Бойтесь низких потолков!

Бабушка вообще везде видела плохое. Ей не понравилось, когда ко мне пришли соседские ребятишки, знакомиться. Мы сидели на крыльце, особо не шумели. Но она раза три приходила и говорила, что им пора домой. Ребятишки отвечали: «Сейчас пойдем» и не уходили.

Они рассказывали, как ставили в школе сказку. Как будто ведьмы от жадности налопались сладостей, и у них заболели животы. Обжоры скрючились и говорили: «Ооох, как тяжело-то…».

Еще оказалось, что первая учительница моего папы до сих пор работает в школе. Мне интересно было это узнать: я понятия не имела, как он учился, с кем дружил, с кем ссорился.

Бабушка мало рассказывала о папином детстве. Говорила только то, что он прилежно учился и вообще ее слушался. Я (конечно, без разрешения) решила порыться в бабушкином шкафу и обнаружила там целый ящик с папиными старыми тетрадями и учебниками. Там были не только школьные записи, но и всякие расчеты, формулы, схемы. Ничего из этого мне не было понятно.

Потом, спустя некоторое время, бабушка упомянула, что папа хотел стать ученым и много занимался. Ему нравилось учиться.

– А тебе учиться нравится?

– Не очень. Ну, по математике вообще не нравится.

– Давай, учись. Папка твой не выучился, так хоть ты выучись.

Папа никогда не ругал меня за «двойки» и не хвалил за «пятерки». Он считала меня достаточно самостоятельной. Уроки я делала сама, а с трудными заданиями по математике обращалась к тете.

В первые дни учебы мне нравилось слушать, как одноклассники обсуждали то, что делали на каникулах. Казалось, они проводили их интереснее, чем я. Например, Отличница рассказывала, что ездила в Большой город и ходила в музей уродцев. Там выставляют человеческие зародыши. Их достают из мертвых тел (после аварий, например) и погружают в специальный раствор.

Некоторые алкоголики тайком проникают в музей и пьют эту специальную жидкость, которая называется «младенцовка». Тут, наверное, она сама досочинила. Я усмехнулась и подумала: «А я тебе не верю! А еще у меня есть твоя зажигалка, я стащила ее, когда рылась в твоей сумке, которую ты оставила в раздевалке. Ты не знаешь, а она у меня!». Хорошо, что никто не мог услышать моих мыслей.

Когда меня спрашивали, что я делал летом, я говорила, что ездила в деревню. На это обычно отвечали: «Ааа, понятно». Наверное, думали, что деревня – это не очень интересно. Мне же нравилось, что не приставали с лищними вопросами.

В начале года к нам в класс пришла Новенькая. Она, почему-то, постоянно ходила за мной, а я старалась улизнуть. Но как-то раз Новенькая специально дождалась, когда я выйду из школы, чтобы вместе пойти домой. Нам оказалось по пути.

Новенькая была довольно болтливой и рассказала, что по их дому (она жила в пятиэтажке) «лазает» маньяк.

– Он уже напал на нашу соседку. Подкрался сзади и начал душить. У нее из кармана выпали деньги, но он их не взял. Хотел именно ее убить. Его до сих пор не поймали.

– Так может он уже по другому дому «лазает»?

– Может быть, но, говорят, что такие, как он, часто на время затихают, чтобы снова напасть.

– А ты не боишься?

– Боюсь. Не проводишь меня до квартиры? Я на 3-м этаже живу.

– Конечно! Мне совсем не страшно!

Новенькая показалась мне смешной и маленькой, я ее даже пожалела. В сумерках мы дошли до ее дома, вошли в подъезд, поднялись на 3-й этаж и остановились у дверей квартиры.

– Зайдешь ко мне? Чаю попьем.

– Не могу, меня папа ждет. (На самом деле он меня не ждал. Но проводить время в компании Новенькой мне не хотелось).

– Ну ладно, до завтра.

– До завтра.

Как только дверь квартиры закрылась, мне показалось, что я осталась одна в темной пустоте и тишине. Меня тут никто не видит и не слышит. Здесь нет никого, даже маньяк не «лазает». Только тишина и темнота. И я могу здесь навсегда застрять, если не уберусь как можно быстрее.

Эта мысль пробудила во мне дикий ужас. Я неслась вниз по ступенькам, перепрыгивая через каждые 3-4. С размаху открыв дверь подъезда, выскочила на улицу. На улице было темно и горели фонари.

Свет фонарей мне показался фальшивым и обманчивым. Это была словно уловка, слишком наивная и бесполезная, чтобы скрыть то, что находится за «островком» света. А находилось там то же самое, что было в доме, из которого я выскочила. Тишина и темнота. Они могут быть повсюду, все заполнить собой, и ничего больше не оставить.

Сильнее всего меня пугала мысль, что тишина, темнота и свет фонарей кем-то умышленно созданы. У этого «кого-то» есть идея насчет меня. Он знает, что пугает меня больше всего – то, что находится за небольшим пятном фонарного света.

Быстро-быстро я побежала домой. Папа был дома и сидел в мастерской. Я тихо зашла в свою комнату и думала, что мне лучше всего сейчас почитать. Что-нибудь веселое и даже глупое. Но таких книг у меня не водилось.

Тогда я села на пол и уставилась в стену напротив. Надо было подумать о чем-то веселом, даже дурацком. Я представила, что стала невидимкой и слежу за Новенькой, чтобы узнать, как она живет. Интересно, как она делает уроки? Как учит правила и стихотворения? Каким-то своим способом или моим?

«Мой» способ подсказала тетя. Он заключался в том, чтобы прочитать один абзац или одно четверостишие 15 раз – тогда сразу запоминаешь, не напрягая голову. Тетя мне рассказала о нем, когда я никак не могла выучить правило по математике и выбросила учебник. Она не стала на меня ругаться, а просто сказала: «Попробуй, прочитай 15 раз, вот увидишь – правило само выучится!».

То, что я выбросила учебник по математике, тетя назвала очередным заскоком. У меня были и другие заскоки, не только один этот. Например, я предпочитала держать два набора ручек и карандашей. Первый я носила в школу, другой стоял на подставке на моем письменном столе. Если бы у меня закончилась «домашняя» ручка, я бы ни за что не стала писать «школьной». Пошла бы в магазин и купила бы новую – для дома.

Еще я любила, когда книги на полке расставлены «по росту» и меня сильно раздражало, если какая-то «высовывается» посреди ровного ряда. Не поленюсь встать и переставить книги, чтобы они стояли «по росту». Во «взрослом» книжном шкафу я тоже переставляла книги «по росту», но папа постоянно переставлял их как попало.

Но самый дурацкий «заскок» – когда рукава подвернуты неодинаково или пробор на голове неровный. Помню, как много раз ныла и выводила тетю из себя, когда мы с ней собирались гулять. Повороты рукавов должны быть полностью идентичными, иначе я всю прогулку буду думать о том, что они разные. Пробор должен быть точно посередине головы, ни сантиметра вправо или влево, иначе я всю прогулку буду теребить волосы.

Тетя злилась и говорила, что я упертая, как баран. Она не понимала, что ходить с неодинаковыми поворотами и неровным пробором невыносимо. Это как будто у тебя что-то сильно чешется, а почесать нельзя. В конце концов тете надоедало со мной спорить. Она ставила меня перед зеркалом и говорила:

– Смотри. Вот я беру расческу и веду прямо от твоего носа наверх. Нос же у тебя ровно посередине находится?

– Ага.

– Значит и пробор будет идеально ровным!

Это меня убеждало. Потом она брала линейку и измеряла отвороты на рукавах.

– Видишь, тут 10 см и тут 10 см – одинаково?

– Да.

После всех измерений я была спокойна. Теперь я могу думать о чем угодно, а не о том, что у меня что-то неровно или неодинаково.

Иногда я представляла, как интересно было бы переселиться в чужое тело и немного пожить чужой жизнью. Узнать, какая она и сильно ли отличается от моей. Да хотя бы побыть на месте Новенькой или Отличницы – день или два. Все будут разговаривать со мной, как будто я – это они, но никто не догадается о «подмене». Такими мыслями я ни с кем не делилась.

Я была почти уверена, что чужая жизнь не такая, как моя. Другие люди по-другому просыпаются, умываются, едят, одеваются, раздеваются и ложатся спать. Трудно было объяснить, как именно по-другому, но вот как-то по-другому.

Однажды, я решила попробовать скопировать походку Отличницы. Она была довольно необычной, по ней Отличницу узнавали издалека. Сложно объяснить, в чем заключалась ее необычность. Чтобы ее повторить, нужно на каждом шаге приподниматься на носках, как будто пружинить. Такая походка казалась энергичной, уверенной, классной. С такой походкой и мысли становятся прямыми и четкими, такими, как надо.

Еще я пробовала говорить, как Отличница. Для этого нужно было чуть больше поджимать губы, чем это делала я. И еле заметно вытягивать шею вперед. И немного прищуривать глаза. Мне было интересно, сойду ли я за Отличницу, если буду делать все, как она? Эта мысль очень меня веселила.

Отличница и разговаривала не так, как другие одноклассники и казалась гораздо умнее. Я часто соглашалась с тем, что она говорит. У меня, как и у моего папы, очень тонкий слух, поэтому я могла сидеть на соседнем ряду, делать вид, что занимаюсь своими делами и слышать все разговоры.

– Высокие каблуки – это уже неактуально. Актуально быть энергичной, активной, спортивной.

– Каблуки походку «воспитывают».

– Ага, воспитывают. А потом «косточки», варикоз, зато походка красивая.

– Ты меня не понимаешь потому, что у тебя ноги длинные, а у меня короткие. Вот я и хожу на каблуках.

Одноклассников я считала очень предсказуемыми. Я даже придумала специальную игру, которая называлась «угадай ответ». Ее смысл был таким: я говорю какую-нибудь фразу и угадываю, что одноклассник скажет в ответ. Почти всегда я угадывала и считала себя очень умной.

Один раз я слышала, как двое из одноклассниц разговаривали о поступлении (меня такие вещи не интересовали). Сначала я стояла рядом несколько секунд и делала вид, что я понимаю, о чем они говорят. Вроде бы, у меня получилось сделать заинтересованный взгляд. Потом я подошла поближе и спокойно, уверенно, как сделала бы это Отличница, сказала:

– Думаю, надо готовиться к поступлению уже сейчас. Хотя бы узнать требования.

– Никогда не думала, что тебя это волнует. Когда ты успела стать такой серьезной? Прямо непривычно от тебя такое слышать. Но вообще да, ты права.

Можно было бы ответить еще как-нибудь, зачем быть такими заурядными? Я думала, что одноклассники делают вид, что думают сами, но, на самом деле, просто повторяли чьи-то слова.

Как-то зимой я и одна из моих одноклассниц стояли на перемене перед окном, за которым мела метель.

– Метель похожа на снег в шарике, если его потрясти.

– Говоришь, как ребенок. Ты играешь в игрушки?

– Нет, просто представила.

– Вот представление, как у ребенка.

Именно такого ответа я и ожидала. Вот как таким людям рассказывать о внутреннем зрении, путешествиях? Я даже не хотела пробовать. Им не понять, почему мне так нравится путешествовать.

Находить новые маршруты, продумывать «снаряжение». Взять панаму, если сильно светит солнце. Не забыть перчатки, если ниже плюс 10-ти, чтобы постоянно не держать руки в карманах. Захватить бутылку с водой. На всякий случай, взять деньги, чтобы купить билет на автобус, если сильно устанут ноги. И еще пластырь на случай мозолей. Вот что было для меня важным и значительным, а не каблуки или даже поступление.

Мою любовь к путешествиям папа равнодушно называл словом «суадеде». Оно означало беспричинную тягу к перемене мест. Мне нравилось это слово, загадочное и непонятное. Я часто произносила его про себя, чтобы никто не услышал и не догадался. Как заклинание.

Иногда я думала сбежать из дома. Не навсегда, может, на пару дней. Летом, когда уже достаточно тепло, чтобы ночевать под открытым небом. Уйти куда-нибудь далеко и остаться там на ночлег. Правда, потом пришлось бы возвращаться домой, а мне бы очень этого не хотелось. Пожалуй, единственная вещь, которая останавливала меня. Папе бы я сказала, что я у тети, проверять бы он не стал. А тетя бы думала, что я дома. У меня бы все получилось.

Или путешествовать автостопом. Так можно уехать очень далеко, добраться до самой Столицы. Тетя часто говорила, что хорошо бы туда съездить, но такая поездка стоила довольно дорого.

Я вспомнила историю о девочке, которая сбежала из дома ночью. Да, не ушла, а именно сбежала. Наверное, ей тоже хотелось путешествовать автостопом, и с одной машиной ей не повезло.

Среди моих знакомых не было никого, кто бы жил с Суадеде. Почему-то так жила только я. Как меня «разыскало» Суадеде и почему выбрало именно меня – я не знаю.

Самый первый раз я отправилась в путешествие, даже не понимая, что делаю. Это было задолго до школы. Я тогда гостила у тети, к которой приехали наши родственники. Было лето, мы сидели на веранде, трещали сверчки и светила настольная лампа. Сверчки начинают трещать только поздним вечером или даже ночью. Тогда, когда дома я досматриваю 10-ый сон. Но у тети можно было ложиться очень поздно и пожертвовать снами.

Взрослые о чем-то болтали, а я думала. Мысли не были словами, а картинками. Много-много картинок из разных жизней. В одной из них мне нужно было пройти через лес, чтобы узнать, насколько я смелая.

Мне стало жутко любопытно и захотелось найти лес, чтобы пройти через него. Я помнила, что за городом находилась лесополоса, она и должна была сыграть роль волшебного леса. В том, что лес волшебный, я не сомневалась. Там живут большие птицы, которые ночуют на верхушках деревьев. Если забраться на самую верхушку дерева, можно почувствовать, что воздух изменился. В нем стало больше электричества. Оно меняет звук голоса и делает похожим на вой или на писк. А еще в волшебном лесу обязательно должны быть качели. Раскачаться на них трудно, но большие птицы мне помогут.

Я встала с крыльца, открыла калитку и вышла на улицу. Там было тихо и безопасно. Никто мне не мешал. Я пошла по правой стороне улицы, потом свернула. Может быть, я так бы дошла до самой лесополосы, но меня догнали тетя и один из родственников.

– Ты куда поперлась?! С ума сошла, ночью уйти на улицу? А если бы мы тебя потеряли?!

Я глупо уставилась на тетю. Не могла же я ей сказать, что мне захотелось пойти в волшебный лес.

– Да не ушла бы она далеко. Тут одна дорога. Но в такую темень? Моя жена бы побоялась.

– Я сама бы в такую темень побоялась. Правильно говорят, у детей нет чувства самосохранения.

То ночное путешествие было совсем коротким, но ярким. Оно было началом всех остальных путешествий. Я жалела, что оно так быстро закончилось. Образ волшебного леса потерялся. Большие птицы навсегда улетели.

Я никуда не выезжала из своего города, кроме как в деревню к бабушке. Пока нашего города для меня было достаточно. Еще оставались не пройденные маршруты и незнакомые места. Меня ждал Высокий холм, на который я хотела взобраться. Но я понимала: пройдет время, и мне станет тесно в маленьком городе.

Я не понимала, как люди могут постоянно ходить в одни и те же места, видеть одно и то же изо дня в день. Для меня это было что-то вроде бесконечного хождения по кругу. А что там, за пределами круга? Неужели не интересно? Нет, неинтересно. Их беспокоили совершенно другие проблемы.

Однажды я спросила тетю:

– А ты не хочешь куда-нибудь съездить?

– Куда?

– Ну, не знаю. В Большой город, например.

– Может, как-нибудь съезжу. Только тебя не возьму.

– Почему?

– А ты не помнишь? Когда мы с тобой туда ездили в прошлый раз, ты убежала, и наш автобус ушел.

– Мне тогда сколько было?

– Года три вроде.

– Ну сейчас-то не убегу.

– Не знаю, не знаю. Будешь хорошо себя вести, я подумаю – брать тебя в Большой город или нет.

После этих слов я вспомнила, как долго мне ждать, прежде чем стать взрослой. Мне исполнится 18, и я смогу делать, что захочу. Захочу – и поеду в Большой город! Захочу – и останусь там насовсем! Когда я сказала об этом тете, она меня спросила:

– На что ты туда поедешь? И на что ты там будешь жить? Откуда деньги возьмешь? Там все знаешь, как дорого!

– Заработаю как-нибудь…

– «Как-нибудь»…Так только малыши говорят. Станешь умнойвзрослой, тогда и поедешь, а пока дома сиди!

Я мысленно усмехнулась. Разумеется, сидеть дома я не собиралась. Большой город непременно дождется меня. Да, я была там, но совсем маленькой, поэтому нам не удалось познакомиться получше. Вот приеду, когда мне исполнится 18 – тогда и познакомимся!

II

Посреди поля стоял Дом, довольно высокий, прямоугольный, двухэтажный, с покатой крышей. Внутри он был достаточно тесным, с узкой винтовой лестницей, ведущей с первого этажа на второй. Стены были выкрашены в красный цвет. На одной из них висела картина – пейзаж: высокие скалы голые скалы ночью. Я долго стояла и смотрела на нее. Самое интересное в картине – то, что осталось за рамкой. А за рамкой скрывалась пещера, в которой горел огонь. У огня сидело несколько человек. Кто это был, я не рассмотрела, просто несколько темных фигур.

Мне очень захотелось попасть в эту пещеру. Стены, освещенные огнем, казались мне уютной комнатой, из которой не хочется уходить. В глубине пещеры скрывалось много всего интересного, того, что я никогда не видела, но то, что должна была увидеть. Люди, сидевшие у огня, ждали меня. Им хотелось поговорить со мной, сказать что-то важное.

Я хотела показать тот дом двойняшкам. Они жили на соседней улице. Мы иногда собирались вместе, болтали о всякой ерунде, играли или просто дурачились. Никто из нас троих не помнил, когда мы познакомились. Нам нравилось шутить, что нас познакомили еще грудничками.

Двойняшки казались мне достаточно понимающими, поэтому я хотела показать им дом и картину. Тогда я еще думала, что внутреннее зрение есть у всех. Правда, двойняшки никогда не говорили о внутреннем зрении, странно, что это не подтолкнуло меня к сомнениям.

Однажды, летним днем, в хорошую погоду, я предложила им сходить в поле.

– Там есть кое-что интересное!

– Что интересного в поле? Чего мы там не видели?

– Ну, там есть кое-что…(Я попыталась сделать загадочный вид).

– Туда идти далеко.

– Но мы же все равно ничего не делаем, так чего бы не сходить?

– Нас мама не отпустит.

– Так не говорите ей. Или скажите, что идем ко мне.

– Ну ладно.

К Дому мы шли не так долго, но двойняшкам так не казалось. «Еще немного, и они начнут ныть. Скорее бы дойти!». Мы пересекли шоссе, прошли мимо лесополосы. Еще немного, и Дом покажется. Да вот он уже виднеется!

Наконец-то мы дошли до Дома. Мне не терпелось обрадовать двойняшек. Тяжелое и изнурительное путешествие закончилось!

– Вот, – сказала я торжественно, и показала рукой на пустое место (не для меня, конечно).

– Ты что, с ума сошла? Зачем ты нас сюда тащила? Здесь же ничего нет!

Двойняшки действительно рассчитывали увидеть в поле что-то…Что угодно. Но они ничего не видели.

Мне хотелось сказать: «Неужели вы не видите этот высокий прямоугольный дом?». На секунду ко мне пришла мысль, что у двойняшек внутреннее зрение работает по-другому. Тем временем ситуация становилась неудобной.

– Я думала, ты шутишь, когда ты села рядом со мной в этом своем дурацком платье и начала бубнить «дом, дом, дом»! – сказала одна из двойняшек. – А может, ты здесь живешь? Может, ты одичала? Так бы и сказала, мы бы и не тащились в такую даль!

В общем, двойняшки подумали, что я неудачно пошутила. Это был не худший вариант. Я поняла, что ни одна из них не обладает внутренним зрением. Да и путешествовать не особо любят.

Все-таки я пыталась заинтересовать двойняшек путешествиями, хотя бы не очень дальними. Как-то мы шли вдоль шоссе, наш город еще не скрылся из виду. Но двойняшки быстро устали и начали ныть: «Пошли назад, мы хотим домой». А меня так тянуло вдаль! Я бы шла бесконечно. Горизонт за горизонтом. Одна из двойняшек спросила меня:

– Ты куда хочешь нас привести?

– Никуда. Хочу просто идти.

– Просто идти никуда?

– Да.

– Зачем?

– Узнать, что интересного дальше.

– А если дальше ничего интересного?

– Еще дальше. Дальше никогда не заканчиваются.

– И сколько ты можешь вот так ходить?

– Хоть сколько, пока не устану. Но я долго не устаю.

– А не боишься?

– Чего?

– Что тебя кто-нибудь украдет?

– Зачем меня красть?

– Не знаешь, зачем детей крадут? В поле никого нет, будешь орать – никто не услышит.

Я даже не знала, что ответить. Поле и лесополоса казались такими знакомыми и безопасными – как тут может произойти что-то плохое? Да и никому не надо меня красть. Глупость какая-то. Уже не первый раз это слышу. Сказать, что ли, больше нечего?

– Мама рассказывала, у ее знакомой дочка пропала. Вот так тоже, как ты, ходила где попало одна, ее в машину затащили и увезли. И больше ее никто не видел.

– Ты врешь! Специально, чтобы меня напугать! А я все равно буду ходить, где хочу!

– Ходи, ходи, пока не украдут!

Не было такой опасности, которая могла бы удержать меня от путешествий. Ничего не могло меня напугать так сильно. Я была уверена, что во время путешествий со мной ничего не произойдет, просто не может произойти.

Один раз я попыталась объяснить двойняшкам, что такое Суадеде, но неудачно. Слово казалось им странным («Это на каком языке?», «Сама, что ли, выдумала?»), а его значение – глупостью. Мне же, наоборот, казалось глупость постоянно торчать в одном месте и заниматься обычными делами. Похоже, двойняшки совсем меня не понимают.

Кстати, но я стремилась не только вдаль, но и вверх. Однажды мы с тетей поехали за ягодами за город. Сбор ягод казался мне самым скучным занятием на свете: постоянно делаешь одинаковые движения и пялишься вниз. Есть собранные ягоды мне, конечно, нравилось, но не настолько, чтобы тратить время на их сбор.

У меня был бидончик, который надо было наполнить земляникой. Ягоды едва закрывали дно бидончика, а собирать мне уже надоело. Такое чувство, что земляника не попадалась мне нарочно, чтобы я дольше бродила и искала ее.

И тут я заметила высоченную березу. Вот было бы интересно на нее залезть! Рядом с моим домом не было высоких деревьев, по которым было бы хорошо лазить, а тут как раз такое! Просто подарок судьбы, грех не воспользоваться!

Я взобралась сначала на нижнюю ветку, потом на другую, на третью… Так я и взбиралась, пока не услышала голос тети: «Куда тебя черти понесли?!». Тогда я посмотрела вниз. Земля была где-то далеко-далеко. Вот тут меня хорошенько «прошибло». Как бы ветка не сломалась… Спускалась я медленно, стараясь не смотреть вниз. Спрыгнув на землю, я решила, что потратила время не зря. Тетя потом сказала:

– Хорошо, ты хоть оттуда не полетела.

– А вдруг полетела бы?

– Да, вниз бы полетела. Со сломанной шеей папка бы тебя домой не пустил. Вечно лезешь куда не надо. В дом этот зачем-то полезла…

«Этот» дом – заброшенный дом по соседству. Забор вокруг него обвалился, краска облезла, а на участок зарос сорняками. Я много раз его видела, но никогда ни у кого не спрашивала, ни чей он, ни кто там жил.

Однажды я решила проверить, заперта ли у него дверь (она выходила во двор). Да, она была заперта на замок. Я рассказала об этом двойняшкам. Неожиданно они проявили интерес к моей истории.

– Было бы классно туда забраться!

– Вдруг там что-то интересное!

– Может, у нас сарай закрывается на такой же замок? Давайте посмотрим!

Сарай (на самом деле это была подсобка), закрывалась на точно такой же дешевый замок, к которому подошел ключ. Двойняшки незаметно его взяли, и мы открыли дверь заброшенного дома.

Когда мы вошли внутрь, я почувствовала затхлый запах, тетя его называла запахом уныния. Весь пол был покрыт толстым слоем пыли, прямо надо моей головой свисала паутина. В углу стояла железная кровать, а под валялись какие-то бумажки. Я заметила, что среди них были фотографии.

– Давайте посмотрим! – сказала я и позвала близняшек за собой.

Фотографии были старыми пожелтевшими и тоже все в пыли. Ничего особенного они не изображали. Просто такие-то люди – дома, на улице, в гостях. Такие есть у каждого. Только одна фотография выделялась: мужчина стоит у большого белого парохода. Названия парохода не было видно.

– Кто это? – спросила одна из двойняшек.

– Родственник какой-нибудь, скорее всего.

– Возьму ее с собой, вдруг папа его знает, – сказала я. Конечно, показывать ее кому-то я не собиралась, просто решила забрать из этой пыльной кучи и старого дома.

– Так может он не из нашего города вообще?

– А может из нашего?

– Ну, спроси, узнаем.

Я еще раз окинула комнату взглядом. Не понять, кухня это, спальня или еще что-нибудь. Сетка железной кровати проржавела. Мне захотелось узнать, если я сяду на нее, провалится она или нет? Я села. Не провалилась. Затем я начала подпрыгивать, тоже не провалилась. Ко мне подсели близняшки и тоже начали подпрыгивать. Мы подпрыгивали все сильнее и сильнее, стараясь провалить ржавую сетку. Это было очень смешно!