Шрифт:
-100%+
© Анатолий Кичев, 2024
ISBN 978-5-0062-2789-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Из раннего
О разлуках
Мы рано, друзья, привыкаем к разлукам.
Мы рано, друзья, привыкаем к потерям.
Скользят по плечам на прощание руки,
В последнее счастье почти что не веря.
Нам с детства приходится с чем – то прощаться.
В нас с детства вселяется чувство печали —
И нам никогда не дано возвращаться
К тому, что осталось у нас за плечами.
И трудно бы было на свете на белом
Жить с грузом таким, но разлуки не вечны —
И через года, и дожди. и метели
К нам снова приходят счастливые встречи.
1969
Любовь полузабытая…
Ночью одинокою
Из – под сердца вытает
Тихая, далекая
Любовь полузабытая.
Как стояла рядом,
Горестно любима
И печальным взглядом
Что – то говоря.
Счастье незаметно
Проходило мимо.
Я слова разлуки
Тихо повторял.
1969—2023
«Где же, ну где же все это?..»
Где же, ну где же все это?
Вас мне по – прежнему жаль,
Губы осеннего цвета,
Глаз голубая печаль
1970
Друг уехал
Какая осень! И луна!
И снег ложится покрывалом.
И комната твоя темна.
Будильник так стучит устало…
В душе спокойствие и грусть,
В глазах дымком лежит усталость, —
«Возьми баян, тревожит пусть
То, что осталось, что осталось.
Сегодня я немного пьян —
Я брежу прошлыми годами» —
И молча ты берешь баян
Большими сильными руками.
И плещет музыка, как дождь,
В вечернем тающий тумане.
В ладони музыку возьмешь
И пьешь тягучими глотками.
Потом молчанье, тишина.
Потом смеемся мы и шутим.
Над домом ночь темным – темна,
В ней тихо замирают звуки……
…
Годы канут в извечную просинь,
Ты придешь. Но чего не отдашь,
Чтоб сыграл ты, как в прошлую осень
Мне негромко «Турецкий марш».
1971
Я дорожу
Я дорожу мгновеньем уходящим
Как, может быть, никто не дорожит:
На будущем моем и настоящем
Уже печать прощания лежит.
1971
Сирень
На старом дворике сирень
Густой пахучею волною.
Спокойно догорает день,
Уводит солнце за собою.
Тропинка, старая скамья
И аромат неповторимый;
И странно очарован я
Виденьями того, что было.
Ведь здесь и много лет назад
Цвела сирень, луна вставала,
Сияли дивные глаза,
Слова признания шептали.
Как много видела сирень
И слез, и клятв, и расставаний…
И стало грустно – грустно мне
От этой памяти печальной.
1971
Август
А над Москвою небо синее,
А над Москвою небо ясное,
Так непохожее на зимнее,
С моей печалью несогласное.
И желтый лист еще не падает
Сплошным потоком на асфальт —
Он пробирается украдкою,
Он будто бы ложится спать.
Весь этот август дышит горечью
Последних дней слепого счастья:
Дни скоро станут словно полночи,
С утра одетые в ненастье.
А эти вечера душистые
Совсем недолго будут радовать:
Накрывшись сумерками мглистыми
Пойдут дожди на мягких лапах.
Недолго ждать осталось осени,
Ее косматых влажных крыльев.
И лето, словно мячик брошенный,
Печально катится к обрыву…
1971—2023
Устанешь…
Устанешь, устанешь. устанешь
Сидеть вечерами одна.
Не станешь, не станешь, не станешь
Меня поджидать дотемна.
Забудешь, забудешь, забудешь
Мои голубые глаза.
Не будешь, не будешь, не будешь
В отчаяньи биться в слезах.
Поверишь, поверишь, поверишь,
Что я никогда не вернусь.
.Доверишь, доверишь, доверишь
Другому и радость, и грусть.
Пойдут и недели, и годы —
Один бесконечный подъем.
Но все ж по ночам в непогоду
Не так одиноко вдвоем.
1971
Маме
Маме
Будут долги разлуки, будут коротки встречи,
Будут годы идти над тобой, надо мной.
Ты, наверное, вспомнишь меня каждый вечер
Предстоящей холодной зимой.
Не тревожься напрасно: пролетят эти годы —
Снова мы соберемся под крышей одной.
Вспоминай без печали… Пусть шумит непогода,
Пусть беснуется ветер порою ночной.
Мама, мама! Твой сын тебя любит и помнит.
Нежным сердцем к тебе он привязан навек.
Не терзайся напрасно тревогой и болью,
Мой родной дорогой человек.
1971
Уже зима
Уже зима. Уже давно зима…
Наш старый парк теперь такой прозрачный.
Сквозь вязь ветвей опять глядит луна —
Жаль, не понять – смеется или плачет.
1972
Было
Было, было, слава Богу!
И быльем не поросло…
Возвращаюсь понемногу
В то, что было, да прошло.
Там и мама молодая,
Там и я – такой смешной!
И речушка – золотая!
Колокольчик – голубой!
И оттуда то, что мило.
И оттуда то – что боль.
Хоть какая – то, но сила
Мне дана была с собой.
Все оттуда: жены наши,
Дети наши, внуки, мы —
Все такие же, как раньше,
Но в предчувствии… Зимы?
2000
Безответное
Господи Боже, что же такое,
Что же растут для меня
Черные корни черного горя
В светлой воде бытия?
2000
Мама ушла
Окаянная горькая ноша.
Та, которую не износить.
Та, которую только умножить
И не выбросить, и не забыть.
Мама, мама… печальное имя
В этой горькой стезе бытия.
Мог ли думать, что скоро покинешь
Нас, любимая мама моя?
Тяжкий камень. Цветы и ограда.
Не услышать ни слова в ответ.
Ты – все то, что от жизни мне надо.
Все, что надо… Тебя больше нет…
Все простишь, никогда не осудишь,
Улыбнешься печально в ответ.
Как же так, что ты больше не будешь?
Как же так, что тебя больше нет.
Боже правый, за что же, за что же
Нас разводишь вот так – навсегда?
Эту боль можно только умножить:
Мама… я и сестра… никогда…
Память держит твой образ упрямо,
Сквозь него пробивается свет.
Ты со мной, моя бедная мама.
Ты со мной, но тебя больше нет.
2000
Шаги
Я слышу за спиной спокойные шаги.
То ближе, то подале, но всечасно.
Тот звук – он тихо душу бередит
Своею постоянностью напрасной.
Я слышу за спиной угрюмые шаги.
Они печальны до озноба кожи,
Но вновь напрасны, и владелец их
Пока что сделать ничего не может.
И вот теперь – тяжелые шаги.
То звук судьбы, то звук почти покоя.
За ним почти что слышен глас трубы…
О, это постоянство роковое…
И звук шагов теперь, как метроном,
Настолько слышен, что почти что видим.
Был слышен ночью, а теперь и днем.
Куда зовет? – отсюда мы не видим.
И вот шаги как вздох, как тень шагов.
Теперь и мне, что делать, вывод ясен
И, кажется, давно уже готов:
«За мной пришли? Пора идти? Согласен».
2000