Глава 1
– Его же точно посадят? – с надеждой спросила Анька, сидящая рядом со мной. – Правда?
В глазах молодой свидетельницы стояла тревога из-за опасения, что бандита сегодня освободят, и он ей обязательно отомстит.
– Я же тебе говорил, что ничего он тебе не сделает, – успокоил её я и улыбнулся. – Я тебе слово дал. И другим тоже.
– Встать, суд идёт! – объявили в зале.
Я уже давно понял, каким будет приговор. И к сегодняшнему дню я подготовился. Виновный обязательно понесёт наказание.
– Меру пресечения в виде содержания под стражей отменить и освободить в зале суда, – продолжала зачитывать пожилая судья сухим равнодушным голосом.
В помещении все будто вздохнули разом, затем защёлкали фотоаппараты. Кто-то начал возмущаться, а кто-то радостно зааплодировал. Анька вздрогнула и закрыла лицо руками.
Ну а подсудимый, известный бизнесмен и меценат Александр Басманов, как его называли журналисты, он же Басмач, глава когда-то знаменитой ОПГ «Атамановские», торжествующе смотрел на меня заплывшими жиром глазами.
– Ну что, начальник? – спросил раскабаневший бандит, гордо подняв голову. – Не вышло меня засадить? И не выйдет.
И при этом он паршиво посмотрел на Аньку и подмигнул ей, но взгляд был злым. Уже предвкушает, что он с ней сделает за её показания.
– Рано радуешься, – хрипло сказал я, вставая со своего места.
Всеобщее внимание я привлёк сразу. Я же сегодня при всём параде, даже награды, полученные за долгую службу, нацепил на грудь. Да и все знали, что раньше это дело вёл я, пока не отстранили. Ещё и не хотели пускать на заседание, но я всё же пробился.
А ведь ещё полгода назад всё шло к тому, что Басмачу наконец-то дадут пожизненное. У него на счету и участие в ОПГ, и вымогательства, и убийства, и похищения, и принуждение к занятиям проституцией, и торговля наркотиками… а ещё куча искалеченных судеб, не говоря о причастности к гибели моего брата в далёкие времена. Это, можно сказать, личное.
Прижали его поначалу конкретно. Басмач даже умолял отправить его участвовать в боевых действиях, мол, он патриот и честный гражданин, хотел баллы заработать перед общественностью. Но когда понял, что его и правда могут туда отправить, перепугался и сменил тактику – подтянул своих друзей, которые и в 90-е чувствовали себя королями, да и потом в жизни не потерялись. Один даже из Москвы действовал.
Вот и начались проверки сверху. Сначала отстранили меня по состоянию здоровья, выяснив диагноз в больнице, и поручили вести дело неопытному новичку. Потом начали искать нарушения в предварительном следствии, стали подкладывать фальшивые улики и свидетельства, чтобы подставить под сомнение настоящие показания.
Вовсю перекидывали вину на покойных соратников Басмача, мол, это они всем занимались, а тот белый и пушистый, никому ничего плохого не сделал, смотрите, даже в детский дом пожертвовал деньги. Всего раз, правда, и совсем немного, но подали это так, будто он в одиночку содержал всех городских сирот.
Ну а судья, как я видел, в последнее время рассекала по городу на новеньком китайском джипе. Мельчает Басмач, раньше он раздавал в качестве взяток БМВ и Мерседесы, а теперь китайцев…
Я шёл прямо к нему, не обращая внимание на растерявшихся приставов и протесты судьи, которая требовала от меня сесть. По пути обратил внимание на нескольких свидетелей, которым обещал, что бандит им не навредит, что я обязательно решу вопрос.
А теперь они сидят и не знают, что будет дальше. Кроме Ани здесь были и другие. Испуганная молодая мать с ребёнком, мужик с гипсом и усталая женщина с рано поседевшими волосами, которая будто и не слышала приговор. Даже не боится, что ей отомстят.
Но раз обещал их защитить – сделаю. Мне терять больше нечего. Надо успевать, пока он не обложился охраной.
– Коршунов! – закричала судья. – Немедленно сядьте на место! Или я прикажу вас вывести!
– Ну и чё ты мне сделаешь, начальник? – Басмач ухмылялся, всё ещё глядя на меня. – Слыхал приговор? Невиновен я, ха!
Но ухмылка быстро ушла с его наглой рожи. Кто-то закричал, кто-то сматерился, кто-то полез за смартфоном, чтобы снимать происходящее. А я достал из кармана пистолет, заметив, как замерли от неожиданности молодые конвойные, не зная, что делать.
Это не табельный ствол, тот почти всегда лежал в оружейке, я его редко брал на работу. Это наградной, с дарственной надписью: «Коршунову Алексею Матвеевичу. За верность долгу. От Председателя Следственного комитета».
Это моё оружие. Перед судом были рамки металлоискатели, но я их обошёл с чёрного хода. А не пустили бы – встретил бы гада на улице. Вопрос в любом случае будет закрыт сегодня.
– Нет, пожалуйста, – взмолился Басмач, пуча глаза. – Алексей Матвеич, я же никому ничего плохого…
Я плавно нажал на спусковой крючок. Бах! ПМ подбросило от отдачи, голова Басмача запрокинулась назад, а кровь брызнула на седого московского адвоката, сидящего с ним рядом. Тот замер, как парализованный.
Парнишки из конвоя выпучили глаза и торопливо полезли за оружием. Ну чего вы так долго? Думал, вы раньше среагируете, сразу замочите. Я же знал, куда сегодня иду.
Хотелось курить, но сигарет при себе не было. Врачи же запретили курить, будто это уже могло помочь. Поздно уже пить боржоми, и так оставалось год-два от силы. Зато гада забрал с собой.
Бах! Бах! Мать их, зараза! Что-то сильно ударило в спину, я упал на стол, сбил с него бумаги и начал сползать на пол. Конвойные наконец спохватились и использовали оружие.
Боли не было, только в груди что-то горело. А ведь давно надо было так сделать. Сразу. Тогда бы и брат мой, Ярослав, живым остался. Да и не только Басмача это касалось.
Сколько я в этом городе тварей встречал, кого так и не удалось засадить или хоть как-то наказать. Обнаглели от безнаказанности…
Я окончательно развалился на полу, посмотрел в потолок на яркую лампу и закрыл глаза. Увижу хоть кого-нибудь напоследок? Вот это и была последняя мысль…
Хотя нет, не последняя. Почему-то думать ещё мог. Это то самое чувство, когда говорят, что жизнь пролетает перед глазами? Похоже, да.
Детский сад, школа, как принимали в пионеры, родители. Потом учёба в юридическом институте уже после развала СССР, проводы Ярика в армию, его возвращение из Чечни, и как мы с ним не общались, будто стали чужими. Не разговаривали до самой его смерти.
А мог бы всё изменить. Много шансов упустил. Сейчас бы многое переделал, конечно, но толку-то. А мои друзья… что же с ними стало?
Но дальше воспоминаний почему-то не было. Ко мне будто возвращались чувства.
Откачали меня? Нихрена себе, а я уж думал всё, каюк мне пришёл.
Похоже, что да. Я лежал на кровати, в лицо светило солнце, и я чувствовал, что кто-то открыл окно, свежий ветерок дотронулся до лица. Потом вернулись звуки. В соседней комнате очень громко играло радио.
– Мальчик хочет в Тамбов, ты знаешь, чики-чики-чикита…
Глаза пока не открывал. Кто-то говорил совсем рядом, но я почти не слышал голоса. Зато всё ещё слышал радио из соседней комнаты. Песня закончилась, заиграла балалайка, и голос Николая Фоменко чётко произнёс:
– Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не забеременело! Рекламная служба Русского радио, телефон…
Радио выключили, я кашлянул. А куда в меня попали? Что-то под поясницей мешало, но я потрогал рукой и достал оттуда носок. Какого? Где раны?
– Очухался, Лёха? – спросил звонкий молодой, но в то же время очень знакомый голос.
Я огляделся. Это комната общежития на троих студентов. Одна койка свободна, на другой лежал я, а на третьей – кто-то валялся прямо в одежде
Все кровати пружинные, застелены солдатскими одеялами, у койки напротив меня на стене висел ковёр, у другой – три плаката, с Терминатором, с Рембо и улыбающейся девушкой, у которой из одежды была только шляпа и ковбойские сапоги до колен. Над ними – полка с учебниками по криминологии. В стороне стоял потёртый чехол с гитарой.
Рядом с моей койкой находился старый письменный стол, на котором лежал большой лист оргстекла. На месте, где должна быть четвёртая кровать, стоял шкаф с отломанной дверцей, внутри лежали шмотки и книги.
Рядом со шкафом – тумбочка, густо заклеенная вкладышами от жвачки, на ней телевизор с двойной антенной, на котором рябило изображение со снегом. Но если приглядеться, то можно разглядеть деревенский дом, где здоровенную бутыль самогона распивали два клоуна, один с огромными усами и в фуражке, другой – в костюме моряка…
Это чего, «Каламбур»? Его ещё показывают?
А какого хрена я в общаге? И почему эта комната так похожа на ту, в которой я когда-то жил? Причём я в ней находился не только во время учёбы, но и почти год после неё.
Проживал не совсем легально, забашляв коменданту, чтобы не выгонял. А то жить ведь было негде, родительскую квартиру отняли же, а у дядьки тесно. А потом устроился в МВД, и меня поселили в ментовскую общагу.
– Лёха, ты меня слышишь? – спросил тот же голос. – Давай уже, поднимайся. Ща Юлька у вас на кухне чё-нибудь сгоношит, похаваем. Тушняк у тебя нашли с картохой, м-м-м, давно такое не жрал. Подъём, боец! – раздался смешок. – Где ключи от танка? Хах!
Нет, это нереально, такого не может быть. Глюки это или что другое, но невозможно оказаться здесь после здания суда. Если меня подбили сильно, то увезли бы в больницу, а не сюда. Кто вообще додумался увезти раненого в общагу?
Лежащий на другой кровати человек поднялся и подошёл ко мне. Это темноволосый парень в зелёной спортивной куртке и потёртых джинсах, высокий, но тощий и хилый, соплёй перешибёшь. На ногах старые шанхайки, лёгкая китайская обувь, у нас такую когда-то носили.
Димка? Нет, невозможно, он же умер лет десять назад. Да и он был старше меня на год, чего он вдруг снова такой молодой?
– Хорош валяться, Лёха, кх, – он кашлянул. – Идти пора, а ты поспать решил.
– Да отстань от него, – дверь в комнату открылась, и к нам вошла девушка. – Пусть лежит, головой ударился же! Сходи за хлебом лучше, пока магазин открытый.
– Пойду у соседей попрошу. Хотя не, ну их, сразу проситься пожрать начнут, халявщики. Пф!
Я уставился на вошедшую, оглядев её снизу вверх. Джинсовая юбка не скрывает длинные стройные ножки в сандалиях, длинная куртка, тоже джинсовая, надета поверх короткой белой маечки, обтягивающей грудь, а живот немного приоткрыт. Большие голубые глаза смотрели на меня, светлые волосы завязаны в пучок, в них торчала заколка.
В одной руке девушка несла сковородку, из которой валил пар, в другой – замызганную кухонную доску. Доску она поставила на стол, отодвинув чьи-то тетрадки, на неё взгромоздила сковородку. Приятно запахло жареной картошкой.
Но я же знаю эту девушку…
– У тебя всё хорошо? – она подошла ко мне и положила тёплую руку мне на лоб. – Горячий. В больницу, может, Лёша?
– Всё нормально, – прохрипел я.
Так это Юлька? Ëпрст, точно она! Какого вообще хрена здесь творится? Но ей я ничего этого вслух не сказал. Повернулся набок, почувствовал, как кольнуло в голове, и медленно сел на кровати. Пружины подо мной скрипнули.
Оглядел себя. В футболке с Юрой Хоем из «Сектора Газа» и спортивных штанах с косыми полосками. Сам я не качок, но и не дрыщ, вполне себе в форме. Ощупал макушку, ещё даже причёска какая-то есть, совсем коротко тогда не стригся.
И непонятно откуда взявшаяся, но очень приятная лёгкость в теле, когда ничего не ломит и не болит, если не считать головы. Даже забыл, что так когда-то было. Даже одышки нет, только слабость небольшая.
– А мы подумали, что всё плохо, – сказала Юлька, отходя к столу. – Мы тут перепугались. Димас особенно.
– Ой, не гони, ничего я не напугался, – Димка влетел в комнату с пакетом, в котором что-то лежало. – Скажешь тоже. Так, я выпросил у девчонок из пятой полбулки взаймы, но сказал им, что буду в третьей комнате. Так, надо запереться, чтобы не явились. А то я знаю я вас, девах, – он глянул на Юлю, – вечно на диетах сидите, а как к картошке или салу подпустишь, так всё и сожрёте! Пф!
– Что вообще случилось? – спросил я.
– Так ты упал на крыльце с лестницы! – заявила Юлька. – Мы тебя занесли, соседи твои ещё помогли.
Как тогда? Помню, что-то такое было, споткнулся на чём-то и упал… но это было давным-давно. И если я снова в этом времени, это что, значит, проживать всё по новой? Опять?
– Как вы вообще тут живёте? – девушка оглядела комнату. – Вы когда в последний раз убирались?
– Так, подмогнула бы, – тут же сказал Димка, нарезая половинку белого батона. – Чего тебе делать-то ещё?
Это что получается? У меня пока в жизни был только юридический вуз, а дальше будет работа следователем в милиции. Потом та злосчастная командировка на Северный Кавказ, где я наконец-то понял, что довелось пережить родному брату… но было уже поздно, потому что его самого уже не было в живых.
Потом будет переход в другую структуру, я стану следователем прокуратуры, а затем и Следственного Комитета, когда он появится. При этом будет одна неудачная женитьба, и сразу следом вторая, ещё хуже.
Затем работа на долгие годы, смертельно опасная болячка лёгких от слишком частого курения, и дело против Басмача, с которым я бился очень долго.
И тот выстрел, поставивший точку во всём этом.
И этого ничего не было? Или ещё будет? Или всего этого уже не случится?
Но другой вопрос, самый важный: что с моим братом? Где он? Я никак не могу понять, какой сейчас год. Спросить их? Покрутят пальцем у виска или подумают, что шучу. Да и я сам вижу, над моей кроватью висел календарик. Десятого мая 1998-го года зачёркнуто, а я обычно перечёркивал вчерашний день.
Значит, сегодня 11 мая 1998 года.
Охренеть. Ëпрст, иначе и не скажешь.
Ярик, значит, ещё жив. Но мы с ним уже не общались.
Понятно, вернее – нихрена непонятно, но выводы я сделал. Я пристрелил Басмача из наградного оружия, получил две пули минимум, но сам не умер, а оказался здесь, за двадцать пять с лишним лет до моей смерти.
Сам я молод, даже в обломке зеркала на двери это вижу. Сколько мне сейчас? Двадцать три года, точно. А Ярику пока двадцать один. Но где он сейчас?
Так, надо его искать, попутно во всём разбираться и вспоминать, что тогда было.
– Ну чё, кушать подано, – нетерпеливо сказал Димка. – Садитесь жрать, пожалуйста! Пф!
Он всегда изображал губами какие-то странные звуки, вздохи и фырканье. Ну и много шутил, иногда хватал через край, поэтому его иногда били. А вот Юлька на язык бывает резкая, все думают, что она высокомерная, вот и друзей у неё мало.
Димка сопьётся и забомжуется, я помню, что он не вывез накопившихся проблем. У него очень много неприятностей дома с близкими родственниками, но он всегда молчал про это. Так, даже и не скажешь, что у него неприятности, потому что он постоянно шутит, но в мыслях ему явно совсем невесело.
А Юлька должна уже скоро уехать. Она, оказывается, собирается выходить замуж за какого-то приблатённого коммерсанта и уехать из города, но нам об это почти не говорила. Мы тогда даже не поняли, что она хочет провести с нами побольше времени напоследок перед отъездом, вот и ходила с нами.
И потом начались странности, Юля исчезла внезапно, никого толком не предупредил, и потом пропала, никто из общих знакомых о ней больше не слышал. Некоторые даже подозревали страшное, тем более муж у неё был связан с атамановской братвой, но ничего криминального про Юльку я так и не выяснил, хотя пытался. Нравилась же она мне, но чего-то я упустил тогда свой шанс.
Но с этим разберусь, всё узнаю. По ящику после «Каламбура» начали показывать «Смак», а у нас на столе была очень студенческая еда, причём даже роскошная – жареная картошка, куда вывалили банку тушёнки. Такое в студенчестве ели далеко не каждый день.
– А чё так смотришь на нас с Юлькой, Лёха? – удивлялся Димка, не забывая поедать картошку полной ложкой. – Забыл нас, когда упал? Амнезия, как в том фильме, да? Хах, шучу. В парк, может, рванём? Немного бабосиков срубим, погода тёплая, народа там полно днём.
– Ты же песни поёшь? – спросил я, хмуря лоб.
– Ну надо же, вспомнил, пф! Пою! В кафешку ещё одну хожу иногда вечером выступать, а там братва сидит атамановская, – торопливо рассказывал он, – им всё «Мурку» да «Владимирский Централ» подавай, и эту ещё на добавку… – Димка откашлялся и нарочито фальшиво пропел: – Братва, не стреляйте друг в друга! Кха-ха, – он засмеялся и откашлялся, – задолбали, одно и то же всем надо.
Димка работает в локомотивном депо посменно, а на выходных лабает на гитаре в парке и поёт. У него неплохо получается, люди кидают денежку. И в кафешках иногда выступает, правда, там собирается другая публика. Но куда чаще ему приходится вкалывать грузчиком, он хоть и тощий, но выносливый, таскать тяжести может долго.
– А брат с сестрой что вечером делают в это время? – спросила у него Юля.
– А чё им, дома сидят, ящик смотрят, чё ещё делать? – Димка нахмурился. – Им не скучно, хм. А ты чё, Лёха, не ешь? В большой семье, как говорится… ну, ты знаешь, – он покосился на Юлю.
Я уже начал есть. Даже не знал, что такой голодный. Но организм молодой, желудок я ещё не посадил, и жареное могу есть, не глотая после этого таблетки горстями. В таком возрасте даже гвозди переваривать можно. Так что ел быстро и много.
Ел и думал. А что дальше? Я не помню, какие планы у меня были тогда. Работы постоянной не было, перебивался случайными заработками, часто работал грузчиком. Бывало, что ходил с Димкой, когда тот выступал, можно сказать, был его «крышей».
Пока он выступал с гитарой в парке или кафешках, я отгонял мелких гопников, чтобы не отбирали деньги, потому что боксом я занимался и драться умел. Но если кто серьёзный приходил, тут ничего поделать мы не могли.
А осенью я договорился со старым знакомым отца в РОВД Атамановского района, чтобы устроиться на работу. Вот так и началась карьера будущего следователя по особо важным делам…
Сковородку мы приговорили быстро. Теперь надо собираться. Не помню толком, кто мои соседи, но парни делились всем, что было, так что взял у кого-то дезодорант и расчёску. Нашёл в шкафу свою старую джинсовку, а в учебнике по криминальной психологии – заначку.
Не так уж и много у меня было денег. Одна купюра в пятьдесят тысяч, а другая – точно такая же, но уже в пятьдесят рублей. Точно, ввели же новые деньги, но старые ещё ходили несколько лет.
Мелочь тоже вся спутанная, старая и новая: монеты и по сто рублей, и по пятьдесят, и есть нового образца по рубль, два и пять. И даже копейки были, они, страшно подумать, принимаются к расчёту. Помню, в институтской столовке были пирожки, но если кто-то брал их с собой и просил пакет, чтобы завернуть, надо было доплатить пятнадцать копеек.
– Лёха, а у тебя сто баксов случаем нет? – спросил Димка, глядя на мои приготовления. – Край сегодня-завтра надо. А я тебе на неделе отдам, зуб даю! – он поцокал ногтем по зубу.
– Нет и не предвидится.
– У меня есть пятьдесят, – Юля полезла в сумку.
– Ох, ну ты и молодец, Юлька, я на тебе точно женюсь. Хех!
– Да ну тебя, – она отмахнулась. – Только верни, пожалуйста, на следующей неделе нужны очень будут.
– Скоро отдам, – парень убрал деньги и взял в руки чехол с гитарой. – В кафешке скоро поиграю, там хорошо бабло кидают. Выучу только этот «Владимирский централ».
Так, всё ещё сложно уложить происходящее в голове. Полежать бы и подумать, но я привык действовать быстро. Надо понять, что с братом. Если он жив, как я смогу на него повлиять?
И опять-таки, Димка с Юлей, они же не далёкие для меня люди. Родителей-то у нас с Яриком не стало давно, и вот только они и помогали как могли, пока у самих не накопился ворох проблем.
Надо разобраться, что тогда случилось с ними, и лучше с этим не затягивать.
В коридоре нас караулили, открылась одна дверь, оттуда выглянула рыжая девушка в майке. Одна бретелька сползла с плеча.
– Вы чё, без нас жрали? – с возмущением спросила она, дерзко глядя на нас. – А мы вам хлеб давали.
– Всё вернём, – пообещал я. – И даже накормим.
Рыжая… Маша вроде бы если не путаю, одобрительно подняла большой палец, надула и лопнула пузырь жвачки, а потом подмигнула мне и хмыкнула, когда Юля начала тянуть меня к выходу. За спиной Маши я успел увидеть комнату с кроватью, заваленным шмотками, над которой на стене висели плакаты: один с фильмом «Титаник», другой – с какой-то молодёжной мальчиковой группой.
Пожилая вахтёрша на входе пробурчала, не отвлекаясь от вязания, что, мол, ходют и ходют всякие, кому не положено, и мы, наконец, вышли на улицу.
И там-то начались проблемы.
– Бабки где?! – молодой бритоголовый парень в кожанке и спортивных штанах бросился нам навстречу. – Ты чё, оборзел, на?
– Да я верну, – Димка сделал шаг назад, упираясь в дверь общаги. – Половина есть, остальное скоро отдам. Завтра же срок, договаривались же.
– Бабки гони!
Вот те на, ядрёный корень, как говорил мой дядька.
Этот парень, который быстрым шагом к нам, сейчас весил на пятьдесят кило меньше, чем во время последней нашей встречи в будущем, не отрастил огромное пивное пузо и двойной подбородок. Но взгляд уже такой же наглый.
Басмач, ещё не пахан, а мелкая шестёрка в банде, каким он был в девяностые. Это потом он поднимется, навредит многим моим знакомым и брату и станет авторитетом. А потом легализуется, подастся в бизнес и политику, но останется всё таким же бандитом, пока я его не пристрелю.
Вот так встреча. А что я понял за годы своей работы – бандитов проще душить, пока они маленькие и ещё не заработали авторитет и связи.
В той жизни всё было кончено, но в этой всё только начинается.
– Разберусь, Димон, – я отодвинул парня в сторону и шагнул навстречу Басмачу. – Стой спокойно, дальше я сам.