Дорога

Фирменный поезд номер 005Я с гордым названием «Украина», синей стрелой летел вперёд, громко стуча колёсными парами и рассекая утреннюю тишину столичного пригорода. Плацкартный вагон потихоньку просыпался и наполнялся смутным гомоном пассажиров, которые, неохотно разлепив заспанные глаза, начинали сбор своего скарба. Остатки еды, предметы одежды и гигиены, махровые тапочки и резиновые, пахнущие химозой сланцы отправлялись в глубокие закрома, а оттуда, наоборот, извлекались на свет тёплые осенние вещи и обувь.

Баба Люда – добродушная женщина лет шестидесяти пяти, с лёгкой проседью в волосах, ехавшая, как и я, от самой Москвы, – сидя на своей нижней полке, старательно пихала в клетчатый баул только что вымытую стеклянную банку.

– Не спишь, касатик? – обратилась она ко мне.

– Нет, баб Люд, – ответил я, – не спится что-то.

Опустив глаза, я увидел, что пожилая женщина изучающе и одновременно сочувственно смотрит прямо на меня – видимо, после бессонной ночи выглядел я так себе. Покачав головой, она по-матерински тепло изрекла:

– Вижу, тревожит тебя что-то, милый, вот и не спится.

– Времена такие, баб Люд, всё вокруг спокойствия не добавляет. Уж за меня не беспокойтесь.

– И то верно, не добавляет, – вздохнув, заключила женщина и, видимо поняв, что сейчас я не настроен на разговор, сменила тему: – Огурчики-то понравились? Смотрю, доел.

Литровая банка, что минуту назад баба Люда прибрала в сумку, – единственное, что осталось от тех восхитительных малосольных огурчиков. Она достала их ещё до того, как поезд тронулся, и настоятельно рекомендовала попробовать. Я поначалу упирался, но всё же решил уступить пожилому человеку и взял один на пробу. Потом, увлечённый разговором, и не заметил, как таскал их из тары один за другим, не забывая нахваливать каждый. Женщина, слыша это, расплывалась в довольной улыбке и хвалилась – мол, свои, не магазинные, выращены на грядке.

Так, за поеданием зелёных плодов, я узнал, что у бабы Люды есть дача в Балашихе, что в Киев она едет погостить к дочери, что нерадивый зять никак не может починить микроволновку, и что внуку Сёмочке уже седьмой годик пошёл – скоро в школу отдавать. Боже, какая обычная, приземлённая и житейская история у человека… Не то что у меня. Хотел бы и я просто приехать к кому-нибудь родному, увидеться, погостить, отдохнуть в конце концов. Но мне предстояла другая дорога – Калинин в последнем телефонном разговоре назвал её не иначе, как «дорогой в ад».

Нахлынувшие тогда мысли я каким-то чудом сумел отринуть, и меня неумолимо потянуло в сон. Баба Люда агитировала доесть последнюю четвёрку плавающих в банке огурцов, но в меня уже не лезло, и я вежливо отказался, предложив оставить их до утра. Женщина согласилась, но взяла с меня обещание, что утром банка опустеет. После этого она укуталась в одеяло и, пожелав мне спокойной ночи, растянулась на своём ложе.

Я справедливо прикинул, что перед отходом ко сну необходимо посетить гальюн, так как просыпаться до самого Киева больше не планировал. Пошёл. Сделав свои дела, я возвращался назад. Поезд начало покачивать сильнее, поэтому двигался я осторожно, пытаясь не удариться головой о боковые верхние полки. Баба Люда уже тихонько посапывала на своей нижней лежанке, а я с вожделением взирал на вторую – она была свободна.

К удивлению, нас в купе ехало всего двое. Странно: ведь направление популярное. Остальные купе и даже боковушки были забиты почти полностью. Хотя выводы я сделал, пока прошёлся от туалета до своего места – в другой части вагона я не был и даже взглядом её не окидывал, когда возвращался. Единственное, на что обратил внимание, – табло с часами: они показывали начало одиннадцатого.

Соблазн занять свободную низушку был очень велик, и с каждой секундой моего вожделенного взгляда он только нарастал. Я уже хотел скинуть постель вниз, расстелиться и уснуть, но всё же одумался – ведь будут ещё станции, явно объявится полноправный хозяин, вываливший за это уютное место свои кровно заработанные. Конечно, этот вопрос можно было уточнить у проводника, но чёрта с два я сейчас куда-то пойду.

Пересилив себя окончательно, я забрался на свою «жёрдочку», снял контактные линзы, от которых глаза за день порядком устали, и принялся засыпать. Монотонный стук колёс убаюкивал, веки становились всё тяжелее, и даже возгласы мальчишки напротив, который никак не хотел засыпать, не смогли отвлечь меня от обволакивающей неги грёз. Я отключился. Сон же, однако, мой продлился недолго.

Около двух часов ночи поезд сделал длительную остановку в Брянске и впустил в свои недра новых пассажиров. Я проснулся от того, что уловил чьё-то присутствие рядом – то был тот самый законный владелец второй нижней полки. Хорошо, что я так и не решился занять её – сейчас было бы неловко.

Сон сняло как рукой. Новоиспечённый сосед, заметив это, обрадовался и принялся меня приветствовать. Кивнув ему в ответ, я ещё несколько минут пытался закрыть глаза и вернуться в то блаженство, но безуспешно – навязчивые мысли внезапно заполнили голову и не оставляли шансов заснуть вновь. В итоге я принял приглашение нового спутника и спустился к нему, присев рядом.

Коренастый, лысоватый мужчина средних лет с огромными ладонями представился Константином Ефимовичем. Путь в Киев он держал по работе, а родом, как выяснилось, был из Алтайского края – земляк, стало быть. Мужик оказался компанейским и сразу выставил на столик пол-литра трёхзвёздочного коньяка средней паршивости, после чего моментально последовало предложение выпить за знакомство. Хоть есть и не хотелось, но закусить спиртное чем-то было нужно – так судьба оставшихся бабусиных огурчиков была предопределена.

Осушив с моей помощью бутылку за каких-то двадцать минут, Константин не упустил возможности нахвалить огурцы и их хозяйку, после чего занялся постельным бельём. На самом деле я ожидал, что сосед достанет ещё хотя бы одну ёмкость горячительного и мои бесплотные потуги уснуть будут отменены хотя бы на время. Но увы – Константин лишь попросил меня встать, чтобы застелить своё спальное место. Надежды растаяли. Оставалось лишь надеяться, что выпитого алкоголя хватит, чтобы уснуть.

Поднявшись на ноги и не забыв поблагодарить соседа за выпивку, я пожелал ему спокойной ночи и вскарабкался обратно на свою верхнюю полку. Как бы я ни силился, отогнать нахлынувшие ранее мысли не получалось.

Секунды… минуты… и, наконец, часы растянулись до невозможных пределов. Время стало походить на сгущённое молоко, медленно стекающее с чайной ложки, а иногда казалось, что оно и вовсе замерло. Так всегда бывает, когда нападает бессонница.

Ох и нравится же мозгу время от времени проделывать с людьми подобные выкрутасы. Хотя, скорее всего, в моём случае это не капризы разбушевавшегося разума, а закономерное проявление обычного человеческого волнения. Ведь я осознаю, куда держу путь и какие риски там поджидают. Хотя нет… только кажется, что осознаю. На самом деле – ни хрена не осознаю. Полагаю, если бы я действительно понимал весь мрак того жуткого места, то одумался бы и сдал билеты ещё в Москве. Ну да ладно – уже недолго осталось пребывать в «романтическом» неведении.

Иногда мне удавалось провалиться в некое подобие полудрёмы, но увы – даже чуть более громкий стук колёс сразу выводил меня из этого состояния в явь, а голову снова наполняли самые разные думы. Алкоголь, к сожалению, так и не произвёл ожидаемого эффекта. Везёт же бабе Люде – спит и спит себе человек: ни звуки подвижного состава, ни наша болтовня с Константином не разбудили. Причём диалог наш был не сказать, чтобы уж совсем тихим.

Сам Константин Ефимович, кстати, тоже уже с часа полтора как храпел. Успокоился и малец с соседней боковушки – теперь он сладко, чуть слышно посапывал. Кажется, госпожа Бессонница сделала свой выбор исключительно в мою пользу. Сука.

В поверхностном сне пролетела почти вся бесконечно долгая ночь. В итоге окончательно проснулся я лишь в половине шестого утра. Или, может, правильнее будет сказать – перестал притворяться, что сплю? От нечего делать принялся тихонько, чтобы никого не разбудить, не слезая со своей полки, собирать монатки – коих при мне было не много. Когда рюкзак был полностью собран, взгляд упал на опустевшую банку, в которой теперь бесплодно колыхался лишь один рассол. Ну вот и доели огурчики – прямо как баба Люда наказывала.

Женщина продолжала взирать на меня вопросительно, словно ждала ответа, но пустая, вымытая ею банка говорила куда красноречивее. От огурчиков я остался без ума.

– Огурчики, баб Люд, во! – начал я и показал одобрительный жест, подняв большой палец вверх. – Никогда таких вкусных не пробовал. Но доел не один, вон сосед снизу тоже ваш малосол оценил.

– Да, слышала сквозь сон, что общаешься с кем-то. Я ведь уже старенькая, сплю чутко. А знаешь, Сашенька?

Недоговорив, женщина вдруг расстегнула свой баул и принялась там шарить. Забрякало стекло, и вот баба Люда с гордым выражением лица ставит на столик новую, уже двухлитровую склянку с такими же аппетитными огурчиками. Я догадывался, к чему идёт дело, и уже заранее почувствовал смущение.

– Возьми вот себе баночку, – продолжила она, – покушаешь там на своей работе.

– Баб Люд, да вы что? Меня и через КПП с ней поди не пропустят.

– Ну и ладно, по дороге съешь. Ты же сам мне вчера рассказал, что от Киева вёрст сто добираться, проголодаешься. А огурчики хорошие, тот же рецепт и с той же грядки!

– Ну а таскать-то мне её в чём? – парировал я. – Она же в рюкзак ко мне не залезет.

– Ничего страшного! Я тебе сейчас авоську выделю, – с каким-то родительским напором настаивала баба Люда, но потом вдруг резко смягчилась и с надеждой в глазах спросила: – Возьмёшь?

Тут я окончательно растаял и согласился – сумела-таки старушка убедить. Баба Люда заулыбалась ещё шире и выудила из всё того же баула полиэтиленовый пакет, в который и поставила отданную мне банку.

– Спасибо вам, баб Люд.

Женщина с той же лучезарной улыбкой водрузила пакет с банкой на столик и сказала, чтобы я кушал на здоровье, затем принялась дальше собирать свои вещи.

Вагон зашевелился ещё активнее – почти все пассажиры проснулись. В соседней боковушке мать отчаянно пыталась разбудить непослушного мальца, того самого, который не желал засыпать вечером, а теперь, как и ожидалось, не горел желанием проснуться ранним утром. Впрочем, ей это удалось достаточно быстро. Мальчуган немного поканючил, но, получив лёгкого ободрительного подзатыльника, подорвался как миленький. Также по вагону от края до края начал свой обход проводник в новенькой синей униформе с логотипом «УЗ», который будил всех, кто ещё не проснулся.

Свесившись со своей верхней полки максимально низко, я протянул руку к плечу Константина Ефимовича и слегка потормошил его.

– Подъём, Константин, – говорил я. – Киев через сорок минут.

Мужчина с неохотой заворочался и проворчал что-то невнятное, но я не унимался.

– Подъём-подъём, всё равно сейчас проводник всех разбудит, так что вставайте, Константин, вещи собирайте.

– Ох, Сашок, и редиска же ты, – ответил Константин уже гораздо чётче. – Не даёшь поспать рабочему классу. Проводник, говоришь, уже шастает?

– Да, вон уже ходит, будит всех сонь.

– Ну, тогда, пожалуй, и правда собираться пора. Людмила, не знаю как вас по батюшке… – намеренно запнулся Константин, давая бабе Люде паузу для ответа.

– Михайловна, – сказала та, не отвлекаясь от сбора своей клади.

– Да, – мужчина вновь продолжил, – Людмила Михайловна, Александр угостил меня вашими фирменными огурчиками, и со всей ответственностью заявляю вам, что это объедение.

Женщина обернулась, озарив всё вокруг довольной улыбкой, и кивнула Константину в знак благодарности. Константин тем временем тоже приступил к сбору своих вещей, а я лежал наверху, невольно улыбаясь от наблюдаемой сцены. Тем временем проводник дошёл до нашего купе, но, увидев, что никто не спит, лишь напомнил оставшееся до станции время и двинулся дальше.

Сборы были окончены, оставшийся отрезок пути мы коротали, сидя на нижних полках и разговаривали ни о чём. Чуть больше получаса спустя поезд, наконец, донёс нас до центрального вокзала города Киев. Прибыли, нужно сказать, точно по времени: часы показывали семь часов утра без восьми минут.

Выйдя на перрон, мы с Константином первым делом помогли Людмиле Михайловне с её тяжёлыми сумками. Донесли до самой машины, припаркованной всего в нескольких десятках метров от главного входа. Людмилу Михайловну встречало всё её дружное семейство в полном составе: красавица дочь, не слишком уважаемый зять и любимый внук. Но рады старушке были все, включая этого самого зятя, ну или же он, подобно выпускнику высшей актёрской школы, старательно эту радость отыгрывал.

Попрощавшись со своими дорогими попутчиками – то есть со мной и Константином – и, конечно же, не забыв нас поблагодарить за помощь, баба Люда вместе со всем семейством погрузилась в старенький седан, который, сделав крутой разворот, стремительно удалился от вокзальной площади.

С Константином мы ещё какое-то время стояли у торговых палаток. Мужчина вынул из нагрудного кармана пачку сигарет и с наслаждением закурил. Предлагал затянуться и мне, но это предложение я решительно отверг.

– Ты куда дальше-то путь держишь? – спрашивал меня попутчик, предусмотрительно вынув папиросу изо рта. – А то я с водилой поговорю, глядишь, докинет и тебя куда нужно.

– Мне сейчас на Крещатик по делам надо заскочить, там уже меня и подберут.

– У, не, тогда придётся своим ходом тебе двигать. Мы в противоположную сторону едем.

– Да ладно, общественный транспорт никто не отменял. Тем более, на вокзал ещё зайти хотел, умыться хоть нормально, а то в вагонном гальюне с утра не протолкнуться.

– Дело говоришь, – подтвердил Константин, сделав длинную затяжку. – Шурик, а я что-то так и не понял, каков твой род деятельности-то? Понятно, что человек служивый…

– А ваш каков? – резко перебил я встречным вопросом, который прозвучал более резко и напористо, чем мне того хотелось.

– Так это, электромонтёр я… пятого разряда, – запинаясь, ответил Константин и начал оправдываться: – Ты не подумай, я не любопытствую, если секрет какой – не отвечай, просто спросил.

– Да какой уж тут секрет, Константин Ефимович, – максимально широко улыбнулся я и заговорил спокойным тоном, чтобы разрядить напряжённость. – Тактическая медицина, вот моя профессия и призвание по жизни. Под Киевом часть одна интересная есть, туда и направляюсь в командировку, будем с украинскими коллегами премудростями обмениваться.

Да уж… Тактическая медицина. Впрочем, не так уж сильно я и соврал: моё последнее место службы действительно располагается на территории военного клинического госпиталя, так что посчитаем за полуправду.

Про то, что я на самом деле «похоронщик», говорить не хотелось сразу по двум причинам.

Первая и самая очевидная – лишние расспросы. Немногие вообще знают, что в России существует такая уникальная военная часть, как ЦПООП, и уж тем более немногие представляют, чем она занимается. А это чревато массой вопросов, которые обязательно возникнут в голове у обывателя. Секретного тут, конечно, ничего нет, просто не хочется пускаться в лишние объяснения. В том, что Константин не осведомлён, сомнений не было. Приметный шеврон с чёрным тюльпаном щеголевато красовался на моём рукаве. Раз собеседник задаёт вопросы – значит, не имеет представления о значении эмблемы.

Вторая причина кроется в построении более витиеватой логической цепочки: ведь объяснить, зачем «похоронщик» поехал в командировку, сложнее, чем если бы это делал обычный медик. Конечно, попадись мне знающий собеседник, я сумел бы объяснить и такой «обмен премудростями», но сейчас в этом не было нужды. Образ военного врача годился – он прекрасно вписывался в мою легенду.

Константин, выслушав мой ответ, удовлетворённо хмыкнул. Поверил. Да и откуда бы взялись сомнения в его голове? Перед ним – человек в военной форме, молодой офицер, приехал в командировку. Всё складывалось в убедительную картинку.

Мы стояли молча до тех пор, пока тишину вновь не нарушил бывший попутчик, увидев, как к вокзалу подъезжает видавший виды белый автобус «Богдан».

– О, а вот и мой транспорт. Ну, давай, земляк, удачи! По городу обязательно прогуляйся и не боись – Киев не Одесса, чемоданы не уведут.

– Бывайте, Константин Ефимович, обязательно прогуляюсь. Чемоданов, слава богу, при себе не имею. А вам – хорошей вахты.

– К чёрту!

Мы с Константином ударили по рукам и распрощались. Он скрылся за дверями подъехавшего автобуса, куда вошли ещё несколько человек, и покатил по своим рабочим делам. Я же, придерживаясь изначального плана, вернулся в здание вокзала – нужно было посетить санузел.

Как следует умывшись, причесавшись и почистив зубы, я ощутил, что выгляжу значительно лучше. Затем извлёк из контейнера контактные линзы и водрузил их на роговицу. Зрение вновь обрело резкость, и я смог как следует рассмотреть своё отражение в зеркале – оно подтвердило ощущение преображения на все сто процентов. Нет, конечно, фейс не преобразился до неузнаваемости: под глазами всё так же красовались мешки, а на белках отчётливо проступали красные паутинки лопнувших капилляров. Тем не менее взгляд стал собраннее, и уже нельзя было сказать наверняка, что ночь у человека из отражения выдалась бессонной.

Перед тем как окончательно завершить парад тщеславия, перестав наконец любоваться собой, я сделал неожиданное открытие. Оказалось, с бородой, которая отросла за две недели беспрерывного алкогольного делирия и почти за пять дней, что я провёл в пути, мне не так уж и плохо. Вроде и не старит, и похожим на басмача не делает. Но, увы, это «неплохо» – лишь с точки зрения внешности. Кожа под щетиной зудела, да и чтобы растительность выглядела эстетично, следовало бы заморочиться – тут подравнять, там подукоротить. Сбрить бы прямо сейчас… Да разве дрянной трёхлезвенный станок справится? Раздражение получу на всю рожу, а толку – ноль. Нет, тут сначала машинкой пройтись надо, а уж потом станком.

Решив, что бритьё сейчас неосуществимо, а эволюционировать до лучшего состояния с помощью водных процедур мне уже не под силу, я убрал мыльно-рыльное и контейнер для линз в рюкзак, плотнее утрамбовал содержимое и сумел-таки впихнуть внутрь пакет с банкой огурцов. После чего взвалил ношу на спину и отправился дальше. Настало время познакомиться с ещё одним важным инфраструктурным объектом нового для меня города – метро.

Национальную украинскую валюту я предусмотрительно выменял ещё в Москве, поэтому со входом на станцию с очевидным названием «Вокзальная» проблем не возникло. Цена вопроса – каких-то две гривны, сущие пустяки. Ознакомившись со схемой киевского метрополитена, висевшей на стене, я выяснил, что от Крещатика меня отделяют всего две станции – «Университет» и «Театральная». Двигаться предстояло по Святошинско-Броварской линии без пересадок. Прекрасно.

Подойдя к перрону, я, как и другие пассажиры, стал ожидать прибытия поезда, который долго себя ждать не заставил. Двери распахнулись: кто-то спешил покинуть душный вагон, кто-то, включая меня, наоборот, стремился втиснуться внутрь. Механический голос объявил о закрытии створок, и поезд, тронувшись, унёсся в глубь тёмного тоннеля. Поездка с двумя остановками продлилась, по ощущениям, минут двадцать пять, и я оказался на станции, знаменитой своими орнаментами.

Выходить на улицу я не спешил: было ещё слишком рано, а стоять на холоде желания не было. Сначала я побродил по станции, изучил её вдоль и поперёк и теперь точно знал, какой выход ведёт на одноимённую улицу. Но вскоре замкнутость станционных пространств начала утомлять, и я, поднявшись по лестнице, выбрался из приятно пахнущих креозотом помещений метрополитена на поверхность.

Температура едва перевалила за ноль, утро выдалось не только зябким, но и ветреным. Прохладный, слегка загазованный воздух наполнил лёгкие. Перед глазами открылась широкая улица, охваченная интенсивным трафиком разномастных автомобилей.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.