Название книги:

Убить Маргарет Митчелл

Автор:
Энни Кей
Убить Маргарет Митчелл

000

ОтложитьЧитал

Шрифт:
-100%+

Энни Кей

Убить Маргарет Митчелл

Роман

Глава 1. Приглашение

Зачем я только согласилась приехать, зачем?

Глупость невероятная. Я видела, как она расставляет капкан для меня, как слегка, ненавязчиво маскирует его нотками дружелюбия и даже лести. И все равно покорно, как овца, ступила в него обеими ногами.

Маргарет Митчелл.

Кажется, в последнее время я слышу это имя каждый день по нескольку раз. Слышу или читаю повсюду. Наружная и телевизионная реклама впихивает мне ее изображение с новым романом или очередным брендом, который не пожалел денег, чтобы Маргарет Митчелл сказала, что тот ей симпатичен. В интернете, в любом социальном или новостном приложении я видела ее идеальное лицо, которое демонстрировали со всех восхитительных сторон. И, конечно, чем больше о ней я дочитывала до конца, тем чаще она появлялась в моей информационном поле. Так мне стало известно, что она любит на завтрак, какая ткань ей наиболее приятна на ощупь, каких актеров старого Голливуда она считает самыми привлекательными и какие тренды 2010-х годов не находили отклика в ее сердце.

Что-то заставляло меня дочитывать все эти бессмысленные посты и слушать нарезки из пустых интервью. Но если бы я была чуть честнее сама с собой уже тогда, то смогла бы найти причину этого: после пролистывания интервью Маргарет Митчелл для женских журналов и ее фотосессии для обложек журналов мужских можно было не читать чего-то серьезного от той же самой Маргарет Митчелл. За пустышками социальных сетей я избегала настоящего повода моего интереса к ней.

Маргарет Митчелл писала романы. Она была крута настолько, что не побоялась взять себе этот псевдоним. Не испугалась, что ее неизбежно будут сравнивать, что сравнение может оказаться не в ее пользу. И была права. После первых двух книг, говоря о ней, уже не нужно было уточнять: “Не та, что написала “Унесенные ветром”.

Теперь существовала прежде всего она, с ее новой литературой – M-литературой. Да-да, ее творчество было названо целым новым направлением – направлением ее имени. Описывая одну из подражательниц Маргарет в своей статье, известный критик причислил ее творчество к М-литературе – стилю, которому могла соответствовать только сама Митчелл. Даже в кошмарном сне я не могла бы представить, что меня описывают как писательницу, безуспешно пытающуюся творить в духе М-литературы.

Маргарет Митчелл писала романы. Как и я. Только не так, как я. Она писала мировые бестселлеры, которые нравились критикам и были любимы читателями. Каждую ее книгу ждала экранизация, как и все ее будущие книги (да, у нее уже были подписаны беспрецедентные по сумме контракты на пять следующих романов). Она получила премию “Золотой карандаш” в номинации “Книга года” четыре раза за последние пять лет. И пятый “карандаш” получила не я.

Маргарет Митчелл много и продуктивно работала и неприлично много зарабатывала. Можно сколько угодно говорить, что деньги не главное, что деньги тебя не интересуют, но даже когда они у тебя есть, найдется кто-то, кто будет делать то же, что и ты, но намного успешнее. Намного. Я не нуждалась в деньгах, но мысль о том, что кого-то за аналогичные, на мой взгляд, действия могут ценить существенно выше, не давала мне радоваться успехам Маргарет так, как если бы она была, например, олимпийской чемпионкой.

Я могла бы простить ей безукоризненность, если бы допускала, что у меня есть время ее нагнать, но времени не было. Она обгоняла меня так сильно, что я, можно сказать, вовсе не участвовала в этой гонке. Она была всего на год старше, а значит, существовали аспекты, в которых она навсегда уже останется лучше меня. Маргарет Митчелл была той, кем мечтает стать каждая девочка на земле, – богатой и знаменитой. Но со мной был другой случай: она буквально была на моем месте. Все, что я делала, все цели, к которым я стремилась, абсолютно все разбивалось о Маргарет Митчелл. И утешения вроде того, что у меня все еще впереди, что я всего еще успею добиться шли к черту, когда я натыкалась на ее очередной успех. Или на нее саму.

Это было отвратительнее всего. Мало мне было спама с ее именем из каждого источника информации, от моего агента и издателя, от любого человека на писательской вечеринке. Я постоянно ее видела. И постоянно с ней общалась. Она была очаровательной и беззастенчиво великолепной, простой в общении, но умеющей обозначить свои границы, остроумной, но без перехода в категорию тех, кто только и делает, что развлекает компанию. И я делала вид, насколько могла, что ее компания мне важна и приятна. Что нам нечего делить, что мы в равной мере писательницы, у каждой из нас свой путь. И она как будто действительно так думала. Во всяком случае, вела себя именно так и так говорила. А мне оставалось подыгрывать в этой фальшивой игре и надеяться, что фальшь здесь идет с двух сторон, а не великолепная красавица-писательница общается с истекающей ядом змеей, старающейся ничем не выдать самое пожирающее чувство на земле – зависть.

Можно сколько угодно бежать от себя, избегать мысли об этом слове, об этом чувстве, но факт оставался фактом: я завидовала самым примитивным образом. Все, что мне встречалось о ней, вызывало такую выработку желчи, что едва ли это было нормальным для здорового человека.

Я не прощала ей известности, таланта, успешности, даже внешности. Но если все это было вещами преходящими и теоретически для меня достижимыми, то одна вещь перечеркивала все остальные.

Она забрала Джей Си.

Как пафосно это звучит, как жестоко и эгоистично. Как будто он был моей собственностью, вещью, а не самым дорогим, самым важным для меня человеком. Но именно так она и поступила: ворвалась в нашу жизнь, как торнадо, схватила его за капюшон худи и уволокла в свою блистательную жизнь, как очередной трофей.

ИНТ. СТУДИЯ БИЛЛА ДЕНЬ

Стоит дорогая гитара, виден пульт для монтажа, полки с наградами, на стенах висят постеры. Билл сидит на ярком диване в луче света из окна, ноги расставлены, локти опираются на колени, пальцы скрещены в замок. Билл – мужчина, немного за сорок, в джинсах и футболке. Хотя он одет довольно просто, по вещам на нем и вокруг него видно, что он хорошо обеспечен: дорогая брендовая одежда, часы. У него небрежная прическа, но очевидно сделанная модным стилистом.

ИНТЕРВЬЮЕР

(здесь и далее – за кадром)

Почему вы решили снять этот фильм?

БИЛЛ

Вы имеете в виду “почему о ней”?

ИНТЕРВЬЮЕР

Да. Почему Маргарет Митчелл?

БИЛЛ

Я знаю, что интересно людям, что найдет у них отклик, что люди захотят увидеть.

ИНТЕРВЬЮЕР

И почему, по-вашему, им будет интересно посмотреть этот фильм?

БИЛЛ

Потому что он покажет им изнанку, то, что обычно скрыто от камер.

ИНТЕРВЬЮЕР

Но, кажется, Маргарет не скрывает свою жизнь: за ней можно наблюдать во всех социальных сетях, она довольно открыта.

БИЛЛ

(улыбаясь)

Кто же остается собой в социальных сетях?

ИНТЕРВЬЮЕР

Согласен, но Маргарет выглядит искренней.

БИЛЛ

(пожимает плечами)

Это ее работа. Она зарабатывает деньги.

ИНТЕРВЬЮЕР

Считаете, Маргарет фальшива?

Билл с легкой улыбкой откидывается на спинку дивана, достает из кармана сигареты, закуривает.

БИЛЛ

Нет.

ИНТЕРВЬЮЕР

(с улыбкой в голосе)

Вы долго думали.

БИЛЛ

Это полезно делать.

ИНТЕРВЬЮЕР

Она еще дорога вам?

БИЛЛ

Нет.

ИНТЕРВЬЮЕР

Сейчас вы ответили, не задумываясь.

БИЛЛ

И оба раза – честно.

ИНТЕРВЬЮЕР

Она не дорога вам?

БИЛЛ

Нет.

ИНТЕРВЬЮЕР

Но вы снимаете о ней фильм.

БИЛЛ

Я и о неонацистах снимал фильм.

ИНТЕРВЬЮЕР

Она у вас в одном ряду с неонацистами?

БИЛЛ

(раздраженно)

И она, и они мне в равной степени не дороги, но я снимаю о них фильмы. Неважно, как я к ним отношусь, – у них интересные истории.

ИНТЕРВЬЮЕР

Маргарет Митчелл известна как создатель историй.

БИЛЛ

(с короткой усмешкой)

Лучшая ее история – это она сама.

ИНТЕРВЬЮЕР

Как давно вы в разводе?

БИЛЛ

С Маргарет?

ИНТЕРВЬЮЕР

Да, хорошее уточнение: вы ведь были женаты и позже. Когда вы развелись с Маргарет Митчелл?

БИЛЛ

Шесть… Нет, пять лет назад.

ИНТЕРВЬЮЕР

Кто был инициатором развода?

БИЛЛ

Это было обоюдное решение.

ИНТЕРВЬЮЕР

Всегда кто-то говорит первое слово. Это были вы или она?

Билл закуривает новую сигарету.

БИЛЛ

Она.

ИНТЕРВЬЮЕР

Это был болезненный развод?

БИЛЛ

Любой развод не сахар.

ИНТЕРВЬЮЕР

Но вы продолжаете общаться?

БИЛЛ

Нас многое связывает.

ИНТЕРВЬЮЕР

Можно сказать, что вы друзья?

Билл брезгливо морщится.

БИЛЛ

Мы не используем это слово.

ИНТЕРВЬЮЕР

А какое слово вы используете по отношению к ней?

БИЛЛ

Пегги.

ИНТЕРВЬЮЕР

Как вы объяснили Маргарет, о чем будет этот фильм?

БИЛЛ

Я сказал, что хочу показать ее ежедневную рутину, показать, как и чем она живет, как работает над очередным романом.

ИНТЕРВЬЮЕР

Это правда?

БИЛЛ

Конечно. Объект съемки точно должен понимать, что происходит, только так и работает документалистика.

ИНТЕРВЬЮЕР

И здесь нет никаких подводных камней?

Билл поднимает руки, как бы сдаваясь.

БИЛЛ

Никаких камней. Только ничем не прикрытые, самые настоящие, омерзительные внутренности Маргарет Митчелл.

– Не думаю, что есть какое-то универсальное средство, какой-то способ написать бестселлер, – Маргарет постукивала по бокалу с шампанским идеальными острыми ноготками красного, но не вульгарного на ее руках цвета.

Она словно обдумывала, как ответить на вопрос журналистки, которая не могла скрыть радости от того, что великая и прекрасная Маргарет Митчелл не знает, что сказать сразу же. Сама же писательница явно изображала поиск идеального ответа в своей красивой голове с идеальной прической, пока все собравшиеся вокруг нее смотрели ей в рот. Все, кроме меня, разумеется.

 

Мы стояли в большом зале, напоминавшем своим объемом и многоязыковым гулом просторные и суматошные терминалы аэропортов. Только все его посетители были одеты в официальные костюмы и коктейльные платья. Так выглядела вечеринка после небольшой и не слишком известной литературной премии для начинающих авторов, где Маргарет была председателем жюри. Такие вечеринки, в отличие от тех, которые проходили после более статусных мероприятий, всегда старались превзойти своих известных собратьев, а потому не жалели средств на привлечение известных гостей и имитацию роскоши и популярности. Те, кто понимал истинное положение дел, а это были практически все присутствующие, принимали правила игры и изображали, что эта премия для них так же важна, как Пулитцеровская. Тем не менее проводить время на таких вечеринках после официальной части любили абсолютно все: организаторы еще не успели стать заносчивыми, а потому каждого автора, издателя, критика и журналиста здесь буквально носили на руках. Для самих же гостей это было место, где они могли себя почувствовать утомленной, но благосклонной к окружающим звездой, старающейся не замечать, как журналистки наименее известных изданий украдкой складывают в свои неуместно большие клатчи наиболее стабильные с виду канапе со шведского стола.

Именно такой звездой и была Маргарет Митчелл: в вечернем платье и с прической в стиле старого Голливуда она не казалась излишне нарядной, хотя все вокруг и были одеты существенно проще, а вела себя традиционно – как королева, которой как будто немного неловко от того, что все вокруг хотят исполнять ее желания, но не слишком неловко, чтобы этого не принимать со сдержанной благодарностью. Вокруг нее постоянно кто-то крутился: организаторы, журналисты, критики, издатели, агенты. Но в тот вечер она почему-то выбрала меня своим доверенным лицом, и каждый раз, когда я сбегала от приторных фраз кружка, воспевающего гений Маргарет, она находила меня, брала под руку и что-то доверительно шептала на ухо, как будто мы с ней лучшие подружки, вынужденные находиться на вечеринке снобов.

Отчасти так и было, только вот мы совсем не дружили. Хотя из-за участия в составе жюри этой премии нам и пришлось общаться чаще, чем раньше, ближе нас это едва ли сделало, и, не буду скрывать, винить в этом из нас двоих стоило только меня.

Я не играла большой роли в оргкомитете, отвечала за детективный блок, который был представлен откровенно плачевно. Большинство авторов балансировало на грани жанров и, кажется, подало заявку в эту категорию только потому, что надеялось на низкий уровень конкуренции. Через несколько дней меня уже подташнивало от мертвых полицейских, расследующих собственную смерть так, как будто вместе с жизнью у них отобрали и память, от конспирологических теорий, в которых загадкой оставалась только способность автора формулировать свои мысли в относительно стройные предложения, в то время как логика их содержания давно покинула страницы, а также от миллионной попытки выдать за детектив фэнтези о путешественниках во времени.

Но самое неприятное заключалось в том, что я подозревала, будто меня позвали участвовать в этом мероприятии не из-за уважения к моим успехам на том же поприще, а потому, что об этом попросила лично Маргарет Митчелл. Никто не говорил мне об этом прямо, но не нужно было быть детективом, чтобы понять: она слишком бурно обрадовалась моему появлению в составе жюри, постоянно вовлекала меня во все обсуждения и в конечном итоге оргкомитет пришел к выводу, что я какая-нибудь ее недалекая во всех смыслах родственница, которую нужно принимать всерьез хотя бы на время мероприятия. Там, где она проявляла снисхождение к окружающим, я пыталась прыгнуть выше головы.

Маргарет же щебетала со мной совершенно по-дружески все эти недели совсем по другой причине. Если ситуация была непонятной, я всегда обращалась к Джей Си. И эта ситуация не стала исключением, но не в ее обычном ключе. Я была практически уверена, что Маргарет Митчелл пыталась стать моей подругой или делала вид, что хочет ей стать, потому что чувствовала себя виноватой передо мной из-за Джей Си.

Он никогда не любил писательские сборища, на которых мне следовало регулярно появляться. По правде говоря, я тоже так до сих пор и не научилась чувствовать себя на них комфортно. Огромные помещения, обычно хранящие в себе непроветриваемые и несмываемые ароматы всех многочисленных прошлых мероприятий, люди, для которых самой большой задачей на вечер было найти наряд, в каком их еще не видели остальные, кочующие с одной книжной ярмарки на другую презентацию новинки журналисты. Неловкие разговоры, состоящие в основном из лести для налаживания социальных связей, вызывали головную боль, а необходимость почти всегда быть на ногах – боль в них. Конечно, там встречались и интересные собеседники, и товарищи по перу, которыми я искренне восхищалась, которых уважала, но несколько часов не очень содержательного общения даже с ними выматывали основательно.

Неудивительно, что Джей Си они привлекали еще меньше: все, что его связывало с литературным сообществом, оставалось в моих книгах и в моей скромной персоне, поэтому вытащить его за компанию на какую-нибудь из таких вечеринок было почти невыполнимой миссией. Он откровенно скучал, в разговорах с незнакомцами отпускал саркастические замечания, не стеснялся говорить, что и не слышал о большинстве присутствующих, хотя оставался, как обычно, таким очаровательным, что ему это прощали даже мужчины.

Сейчас я даже не помнила, чему посвящалась та самая вечеринка несколько месяцев назад, на которую он пошел со мной, согласившись надеть то, что выберу, потому что его обычные вещи с плеча Курта Кобейна были бы явно неуместны. Там оказалось даже весело, отчасти потому что мы еще в моей квартире, собираясь, прикончили пару коктейлей, которые с самого начала сделали все мероприятие для нас гораздо веселее, чем оно было на самом деле. Джей Си пребывал в отличном настроении, мы без остановки шутили, обсуждая окружающих или друг друга, чувствуя себя так, будто это была обычная пятница нашей студенческой жизни. Даже сейчас я вспоминала тот вечер с тем щемящим и сладким чувством ностальгии, которое дают несколько бокалов алкоголя и понимание того, почему ты дружишь с человеком столько лет и почему так должно быть всегда.

Естественно наше неуемное веселье привлекало всеобщее внимание, а свежая и еще не примелькавшаяся кровь в лице обаятельного Джей Си привлекала его еще больше, поэтому вокруг нас постоянно образовывался и изменялся неровный кружок людей, готовых пообщаться неформально. И очередной волной изменений в этом кружке к нам принесло и Маргарет Митчелл.

Мы с ней уже были знакомы, а Джей Си много раз слышал о ней от меня, потому что даже самому лояльному читателю уже понятно, что она стояла костью в моем горле так плотно, что промолчать о ней в разговорах с человеком, с которым я общаюсь каждый день, никак нельзя. До этой вечеринки нам удавалось обходиться вежливыми кивками издалека или минимальными вопросами вежливости вблизи. Но в тот вечер мы несколько часов провели вместе, и с ней оказалось на редкость интересно и весело. После обязательной официальной и неофициальной части мы с Джей Си, Маргарет и еще примерно полудюжиной человек, так или иначе связанных с издательским бизнесом, направились в бар, где пили до утра, танцевали и пели песни, хохотали, как сумасшедшие, обнимались и целовались, делали миллион селфи и просто совместных снимков с людьми, которых я видела в первый раз в жизни. На рассвете мы ели донеры, сидя на крыльце какого-то здания, постепенно растекаясь на такси по домам, неизбежно обещая друг другу устроить такой же отрыв в ближайшем будущем и в тот же момент понимая, что даже эта ночь уже была слишком личной и ненужной.

Все мы добавили друг друга в друзья в наших социальных сетях (шаг совершенно ни к чему не обязывающий для меня, ведь в них нет моей настоящей жизни и почти нет меня самой), поэтому первое, что я увидела, очнувшись к обеду следующего дня в своей квартире, была публикация Маргарет Митчелл. Самое бытовое селфи, обычное, настоящее. Она была в растянутой белой футболке, которая подчеркивала ее демократичность, но выверенный макияж и кажущаяся небрежной укладка говорили, что фото едва ли было незапланированным. Она держала телефон на вытянутой руке над головой, а другой обнимала за шею Джей Си. На нем футболки не было.

Скольких девушек я уже видела с ним? Едва ли я знала столько женских имен. Некоторые из них тоже делали с ним утренние селфи, а иногда и ночные. Все, о чем я беспокоилась в моменты, когда замечала очередную из этих девушек, это чтобы ни одна из них не оказалась слишком влюблена в Джей Си, чтобы не понимать, какое место в его сердце, а точнее – совсем не в сердце занимали женщины, и не реагировала бы слишком болезненно на собственную замену.

Я даже не могла назвать друга бабником: он не ходил в клубы, чтобы подцепить там очередную девчонку, не старался произвести впечатление, демонстрируя собственный модный бар, который он полностью создал и расписал сам, даже перестал все время ездить на своем мотоцикле, отчасти потому что я умоляла его не гонять в мегаполисе так же, как он это делал в нашем родном городе. Джей Си был собой, а это такой манкий, классный тип мужчин, от которого сходят с ума почти все девушки. Он не обманывал их, не обещал им отношений и не признавался в любви, и вот эта обезоруживающая честность тоже парадоксальным образом играла ему на руку. Даже самые гордые красотки принимали его отношение к отношениям как вызов, и каждая терпела поражение максимум через пару месяцев. Конечно, поклонницы совершенно его избаловали, поэтому в состоянии необходимости бороться за какую-нибудь женщину Джей Си оказался бы в положении льва, рожденного в зоопарке. Но такой необходимости у него никогда не было.

Не возникла она и на этот раз. Я впивалась в фотографию глазами и пыталась понять, в какой момент это произошло, когда я упустила эту искру, которая пробежала между ними и посадила их в одну машину утром. В течение ночи Маргарет недвусмысленно оказывал знаки внимания один из известнейших литературных агентов, который тоже ушел с нами гулять в эту ночь. Хотя сложно было наверняка понять, манит его она сама или ее гонорары, но когда мы с Маргарет по абсолютно женской традиции оказались вместе в женском туалете, я обратила внимание, что если ей хочется романтических приключений, Стивен легко может ей их устроить.

– Я не ищу сегодня таких приключений, – со смехом ответила она тогда.

Чертова лгунья.

Я вглядывалась в фото, как будто надеялась, что оно исчезнет само собой, растворится, как моментальный снимок на свету, но в обратной съемке. Надеялась увидеть в глазах Джей Си скуку, обреченность, хотя бы жалость. Но он выглядел счастливым и расслабленным. И не так, как это обычно бывало с другими его подружками.

Это сразу бросилось в глаза, потому я занервничала тут же, после первой же фотографии: он был настоящим с ней, таким, каким его знала только я, а теперь и она. И весь мир. И он открыл ей это сразу, в первый же день, даже хуже – в первую же ночь.

Так началась экспансия Маргарет Митчелл там, где моя душа находила успокоение уже более десяти лет.

Они начали встречаться, притом как самые омерзительные парочки на свете. Он заваливал ее цветами и подарками, которые больше походили на авторские сюрпризы только для нее. Она покупала ему нелепую одежду, которую он носил, и парные костюмы для них двоих. Оба поставили на аватары своих социальных сетей совместные фото, а вся активность в них сводилась к документальной фиксации того, как они счастливы. Если бы я не знала Джей Си, то подумала бы, что все это – пиар-проект нового SMM-специалиста Маргарет. Но я знала Джей Си, и тем страннее для меня было видеть, что он вообще начал активно вести свой аккаунт. Хотя сейчас он больше стал напоминать фан-клуб Маргарет Митчелл, потому что в нем было больше ее, чем его.

Я не узнавала моего друга, казалось, что он завербован какой-то сектой, которая вытягивала из него не деньги, а индивидуальность. Маргарет нельзя было заподозрить в корыстных намерениях, потому что даже с учетом того, что у Джей Си было два бара в собственности и картины в паре частных галерей и коллекций, он даже близко не подходил к уровню доходов его новой подруги. Поэтому, так как материальная сторона ее явно не интересовала, она поглощала его самого целиком и с огромным аппетитом.

А мне приходилось на все это смотреть и молчать. Если не одобрять, то, как минимум, не осуждать. А это было практически невозможно.

 

Когда мы встретились с Джей Си на следующий день после этой первой из сотен фотографий, он пришел ко мне с кофе и бейглом в руках и мальчишеской, как будто извиняющейся, улыбкой на лице, которую словно не мог скрыть.

– Мы еще друзья? – спросил он осторожно, картинно замерев на пороге, но глаза его смеялись.

– Я еще это обдумываю, – подыграла я, распахивая дверь шире, чтобы выпустить его, и отбирая еще горячий через бумажный стаканчик кофе.

Мы уселись в гостиной. И я сразу же не выдержала:

– Черт тебя побери, Джей Си, почему именно она? – я злобно, но не сильно толкнула кулаком его предплечье.

– Осторожно, пожалуйста, в руках горячий кофе, – проигнорировал он мой вопрос.

Мы замолчали на несколько секунд, в течение которых я наивно надеялась, что он скажет, что все это несерьезно. Что он много выпил, что они много выпили, что она была милой, но ничего серьезного, конечно. Что он знает, как я к ней отношусь, и никогда не станет завязывать ничего серьезного с Маргарет Митчелл. Что у них ничего общего, что он никогда не рискнул бы нашей дружбой из-за обычного секса. Что он уже расставил все точки над i в разговоре с ней, и мы можем снова быть друг для друга, как и раньше.

Все эти слова пролетали в моей голове в течение последних суток, и я ждала их с наивностью девчонки, хотя здравый смысл и элементарный дар зрения кричали о том, что этого не будет. Джей Си теребил гофрированную бумагу на стаканчике с таким сосредоточенным видом, словно это была самая важная вещь на свете. С каждой секундой этого молчания становилось все понятнее, что увиденное на фотографии мне не показалось. Она влезла в него своими щупальцами, проникла внутрь и пускала корни, как гигантский сорняк.

– Что она такое? – тихо спросила я.

– Лучшее, что могло случиться, – он ответил так спокойно и так нормально, словно это было само собой разумеющимся. Повернулся ко мне и повторил то же самое, глядя мне в глаза: – Лучшее, что могло со мной случиться.

В его тоне чувствовалась такая абсолютная уверенность, что мне захотелось расплакаться от того, чего я в тот момент еще не понимала. Обида? Зависть? Ревность? Все это было так мелко по сравнению с тем, что я видела в нем в тот момент. Абсолютное счастье человека, который обрел то, что ищет каждый из нас, но находят единицы. И чтобы найти, ему пришлось всадить мне в сердце нож.

Она стала частью и моей жизни. Джей Си не вычеркнул меня из-за того, что у него появилась подружка. И мы стали встречаться действительно часто.

Возможно, чтобы даже тень мысли о чрезмерной близости между нами не возникла в прекрасной голове Маргарет, мы почти никогда не встречались только втроем. Всегда рядом с нами находились друзья Джей Си, его коллеги, друзья и знакомые Маргарет.

Возможно, это было связано и с тем, что те редкие случаи, когда мы проводили время втроем, я или она чувствовали себя не очень комфортно. Или я была пятым колесом на свидании пары, в которой мужчина и женщина еще не успели насладиться друг другом и постоянно демонстрировали чувства, что я и в отношении посторонних мне пар недолюбливала, а в отношении Джей Си и Маргарет считала физиологически омерзительным. Или она чувствовала себя чужой рядом с друзьями, которые знают друг друга наизусть. Ей наверняка было невесело, когда мы смеялись над шутками, понятными только нам, упоминали что-то, что требовало долгих и пространных объяснений, чтобы хоть немного ввести в курс дела, а когда объяснения заканчивались, всем становилось ясно, что, для того чтобы ситуацию понять в полном объеме, нужно было стать ее участником.

Джей Си разыгрывал карту “ведь ты же мой друг” каждый раз, когда ему слышался сарказм в моем голосе или когда ему казалось, что я несправедлива по отношению к Маргарет. Он выговаривал мне даже малейшие и вполне беззлобные шутки в ее адрес, даже если они были высказаны не в ее присутствии. Он оберегал ее от меня так тщательно, словно я представляла для нее какую-то угрозу. Хотя он поступал так по отношению ко всем, если в теме всплывало имя Маргарет.

В этот их медовый период меня бросало в одну из крайностей. Желая оставаться другом Джей Си и быть при этом хорошим другом, я пыталась наладить добрые отношения с Маргарет. И это было действительно легко сделать: она оказалась умной и веселой, общительной, дружелюбной со мной, но довольно острой на язык в своих высказываниях о тех, кого мы с Джей Си обсуждали раньше в приватном разговоре. Но каждая такая встреча, каждое такое общение выматывало меня эмоционально, потому что я точно не была абсолютно искренна. После очередного такого раза даже Джей Си попросил меня не соглашаться на совместные вылазки, если это так очевидно меня беспокоит. И, конечно, не поверил, когда я стала убеждать его в обратном.

Другой моей крайностью становилось маниакальное выискивание недостатков в Маргарет Митчелл. Мне казалось, что если я накопаю на нее что-то действительно сенсационное, отвратительное, мерзкое, что-то такое, что заставит Джей Си снять пелену с глаз, то стану его спасителем, а это сделает счастливым нас обоих снова. Получалось это у меня, пожалуй, еще хуже, чем изображать симпатию по отношению к ней. Все, что меня в ней раздражало, не могло отпугнуть влюбленного мужчину. Едва ли он мог согласиться, что ее последний роман – претенциозная чушь, если считал его гениальным, да, к тому же, так считали еще миллионы человек. Или принять всерьез любую мою критику ее внешнего вида или образа жизни, потому что я и себя не считала себя эталоном, по которому стоит оценивать.

Наиболее перспективным объектом для моего порицания были только социальные сети. Маргарет Митчелл буквально жила в них, скрупулезно документируя каждый день своей жизни. Часть ее аккаунтов администрировала отдельная группа специалистов, которым она скидывала фотографии в течение дня, а в одной из сетей сама бесконечно бомбила своими историями.

Став бойфрендом такой активной в публичном пространстве женщины, Джей Си тоже увеличил свою активность в сети. За все время нашего знакомства впервые на его страничке появились фотографии с девушкой. И я была погребена под их нескончаемым количеством. Мне и в дурном сне не могло привидеться, что мой друг станет таким ванильным, таким хрестоматийно влюбленным дураком. То, над чем мы вдвоем смеялись раньше, превратилось для него в ежедневную рутину, и даже мне стало не до смеха, потому что для него это было всерьез. Конечно, это она уговорила его публиковать этот бесконечный парад приторности, который демонстрировал всему миру их идеальные отношения. И он с удовольствием делал это, не смущаясь новой для него публичности ни на секунду.

Казалось удивительным, что, проводя все время вместе с Джей Си, Маргарет находила его и для своей работы, но ей это действительно успешно удавалось. И новая книга, и рекламные проекты, и эффектные профессиональные фотосессии, и работа на съемочной площадке ее первой экранизации – ей удавалось абсолютно все. Мне стоило признать, что мой друг встретил и полюбил идеальную женщину, которая каждый день делала его счастливым, оставаясь практически безупречной. Я сложила меч в ножны и обратилась в стадию депрессии.

До принятия я не дошла. Все произошло несколько раньше.

Джей Си говорил, что ничего не предвещало беды. Мы столько раз и в подробностях разбирали те дни, что даже у меня не осталось сомнений: при всей неопытности Джей Си в настоящих сколько-нибудь длительных отношениях он на самом деле не сделал ничего, что могло бы ее спровоцировать.

Позднее я узнала, что у этого даже есть специальный термин и существуют целые площадки, где люди делятся историями, в которых от цинизма их партнеров у меня холодела кровь в жилах. С моим критически минимальным опытом в отношениях и при полном отсутствии подруг, я и не подозревала, как часто тот человек, который еще вчера говорил, что ты его половина, растворяется в огромном мире так, словно его никогда не было.

Но Маргарет Митчелл не могла просто исчезнуть, даже если очень сильно этого хотела. Слишком публичной была ее личная жизнь. Поэтому когда в один обычный для всех, но далеко не прекрасный день она оборвала их с Джей Си отношения, ей не удалось раствориться в дымке небытия.

Так же, как я все поняла по глазам Джей Си в тот их первый совместный день, так же и на этот раз предчувствие говорило мне, что Маргарет Митчелл не случайно молчит в ответ на звонки и сообщения Джей Си. Она оборвала все контакты с ним, просто проснувшись утром в таком настроении. Ничего не посчитав нужным объяснить и уточнить. Просто: следующий!