Йеллоустон: дыхание великана
- -
- 100%
- +
Экран зажегся, и Дженни застыла, вглядываясь в открывшуюся вселенную.
Кристаллы не были похожи ни на что из того, что она видела за всю свою карьеру. Их структура была не просто незнакомой; она была… неправильной. В смысле, противоречащей законам кристаллографии, которые диктуют симметрию, повторяемость, порядок. Эти образования напоминали скорее фрактальные сгустки, застывшие вихри какой-то темной материи. Их грани были не прямыми, а изогнутыми, скрученными в спирали, которые, казалось, находились в постоянном, замершем движении. Они искрились не отраженным светом, а каким-то внутренним, тусклым, кроваво-багровым свечением, которое регистрировали сверхчувствительные детекторы микроскопа.
Она запустила рентгеноструктурный анализ. Аппарат долго молчал, обрабатывая данные, его процессор боролся с чем-то, что не укладывалось в его базу данных из сотен тысяч известных минералов. Наконец, на экране появилась диаграмма. И вместо названия минерала вспыхнула красная надпись: «СООТВЕТСТВИЙ НЕ НАЙДЕНО. СТРУКТУРА НЕ ОПРЕДЕЛЕНА».
Дженни не поверила. Она вручную ввела параметры решетки – межплоскостные расстояния, углы. Компьютер снова задумался и выдал ошеломляющий результат. Рассчитанное давление, необходимое для формирования такой кристаллической структуры, превышало двадцать гигапаскалей. Это давление, царящее на глубинах свыше шестисот километров, в нижней мантии, на границе с железным ядром планеты. Глубины, откуда ничто, ни расплав, ни твердая порода, не может подняться на поверхность за тысячи, за миллионы лет. Это было физически невозможно.
Но это было здесь. Лежало перед ней на предметном стекле.
«Кровь Великана», – прошептала она, и на этот раз это была не метафора, а холодный, научный факт.
Это была не просто магма, поднимающаяся по трещинам. Это было вещество из самого сердца планеты, из ее сокровенных, не предназначенных для чужих глаз глубин. Оно поднималось не просто так. Оно поднималось беспрепятственно. Словно некий барьер, некий слой, который всегда разделял внутренний мир Земли от внешнего, был пронзен. Пробит насквозь.
Она откинулась на спинку стула, и комната поплыла у нее перед глазами. Она вспомнила график Локвуда, его «Тету», стремящуюся к бесконечности. Это не был график тектонического давления или магматической активности. Это был график проницаемости. График того, как тонкая перегородка между мирами истончалась и вот-вот должна была рухнуть.
И тогда все кусочки пазла, все безумные догадки и прозрения сложились в единую, чудовищную картину.
Йеллоустон был не просто супервулканом. Он был раной. Древней, космической раной, нанесенной Земле в незапамятные времена. Раной, которую сама планета, как живой организм, пыталась залечить, запечатав ее слоями пород, огненной мантией, всей своей геологической мощью. «Спящий Великан» был не метафорой. Он был диагнозом. Этим Великаном была сама рана, инопланетное тело, инородный объект, который Земля заключала в объятия своего огня, пытаясь переварить, ассимилировать, обезвредить. Или, может, просто усыпить.
А теперь… теперь что-то нарушило этот хрупкий баланс. «Проект „Тишина“». Они не разбудили Великана. Они вскрыли нарыв. Они проткнули защитную оболочку, которую планета выстраивала миллиарды лет. И теперь содержимое – эта самая «кровь» с изотопами первичного вещества и минералами из нижней мантии – хлестало наружу. Не просто как лава, а как нечто иное. Как физическое воплощение тех самых «снов», о которых шептался Локвуд.
Эти кристаллы… они были не просто минералами. Они были семенами. Спорами. Фрагментами иной реальности, иной физики, заключенными в непостижимую кристаллическую решетку. И теперь они вырывались на свободу.
Она снова посмотрела на экран микроскопа. Эти искривленные, пульсирующие темным светом структуры казались ей теперь не мертвой материей, а чем-то живым. Спящим. И готовым проснуться в чуждом для них мире, неся с собой законы тех бездн, где они родились.
Глухой, далекий грохот донесся снаружи, заставив вздрогнуть стекла в лаборатории. Не землетрясение. Не извержение гейзера. Нечто иное. Более тяжелое, более основательное. Как будто где-то глубоко под землей сдвинулась с места гигантская каменная дверь.
Дженни не испугалась. Весь ее страх, все отчаяние, вся ярость от столкновения со Стеной Непонимания – все это сгорело в горниле этого открытия, оставив после себя лишь холодную, алмазную ясность.
Они не верили в Великана? Что ж. Скоро он заговорит с ними на языке, который они не смогут проигнорировать. На языке камня и огня. На языке этой самой «крови», что сочилась из трещин и готовилась затопить мир.
Она бережно, с почти что религиозным трепетом, извлекла предметное стекло из микроскопа и спрятала его в защитный контейнер. Это была не просто проба. Это была улика. Доказательство того, что война, которую она вела, была не с природной стихией, а с чем-то бесконечно более древним и чуждым.
Она понимала теперь, что их миссия с Мартином изменилась. Речь шла уже не о том, чтобы предупредить мир об извержении. Речь шла о том, чтобы понять, что именно прорывается в их реальность вместе с этим извержением. И, если получится, найти способ снова запечатать рану, пока «кровь Великана» не отравила и не перекроила весь мир по своему ужасающему подобию.
Она выключила свет в лаборатории и вышла в коридор. Он был пуст и безмолвен. Но ей казалось, что по нему уже разливается незримый, тяжелый запах – не серы, а чего-то кислого и металлического. Запах крови из сердца планеты. Запах конца одной геологической эпохи и начала другой, непредсказуемой и чудовищной. И она, Дженнифер Бромли, была, возможно, единственным человеком на Земле, который понимал, что этот запах несет с собой.
Глава 9
Ночь над Йеллоустоном была не просто отсутствием дня; это была иная реальность, живая, дышащая, наполненная голосами, которых никто не слышал при свете солнца. Ветер, гулявший по плато, приносил с собой не только запах хвои и льда, но и тяжелые, металлические нотки, идущие от фумарол и грязевых котлов. Воздух, чистый и разреженный, казалось, вибрировал от того самого низкочастотного гула, что теперь был для Дженни и Мартина саундтреком надвигающегося кошмара. Для них ночь была временем бодрствования, напряженного ожидания, когда их единственными союзниками были мерцающие экраны и бездушные, но честные алгоритмы «Смотрителя».
Мартин почти не покидал своего логова. Его нейросеть, питаемая данными, которые официальная система отвергала как шум, выявляла все новые и новые аномалии. Температура грунта в северо-западном секторе кальдеры поднялась на три градуса за неделю. Электромагнитный фон скакал, создавая причудливые, пульсирующие узоры на картах, которые Мартин называл «электроэнцефалограммой Великана». Но самое тревожное происходило в гидротермальной системе. Давление в подземных резервуарах, особенно в районе гейзера «Пароход», самого мощного и непредсказуемого в мире, росло с экспоненциальной скоростью, не укладывающейся ни в один сезонный цикл.
– Он не просто дышит, Дженни, – хрипел Мартин в рацию, связывавшую их. – Он… напрягается. Как мускул перед ударом. «Смотритель» предсказывает вероятность гидротермального события в районе «Парохода» в ближайшие семьдесят два часа. Вероятность – восемьдесят семь процентов.
Дженни, находясь в своей каюте на исследовательской станции, слушала его и смотрела в черное как смоль окно. Она знала, что такое гидротермальный взрыв. Это не извержение гейзера, это катаклизм. Когда перегретая вода под землей, не найдя выхода, превращается в пар с чудовищной силой, разрывая пласты породы и создавая на поверхности новую, уродливую рану – воронку. Обычно такие события редки и предсказуемы. Но сейчас ничто не было обычным.
– Они эвакуировали периметр? – спросила она, уже зная ответ.
Мартин горько рассмеялся. – Ты шутишь? Я отправил официальный запрос через каналы Шелдона. Мне ответили, что «данные не являются достаточным основанием для создания паники и нарушения туристического режима». Они усилили патрулирование. И все.
Бессилие сдавило ей горло. Они были Кассандрами, обреченными на точные пророчества, которым никто не верил. Они видели направление движения поезда, слышали его оглушительный гудок, но не могли сойти с рельсов и не могли остановить его.
Той ночью Дженни не могла уснуть. Она сидела перед своим ноутбуком, наблюдая, как данные с датчиков в районе «Парохода» зашкаливают. Давление уже превысило все когда-либо зафиксированные максимумы. Температура воды в подземном резервуаре приближалась к критической точке. «Смотритель» присвоил ситуации статус «АРЕС-1» – высший уровень угрозы в его внутренней классификации.
Именно в этот момент ее рация снова ожила. Это был не Мартин. Это был голос дежурного рейнджера, тревожный и сбивчивый.
– …повторяю, код 10—80 в районе бассейна «Пароход»! Поступили сообщения о мощном подземном толчке и… и громоподобном звуке! Все патрули, направляйтесь в сектор Нора-17!
Дженни выскочила из каюты, даже не потушив свет. Холодный ночной воздух обжег ей легкие. Она вскочила в свой служебный джип и на бешеной скорости помчалась по темной, извилистой дороге. В небе, застилая звезды, висело тяжелое, зловещее облако пара, подсвеченное снизу не естественным оранжевым светом натриевых ламп, а каким-то болезненно-зеленоватым сиянием.
Когда она подъехала к смотровой площадке, ее охватил ужас. Картина была сюрреалистичной и от того еще более жуткой. Десятки машин рейнджеров и службы спасения стояли с включенными мигалками, их синие и красные огни отражались в клубящемся паре, создавая адское светопреставление. Воздух был наполнен криками, радиопереговорами и оглушительным, непрекращающимся шипением, словно под землей рвался паровозной мощности котел.
Она подбежала к краю. Там, где еще днем была ухоженная пешеходная дорожка и деревянный настил, зияла дыра. Гигантская, диаметром с многоэтажный дом, воронка. Ее края были неровными, рваными, словно землю разорвали изнутри когтистой лапой. Из глубины, с грохотом и ревом, вырывался столб перегретого пара, смешанного с грязью, обломками породы и тем самым кислотно-металлическим душком, который она теперь узнавала с первого вдоха. Это была та же «кровь», что сочилась из лесной трещины, только здесь ее било гигантским фонтаном.
– Трое! – кричал кто-то из рейнджеров в радиопереговорное устройство. – Трое туристов! Они были на дорожке! Их смыло! Ищем!
Дженни наблюдала, как спасатели с осторожностью, постоянно проверяя газоанализаторы, приближались к краю пропасти. Они бросали вниз прожекторы, но мощные лучи света не могли пробить густую, клубящуюся пелену пара и летящей грязи. Воронка казалась бездонной. Шум был оглушительным, но сквозь него Дженни, заставив себя отключиться от хаоса, уловила нечто знакомое. Низкий, басовитый гул, тот самый ритмичный вздох, который теперь стал частью ее собственного существования. Он шел из глубины воронки, усиливаясь с каждым циклом, словно чудовище, насытившись первой жертвой, облизывалось в предвкушении новых.
Поиски продолжались всю ночь и все утро. На рассвете, когда пар немного рассеялся, стало видно масштаб разрушений. Воронка поглотила не только дорожку, но и часть склона. Вода в ближайшем ручье стала мутной и горячей. Тела трех туристов – двух мужчин и женщины, приехавших из Европы, – так и не нашли. Раскаленная вода и химически агрессивный пар не оставили от них и следа. Они растворились в чреве земли, стали первой, но, как знала Дженни, далеко не последней жертвой.
К полудню появилось официальное лицо – сам Шелдон, бледный, но собранный. Он провел пресс-конференцию для немногочисленных пока журналистов.
– Произошел трагический, но, увы, возможный в условиях динамичной природной среды Йеллоустона инцидент, – говорил он, его голос был ровным и спокойным. – Гидротермальный взрыв в бассейне гейзера «Пароход». Мы приносим глубочайшие соболезнования семьям погибших. Хочу подчеркнуть, что подобные события, хоть и редки, являются частью естественной жизни нашего парка. Все системы мониторинга работали в штатном режиме, предвестников катастрофического характера зафиксировано не было.
Дженни, стоявшая в толпе сотрудников, слышала эти слова и чувствовала, как ее сердце превращается в кусок льда. Он лгал. Он лгал так спокойно, так уверенно, прикрываясь «естественностью» процесса, который был всем, кроме естественного.
«Трагический инцидент вследствие природной активности» – эта фраза, отполированная и пустая, стала официальным заключением. Ее напечатали в отчетах, ее пустили в новостные ленты. Мир принял ее, потому что она была удобной. Она не требовала пересматривать бюджеты, не сеяла панику, не ставила под сомнение компетентность начальства.
Поздно вечером Дженни снова была в логове Мартина. Он молча показал ей данные «Смотрителя» за последние двенадцать часов. Взрыв был лишь кульминацией. Давление продолжало расти уже после события. Сейсмический гул усилился. И самое страшное – спектральный анализ пара из новой воронки показал присутствие тех самых аномальных кристаллов, которые она обнаружила в лаборатории. Концентрация была в десятки раз выше.
– Это было не предупреждение, Дженни, – прошептал Мартин, и в его глазах стоял ужас. – Это была… разминка. Первая ласточка. Он показал, на что способен. И он проглотил их. Не оставил даже тел. Как будто… переварил.
Дженни смотрела на экран, где пульсировала анимация кальдеры. Воронка от взрыва была похожа на новую, зияющую пору на теле Великана. И через эту пору сочилось нечто, что не должно было видеть солнечного света.
Первое предупреждение прозвучало. Его проигнорировали. Официальная версия была, как всегда, удобной и лживой. Но Дженни знала правду. Великан не просто просыпался. Он начинал питаться. И его первый скромный обед состоял из трех ничего не подозревавших туристов. Следующий, она понимала с леденящей душу ясностью, будет гораздо масштабнее. Стена непонимания устояла, но теперь ее основание было забрызгано настоящей кровью. Пока что лишь метафорической. Но очень скоро, очень скоро она станет самой что ни на есть настоящей.
Глава 10
Тишина, воцарившаяся после взрыва в бассейне «Парохода», была тяжелее любого гула. Это была не тишина покоя, а тишина затаившегося дыхания, всеобщего оцепенения, пронизанного невысказанным ужасом. Официальная версия повисла в воздухе, словно удушливый смог, отравляя реальность. Сотрудники парка разделились на два лагеря. Большинство, оглушенные удобной ложью начальства, предпочли принять ее как данность. Меньшинство же – те, кто был ближе к данным, к земле, к шепоту приборов, – ходили с потухшими глазами и сжатыми губами. Они знали. Но знание без власти было проклятием.
Для Дженни эти дни превратились в сущий ад. Ее отстранили от работы с полевыми данными под формальным предлогом «внутренней проверки». Неофициально же – ей просто заткнули рот. Ее загнали в клетку из бумаг и бюрократии, отрезав от живого нерва планеты, биение которого она одна, казалось, слышала.
Она пыталась сопротивляться, писала рапорты, но в ответ получала сухие отписки. Коллеги отводили глаза. Ее присутствие стало смущающим, ее упорство – дурным тоном. Она была живым укором их конформизму.
А потом пришел черед Мартина.
Его уволили в пятницу, под надуманным предлогом. Пришел охранник, забрал пропуск, отключил учетные записи. Мартин не сопротивлялся. Он стоял посреди своего храма данных и смотрел, как гаснут экраны его серверов. Это было похоже на наблюдение за умерщвлением разумного существа. «Смотритель» был не просто программой; он был его детищем, его союзником. И теперь его душили на его глазах.
Молча собрав ноутбук и жесткие диски с самыми важными данными, он вышел в коридор, где его ждала Дженни. Они молча пошли к выходу, неся на плечах груз полного поражения.
Вечер они провели в убогом мотеле на окраине города. Комната была тесной, пропахшей табаком и отчаянием. На столе стоял его ноутбук, подключенный к дискам. «Смотритель» был мертв, но его цифровая душа еще теплилась здесь, как призрак, обреченный на скорое забвение.
«Все, – прошептал Мартин, уставившись в стену. Его лицо было серым и опустошенным. – Они победили. Они убили правду, закопали ее под горой бумаг. А мы… мы просто помеха, которую устранили».
Дженни чувствовала то же самое. Гнетущее бессилие. Они были песчинками, бросившими вызов океану.
«У нас еще есть данные, – сказала она, но голос прозвучал слабо. – Мы можем… попробовать обратиться в прессу. В Конгресс».
Мартин горько усмехнулся. «Пресса? Они перепечатают официальное заявление. А наши данные объявят фальшивкой. А Конгресс? Там сидят такие же Шелдоны, только в более дорогих костюмах. Они спросят: „Где тела? Где разрушения?“ А мы покажем им графики. Они посмеются и отправят нас в психушку».
В этот момент в дверь постучали.
Оба вздрогнули. Мартин метнулся к ноутбуку, готовый в любой момент уничтожить данные. Дженни медленно подошла к двери.
– Кто там?
– Бен, – донесся из-за двери низкий, шершавый голос.
На пороге стоял Бен «Ворон». Он вошел, окинул взглядом убогую комнату, Мартина, прижавшего к груди ноутбук, и Дженни с потухшими глазами.
– Я слышал, – сказал он просто.
– Все уже слышали, – мрачно бросил Мартин.
– Не все, – поправил его Бен. Его взгляд был тяжелым и проницательным. – Я слышал правду. Земля говорит со мной иначе. Она не лжет. После той раны в лесу… ее голос изменился. В нем больше нет боли. Теперь в нем есть… голод.
Он положил на стол сверток, завернутый в ткань, и развернул его. Там лежали несколько заостренных обломков камня со странными, угловатыми символами.
– Мои предки оставляли такие знаки в местах силы. Предупреждения. Это знак «Сжатого Кольца». Он означает, что враг не снаружи. Он внутри. И стены смыкаются.
Он посмотрел на них по очереди.
– Вас вышвырнули, потому что вы говорили правду, которую они не хотели слышать. Они думают, что, заткнув вас, они заткнули и саму землю. Но земля не будет молчать. Она будет кричать все громче, пока они не оглохнут. А вы… вы остались одни. Но одиночество – это не слабость. Иногда это единственная сила, которая у тебя есть. Когда не нужно ни с кем согласовывать, никого убеждать. Нужно просто делать то, что должно.
Дженни смотрела на него, и впервые за последние дни в ее груди что-то шевельнулось. Не надежда – ее уже не было. Но появилась решимость. Холодная, отчаянная решимость загнанного в угол зверя.
– Что мы можем сделать? – спросила она. – Нас отстранили. Нас вышвырнули. У нас нет ресурсов, нет доступа.
Бен покачал головой.
– У вас есть знание. У тебя, женщина-ученый, – знание камня и огня. У тебя, мальчик с числами, – знание невидимых потоков, что текут под землей. А у меня… у меня знание троп, которых нет на картах. Знание тишины, в которой слышны голоса духов. И знание того, что «Тишина» – не миф.
Дженни и Мартин переглянулись.
– Ты знаешь, где это? – спросил Мартин, и в его голосе впервые зазвучал интерес, затмивший отчаяние.
– Я знаю, где искать вход, – поправил его Бен. – Мои деды говорили о «Железной Пещере», куда уходили белые люди с мертвыми глазами. Они бурили землю, слушали ее стон, но не слышали его смысла. Это место не на картах парка. Оно скрыто. Но я могу провести вас туда.
Он обвел их взглядом.
– Но решайте сейчас. Или вы уезжаете отсюда и пытаетесь забыть, как и они, или вы идете со мной. Туда, откуда, возможно, не будет возврата. Вы будете вне закона. Беглецы. И если они поймают вас… ну, вы видели, что они делают с теми, кто им мешает.
В комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь гудением процессора ноутбука. Дженни смотрела на жесткие диски, хранившие дыхание Великана. На пробы с его кровью. На лицо Мартина, в котором снова зажегся огонек фанатичной преданности данным. На древние камни с предупреждением.
Они были раздавлены. Их карьеры уничтожены. Их репутация опорочена.
Но они были свободны. Свободны от правил, от начальства, от необходимости быть вежливыми и удобными.
– Я иду, – тихо, но четко сказала Дженни.
Мартин кивнул, его пальцы сжались вокруг ноутбука. – Данные должны быть кому-то нужны. Хотя бы нам.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.