БЕЛОЕ и КРАСНОЕ. Отпрыски

И сейчас, попав в Барио-Чино, Майкл подумал про Ану. Вдруг она каким-то чудом оказалась здесь? «Господи, пошли мне Ану!» – взмолился он.

– Чтоб я с тобой еще пошел, Ивлев!.. – ворчал Тони. – То ему посрать, то на факин башню, щас принцессу ему подавай! Вон та, погляди…

– В лиловом? Ноги колесом?

– Да нет, рядом, длинная. Сиськи, а? Гора!

– Дай мне бра – я туда вершины Мак-Кинли натолкаю!

– Думаешь, не свои? – засомневался Мартинес.

– Откуда у мужика свои?

– Парень, что ль? Иди врать! А вон та, в красном? Тоже, скажешь, парень?

– А фэйс? Ей сто лет!

– Фэйс фланелькой накроешь. Скоро на «коробку», а ни одного пистона не поставил.

– Я тебя не держу.

Мартинес пробурчал что-то, но от Майкла не отстал. Они обошли матроса с торгового судна, лежащего поперек тротуара в луже мочи, и свернули в переулок.

– Ты хоть знаешь, куда идешь? – не унимался Мартинес. – Заблудимся, фак!

Майкл не отвечал, но шел весьма уверенно, хотя и не знал куда. Ноги сами несли. И вдруг остановились перед дверью под вывеской: «Café».

Вспоминая потом тот день, он не раз задавался вопросом, почему остановился именно перед этой дверью. Потому ли, что ее никто не подпирал и на вывеске не было красоток в призывных позах – или кто-то свыше остановил его перед этой дверью? За стеклом виден небольшой зальчик, освещаемый лишь светом от бара, но за стойкой никого, как и в зале.

– Закрыто, – буркнул Тони.

Майкл толкнул дверь. Та открылась, звякнув колокольчиком, и они вошли. У Майкла мелькнула надежда, что заведение чисто питейное. Они прошли и сели за стойку.

– О, смотрите кто здесь! – появляясь из-за портьеры, осклабился бармен и на сильно ломаном английском спросил, что военные моряки будут пить.

Они заказали виски. Бармен поставил перед ними стаканы, продолжая улыбаться, отчего его рожа не делалась менее бандитской. У Майкла появилось желание уйти.

– Выпьем и отвалим, – предложил он. – Цыпочками здесь не пахнет.

– А это мы щас выясним, – сказал Тони и залопотал с барменом по-испансики.

Тот что-то отвечал, наливая им виски, и скрылся за портьерой.

– Щас все будет, – довольно сообщил Мартинес.

У Майкла внутри екнуло, но он не подал виду.

– Отлично, – небрежным голосом бросил он и глотнул виски.

– Слушай, – озабоченно заговорил Тони, – я думаю, здесь сильно дорого. Может, одну на двоих возьмем? А? Ты как?

Только этого Майклу не доставало!

– Мне твоя жопа в дýше глаза намозолила, – буркнул он.

– Ну, тогда, махнемся потом, окей? – хихикнул Мартинес.

– Там видно будет, – сказал Майкл, лишь бы отвязаться, вытряхнул в рот остатки льда из стакана и стал сосать.

Алкоголь не брал. Вернулся бармен, кивнув – все окей. Майкл заказал двойной и закурил. Через минуту из-за портьеры вышла девушка, в похожем на пеньюар нейлоновом платье, сквозь которое просвечивали черные чулки на поясе с подвязками и соски ничем не прикрытых грудей. Внешне она походила на девушку из Playboy. Она улыбнулась и коряво отбарабанила заученное: «Hi! How are you doing? My name is Montserrat». Майклу показалось, что он ей понравился, а уж она ему – точно. Тони обойдется кем-то и попроще. В конце концов, он его сюда привел и имеет право выбирать. Майкл хотел назваться, но Мартинес уже сунул ей руку: «Antonio». – И продолжал по-испански что-то чирикать. Она засмеялась и села рядом с ним. «Факин чикано! – ревниво выматерился про себя Майкл. – Фак, надо было раньше условиться». Тони бросил что-то бармену, и тот поставил перед Мансеррат фужер вина. Майкл подумал, что надо взять это на вооружение. Пощебетав, парочка встала и направилась к портьере. Тони оглянулся и подмигнул.

Время шло, никто не выходил. Что за черт! Может, Мартинес не послушал и взял одну на двоих? Майкл вопросительно гляул на бармена. Тот истолковал его взгляд по-своему и повторил виски. «Ну и рожа у этого корсара!» – снова подумал Майкл и, потягивая виски, не без зависти представил, чем там занимаются Тони и Монсеррат.

Послышалось цоканье каблуков, из-за портьеры вышла женщина, мельком вглянула, кивнула и поцокала в зал. Ничего оголенного. «Хозяйка или корсарова жена», – решил Майкл. – Ну точно Мартинес сэкономил взял одну на двоих. Нет, после него – фу!

Майкла аж передернуло. Бармен истолковал это по-своему.

– Не нравится? – сказал он на своем корявом. – Лучше у меня нет. Да и в Барселоне.

– Что? – не понял Майкл.

– Линда, – кивнул Бармен в сторону зала. – Ее зовут Линда.

Майкл обернулся. Линда сидела на диване перед низким столиком. В полутьме ее почти не было видно, только огонек сигареты.

– Давай, моряк! Будешь благодарить Уго, – подбодрил бармен.

Майкл глупо ухмыльнулся, пряча смятение, заглотнул остаток виски и достал сигарету. Бармен услужливо поднес прикурить. Майкл обреченно сполз с табурета и, чувствуя дрожь в коленках, пошел. Что ей сказать? Да вряд ли она по-английски…

Подойдя, он плюхнулся на диван, что стоял углом к тому, где сидела она.

– Привет, – непослушными губами, не глядя на нее, сказал он. – Не помешаю?

Она, видно, не поняла и сказала:

– Линда.

– Майкл. Приятно познакомиться.

Эту фразу она знала и заученно ответила. Майкл сделал несколько нервных затяжек и, по-прежнему не глядя ей в лицо, спросил, что она хотела бы выпить. Она усмехнулась:

– Сhateau d’Yquem.

Майкл опешил. Не потому, что она назвала одно из самых дорогих вин, а оттого как она произнесла это «Сhateau d’Yquem», совсем как его маман, на чистом французском.

– Parlez-vous francais? – спросил Майкл, впервые глянув на нее, – и встретил ее слегка удивленный взгляд.

– Уго сказал: ты американец, – по-французски же ответила она.

– Американец.

– А говоришь как француз.

– Ты тоже, – впервые улыбнулся Майкл.

– Я в Британи родилась, в Сен-Мало. Там порт. А ты в Париже? Выговор парижский.

– Мать парижанка, я родился Нью-Йорке. – Майкл прикурил от сигареты другую и встал. – Сhateau d’Yquem? En 1762, okay?

Она вскинула на него лукавые глаза и взмахнула густо накрашенными ресницами. «Хулиганка!» – про себя улыбнулся он и направвился к стойке. – А глаза чýдные. Стрижка «Утиный зад», самая модная, смыть штукатурку – не больше двадцати. Это она сперва показалась старой. – Он заказал виски и фужер бордоского. Бармен оценил выбор.

– Понравилась девочка? – удовлетворенно сказал он.

Майкл отнес выпивку и снова прикурил от сигареты.

– Как Шато-Икем? – спросил Майкл.

– Бордо, – засмеялась она.

– О, ты разбираешься в винах как истая француженка! И какое Бордо?

Она снова засмеялась:

– У него только одно. – И с кривой усмешкой добавила: – Я думаю, я немка.

Фраза прозвучала странно, но Майкл не стал уточнять, а спросил:

– А откуда ты знаешь Шато-Икем? Пробовала?

Она улыбнулась:

– Читала. А ты?

– Любимое вино моей маман. Отец ее был богатый челове и иногда ее баловал.

– Как меня Уго. – кивнула она на бармена.

– Твой отец? – изумился Майкл.

Она коротко засмеялась.

– Мой хозяин. Он ко мне хорошо относится и иногда угощает Бордо. Больше-то меня никто Бордо не угощал, ты первый.

– Я рад, – смутился Майкл, собираясь прикурить новую сигарету.

– Уже четвертая, – заметила она и встала с недопитым фужером. – Пойдем?

– Допей, я еще возьму! Давай поговорим.

– Твой друг заплатил за полчаса, знаешь? – Она поглядела на часики.

Майкла резанула ее деловитость, напомнившая, что она не на свидании, а на работе.

– Пошли! – Она протянула Майклу руку.

Рука была узкая и теплая. Она провела Майкла за портьеру, за которой открылся коридорчик с несколькими дверьми. Она толкнула одну, и они вошли.

Майкл был не в том состоянии, чтобы разглядывать клетушку, куда ввела его Линда, назвав это «кабинетом». Потом он мог вспомнить лишь заваленную множествой подушек постель и аляповатую картину с парящими ангелами – на месте окна. Очевидно, там была еще тумбочка или что-то вроде, на что Линда поставида фужер, и повернулась к нему:

– Ну, что ты хочешь?

– Я… Э-э… – Майкл стушевался. – Можно я тебя поцелую? – краснея спросил он.

– Что? – Она прыснула, но тут же подумала, что не поняла его. – Ах ты, шалунишка, любишь это? Окей. – Она присела на край кровати, легла на спину, согнув ноги в коленях, и, раздвинув их, подняла подол своей широкой лимонного цвета юбки. Майкл стоял чуть сбоку и видел лишь ее оголившееся бедро, оттененное темным краем чулка. Трусиков на ней не было. На миг у него даже в голове помутилось.

– Ну, целуй же! – сказала она нетерпеливо и слегка раздраженно.

Он подступил к ней и, опершись на руки, наклонился к ее лицу. Она оттолкнула его, резко села и, опустив юбку, сверкнула глазами:

– Ты что делаешь?

– Ты сказала – целуй…

– Ну не сюда же! – Она закрыла ладонью рот и помотала головой.

– Почему? – простодушно удивился он.

– Потому! – отрезала она.

Майкл стоял подле нее, решительно не зная, что делать. Она посмотрела на часики:

– Ну, если ты ничего не хочешь, мы еще успеем выкурить по сигарете.

– Я все хочу! – выпалил Майкл.

– На «все» уже нет времени.

– Я доплачу.

– И на сколько ты хочешь меня взять?

Теперь на часы посмотрел он:

– Еще на час.

Она неспешно допила вино и протянула ему фужер.

– Окей. Тогда принеси мне еще вина.

Майклу показалось, что она согласилась без особой охоты. Он обозлился, и это придало ему смелости.

– Только… – Он твердо посмотрел ей в глаза. – Не могла бы ты… – И провел рукой вокруг своего лица, как бы умывая.

– Что?

– Смой.

– Что?

– Краску.

– Что-о-о?! Я что, по-твоему, каждый час должна краситься? Возьми меня на ночь и делай со мной что хочешь.

– И в губы целовать?

Она нахмурилась и покачала головой.

– В губы я буду целоваться с мужем.

– Ты замужем?

Она посмотрела на него как на идиота и прыснула:

– Ты какой-то странный.

– Это плохо?

– А у тебя денег хватит?

Он извлек из-под фланелевки пачку, показал:

– Хватит? – И повернулся к двери.

– Ты куда?

– Заплачу.

– Постой! Если на ночь, нам нет смысла тут оставаться. В отеле намного дешевле. – Линда встала. – Я только скажу Уго и надену что-нибудь теплое.

– А как мне предупредить друга?

Они вышли в коридор, и Линда окликнула Монсеррат. «Si!» – послышалось из какой-то комнаты, дверь приоткрылась, и Монсеррат высунула голову.

– Ему надо поговорить с другом, – сказала ей Линда.

Дверь затворилась, и через секунду Монсеррат вышла, в том же газовом платье-пеньюаре, под которым ничего не было. Глаза Майкла непроизвольно скользнули по ней. В ту же секунду он почувствовал на себе взгляд Линды и смутился. Она улыбнулась:

– Ты не передумал?

– Что? – не понял Майкл.

– Взять меня?

– Конечно нет! – возмутился он.

– Тогда иди поговори, а я пока переоденусь.

Он вошел в такую же клетушку, только вместо картины с ангелами в на месте окна было окно. Тони возлежал голый, но при виде Майкла застеснялся и натянул простыню.

– Все, отстрелялся? – спросил Тони. – Сколько?

– Чего?

– Пистонов.

Майкл снисходительно улыбнулся:

– В постели я занимаюсь любовью, а не арифметикой.

– А я всегда считаю. Потерял форму, не потерял. Ну, как твоя?

Вместо ответа Майкл выставил два больших пальца.

– Моя тоже ништяк. Спасибо тебе огромное.

– На здоровье.

Тони посмотрел на часы:

– Ну что, щас последний поставлю – и отваливаем? Еще успеем пожрать.

– Это без меня, я ухожу.

– Как? Не подождешь меня?!

– Мы идем в отель. С ней.

Тони вытаращился. И захихикал. Майкл махнул ему рукой, собираясь выйти.

– Ты что, сдурел?

– До завтра.

– Постой! Соображаешь? Знаешь, что тебе будет?!..

– Что, – усмехнулся Майкл, – повесят на рее? Засунут в мешок и за борт?

– Арестуют будут судить. Слышал, что про этого Дона говорят? Отматают на всю катушку. Тем более завтра тринадцатое.

Под «Доном» имелся в виду вице-адмирал Гарри Доналд Фелт, который только вчера принял командование кораблем и одновременно 6-м Флотом, сменив на этих постах вице-адмирала Ральфа Офсти. «Дон» – была кличка нового командира, долетевшая до «Newport News» раньше, чем он сам.

– Плевать, – бросил Майкл.

– Месяц губы! А то в тюрягу в базе. Ради кого? Фак!

Майкл снова прощально махнул. Тони вскочил с постели и схватил его за руку.

– Не дури! Я одеваюсь. Вместе идем.

– Куда-а? – усмехнулся Майкл. – С нами в отель?

– На «коробку» – куда!

– Ты настоящий друг, Тони, – сказал Майкл, разжимая его пальцы. – Я ценю это. Только не мешай мне.

– А что я скажу? Знают – я с тобой.

– Скажешь… Скажи – потерялись. Ну… – Майкл протянул руку.

– Может, передумаешь? – задерживая его руку, попросил Тони. – Сколько еще портов, сколько цыпочек! Я мигом оденусь. А?

Майкл высвободил руку.

– Ну ты, Ивлев, загульный! – сказал Тони не то с осуждением, не то с восхищением.

– Русский.

– Кто, ты? Да иди ты. А что ты здесь делаешь, русский?

– То же, что и ты.

– Нет, в Америке?

– Я сказал «русский», а не «совдеповский».

– Чего?

– Ну не советский, не из Советского Союза.

– А-а. А…

В дверь постучали, и заглянула Монсеррат. Майкл жестом показал, чтоб она вошла.

– Линда… – обратилась она к Майклу и, не зная, как сказать по-английски, сказала по-испански Тони, а тот перевел:

– Твоя тебя ждет на улице.

– Ну, хорошего пистона! – пожелал Майкл.

– Я б обошелся, – пробурчал Тони, искренне расстроенный. – Я к тебе привык, Ивлев.

– Я к тебе тоже, – улыбнулся Майкл.

Выйдя из кафе, с бутылкой шампанского под мышкой, Майкл увидал только какую-то девушку. Он глянул в один конец улочки, в другой – Линды не было, и хотел вернуться внутрь, когда девушка окликнула его по-французски:

– Эй, не узнаешь? Это я, Линда.

Он поверил, что это она, признав ее широкую лимонного цвета юбку. Линда была в том же платье, перехваченном широким поясом, в приталенном жакете, в широкополой шляпе с лентами и выглядела стильно. Майкл подошел и изумился еще больше:

– Ouh là là!

Она улыбнулась:

– И как я без косметики?..

– Ты… – захлебнулся он от восхищения. – Влюбиться можно!

Она отмахнулась и взяла его под руку:

– Идем, отель тут рядом.

– Правда можно влюбиться, – с горячностью заверил он. – Ты…

Она оборвала:

– В проституток не влюбляются. Их используют и бросаю. Вместе с шапо.

– Неправда! А Арман и Маргарита в «Даме с камелиями»?..

– Книжка? Ну, в книжке…

– Роман Дюма! Не читала? Дюма написал про своею возлюбленную, Мари Дюплесси. Знаменитая история! Композитор Верди сочинил по ней оперу, Шопен балет, а фильмов, спект…

В эту минуту Линду окликнули. Несколько девиц отирались у двери без вывески и, судя по ухмылкам, стали отпускать скабрезности. Линда не сбавляя шага отмахнулась.

– Что они?.. – полюбопытствовал Майкл.

– Какого морячка себе подцепила, – с довольным смешком сказала она и прижалась бедром к его бедру.

Млея от упругого тепла ее ноги, Майкл старался приноровить свой шаг и не потерять это блаженное состояние. Несмотря на каблуки, Линда ступала размашисто и твердо.

– Отель вот, – кивнула она на невзрачного вида здание, возле которого ошивались сомнительного вида личности, и, в ответ на его невольную гримасу, предложила: – Лучше дойти до Пласа Реаль, там ненамного дороже, зато…

При мысли провести первую в жизни ночь с женщиной в этом притоне, Майкл было внутренне содрогнулся и теперь с облегчением пошутил, что с ней он готов взобраться даже на Монжуик и выпить шампанское на самой вершине.

– Зачем ты его купил? – не то с упреком, не то с досадой сказала Линда.

– Не любишь шампанское? – не поверил он.

– Обожаю. Мы бы по дороге купили, у Уго в три раза дороже.

Майкл улыбнулся:

– Презент американскому военному моряку.

– Правда? – засмеялась она. – Ты ему понравился. Держу пари, твоему другу он не подарит.

За разговором он не заметил, как Линда вывела его к Рамбла. На бульваре было светло, людно. Играла музыка. Они перебежали проезжую часть, и Майкл свернул на бульвар.

– Ты куда – нам туда!

– Идем, – сказал он и подвел ее к цветочным лоткам. – Какие ты любишь?

Ему показалось, что она покраснела.

– Даже не знаю, – сказала она. – Глаза разбегаются. Выбери сам.

Майкл долго выбирал, выбрал розы, остановившись на перломутровых, с прозрачно-желтыми лепестками в середине цветка. Цветочница взглядом оценила выбор.

– Нравится? – спросил он у Линды.

Она привстала на носки и, обхватив его за шею, чмокнула в щеку. Майкл заплатил и вручил ей букет. Линда погрузила в него носик, втянула аромат и, прижав цветы к груди, блестящими глазами посмотрела на Майкла.

– Мне сроду не дарили цветов!

– И на день рождения?!

– Я даже не знаю, когда я родилась.

Майкл потряс головой и повел ее дальше, беря за талию – талия была тонкая и гибкая.

– Ну, все когда-то бывает в первый раз. – философски проговорил он.

– Ты всем женщинам цветы даришь?

– Маман. И сестре, когда прилетает в Лос-Анджелес.

– А другим женщинам?..

Майкл улыбнулся:

– Тебе первой.

Линда засмеялась, приняв это за шутку.

– Честно!

– Врун. А почему мне?

Секунду Майкл колебался и сказал, словно бросаясь с моста:

– Ты у меня первая. Будешь.

Она хохотнула.

– Правда первая! – заверил он.

Она приостановилась и недоверчиво посмотрела:

– Ты еще ни с кем, не врешь?

Майкл помотал головой. Она засмеялась, кажется слегка смутившись.

– Тебя это смущает?

– Еще бы! – снова засмеялась она. – Ты у меня тоже первый будешь. Такой.

Майкл тоже засмеялся, и они пошли дальше. Внимание его привлекло старинное здание. Над входом: «HOTEL ORIENTE», а выше – большое арочное окно. «Чуть не XVII век! – подумал он и спросил: – Может, туда?»

– В «Husa Oriente»? – Она помялась. – Я там никогда не была.

– Вот и отлично!

– Там намного дороже.

– Слушай! Я хочу запомнить этот день. Эту ночь! Поняла?

Линда кивнула, но что-то ее определенно напрягало. Что именно – Майкл догадался, когда они подошли к массивным дубовым дверям гостиницы, и он, взявшись за ручку, обернулся. Линда остановилась в нескольких шагах и выглядела оробевшей. Майкл кивком ободрил ее, и они вошли. И опять она остановилась недоходя до фронтдеска.

Поздоровавшись на английском, Майкл положил на стойку двадцать долларов, пришлепнул банкноту ладонью и придвинул к портье. Двадцатка тут же исчезла, а на лице портье расплылась угодливая улыбка. Майкл назвался месье и мадам Дюбуа, сказал, что они в свадебном путешествии, утром рано уезжают и хотели бы хорошо провести ночь. Глаза портье скользнули по его форме, но вопросов не последовало. Оплачивая, Майкл поинтересовался зданием. Постройка действительно была XVII века. Получив ключ на деревянной груше, Майкл хотел отойти, но порье окликнул:

– Сеньор… – улыбался он, – у вас прелестная жена!

Линда ждала натянутая как струнка, прижимая к груди розы.

– Все в порядке? – с тревогой спросила она. – О чем вы так долго?..

– А что могло быть не в порядке? – И он поболтал ключом.

– Ну… – Она помялась. – Боялась, меня сюда не пустят.

– Это почему?

– Сам знаешь почему.

– Как это могут не пустить жену?

– Ты сказал – я жена? И он поверил? Все знают, к нам зашел ваш корабль.

– Я сказал, у нас свадебный вояж, а он – что у меня прелестная жена. Чем мы не молодожены? Ты у меня первая, я у тебя первый такой… – Майкл взял ее за плечи и повел к широкой, веером уходящей наверх лестнице, огражденной старинными чугунными перилами, с начищенными до блеска медными поручнями. – У нас на втором. Раньше здесь был женский монастырь. Интересно, какую келью он нам дал.

Линда хихикнула и, с каким-то пиететом, стараясь не стучать каблуками, стала подниматься по мраморным ступеням. Они прошли по ковровой дорожке коридора и остановились перед номером. Майкл отдал ей подержать шампанское, отпер дверь, подхватил Линду на руки и внес в комнату.

– Как невесту! – смеясь сказала она.

Майкл опустил ее на постель и пошел зажечь свет. Пока он искал выключатель, Линда уже зажгла лампу на тумбочке. Они огляделись. «Келья» оказалась довольно просторной и уж никак не монашеской.

– Очаровательно! – в восторге воскликнула Линда.

Номер был решен в бордовых тонах. На двуспальной кровати бордовое покрывало; бордовые шторы; два креслица с бордовой же обивкой и такая же банкетка. На овальном столике старенький «Филипс», кувшин и стаканы. В кувшин она поставить розы.

– Шам-па-анское! – провозгласил Майкл.

Пока они шли, шампанское взболталось, и как Майкл ни старался, их обдало пеной. Линда взвизгнула, и оба рассмеялись. Майкл наполнил стаканы.

– Ну… – Он собирался произнести тост, но Линда опередила:

– За первую брачная ночь в женском монастыре!

– С монашкой, – выскочило у него, и он тут же с опаской посмотрел – нет, она не обиделась. – За это после. За твои первые цветы!

Она глянула на розы, на него и порывисто чмокнула. Они чокнулись и выпили.

– Ну, что дальше? – сказала она, глядя смеющимися глазами.

Майкл слегка стушевался.

– Ммм… – Взгляд его упал на приемник. – Давай потанцуем?

– Давай, только я плохо…

– Уж этому я тебя научу! – даже обрадовался Майкл и включил «Филипс».

Приветливо зажегся зеленый глазок индикатора, и из приемника послышалась речь: диктор что-то вещал по-каталонски. Майкл поползал по диапазонам. Кажется, весь эфир был забит одним буйным рок-н-роллом. И наконец Пресли:

Майкл целомудренно взял Линду за талию и, насколько позволяло пространство номера, повел. Трепетная талия послушно подчинялась малейшему нажиму его руки. Майкл наклонился к ее уху и к голосу Элвиса присоединил свой:

Ему показалось, что Линда слегка подрагивает, как это случалось с некоторыми девочками, когда он танцевал. Песня закончилась.