не обижай.
Я резко обернулась.
— Дуди!
Он махнул рукой.
— Я что? Я ничего, — сказал он невинно. — Просто предупреждаю. Хорошая она. Умная. Таких беречь надо.
На секунду повисла неловкая пауза. Я почувствовала, как краснею, и готова была провалиться сквозь пол. Рексфорд медленно перевёл взгляд с Дуди на меня.
— Я… не собирался, — сказал он наконец, чуть хрипло. — Но учту.
Это прозвучало не как шутка и не как формальность. Скорее как обещание, данное слишком внезапно.
Дуди удовлетворённо кивнул.
— Вот и славно, — сказал он и подмигнул мне. — А вы заканчивайте тут, да идите по домам. Работа работой, а жизнь — она не бесконечная.
Он покатил тележку дальше по коридору, насвистывая что-то себе под нос. Когда шаги стихли, тишина снова накрыла комнату — но уже другая, менее давящая.
— Прости, — сказала я, не глядя на Рексфорда. — Он… такой.
— Ничего, — ответил он после паузы. — Он прав.
Я удивлённо посмотрела на него.
— В чём?
Он чуть пожал плечами, словно слова давались с трудом.
— В том, что… — он замолчал, потом выдохнул. — Не важно.
Мы молча собрали ноутбуки и бумаги. Когда я выключала свет, мне вдруг стало ясно: Дуди, сам того не зная, сказал вслух то, о чём мы оба боялись думать.И это сделало всё ещё сложнее.
День презентации прошёл на удивление гладко. Мы отработали как единый механизм, получили похвалу и перспективу ведения нового направления. Казалось, всё вокруг хлопало нам. Но внутри меня что-то тревожно шевелилось, словно предчувствие. После собрания коллеги предлагали отметить победу. Мы все пошли в кафе, смеялись, разговаривали. Я позволила себе немного вина — чтобы снять напряжение. В какой-то момент я почувствовала взгляд Рексфорда и встретила его глаза. В них было столько тепла, что я поспешила отвернуться.Я не должна была чувствовать этого. Не должна.
Я кивнула кому-то из коллег, сделала вид, что слушаю шутку, но мысли ускользали. Всё внутри было натянуто, как струна. Я слишком хорошо знала это чувство — затишье перед чем-то, что обязательно случится.
И оно случилось.
Дверь кафе открылась, впустив внутрь поток холодного воздуха и звонкий женский смех. Я машинально обернулась — и сразу поняла: это не просто гостья.
Она вошла уверенно, будто это место давно принадлежало ей. Высокая, ухоженная, в светлом пальто, с безупречной причёской и той особой лёгкостью в движениях, которая бывает у людей, не сомневающихся в своём праве быть здесь. Ее лицо было смутно знакомым, что мне не сразу удалось вспомнить. Но, когда пришло осознание, внутри все похолодело.
Она быстро оглядела зал — и её взгляд тут же нашёл Рексфорда.
— Вот ты где, — сказала она с улыбкой.
Он поднял голову. На долю секунды его лицо изменилось — не радость, не удивление, а скорее усталое принятие неизбежного. Потом он встал.
Она подошла ближе, обняла его за шею и поцеловала — легко, уверенно, так, как целуют не для демонстрации, а потому что привыкли.
Кто-то из коллег присвистнул, кто-то рассмеялся, послышались обрывки фраз и шуток. Атмосфера праздника никуда не делась — наоборот, словно стала громче. Только для меня всё вокруг вдруг притихло.
Рексфорд обнял её в ответ. Движение было отточенным, почти автоматическим. Он не посмотрел в мою сторону. Ни на секунду.
Я почувствовала, как внутри что-то оборвалось — без боли, без всплеска эмоций, просто глухо и окончательно. Будто щёлкнул выключатель.
Вот и всё, подумала я.
Все его взгляды, паузы, недосказанности, слова, сказанные вполголоса. Все мои страхи и надежды — всё это вдруг сложилось в одну простую, беспощадную картину. У Рексфорда Грина была другая жизнь. Настоящая. С выбором, который он уже сделал.
Я сделала глоток вина, но не почувствовала вкуса.
— Элиана, ты в порядке? — наклонилась ко мне Миранда.
— Да, — ответила я слишком быстро. — Просто устала.
Я встала раньше, чем поняла, что делаю.
— Я, пожалуй, поеду, — сказала я, натянув улыбку. — Завтра рано вставать.
Никто не стал меня удерживать. Победа уже была отмечена, мой уход ничего не менял.
Я прошла мимо их столика. Она что-то говорила, смеясь, положив ладонь Рексфорду на плечо. Он слушал, кивая. И всё равно не посмотрел на меня.
Снаружи было прохладно. Я вдохнула глубоко, будто только сейчас вспомнила, как дышать. Город жил своей жизнью: машины, огни, люди, не знающие ничего о моих внутренних катастрофах.
По дороге домой я думала о странной иронии: я боялась поверить в него — и всё равно позволила себе это. Пусть ненадолго. Пусть почти незаметно.
У подъезда я остановилась, глядя на отражение в тёмном стекле двери. Та же Элиана. Собранная. Спокойная. Взрослая. Та, которую все привыкли видеть.
Но что-то всё-таки произошло.
По моей щеке медленно скатилась слеза — одна, предательски тихая.
— Какая же ты идиотка, Элиана, — сказала я вслух.




