Мистические истории. Святилище

- -
- 100%
- +
– Сифорт! – молвил Инголдсби после краткой паузы. – Я… Но тише! Вот барышни и мой отец. Я уведу дам и предоставлю вам возможность объясниться с батюшкой один на один: изложите ему вашу просьбу, а о ваших панталонах мы потолкуем позже.
Отвлекающий маневр Тому удался; он повел дам en masse[30] якобы посмотреть замечательный образчик растения семейства Dodecandria Monogynia, который они так и не смогли найти, в то время как Сифорт смело двинулся на штурм и одним ударом снес укрепления «батюшки». Не буду вдаваться в подробности атаки: достаточно сказать, что она принесла такую викторию, какой только и можно было пожелать, и что Сифорта снова отправили к дамам. Счастливый влюбленный последовал за интересующимися ботаникой и вскоре настиг их; и вот уже Чарльз крепко сжимал руку Кэролайн, немного отставшей от остальной компании в тщетных попытках записать по классификации Линнея название даффи-даун-дилли[31].
Что был им весь мир, его шум, его бессмыслица и пресловутые «панталоны»?
Сифорт находился на седьмом небе от счастья; в тот вечер он удалился в свою комнату таким счастливым, будто никогда и не слышал ни о каких злых духах, а его движимое имущество было так же надежно ограждено законом, как и недвижимое. Иное дело Том Инголдсби: тайна – а тайна, несомненно, существовала – не только возбудила его любопытство, но и задела его самолюбие. Прошлой ночью боевой дозор оказался напрасным, вероятно, по той причине, что Том нес его в открытую. Сегодня вечером он спрячется – не за гобеленом, поскольку то немногое, что от гобелена осталось, было, как мы уже убедились, прибито к стене, а в маленькой кладовке в углу «дубовых покоев»: если неплотно прикрыть дверцу, то оттуда можно видеть все, что происходит в комнате.
Там-то юный охотник за привидениями, запасшись крепкой тростью, и занял позицию за полчаса до того, как Сифорт отправился спать. В свою затею Том не посвятил даже друга, твердо решив, что если замысел не сработает, то виноват в неудаче будет только он сам.
В обычный час, когда все отправлялись спать, Том увидел из своего укрытия, как лейтенант вошел в комнату и несколько раз прошелся по ней с таким радостным выражением лица, которое свидетельствовало, что все его мысли заняты главным образом скорым счастьем. Затем лейтенант начал неторопливо раздеваться: сюртук, жилет, черный шелковый галстук, за ними сброшены зеленые сафьяновые туфли, затем – да, и затем – лицо Чарльза приобрело серьезность; его, казалось, внезапно осенило, что у него остались лишь последние панталоны, причем не его собственные, и что завтрашнее утро будет для него последним в этом доме, и что, если он потеряет и эти бриджи… Взгляд его говорил о том, что решение принято: Сифорт застегнул ту единственную пуговицу, которую только что расстегнул, и улегся в постель, не совершив до конца трансформацию, – наполовину куколкой, наполовину личинкой.
Том Инголдсби утомленно следил за спящим при мерцающем свете ночника, пока бой часов, возвестив час ночи, не побудил его пошире приоткрыть дверцу, чтобы удобнее было наблюдать. Каким бы легким ни было это движение, но, судя по всему, оно привлекло внимание Чарльза: тот внезапно сел на постели, прислушался, а затем и встал. Инголдсби уже приготовился обнаружить свое присутствие, но тут при свете ночника, ярко осветившего лицо его друга, заметил, что, хотя глаза Чарльза и открыты, «их чувства закрыты»[32], – и тот все еще во власти сна. Сифорт медленно подошел к туалетному столику, зажег свечу от стоявшей там лампы, затем, вернувшись к изножью кровати, казалось, нетерпеливо искал что-то и не мог найти. Несколько мгновений он, казалось, был чем-то встревожен, расхаживая по комнате и осматривая стулья. Подойдя вплотную к большому зеркалу-псише, стоявшему сбоку от туалетного столика, Чарльз остановился, словно бы разглядывая в нем свое отражение. Затем он вернулся к кровати, надел сафьяновые туфли и, крадучись, направился к маленькой двери, которая выходила на отдельную лестницу.
Когда он отодвинул засов, Том Инголдсби выбрался из своего укрытия, но лунатик не услышал его; Чарльз Сифорт тихо спустился по лестнице, сопровождаемый на должном расстоянии своим другом, открыл дверь в сад и сразу же оказался среди самого густого кустарника, который рос здесь у подножия угловой башни и скрывал заднюю дверь от посторонних взоров. В этот миг Инголдсби чуть не испортил все дело, оступившись: легкий звук вспугнул Сифорта, он остановился и обернулся. И когда полная луна осветила бледное и настороженное лицо Чарльза, Том испуганно заметил, что взор его друга неподвижен и тускл.
Но мысли не было в глазах,На что направлен взор?[33]Полнейшая неподвижность, соблюдаемая преследователем, казалось, успокоила лунатика; он отвернулся, вытащил спрятанную в ветвях густого лавра садовую лопату и, вскинув ее на плечо, проворно углубился в заросли кустарника. Дойдя до того места, где, казалось, землю недавно вскапывали, он с усердием принялся за работу, пока, откинув несколько лопат земли, не остановился, не отбросил свой инструмент и не начал преспокойно снимать панталоны.
До этой минуты Том не сводил с лунатика взгляда; теперь же он осторожно двинулся вперед, и, пока его друг был занят тем, что выпутывался из своих одежд, завладел лопатой. Тем временем Сифорт достиг цели: на мгновение он замер со «знаменами, что вьются на ветру»[34], всецело занятый тем, что аккуратно сворачивал белье в тугой узелок, и совершенно не обращая внимания на дыхание небес, которое, как можно предположить, в такой момент и в таком положении «слишком грубо касалось его тела».
Он как раз собирался наклониться пониже, чтобы уложить панталоны в могилу, которую сам же для них и вырыл, когда Том Инголдсби подошел к нему сзади и плоской стороной лопаты…
Потрясение оказалось сильным: сколько нам известно, лейтенант Сифорт никогда больше не страдал сомнамбулизмом. Одни за другими его бриджи, брюки, шерстяные в рубчик панталоны, шелковое нижнее белье, серая форма с красными лампасами Второго Бомбейского полка были извлечены на свет божий – спасены из могилы, в которой были погребены слоями, точно рождественский пирог, и, после того как их хорошенько проветрила миссис Ботерби, снова годились к носке.
Семья, особенно дамы, посмеялись; Питерсы посмеялись; Симпкинсоны посмеялись; Барни Магуайр воскликнул: «Черт побери!», а мадемуазель Полин – свое «Mon Dieu!»
Чарльз Сифорт, не в силах выдержать насмешек, подстерегавших его со всех сторон, отбыл на два часа раньше намеченного – однако в скором времени возвратился и, повинуясь просьбе тестя, отказался от охоты на раджей и отстрела набобов и повел свою застенчивую невесту к алтарю.
Мистер Симпкинсон из Бата на церемонии присутствовать не смог, так как находился на грандиозном съезде ученых мужей, которые тогда собрались со всех уголков цивилизованного мира в городе Дублине. Его эссе, доказывающее, что земной шар – это огромный ком заварного крема, взбитого вихрями и сваренный электричеством, несколько перепеченный на острове Портленд и недопеченный в торфяниках болота Аллена, – получило высочайшую оценку и едва не завоевало Бриджуотерскую премию.
Мисс Симпкинсон и ее сестра были на свадьбе подружками невесты; первая написала эпиталаму, а вторая воскликнула «Душа моя!» при виде парика священника. С тех пор прошло несколько лет; брачный союз Чарльза и Кэролайн увенчался двумя-тремя хорошенькими маленькими ростками семейного древа, из которых мастер Недди – «дедушкин любимец», а Мэри-Энн – маменькина «булочка». Я лишь прибавлю, что мистер и миссис Сифорт живут вместе так счастливо, как только могут жить два добросердечных и добродушных, очень любящих друг друга человека, и что со дня женитьбы Чарльз не выказывал склонности выпрыгивать из постели или бродить по ночам на воздухе, – хотя, несмотря на всю его готовность следовать каждому желанию и прихоти молодой жены, Том намекает, что прелестная Кэролайн все еще иногда пользуется этим, чтобы «надеть панталоны».
Э. и Х. Херон
История Грей-хауса
Перевод А. Бродоцкой
Мистер Флаксман Лоу утверждает, что лишь единожды взялся за расследование загадочных потусторонних явлений по собственному почину. Этот случай он всегда называет «Дело о Грей-хаусе». Этот дом значится под другим названием в анналах отнюдь не одного научного общества, и странные подробности истории, которая сильно раздвинула горизонты наших представлений об ужасном и фантастическом, вызывают жаркие споры. О Грей-хаусе написаны статьи и исследования едва ли не на всех европейских языках, и это пролило свет на множество леденящих душу фактов более или менее аналогичной природы. Поначалу возникли сомнения, стоит ли знакомить публику с этой историей, хотя у нее и есть объяснение – кошмарное, но все же не совсем безосновательное. Однако в дальнейшем было принято решение включить ее в настоящий сборник.
Засушливым летом 1893 года мистер Лоу по воле случая остановился в уединенной деревушке на Девонском побережье. Он был всецело поглощен изучением ископаемых находок, связанных с древнескандинавскими календарями, а посему из всех местных жителей общался только с одним человеком – это был некий доктор Фримантл, и он, помимо врачебного дела, неплохо знал еще и ботанику.
Как-то днем, совершая совместную автомобильную прогулку, мистер Лоу и доктор Фримантл очутились в долине, подобно чаше прятавшейся среди холмов в нескольких милях от берега. Проезжая через нее по проселку, который вел круто в гору и с обеих сторон был обсажен густым кустарником, разросшимся и нависавшим над головой, они в просвете среди листвы заметили серую двускатную крышу, видневшуюся над ветвями раскидистого кедра.
Флаксман Лоу указал на нее спутнику.
– Это дом молодого Монтессона, – ответил Фримантл, – и слава у него самая недобрая. Впрочем, не по вашей части, – добавил он с улыбкой. – Кошмарная слава этого дома вызвана отнюдь не обитающими в нем привидениями, а чередой произошедших здесь загадочных убийств.
– Похоже, сад давно заброшен. Пожалуй, я нигде не видел таких зарослей.
– На Британских островах подобного уж точно быть не может, – отозвался Фримантл. – Усадьба опустела, отчасти потому, что Монтессон не хочет здесь жить, отчасти потому, что невозможно найти работников, которые согласились бы приблизиться к дому. Климат в наших краях теплый и влажный, дом расположен уединенно, поэтому зелень и разрослась так буйно. В низине протекает ручей, и я думаю, что под пригорком, там, где виднеется полоса желтой африканской травы, образовалось настоящее болото.
Фримантл прибавил скорости, и они выехали на гребень холма. Оттуда была видна пышная растительность, подернутая пеленой поднимающегося тумана, который заволакивал крышу Грей-хауса.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Сноски
1
Нападению(фр.).
2
Некоторые фамилии в рассказе – говорящие: Simpkinson (simp – простак, son – сын), Sucklethumbkin (suckle – вскармливать, сосать грудь, suck thumbs – сосать пальцы), Ogleton (ogle – строить глазки), Botherby (bother – беспокоить, беспокоиться).– Здесь и далее, кроме оговоренных случаев, примеч. перев.
3
Камеристка, горничная(фр.).
4
Боже мой(фр.).
5
Что за ужас!(фр.)
6
Прелести(фр.).
7
Цитата из стихотворения Джона Генри Драйдена (1631–1700) «Мистеру Грэнвиллу за его превосходную трагедию под названием „Героическая любовь“» («To Mr. Granville, On His Excellent Tragedy, Called Heroic Love»)
8
Отангл. snivel – хныкать, ныть; grime – грязь, копоть.
9
Parlez-vous – вы говорите(фр.).
10
Имеется в виду книга Джона Гвиллима «Обозрение геральдики» (Guillim J. A Display of Heraldry. London, 1610). – Ред.
11
«Монастикон галликанум» – собрание гравюр с изображениями французских монастырей. – Ред.
12
Отличительная особенность монет достоинством в фартинг, которые чеканили в правление королевы Анны, – узор на поверхности монеты.
13
Сильванус Урбан – псевдоним Эдварда Кейва (1691–1754), британского книгопечатника, издателя и публициста, которому мы обязаны понятием «журнал». Основал «Журнал джентльмена», в котором и писал под этим псевдонимом.
14
Bee-owls-over – букв. «Пчела-над-совами».
15
«Король Лир» (акт 3, сц. 1). Перев. М. Кузмина.
16
Псевдолатинское изречение; per saltum – прыжком, скачком.– Ред.
17
Из пьесы У. Шекспира «Сон в летнюю ночь» (акт 5, сц. 1): «Поэта взор в возвышенном безумье / Блуждает между небом и землей». Перев. Т. Щепкиной-Куперник.
18
Томас Хорсли Кертис – английский писатель, автор ряда готических романов, среди которых «Удольфский монах» (1891).
19
Речь идет об Уолтере Рэли (1552 или 1554–1618) – английском политическом деятеле, мореплавателе, поэте и историке.
20
Все неведомое кажется нам великолепным(лат.).
21
Рывок(фр.).
22
«Хрононхотонтологос» (1734) – сатирическая пьеса Генри Кэри, считалась образцом нонсенса, но в то же время пародией на политика Роберта Уолпола и Каролину Бранденбург-Ансбахскую, жену короля Георга II.
23
«Злосчастная мисс Бейли» («The Unfortunate Miss Bailey») – ирландская народная песенка, в которой привидение соблазненной служанки Бейли, покончившей с собой, мстит соблазнителю-военному, являясь ему по ночам.
24
Ричард Барэм. «Призрак».
25
Из пьесы У. Шекспира «Сон в летнюю ночь» (акт 5, сц. 1). Перев. Т. Щепкиной-Куперник.
26
«Домашний лечебник: редкостные и избранные секреты медицины и хирургии. Собраны и опробованы достопочтенной графиней Кентской» («Choice Manual: Or, Rare and Select Secrets in Physick and Chirurgery. Collected and Practised by the Right Honourable the Countess of Kent»). Популярный сборник, впервые изданный в 1726 г. Джоном Кларком и с тех пор выдержавший 22 переиздания.
27
Отсылка к памфлету Генри Филдинга «Диалог между папой, дьяволом и претендентом» («A dialogue between the devil, the Pope, and the Pretender», 1745).
28
В природе вещей(лат.).
29
Отмоет ли с моей руки / Весь океан Нептунов эту кровь? / Верней, моя рука, морей коснувшись, / Их празелень окрасит в красный цвет. – У. Шекспир. «Макбет» (акт 2, сц. 2). Перев. М. Лозинского.
30
Всех вместе(фр.).
31
Так в Англии называют желтые нарциссы. –Ред.
32
У. Шекспир. «Макбет» (акт 5, сц. 1). Перев. М. Лозинского.
33
Чарльз Кингсли. «Глаукус, или Прибрежные чудеса» («Glaucus, or The Wonders of the Shore», 1855).
34
Ричард Барэм. «Призрак».







