И тут меня СРАЗУ как током ударило! Арбуз! Раньше я их не очень–то жаловал, косточки эти вечные… Но сейчас вдруг вспомнил – как он сладко пахнет свежестью, как хрустит под ножом, какой он холодненький и сахарный внутри, красный–красный!

– Сань! – заорал я. – Давай найдём арбуз!

Он удивлённо поднял брови:

– А где? В магазине – деньги нужны. У меня – ноль.

– Бутылки! – выдал я гениальную идею. – Пустых бутылок насобираем, сдадим – и арбуз купим!

Санька как прыгнет с лавочки:

– Не голова, а дом советов! Да ты гений, Макс! Пошли!

Мы два часа лазили вокруг института, как сыщики. Заглядывали под каждый куст, в каждую канавку, возле каждой скамейки – искали пустые бутылки. А студенты, видимо, в этот день были очень аккуратными – ни одной не оставили! Чисто!

– Вот незадача–то! – тяжело вздохнул Санька, вытирая пот со лба. – Как же арбуз–то?

Тут я увидел здоровенную фуру, припаркованную у общежития. А на ней – горы зелёных полосатых шаров! Арбузы! Возле фуры толпились студенты, покупали и уносили арбузы в общагу.

– Санька! – схватил я друга за руку. – Гениальная мысль! Давай продавцу поможем разгружать или что, а он нам за это арбуз даст! За труды!

Санька засмеялся:

– Во даёшь! А вдруг? Попробуем!

Подошли, когда последний студент ушёл, сгибаясь под тяжестью арбуза. Продавец, загорелый до черноты, в соломенной шляпе, похожей на тарелку, прищурился на нас:

– Ого! Кого принесло? Арбузца захотелось, орлы?

– Очень–очень! – закричали мы в два голоса, как по команде.

Я, стараясь говорить как можно взрослее, выпалил про наш провальный план с бутылками и предложил помочь: загружать, разгружать, сторожить – что скажет!

Он усмехнулся, добрые глаза щурясь от солнца:

– Помощники? А что умеете–то? Арбузы ворочать – дело не простое.

– Мы сильные! – бодро отрапортовал я. – И быстрые! Честно – честно!

– Честно, говоришь? – Продавец пристально посмотрел на нас, потом хмыкнул: – Ладно уж, раз честные глаза. Вижу, парни вы надежные. Заслужили.

Он ловко залез в кузов фуры и выкатил оттуда два арбуза. Не огромных, но и не маленьких – самые что ни на есть «мальчишечьи».

– На, держите! – протянул он нам по арбузу. – Только смотрите, не уроните!

– Бесплатно?! – аж подпрыгнул я от неожиданности. Санька тоже глаза округли.

– А то! – засмеялся продавец. – Честным глазам не жалко! Несите, пока мамки не увидели, а то отберут! Да не забудьте помочь как–нибудь в другой раз – слово дали!

Мы понеслись домой, сжимая драгоценные, прохладные арбузы. Я уже представлял, как бабушка ахнет, как удивится:

– Максюша, родной! Да ты откуда арбуз–то взял? Золотой ты мой!

– Бутылки сдавал, бабуль! – скромно отвечу я. Не буду же я говорить, что просто так дали! Звучит–то как! А слово я ведь дал помочь потом…

Санька рядом нес свой арбуз аккуратно, двумя руками, как хрустальную вазу. Он то и дело поглядывал на полосатый бок, и я видел, как он улыбается про себя – наверное, представлял, как будет хрустеть сочным ломтем. И вот я уже почти у своего подъезда, торжествую, представляю бабушкино лицо… И вдруг…

БА–БАХ!

Нога моя запнулась о торчащий из асфальта камень. Арбуз выскользнул из рук, взлетел в воздух, перевернулся разок и – шлёпнулся! – со страшным треском разбился об асфальт. Зелёные осколки, красная мякоть… Всё пропало!

Я сел прямо на землю рядом с этой мокрой лужей–кашей и заплакал. Горько. От обиды. От досады. От того, что бабушка теперь не похвалит. От того, что арбуза больше нет. И вранья этого глупого не надо.

Санька стоял рядом. Он молча смотрел то на моё искаженное горем лицо, то на жалкие осколки его мечты, размазанные по асфальту. Потом он вздохнул, крепче сжал свой целый, красивый арбуз, который еще минуту назад так бережно нес, и решительно шагнул ко мне.

«На, Максим, – сказал он тихо, но твердо, протягивая мне свой арбуз. – Бери. Твоя идея была. Ты больше старался.»

Я поднял заплаканное лицо. Стыд за свои слезы обжег щеки. Я видел разбитый арбуз, видел честные, чуть грустные глаза Саньки, видел этот круглый, целый шар, который он протягивал мне – отдавал свою мечту. И внутри что–то перевернулось. Слезы подступили снова, но уже другие – от стыда и вдруг нахлынувшей теплой волны благодарности. Врать бабушке не хотелось. И этот арбуз… он был теперь наш. Общий.

– Сань… – всхлипнул я, вытирая кулаком сопли. – Пошли ко мне! Быстро! Разрежем его вместе! На двоих!

– Ура! – крикнул Санька, и в его глазах снова вспыхнула радость.

Мы шли домой, неся один арбуз на двоих, и я думал: «Вот это друг! Лучший друг на свете! И как же здорово, что каникулы ещё целых два месяца! Целых два!»

В Европе так принято

Лето у меня шло по плану. Днём, когда солнце жарило, как сковородка для оладий, я честно читал книжки из списка на лето. Почти честно. Иногда страницы сами как–то слипались, и я вдруг замечал, что уже пятый раз подряд читаю одно и то же предложение. А вечером – ура! Свобода! Прятки до посинения, казаки–разбойники с воплями «Свобода!», «море волнуется раз» – вот это жизнь! Ах, как пахло вечерним двором: пылью, нагретой травой и чуть подгоревшей картошкой из открытого окна тети Лили!

Но однажды, после обеда, когда я уже мысленно был во дворе и гонял невидимый мяч, ко мне подошли мама и бабушка. Лица у них были такие… знаете, когда взрослые что–то задумали и тебе это вряд ли понравится.

– Максим! – строго сказала мама. – Сегодня в пять часов к нам приедет тётя Марина! Из Германии!

– Ур–ра–а! – заорал я во весь голос, хотя честно говоря, не очень–то и помнил, какая она, эта тётя Марина. Кажется, высокая.

– Так что далеко не уходи! – подхватила бабушка, поправляя фартук. – И к её приходу надень что–нибудь… праздничное! Не в этих же своих драных шортах встречать гостью из–за границы!

– Ла–а–адно! – махнул я рукой, как будто сдувая их с ладони, и рванул во двор, как торпеда. Еще немного свободы! Вдохнул полной грудью – пахло асфальтом, тополиным пухом и весельем.

В четыре я уже был дома. Как штык! Натянул новые джинсы – они скрипели, как снег под валенком, кололи ноги жесткой тканью и стояли колом, как будто сами по себе. Надел ярко–жёлтую футболку. Прямо как настоящий европеец, думал я, глядя на себя в зеркало в прихожей. Уселся перед телевизором. Мультики тарабанили: «Та–ра–ра–ра–рам! Бдыщ! Пиу–пиу!» – но я их почти не видел. Из кухни доносился звон посуды, шипение сковороды и дивный, праздничный запах чего–то жареного, сладкого, сдобного. Мама и бабушка сновали туда–сюда, как заводные.

И вдруг… Ровно в пять! Дз–зыыынь! Тр–р–р! Сердце у меня ёкнуло, а в животе заурчало от запахов.

Бабушка первая бросилась открывать. Я привстал с дивана, вытянулся.

– Мариночка, родная! Здравствуй! Проходи, проходи! – затараторила бабушка. – Максюшка уже ждет! Он в комнате!

Шуршание пакетов, легкий топот каблучков – и в кухню вплыл целый букет новых запахов: что–то холодное, городское, чуть бензиновое, а поверх – сладкие, чужие духи, как будто конфеты и мыльные пузыри вместе. Мимо кухни, шурша пакетами, прошла высокая–превысокая тётя. У нее были темные кудри, как пакля, и блузка в огромные синие цветы – прямо как бабушкина скатерть! Она мельком поздоровалась с мамой и… вошла ко мне! Я вскочил, как ошпаренный, и важно, глядя ей куда–то в район пуговицы на блузке (высокая же!), выдал:

– Здравствуйте, тётя Марина! Очень приятно!

Она протянула руку – прохладную, гладкую. Я неуклюже тряхнул ее пальцы.

А она вдруг улыбнулась во весь рот, глаза засверкали, и она выпалила:

– Хэллоу, хау а ю?

У меня челюсть отвисла. Щеки вспыхнули, как два костра, стало душно. Я покраснел, как рак, и замер. Что это было?! Язык какой–то инопланетный! Я ждал «здравствуй» или «привет», а тут… «Хэллоу»! И все такое!

Тётя Марина рассмеялась звонко:

– Это значит: «Привет, как дела?» Только по–английски.

Я осторожно закрыл рот. Голова гудела.

– А разве… – выдавил я, – разве в Германии говорят не по–немецки?

– И по–немецки, и по–английски! – весело ответила тётя. – В Европе так принято!

Тут подтянулись мама с бабушкой, все уселись за стол. И началось!

Бабушка, разливая компот, запричитала:

– Мариночка, а правда, что у них там тротуары моют с мылом? Слышала я!

Мама вздохнула, глядя в окно на наш двор:

– И везде порядок, ни соринки! Не то, что у нас… Ох, как там чисто!

Тетя Марина кивнула, ее глаза блестели:

– Ах, Германия! Да, чистота… И в супермаркете упаковка такая… вся блестит! Как игрушки!

Я сидел, слушал про чистоту, про порядки, про магазинчики… Слова как мухи жужжали: «Европа», «Германия», «аккуратно»… Пирог на тарелке остыл, а я все клевал носом, представляя, как во дворе уже, наверное, в «вышибалу» играют… Чистота… Да, у нас во дворе тоже чисто, если не считать кожуры от семечек под лавочкой и фантиков у качелей, – подумал я. Минут тридцать выдержал – герой! Потом не вытерпел:

– Я, пожалуй, пойду погуляю! – тихонько сказал я.

Но никто даже не пикнул! Все так увлеклись Европой, что я мог бы, наверное, выйти на улицу колесом или на голове, и никто бы не заметил. Только тётя Марина мельком кивнула, не прерывая рассказа про какую–то умопомрачительную чистоту.

Во дворе я увидел своих – Кольку, Наташку, Сашку. Они галдели, спорили, визжали и хохотали, решая, во что играть. Я подбежал к ним, встал по стойке «смирно», набрал полную грудь воздуха и громко, на весь двор, кринул:

– Хэллоу, хау а ю?!

Ребята аж подпрыгнули! Глаза у них вылезли, как у вареных раков. Рты открылись.

– В Европе так принято! – гордо пояснил я, выпятив грудь колесом. И тут же засыпал Кольку, Наташку, Саньку и даже пробегавшего мимо соседского кота Барсика рассказами про тётю Марину и самый что ни на есть настоящий английский язык.

Весь вечер я ходил по двору героем. Встретил тётю Люду с авоськой – к ней подскочил:

– Хэллоу, хау а ю?

Она остановилась, глаза округлились, и она буркнула:

– Ох, батюшки! Максим–то с ума спятил! Что за заморские штучки?

Я важно добавил:

– Не понимаете? В Европе ТАК ПРИНЯТО!

Дядя Вася только прикурил папиросу на лавочке – я и ему с разбегу:

– Хэллоу, хау а ю?

Он фыркнул дымом, закашлялся и хрипло выдал:

– Юный ты наш интернационалист! Ишь ты, Европа! Чуть папиросу не выронил!

А я уже бодро шагал дальше, чувствуя себя почти иностранцем, этаким гражданином мира. Новые джинсы уже не так кололи, а скрип их казался мне теперь шикарным европейским звуком.

Когда я вернулся домой, тётя Марина уже собиралась уходить. Она потрепала меня по волосам (я едва не чихну от её духов!) и сказала:

– Гудбай, Максим! Ты настоящий европеец!

Я важно кивнул, хотя и не был уверен, что это комплимент.

– Ну что, наш англичанин? – усмехнулась мама, когда дверь закрылась. – На весь двор наслушались твоих «хэллоу»!

– В Европе так принято! – бодро отрапортовал я.

Бабушка фыркнула, поправляя скатерть (ту самую, в синие цветы, как у тёти Мариной блузки):

– Вот ещё! У нас тоже порядки есть. И без всяких «хау а ю» обходились!

Я задумался. Да, в Европе, наверное, здорово: чистые тротуары, блестящие магазины… Но там нет нашего двора с Колькой и Наташкой, нет дяди Васи с его папиросами, нет тёти Люды и её авоськи. И уж тем более там никто не играет в «казаки–разбойники» до посинения!

– Ладно, – вздохнул я, снимая скрипучие джинсы. – Завтра опять надену свои драные шорты.

– Ура! – тихо сказал я себе перед сном.

Потому что лето ещё длинное. А двор – мой. И никакая Европа с её «хэллоу» не заменит этого!

Волшебник в папиной рубашке

Стояло лето. Мы с Сашкой сидели во дворе, рядом с тополем – вроде бы всё хорошо, каникулы. А нам – тоска. Сидим на скамейке, которую солнце выбелило до блеска, смотрим на тень от листьев – тепло от неё, будто от одеяла. Только одеяло зимой хорошо, а тут… Дышать нечем. Спина к скамейке прилипла.

Чем заняться? Только ногами болтать да смотреть, как муравей сражается с соломинкой. Соломинка – здоровенная, а он – кроха. Но ползет! Упрямец. Нам бы его упорство, чтобы эту духоту пережить.

– Сашка, – вздохнул я, отлепив спину с легким чмоканьем. – Вот бы сейчас стать волшебником, а?

Сашка лениво повернул голову, вытирая лоб рукавом:

– И и что бы ты наколдовал?

– Да все что угодно! – оживился я. – Захотел – раз! И перед тобой целая гора мороженого! Самого холодного, сливочного! Или – бац! – бассейн с лимонадом прямо тут, во дворе! И ныряешь с головой!

Я представил эту прохладу и сладость, и даже сглотнул.

– Угу, – хмыкнул Сашка, но в его глазах мелькнуло любопытство. – А я бы цирк наколдовал. Прямо над нашим домом. С клоунами и акробатами, что под самым куполом летают!

– Вот именно! – подхватил я. – Хочешь сладостей – пожалуйста! Хочешь зрелищ – нет проблем! Быть волшебником – это круче всего на свете! Ничего не надо просить, просто подумал – и готово! Сидишь себе под тополем, жарко… эх! – Я махнул рукой.

– В такую–то духоту о мороженом мечтать? – буркнул Сашка, но я видел – он тоже невольно сглотнул. – Очумел? Жару притянешь! – Он махнул рукой, но мысль о волшебной власти над миром витала в теплом воздухе под тополем.

Мы так увлеклись мечтами о волшебных бассейнах, что не заметили, как из–за угла нашего дома показался папа. Он шел быстрым, бодрым шагом – совсем не по–летнему, размахивая свернутой газетой, словно хотел разогнать душный воздух. Увидев нас под тополем, он сразу свернул к скамейке. Его лицо расплылось в широкой, знакомой улыбке, от которой сразу стало чуть светлее.

– Что, страдальцы солнечные? Сидите тут, как два воробья на раскаленной сковородке. А не махнуть ли нам… – он сделал театральную паузу, глядя на наши ожидающие лица, – …освежиться?

– Куда? – выдохнули мы хором.

Папа загадочно подмигнул:

– А вот узнаете! Шагайте за мной, солдаты удачи!

Мы засеменили за ним по раскаленному асфальту, гадая, куда же он нас ведет. Через несколько знакомых поворотов папа остановился перед невзрачной дверью с веселой вывеской: «Лакомка». Я аж подпрыгнул от радости!

– Ура! – вырвалось у меня.

Мы влетели внутрь, и нас обдало волной блаженной прохлады. Знакомый запах ванили, свежей выпечки и детского счастья встретил нас. За длинной стойкой, как всегда, стояли огромные металлические емкости с самым вкусным в городе мороженым! Особенно их пломбир – белый–белый шарик, такой сливочный и плотный, что ложка стояла, как вкопанная, а сверху – тонкий–тонкий слой инея, будто его вынули из самого пушистого снежного облака. А еще там было волшебное крем–брюле – еще нежнее, с карамельной ноткой. Напротив, через площадь, сияло пестрое здание цирка, но сейчас все наше внимание было приковано к стойке.

Папа купил нам по порции: мне – мое любимое крем–брюле, Сашке – шоколадное. Мы уселись за столик у окна. Я подцепил шарик ложкой… О боже! Он был именно таким: холодный, с хрустящей корочкой инея, а внутри – кремовая нежность, тающая на языке. Я закрыл глаза от блаженства.

Вот бы сейчас… запить это дело газировкой! Лимонной! Чтоб шипела, щипала язык, гнала прочь духоту!

Только мелькнула мысль – папа поставил на стол два высоких стакана. В них бурлил, искрился золотистый лимонный сироп!

– На, хлопцы, запейте свое счастье! Освежитесь как следует!

Я замер с ложкой в воздухе. Сашка фыркнул:

– Чего уставился? У тебя на носу мороженое.

Но я смотрел на папу. Невероятно! Снова! – пронеслось в голове. Словно он читает мои мысли!

Допивая шипучий, леденящий лимонад, я лениво посмотрел в окно. Напротив, через шумную площадь, сиял наш Цирк! Большой, круглый, с синим куполом, упирающимся в небо. Яркие краски, трепещущие флаги. Из распахнутых дверей доносилась музыка и гул толпы. Там сейчас творилось волшебство! Эх… вот бы сейчас туда!

Папа вдруг хлопнул себя по лбу:

– Ах, да! Я же совсем забыл! Ребята, а не сходить ли нам в цирк? Говорят, там новое шоу акробатов – «Полёт над бездной»! Как раз сеанс скоро!

У меня даже дыхание перехватило.

– Пап! Да ты что?! – выдохнул я.

– А что? Разве плохая идея?

– Да нет! Отличная! Просто супер! – закричали мы хором, вскакивая. Опять! Он опять угадал! – ликовало сердце.

Уже у кассы я заметил девочку, счастливо прыгающую с огромным розовым облаком сладкой ваты на палочке. Вот бы и мне! – мелькнуло в голове. – Той самой, что тает во рту, как сахарная пыль, невесомо липнет к щекам!

Получив билеты, мы направились к контролеру. И вдруг папа сделал широкий шаг в сторону, прямо к яркому киоску у входа! Продавщица ловко намотала на палочки три огромных, пушистых, розовых одуванчика!

– Держите, орлы! – весело сказал папа, вручая нам вату. – Без этого в цирке – как без клоуна! Главное – не съесть раньше начала представления!

Я взял свое теплое, воздушное чудо, пахнущее чистым сахаром. Посмотрел на папу, на его добрые, смеющиеся глаза. Как?! Как он это делает?!

Под куполом цирка развернулось невероятное шоу! Акробаты летали, как птицы, ловили друг друга в воздухе, кувыркались на шелковых полотнах! Особенно дух захватывало, когда они, летя с огромной скоростью, хватали друг друга в последний миг! Зал ревел от восторга. Я орал, хлопал, забыв обо всем. Даже папа свистел в два пальца! Это было живое чудо, круче любой сказочной магии!

Когда акробаты, сияющие и счастливые, раскланивались, я обернулся к папе. Ваты на палочке уже не было, только сладкие розовые нитки на пальцах.

– Пап, – прошептал я, глотая комок восторга и благодарности. – Ты сегодня… ты сегодня самый настоящий волшебник! Угадал всё! И мороженое, и лимонад, и цирк, и вату… и вот это! – я кивнул на сияющий манеж.

Папа рассмеялся, его глаза теплели. Он обнял меня за плечи:

– Просто повезло, Максим! Просто очень хороший день выдался! И программа в цирке удачная, и киоск под рукой…

Но я–то знал. Я смотрел на его доброе, немного уставшее лицо, на морщинки у глаз от смеха, и меня вдруг осенило. Ярко, как луч прожектора над ареной. Пломбир, который появлялся, когда очень хотелось. Лимонад, шипевший в самый нужный момент. Цирк, о котором только подумал. Вата, как розовое чудо. И этот полет под куполом…Волшебники, они же не только в сказках! – пронеслось в голове. Они ходят рядом, в обычных рубашках, смеются нашим смехом и знают наши самые сокровенные желания еще до того, как мы их произнесем. Просто потому что они – наши папы и мамы.

Мы вышли, ослепленные закатом, оглушенные счастьем и грохотом аплодисментов. Я крепко держал папину руку. День заканчивался, но внутри осталось что–то важное, теплое и сладкое. Я оглянулся на сияющий купол цирка, потом посмотрел на папу, который что–то весело говорил Сашке. Вот он, настоящий волшебник, – подумал я, и сердце радостно екнуло. И его волшебство – самое сильное на свете.

Максим Кириллович

Вечером мы с папой играли в шахматы. Я ему как дам «шах» – прямо королю под нос! Папа аж брови нахмурил, лоб весь в складках, уставился на доску, думает. Думал, думал… И вдруг – бац! – смотрит не на короля, а… на мои ноги! И говорит:

– Ты что это, Макс, так быстро растешь? Штаны уже, гляди, коротковаты стали. Совсем недавно, вроде, купили… И руки – куда такие длинные? Совсем взрослый!

Я обрадовался:

– Да! Вот бы скорее вырасти… Хотя бы на один день стать взрослым!

До самого утра я забыл об этом разговоре.

А утром только открыл глаза – бац! – и влепилась мне в голову, как муха в варенье: «А вдруг? А вдруг вчерашнее желание сбылось?»

Я лежал неподвижно. Простыня подо мной вдруг показалась какой–то чужой, колючей. Солнечный зайчик на стене – подозрительно большим. А сердце… сердце колотилось, как молоток по наковальне, прямо в ушах стучало: «Тук–Тук! Тук–Тук! Взрослый? Взрослый?» Я осторожно, будто боялся сломать новое тело, сел на кровати. Посмотрел на руки. Вроде обычные руки. Но вдруг они УЖЕ ВЗРОСЛЫЕ? Я сунул ноги в тапки. Тапки были мои, детские. Значит, ноги еще не выросли? Или это так, для маскировки? А пижама? Неужели она теперь тоже детская, а я в ней как в рубашке младенца?

Меня аж затрясло от этой мысли! Но любопытство пересилило страх. И тут меня обдало жаром: ведь сегодня я – взрослый! Папино «Попробуй!» жгло ухо, как команда «В атаку!».

Первым делом – это внешний вид. Взрослые носят галстуки и очки. Я нашел папин старый клетчатый галстук. Повязать его ровно у меня не получилось, он болтался набок, как удочка. Потом я взял папины старые очки без стекол – он их не выкидывает, говорит: «Пригодятся». Они съезжали на кончик носа.

Теперь нужна работа. А на работу все взрослые ходят с портфелем. Значит, портфель, или рюкзак! Я вытряхнул из своего школьного рюкзака все учебники и тетради. Зачем они взрослому? Взрослому нужны ВАЖНЫЕ вещи! Я положил туда:

Горсть гаек из папиного ящика с инструментами (очень важные штуки!).

Пять конфет «Мишка на Севере» (для переговоров и поднятия духа).

Толстенную книгу «Справочник инженера» (она лежала у папы на полке и выглядела невероятно серьезно).

Пустую тетрадь и карандаш (для записей, конечно же).

Рюкзак набился туго и хлюпал при ходьбе. Отлично!

После завтрака я важно объявил:

– Я на работу пошел!

– Удачи! – крикнула мама с кухни. – Только галстук поправь!

Папа только хмыкнул и продолжил читать газету.

Моя «работа» была в парке, на самой дальней лавочке. Я сел, положил рюкзак рядом, надел очки на нос и сделал очень деловое выражение лица. Сидел, изредка поглядывая на часы (как папа, когда ждет автобус). Потом достал гайку, повертел в руках, постучал ею по лавочке – проверил, наверное, крепость. Потом открыл «Справочник инженера» и стал водить пальцем по страницам, делая умный вид. Потом вынул тетрадь и старательно вывел: «План. 1. Работа. 2. Покупки. 3. Воспитание». Воспитание – это обязательно! Я знаю, как это делается.

За «покупками» я отправился в булочную. В кармане лежали три рубля – моя вчерашняя сдача от мороженого. Я подошел к прилавку, как самый настоящий глава семьи, и сказал:

– Дайте, пожалуйста, буханку белого.

Продавщица подала.

– С тебя три семьдесят.

Я пересчитал свои три рубля. Три семьдесят! А у меня всего три! Я растерялся.

– А… а можно только половинку? – выдавил я.

Продавщица удивилась, но отрезала половину батона. Я заплатил и вышел, сжимая в руке драгоценную половину. Взрослая жизнь оказывается дорогая штука.

Теперь – воспитание. Найти Кольку было легко. Он сидел во дворе и ковырял палкой землю. Я подошел к нему, поправил съехавший галстук и очки, и заговорил строго, как папа:

– Колька! Опять без дела сидишь? Надо полезным делом заниматься! И кашу ел? Каша – это сила! Без каши вырастешь хилым, как травинка!

Колька, рыжий и веснушчатый, уставился на меня. Его рот медленно открылся, а веснушки на носу как–то все сразу слились в одно пятно от изумления.

– Ты чего, Макс… – прохрипел он наконец, – …в контору, что ли, собрался? Или в цирк в папиных стёклах и удавке?

Я выпрямился во весь свой (пока еще не взрослый) рост:

– Я не Макс, я Максим Кириллович! – важно ответил я, чуть не поперхнувшись от собственной серьезности. – И советую тебе слушаться старших и есть кашу по утрам!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Купить и скачать всю книгу

<12